383: Pulsar. Ты – моя последняя история
- -
- 100%
- +
На несколько секунд наступила тишина, в которой шум дождя становился почти музыкой.
– Но всё же ты помог мне, – сказала я тихо, словно напоминая ему, что добро внутри него ещё не умерло.
Он вздохнул и чуть опустил голову.
– Может, потому что в тебе тоже что-то настоящее. Ты не боишься быть сломанной. Я уважаю это. А может… – он замолчал, потом повернул голову ко мне и посмотрел прямо в глаза.
– А может, я просто устал быть чудовищем.
Эти слова будто пронзили воздух между нами. Я почувствовала, как в груди сжалось что-то тёплое и опасное одновременно.
Я потянулась к его руке, не зная, зачем, – просто чтобы убедиться, что он реальный. Он не отдёрнул её. Его ладонь была тёплой и тяжёлой.
– Знаешь, – сказала я, глядя на него, – если ты правда устал быть чудовищем, это уже шаг. Даже буря может утихнуть, если кто-то научится не бояться её.
Он смотрел на меня долго. И впервые за всё время – не как на вещь, не как на разменную монету, а как на человека.
Посидев так ещё немного, Михаэль поднял меня на руки и унёс в дом, словно я была лёгкой пушинкой. Его жесты были не просто нежными, а словно тщательно продуманными, будто каждая его прикосновение – это шаг в какую-то непрочитанную книгу, в которой я пока не знаю своего места.
Он аккуратно положил меня на диван, накрыл тёплым пледом и отошёл, чтобы не потревожить этот момент уязвимости. Но его действия были точными, словно он знал, как нужно обращаться с человеком, который перестал чувствовать себя в безопасности. Несколько минут спустя он вернулся с горячим чаем – единственный способ, который он знал, чтобы вернуть меня в этот мир.
– Вот, выпей это, – сказал он, протягивая мне. – Горячий чай всегда помогает согреться и успокоиться.
Я взяла чашку и вдохнула ароматный пар. Он был тяжёлым, насыщенным, как сама эта странная, неожиданная тишина, которая воцарилась между нами. Чай пах травами, какими-то давними и забытыми, будто каждый глоток – это напоминание о чём-то глубоком и старом. Тепло разливалось по моему телу, но не согревало, а скорее обостряло мои чувства.
– Спасибо, – прошептала я, едва заметно улыбнувшись, но ощущая, как внутри меня начинает расти что-то большее, чем простая благодарность.
Михаэль сел рядом на диван. Он не торопился, и я замечала, как каждый его взгляд, каждая его мысль – кажется, выверена до совершенства.
– Лес и природа могут быть настоящими целителями, – произнёс он, его голос был мягким, но в нём звучала какая-то загадочная глубина, как если бы каждое слово было вынуто из самого сердца природы. – Вдыхание чистого, незагрязнённого воздуха может значительно улучшить состояние здоровья.
Я слушала его, наслаждаясь теплом и уютом, который он создавал. Но в его словах всё равно оставалась какая-то отчуждённость, что-то, что не совпадало с тем, что я ощущала. Его любовь к этому месту казалась искренней, но я чувствовала, что за этими словами скрывается что-то еще.
– Ты знаешь, – продолжил он, – я всегда любил это место за его спокойствие и гармонию. Здесь можно по-настоящему почувствовать себя частью природы и забыть о всех проблемах.
Михаэль не был тем, кто просто дарит простое утешение. Он сам был похож на лес, в котором скрыты опасности, но одновременно и силы, что могут исцелить. Дом, окружённый вековыми деревьями, который он называл своим убежищем, был не только местом для отдыха, но и местом с множеством скрытых теней.
Я кивнула, понимая, что он прав. В этом доме было что-то особенное, что-то магическое. Живое.
– Мне нравится, как ты рассказываешь об этом месте, – сказала я, глотая чай, пытаясь заглушить в себе ту тревогу, что всё равно не отпускала меня.
