Лучший подарок солнца

– Круто! – от восхищения Дюша чуть не слетел с турника. – Лучше бы она сама его к ней не имела.

– Так я и сказала.

– И как?

– Дословно.

– Даш, не тупи. Реакция как?

– Как обычно. Мать в школу. Мелочи, всё равно не пойдёт.

– Это понятно, и было бы мелочью, если бы на этом закончилось, – Дюша спрыгнул на землю, отобрал у меня баночку кока-колы. – Дашка, два месяца до экзаменов, она тебя завалит стопудово. Из-за чего в этот раз сцепились?

– Сочинение. «Судьбы женщин в мировой литературе». Все нормальные писали по Толстому, Тургеневу и Некрасову, самые умные – по Шекспиру и Гюго.

– Ясно. А ты по Дюма.

– И Грину, и Каверину. Хотела ещё по Мопассану, но не успела.

– Хоть что-то радует. Твоё счастье, что времени не хватило, за «Милого друга» Гризли бы тебя на месте загрызла.

– Дюш, мне бы хватило, только у меня мысли не туда свернули. Такое что-то подумалось… Вот смотри, двое встретились, влюбились, а потом раз и всё. Как это?

– И эти свои мысли ты…

– Ну да. Я поэтому сразу не показала, они в тетрадке остались, а тетрадка у неё. Гризли не видела, они на последней странице, а то напомнила бы про «неуместные потуги на творческой ниве», – цитата была дословной, полученной после вставки в одно из сочинений моего четверостишья. – Дюш, у неё мозги где-то в дореволюционных временах застряли.

– Бери дальше, в районе средневековья. Пойдём на дерево, покажешь, что наваяла.

На самом деле, к моим поэтическим заскокам Дюша относился вполне серьёзно, хотя и довольно критически, чего я немного побаивалась и каждый раз волновалась, показывая свои творения. Но его критика никогда не была беспочвенной, я обижалась, успокаивалась, обдумывала и соглашалась.

Наше дерево ещё не оделось листвой, только выпустило первые клейкие листочки, и шатёр получался ажурным, ничего не скрывающим, но люди здесь ходили редко и нам никто не мешал. Я читала, Луч бродил по плечу, Дюша слушал.

Почему так случается:

Двое где-то встречаются

Один раз, а потом вновь и вновь,

И совсем ниоткуда

Возникает вдруг чудо,

И зовут это чудо Любовь?

Почему так случается:

С неба звёзды срываются,

И наполнен весь мир светом их,

И поймёшь ты однажды,

Улыбнёшься и скажешь,

Что весь мир лишь для вас, для двоих?

Почему так случается:

Краски вдруг размываются,

Над рекою клубится туман,

И всё стало ненужным,

Обычным и скучным,

И в словах, и в глазах лишь обман?

Почему так случается:

Плохо всё получается,

Всё не то, все не те, всё не так,

И не сбылось пророчество,

И опять одиночество –

Злейший друг твой и лучший враг?

Почему так случается:

Ничего не меняется,

То же солнце и та же звезда,

Только двое расстались,

Навсегда попрощались,

Навсегда, навсегда, навсегда?

– Рассказывай.

– Что рассказывать?

– Луновая, ёжика не отыгрывай. С чего тебя накрыло?

Если Дюша перешёл на фамилию лучше признаваться во всём содеянном и не содеянном тоже. Номер с отмазкой, что всё это чистая теория, построенная на книжных историях и не имеющая ко мне отношения, не прокатит.

– Сама не знаю, настроение не очень было, заснуть не могла, напридумывалось всякого, а оно потом приснилось. И сон такой… реальный, и не забывается. Как будто мы с ним встретились, ну и дальше, как в стихах. У меня строчки с утра в голове крутились, а пока над сочинением думала, ещё трагики добавила, и они сложились. Уже прошло, Дюш, правда. Критиковать будешь?

– Буду, потом. В твоём «уже прошло» правды столько же, сколько ума в Гризли. Успокоишься, тогда поговорим.

– Ладно, давай так, – спорить я не стала, настроение после сна, действительно, так и не пришло в норму, сменила тему. – Дюш, может мне в «пед» пойти, если на журналистику не поступлю? Будет в школе хоть один продвинутый препод. Педагогический там есть, я узнавала, и с твоим почти близко, вроде бы. Дюш, ты же переведёшься?

Перевестись в институт, расположенный в городе Принца, Дюша обещал давно, ещё с первых наших разговоров о моём поступлении, но я всё равно об этом спрашивала, не могла представить, что его не будет рядом, и облегчённо выдыхала, услышав положительный ответ. И сейчас выдохнула. И снова вдохнула.

– Дюш… Дю-у-уш…

– В ло-о-об, – растягивания имени он по-прежнему не терпел, а у меня оно иногда непроизвольно получалось, от какого-нибудь потрясения.

– Потом. Дюш, Луч говорит…

То, что говорил Луч, требовалось опробовать немедленно. Вот просто ни секундочки не откладывая! Нет, всё-таки, чуточку отложив.

– Я сейчас, я быстро!

С зеркальцем я давно не расставалась и так же давно Дюша спокойно наблюдал за моими «свиданиями» с Принцем, терпеливо ждал, пока насмотрюсь и вернусь в его общество, точно зная, что «быстро» – понятие очень растяжимое.

Принц не менялся. Для меня это было нормально и правильно, ведь годы не властны над сказочным Принцем. Сегодня окошко показало, как он выходит из мерцающего воздуха, осматривается и неспешно идёт по широкой дороге к далёкому горизонту. Окошко закрылось, когда одинокая фигура стала едва различима.

Я спрятала зеркальце и громко объявила то, что перед этим мысленно рассказала Принцу, только другими словами:

– Трубите, фанфары! Гремите, литавры! Дюш, хоть похлопай, я сейчас доброй волшебницей становится начну. Луч, что дальше? Сама? Да ладно?!! Нет, правда, сама? А как? Лу-у-уч! Ай, Луч!

Видеть и не видеть разноцветные нити по собственному желанию я научилась примерно за месяц после первого раза, всё остальное мне категорически запретили, попытка нарушения запрета каралась ожогом и длиннющей нотацией. Теперь запрет был снят. Потому что время пришло. Всё, на этом объяснения исчерпывались, феникс был уверен, что знакомство с магией дело личное и простое. Мне бы его уверенность!

Ну, если Луч так считает… Я сконцентрировала взгляд на полураскрывшемся листочке, весь остальной мир поплыл, стал немного смазанным, нечётким, на мгновение закрыла глаза, чтобы открыв, встретиться с ним уже совсем другим. Настолько другим, что сама себе не поверила. Нити были привычны, на них я смотрела часто, но никогда ещё не видела таких красок. Нет, видела. В сказке. Таким ярким всё было рядом с Принцем. Даже оглянулась, а вдруг он рядом? Конечно же, никого не увидела. Но это не страшно, совсем скоро я уеду к нему и… А пока… Знать бы, как это всё делается!

Судя по тому, что донёс до меня Луч, следовало прислушаться к себе. Что-то типа «интуиция подскажет». Моя интуиция, видимо, была порядочной заучкой и противницей подсказок, даже не шептала ничего. Ну и пусть! Ну и подумаешь! Сама разберусь, логикой.

Я осторожно погладила тот листик, что помогал переключить зрение, ещё не касаясь тоненькой ниточки силы, залёгшей в его серединке. Нежная зелень листочка отозвалась тихим пением. Я замерла, боясь пошевелиться, чтобы не спугнуть маленькое чудо. Это я его сделала? У меня получилось? Из феерии собственного восторга в суровую… если честно, совсем не суровую, а очень красивую реальность, вернул Луч. Ни малейшей моей заслуги в этом не было, я всего лишь смогла услышать. Потому что время пришло. Ага. Вот так и всё. То же самое исчерпывающее объяснение.