Михаэль улыбнулся, но в его улыбке была не только нежность, но и какая-то тень, какой-то глубокий след чего-то давнего и страшного, что он прятал внутри.
– Я рад, что теперь ты тоже здесь, – его слова эхом отозвались в моём сознании, как если бы они были сказаны не для меня, а для того, кто был раньше.
Я почувствовала, как внутреннее напряжение начинает нарастать. Он не говорил ничего лишнего, но его спокойствие было не таким, как у людей, которые по-настоящему живут в мире с собой.
– А как же пыточная в которой ты держал меня?
В его глазах снова мелькнула странная искра. Я едва сдерживала дрожь, пытаясь не выдать свое волнение.
– О, это место действительно особенное, – сказал он, его улыбка стала хищной, почти неуловимой. – Оно идеальное.
Тогда я поняла: он не шутит. Он не боится этой тёмной части своего мира. Он скорее облекает её в форму какой-то странной правды, которую я ещё не готова понять. Его слова висели в воздухе, тягучие и тяжёлые, как облака перед бурей.
Я почувствовала холодок, пробежавший по спине, несмотря на тепло чая в моих руках.
– И почему же? – спросила я, хотя уже знала ответ, но не могла позволить себе молчать.
Он встал и направился к лестнице, оставляя меня с этим вопросом, который был более риторическим, чем я хотела бы. В его движениях не было спешки. Он просто знал, что может уходить, и знал, что я останусь.
– Потому что здесь ты можешь быть уверена, что никто нам не помешает, – его слова, произнесённые на пороге, прозвучали как приговор. – Оно так далеко от города, что никто не услышит твоих криков, Адель.
С этими словами он поднялся и скрылся за стеной, оставив меня одну, и я осталась сидеть, пытаясь осмыслить его тёмные намёки, их двусмысленность и запутанность. Что он хотел сказать? Как мне с ним быть?
Я допила чай, но он не мог утешить меня. Дождь продолжал стучать, как метафора этого нескончаемого чувства тревоги, с которым я просыпалась и засыпала. Я легла на диван, укутавшись пледом, и закрыла глаза. Но не могла избавиться от мысли, что Михаэль не просто хранит тёмные тайны – я сама стала частью его тайн.
***
Я зашла в палату тихо, без стука. Он не спал.
Улыбнулся, пьяно и беспомощно, словно ребёнок, который ещё не понял, что мир рухнул.
– Знаете… ангелы мне ещё не снились. Вы пойдёте со мной на свидание? Кажется, я безобразно богат…
Карина хихикнула, но я бросила на неё взгляд – острый, как удар ножа. Она тут же съёжилась и перестала смеяться. Я снова посмотрела на Леона – уже с жалостью и тревогой.
– Боюсь, прежде вам стоит поправиться… – начала я осторожно.
– Я вас прокачу, – перебил он. – У меня есть тачка. Прокатимся с ветерком, вам понравится, обещаю…
– Так прокатились уже, Лев Аристархович! – в палату ворвался Павел, хирург, громогласный, будто хотел перекричать всю боль этого места. – Вам бы в коляску сесть, а не за руль автомобиля.
Леон нахмурился, глаза его затуманились.
– Не понял… Какую коляску?..
– Аделина Альбертовна, – язвительно протянул Павел, – почему вы не сказали своему пациенту, что ему теперь с его «покатушками» светит инвалидность?
Я почувствовала, как злость ударила в виски.
– Вы перегибаете палку. Сообщать такие вещи пациенту, пока он ещё не отошёл от наркоза, – это не медицина, а садизм.
– Так это ваша работа, – усмехнулся он. – Работайте, а не флиртуйте.
– Может, вы сами перестанете флиртовать со своими интернами и займётесь, наконец, тем, за что вам платят?
– А тебе, я смотрю, палец в рот не клади, – процедил он. – С таким характером работу ты долго не удержишь.
– Заткнитесь оба! – рявкнул Леон. Его голос был полон боли и отчаяния, и палата будто вздрогнула. – Объясните… что со мной?..