Ладно, попробуем ещё. Тронула тонкую веточку, ещё несколько листьев, ветку, на которой мы сидели, ствол. Спрыгнула на землю, пробежалась, дотрагиваясь до всего, что видела. До молодой травы, до редких апрельских первоцветов, до берёзки и ясеня. Всё отзывалось и пело на разные голоса, в унисон выводило таинственную мелодию, даже замшелый камень гудел охрипшим басом.

Дюша за моей беготнёй наблюдал с улыбкой и ничего не спрашивал. Правильно. Зачем что-то спрашивать, если сама расскажу?

– Дюш, они поют! Они все поют… Оно всё поёт… Как правильно? А, не важно! Это так здорово! Ты не слышишь? Ой, если не слышишь, я не знаю, как объяснить… Оно всё вот так…

– Дашка, тормози! Давай, петь ты не будешь.

В этом он был совершенно прав, с моим слухом петь точно не стоило, поэтому я не обиделась.

– Не буду, пусть они поют, а я сейчас сама что-нибудь ка-а-ак сделаю! – сделать мне в голову пришло самое элементарное: потянуть за одну из нитей, например, вот эту, голубую с крупными синими вкраплениями. Потянула. Ничего не произошло. – А если я их две вместе сплету, должно же что-то получиться? Волшебница я или не волшебница? Нет, волшебница – это как-то совсем по-детски, а колдунья – мне не нравится, – рассуждения над самоназванием не отвлекали от основной задачи, я продолжала скручивать две нити в одну. – Ведьма? Тоже как-то не очень. Дюш, а маг женского рода как будет? Магичка или магиня? Или магистра? Мне такое нигде не попадалось.

– Так и будет: маг женского рода, но ты можешь быть магнолией.

– Кем?!! Дюш, это что сейчас было? Это в смысле, что я маг ноль?

Вот теперь я обиделась, и от обиды нечаянно дёрнула сплетаемые нити и ещё несколько близких к ним. Ладони куснули сотни мелких холодных иголочек, а на нас обрушился водопад, небольшой, размером с ведро. У меня срочно потерялся дар речи, у Дюши сохранилась трезвость ума.

– Не магнолия. Как насчёт чародейки? Катит? – по-моему, мне сейчас всё, что угодно, катило, но и вариант названия противоречия не вызывал сам по себе, я согласно кивнула. А потом кивнула много раз, отвечая на предостережение: – Сушить нас не догадайся, меня в негры не тянет. Погнали домой, пока не простыла.

И тут я испугалась. Луч – огненный! Против обычных водных процедур феникс не возражал, но заранее прятался, а это всё случилось так неожиданно, когда он на плече сидел… От волнения разом навалилась такая слабость, что ноги стали ватными, Дюша успел поддержать, чтобы не свалилась, но я это едва заметила.

– Луч! Луч, ты где? Луч, отзовись! Лучик, маленький мой… Ай! Луч, больно же! Ой, жгись, пожалуйста, сколько хочешь, только не девайся никуда! Ладно? Ты обиделся? Нет? Правда-правда? Луч…

Мы максимально выжали промокшую одежду. Мы – это Дюша, я стояла, прислонившись к дереву и только подавала ему всё, требующее избавления от лишней влаги.

– Ты оделась? Уходим?

– Да, поворачивайся. Только давай немного отдохнём. Честно, одну минутку – и пойдём. Как-то мне не очень хорошо.

– Не очень хорошо или очень нехорошо? Даш, с упором в логику, ты сейчас точно магнолия. Всю свою силу растратила на этот душ.

– Думаешь? Её так мало было?

– Может, и много, мы же не знаем, куда и сколько ты её вложила. Запомнила хоть, как оно получается?

– Не-а, чтобы запомнить, понять надо, а я ничего не… Дюш! Помнишь, Луч говорил, что можно силу взаймы попросить? Давай, я сейчас попрошу, а потом верну? Это же уже, наверное, получится? Моя как-то опять накопится, я всё отдам, а своё заберу. Луч, можно?

Вообще-то, на положительный ответ я почти не рассчитывала, на всякий случай попробовала, но, видимо, мне это, действительно, было нужно, раз феникс не возмутился и Дюша промолчал. Я немного подумала над тем, с чем мне не жалко расстаться. Например, слёзы. Без них можно прекрасно обойтись. Оставалось сообразить, как уговорить на этот обмен то, что у меня под рукой. Связываться с голубыми в синюю крапинку нитями больше не хотелось, светло-зелёные, лежащие на траве, выглядели привлекательнее, но к ним нужно наклониться, а это в моём состоянии было чревато. Оставались такие же зелёные, но более тёмные, насыщенные, обвивающие ствол дерева. Я выбрала только одну, зацепила её и попросила:

– Поделись со мной, пожалуйста. Обещаю, что отдам всё обратно, как только смогу. А пока можешь забрать слёзы, возьми, сколько нужно.

Легче стало почти мгновенно, и так же мгновенно листва на большой ветви потемнела и скукожилась, а сама ветвь засохла, буквально на глазах.

– Что это? Дюша, что это? Как это? Это из-за меня? Луч, это из-за меня? Я её убила, да? Не молчите, скажите мне, это всё я? – ответ я знала сама, но верить в него не хотела, хотела услышать, что это просто совпадение, мало ли у ветки причин засохнуть… Мало. Одна. Я. – Не хочу так, мне так не нужно! Забери всё обратно! Слышишь, забери всё! – я хватала то одну, то другую нить, упрашивала, уговаривала… – Ну, пожалуйста, забери! Оживи!

– Это не так делается, – мою руку отвела в сторону другая рука. – Если забирала при прямом контакте, возвращать нужно так же. Ищи пустой канал.

Сообразить, что канал – это нить, я как-то сразу сумела, а искала его долго, пока не догадалась, что не то ищу. Да, вот она, обвисшая прозрачная нить, почти невидимая, среди остальных, полных. Я подняла её и снова попросила:

– Забери…

– Остановись. Не так. Повторяй за мной: возвращаю то, что забрала, за мной нет долга.

Я повторила и тут же сползла по стволу на землю, слабость вернулась, зато ветвь снова радовала глаза молодой зеленью. С неё я перевела взгляд на ту, которая мне помогла, запоздало понимая, что рядом уже не только Дюша.

– А… Вы кто?

– Можешь называть меня Ребекка Ивановна.

Не могла. Самое-самое честное слово назвать её вот так, просто по имени-отчеству, я не могла. Только: «Ваше величество». Оно просто вертелось на кончике языка и обещало прорваться, если решусь что-то сказать. Женщина, стоявшая перед нами, была величественна. Объяснить, в чём таилось это величие, я тоже бы не смогла. Во всём. Во взгляде, в осанке, в повороте головы, в движениях рук, даже в улыбке. И ассоциация на ум приходила всего одна – строгая королева. Да, именно так – строгая королева, несмотря на улыбку.

А Луча её строгость ни капли не смущала. Напротив, он всей своей огненной натурой рвался познакомиться поближе: исчезал и появлялся, носился с плеча на плечо, нервничал, и накрыл меня приливом невообразимой радости, перебравшись на подставленную ею руку. Таким я феникса ни разу не видела, даже не представляла, что он способен так ластиться и нежничать. Строгую королеву настырность моего чудо-птица ничуть не раздражала, она его по спинке погладила, почесала подставленное горлышко, провела пальцами по встопорщенному хохолку, и всё это время они неслышно общались, в этом я не сомневалась, и оттого изумлялась ещё больше. И, окончательно изумившись, повторила свой вопрос:

– А вы кто? – едва удержав рвущееся на волю «Ваше величество».