Карина опустила глаза, потом выдохнула:
– Ваш автомобиль перевернулся…
Я сделала шаг к кровати. Слова резали и меня саму, но я обязана была сказать правду:
– Ваши ноги были перебиты. Кости собраны, но шансов на то, что они снова будут работать полноценно, почти нет. У вас повреждён поясничный отдел. Всё, что ниже пояса, парализовано.
Он замер. Смотрел то на меня, то на Павла, и я видела, как в нём рушился мир.
Павел, как палач, добавил:
– И это ещё не всё. Следствие считает, что это не просто авария. На вашу жизнь было совершено покушение.
Карина тихо подтвердила:
– Кто-то хотел убить вас.
Я села рядом и взяла его за руку.
– Мы сделаем всё, чтобы защитить вас. Но и вы должны помочь нам и следствию…
– Это… ошибка, – пробормотал он. – Зачем… кто-то хотел…
Я осторожно коснулась его плеча.
– Боль – это доказательство того, что мы живы…
Он посмотрел на меня – слёзы, гнев, отчаяние.
– Уйдите все! Оставьте меня!
Я попросила остальных выйти. Осталась одна. Леон плакал, его тело содрогалось от рыданий, и я просто держала его за руку. Иногда самое сильное лекарство – это молчание рядом.
Минуты текли густо, как кровь.
Его волосы – пшеничного цвета, почти белые, завивались мягкими, живыми кольцами, как у греческого юноши с фрески. Казалось, они – единственное, что осталось нетронутым.
Лицо – красивое, даже аристократичное – было в ранах, ссадинах, засохшей крови. Синяк на скуле – буро-лиловый, разбитая губа.
Но под всем этим всё равно просвечивалась прирождённая притягательность, от которой у обычных людей замирает сердце. Даже сейчас. Даже в таком виде.
Он увидел мой взгляд и нервно отвёл глаза.
– Можешь не смотреть так, – сухо бросил он. – Я знаю, как выгляжу.
– Я не смотрю с жалостью, – ответила я. – Я просто вижу, кто ты.
– А кто я, по-вашему? – в голосе насмешка, почти злость. – Красивый парень с ломаным телом? Чертова вывеска, на которую все залипали, а теперь отводят глаза?
– Возможно. – Я приблизилась. – Но суть не в том, каким тебя видят. А в том, что ты сделаешь с этим сейчас.
– Я не смогу ходить. Травма позвоночника. Паралич. Всё. Мой фильм закончился. Красавец вышел из кадра.
Я подошла ближе, наклонилась и тихо сказала:
– Может быть. А может, всё это – только первая сцена. А в последней ты встанешь, подойдёшь ко мне… и пригласишь на танец.
Он обернулся. Его взгляд пронзил меня.
– Ты серьёзно? Танец?
– Я не шучу. Я хочу, чтобы ты танцевал. Не ради меня. А ради себя. Чтобы в один вечер, в другой жизни, ты подошёл ко мне и сказал: «Я прошёл ад. И вышел, чтобы почувствовать музыку. Чтобы снова жить.»
Он долго молчал. Его глаза – голубые, как небо над морем, в котором тонет солнце – наполнились чем-то, что он давно не позволял себе. Надеждой. Или хотя бы её отголоском.
– А если я не смогу?
– Тогда я буду сидеть рядом. И всё равно ждать, когда ты пригласишь меня. Потому что ты не сломан, Лев. Ты – стоишь на границе. Или шагнешь в темноту… или научишься танцевать по-новому.
Он смотрел. Молча. А потом – очень медленно – его пальцы сжались в кулак.
Глава 8. Страх за порогом
Я проснулась от холодного пота, несмотря на тёплый плед. Тёмный мрак вокруг казался тяжёлым, словно он давил на грудь. Часы показывали 02:08. В голове стучала одна мысль: я должна выбраться отсюда, пока не стало слишком поздно.