В ответ она сообщила такое, что я совсем оробела, если не сказать больше.

– На ближайшее время – твоя учительница. Дальше – будет видно. Сейчас не пугайтесь, – меня и Дюшу обдало волной горячего воздуха, моментально высушившего одежду. – Всё, – она спокойно устроилась на траве рядом с нами, не утратив при этом своего величия. – Первый урок ты сегодня получила, стоило бы начать с теории, а не практики, но, возможно, так ты его запомнишь лучше. Этот мир крайне беден на любую магию, кроме природной, забирать её просто так нельзя, ты видела, чем это заканчивается.

– Я не знала…

– Теперь знаешь. И растрачивать свою по пустякам тоже нельзя. Ты получила драгоценный подарок, береги его. Ещё одно, отдавая что-либо в обмен на силу, чётко определяй понятие и границы, не просто: «Возьми слёз, сколько хочешь», а «Отдаю слёзы из-за первой двойки». Иначе распрощаешься не только с прошлым, но и с будущим. А то, с чем ты менялась, погибнет, захлебнувшись в излишке эмоций, сами они останавливаться не умеют, будут вытягивать всё дозволенное до последней капли. У этой несчастной ветви ты не только забрала жизненную энергию, но и утопила её в слезах, уже пролитых и ещё непролитых. Понимаешь меня? – я кивнула, и, кажется, действительно, поняла. – Хорошо. Для первого урока достаточно. Сегодня я отвечу на твои вопросы, не на все, на те, которые тебе можно знать ответы, послезавтра начнёшь учиться. И перестань меня бояться, ты звенишь от напряжения.

– Я не боюсь. Просто вы такая… королева… – раз уж первое слово прорвалось, выпустила и второе: – Строгая. Вот.

Она рассмеялась, мягко и звонко. А я поняла, что не могу даже примерно определить, сколько ей лет, сейчас она была совсем молодой и несерьёзной, а минуту назад очень взрослой и мудрой, через минуту вперёд может стать снова другой, словно ей одновременно и тридцать, и пятьдесят, а может, и целая тысяча. Про тысячу подумалось совершенно естественно, ведь она точно волшебница, и, значит, это вполне возможно.

– Не волнуйся, я не всегда строгая. Спрашивай.

Спросить хотелось всё и сразу, а все вопросы как-то разом из головы вылетели. Только один остался, самый важный и главный, но его задать я стеснялась. Зато Луч вернулся, Ребекка Ивановна сама его вернула, стало немного спокойнее. Про Луча я и спросила.

– Расскажите про феникса…ов, пожалуйста.

– Про фениксаов? – она улыбнулась. – Живой огонь, рождённый настоящим солнцем. Всегда неповторимы и прекрасны, но опасны для тех, кто не готов к встрече с ними. В этом мире опасны, практически, для всех.

– Потому что в нём мало магии? – догадалась я.

– Потому что в нём почти не осталось искр древнего пламени, – опровергла мою догадку строгая королева. – На этом всё, остальное тебе знать пока не нужно.

– Совсем-совсем? Даже, есть ли она во мне? – у меня неожиданно проснулась способность рассуждать. – Подождите, я сама. Раз у меня есть Луч, значит, наверное, есть. Правильно? А у Дюши? Он Луча видит и Лучу нравится. Значит, тоже есть. А ещё, есть такие, кто не видит, но как бы чувствует. У них, получается, тоже есть?

Про себя и про Дюшу я, видимо, правильно додумалась, потому что Ребекка Ивановна ответила только на последний вопрос.

– У них не искра, лишь её отблеск, искра от искры. Уже много для этого мира, но очень мало для феникса.

– А тогда… Я ещё спрошу, можно? А их здесь много? В смысле, фениксов много? Ой, нет, понятно же, что много не может быть, значит, совсем мало. Так?

– Сейчас он здесь один.

– Всего один? А… Это Луч? И больше никого? – она молча подтвердила, что так и есть. – Тогда про него спрошу? Вы сказали, что они прекрасны, и я сама видела. Там, в сказке, у Принцессы. Вот. И он был как раз такой… прекрасный. А у меня Луч самый-самый лучший, только он совсем не похож на её чудо-птица. Почему так? Это из-за меня? Потому что я не принцесса и не красавица?

Это было совершеннейшей правдой, и про меня, и про Луча. Он прилично вырос, но от размеров того феникса был так же прилично далёк. И от его прекрасности не ближе. Луч по-прежнему выглядел забавным хронически взъерошенным птенцом.

– Нет, девочка, не из-за этого. Всё произошло слишком рано, ты была ещё очень маленькой, получив его. С одной стороны, это хорошо, детская любовь самая чистая и сильная, но в этом и её проблема, она не под силу ребёнку.

– А теперь, когда я выросла, Луч тоже вырастет? И полетит? И споёт? А фениксы поют? У них есть голос? Не так, чтобы просто знаешь, что он хочет передать, а чтобы его услышать?

– Полетит твой Луч уже скоро. И я очень надеюсь, что его песню мы никогда не услышим.

– Почему? Они некрасиво поют? Разве такое может быть?

– Они поют очень красиво, но лишь один раз в жизни. Всё, Даша, об этом мы тоже больше не говорим.

С кем угодно другим я бы поспорила или даже поныла, но выпросила ответ, Ребекке Ивановне беспрекословно подчинилась.

– А о Принцессе можно? Почему они расстались? Почему улетел её чудо-птиц? Про это можно?

– Можно. Он не мог остаться с ней, на то были причины, и хотел её защитить.

– От теней? Я их видела. Ой, извините, пожалуйста, что перебила.

– Извиняю. Да, ты правильно поняла. Поэтому он отправил феникса домой. Останься он у Хранящей, они бы не отстали. И от тебя не отстанут, поэтому я здесь. Ещё год я смогу закрывать тебя от пустоты, потом придётся справляться самой.

– Подождите… Они здесь тоже есть? Но я их не вижу, только один раз показалось… Мне не показалось? Это была тень? И… Я их не вижу, потому что вы меня закрывали? Это как? Кто они, вообще? А Хранящая – это та, у кого феникс?

– Об этом мы ещё поговорим позже, про Хранящую расскажу и научу всему, чему ты сможешь научиться. Ещё один твой вопрос и на сегодня достаточно.

Я опять постеснялась спросить о самом главном, о Принце, и спросила про другое:

– Луч сказал… ну, как он это делает, что у меня магия проснулась, ещё давно, когда первый раз нити увидела, а сегодня снова так же, что это потому, что время пришло. Какое время?

– Время этого времени. Даша, когда ты поняла, что твоя сказка живёт в этом мире, ты ничего странного не заметила?

Заметила. Не сразу. Когда ума хватило сопоставить все различия в одежде и технике, вспомнить ремарку родственников о давней популярности клипа и посмотреть документалку о современном городе Принца. Только верить в то, что всё, мной виденное, происходит не тогда, когда вижу, очень не хотелось. И я упрямо верила, что, приехав туда, непременно смогу его найти. Ребекка Ивановна верно истолковала моё молчание.

– Сейчас ваше время совпадает, а уезжать тебе никуда не нужно, там его давно нет. Послезавтра жду тебя по этому адресу.

Она назвала улицу и номер дома, легко поднялась на ноги, отошла на несколько шагов и скрылась в замерцавшем воздухе, как это делал Принц. Я ещё немного посидела молча, пытаясь привести сумбурные мысли к хотя бы относительному порядку, не справилась, привлекла к этому делу Дюшу, но и вдвоём мы смогли прийти лишь к одному гениальному умозаключению:

– Она обо мне ничего не спрашивала… И о них, о Принце и Принцессе…

– Но всё знала.