С усилием поднялась с дивана, ощущая, как холод проникал в каждую клеточку тела. Всё внутри сжималось от тревоги. Я должна была действовать быстро. Двери и окна были заперты, как будто дом сам был частью ловушки, в которой я оказалась. Не было времени раздумывать. Надо было найти выход, прежде чем он вернётся.
Осторожно шагнув в коридор, я увидела длинные тени, отбрасываемые тусклым светом. Ветер снаружи завывал, но звуки не проникали в этот дом – всё было тихо, слишком тихо.
Я решила начать с кухни, надеясь найти хоть что-то, что могло бы помочь мне выбраться. Но шкафы были пустыми, ящики забиты ненужными вещами. Не было даже ножей, только какое-то старое кухонное железо, и ни одного следа того, что могло бы мне пригодиться. В глубине одного шкафа я заметила нож для масла, старый и ржавый, но я схватила его, спрятав в одежде. Он был хоть и не идеальным, но лучше, чем ничего.
Следующей целью стал кабинет. Я провела там часы, беззвучно перелистывая страницы старых книг и журналов.
Но внимание привлекла одна фотография, на которой был изображён молодой парень с овчаркой, и что-то в его взгляде напомнило мне моего похитителя. Я начала искать дальше. Здесь, на стенах, были висящие грамоты и дипломы – свидетельства его служебных заслуг, старые вырезки из газет, в том числе статья о резне в маленьком городке на западе региона. За одну ночь, по словам журналистов, было убито 40 человек – среди которых были даже сотрудники полиции и судьи. Эта информация, как нож в сердце, заставила меня дрогнуть. Михаэль был не тем, кем он казался. Он был частью чего-то намного большего и опасного.
Мои поиски привели меня к кладовой. Старыe ящики с инструментами и чертежами, забытые и пыльные. Но среди них я обнаружила карту дома с отмеченными уязвимыми местами – окна и стены, требующие ремонта. Внимательно изучив её, я заметила, что на первом этаже было одно окно, которое можно было открыть изнутри.
Сердце забилось быстрее. Это был мой шанс. Я вернулась в коридор, снова проходя мимо пустых комнат и отчаянно пытаясь заметить каждый звук, каждый шаг. Я направилась в ванную, комнату, которая в этот момент казалась мне ещё одной ловушкой. Внутри всё напоминало старую процедурную или советскую баню – влажность, холод, и запах, который никак не мог исчезнуть. В углу, почти под потолком, я заметила маленькое окно.
Мой план был прост: я должна была открыть это окно, выбраться и скрыться в темноте. Замок был старым, ржавым, но я могла его сломать. Мое сердце колотилось так сильно, что я слышала его, как барабанный бой в ушах. Я взяла нож для масла и принялась ковырять подгнившую раму. Мои руки дрожали, но я не могла позволить себе остановиться. Я надеялась, что звук дождя скроет мои усилия. Потыкав ножом, я услышала скрежет – замок поддался. Я быстро открыла окно, выглянула наружу. До земли было не больше метра. Я могла сделать это.
Спрыгнув, я едва не застряла, но приземлилась на мягкую траву. Свежий ветер обдул меня, и я почти почувствовала, как свобода входит в мои лёгкие. Я не думала. Я рванула вперёд, не оглядываясь.
Но в тот момент я услышала их. Лай. Зловещий, пронизывающий до костей. Это были его собаки. Он знал. Он уже знал, что я ушла. Михаэль отпустил их.
Тревога снова охватила меня, и я ускорила шаг. Бежала, насколько могли мои ноги. Лес передо мной распахивался, но я не могла позволить себе расслабиться. Михаэль был рядом. Я слышала их шаги. Все, что я могла сделать – это надеяться, что смогу оторваться.
Сердце колотилось так, что казалось, оно вот-вот вырвется из груди. Я мчалась через лес, не разбирая дороги, только слыша, как мои шаги, хрустящие по сырым листьями, смешиваются с грохотом собственного дыхания. Ветви хлестали по лицу, но я не могла остановиться.
Плечо пульсировало от боли, но я сжала зубы и двигалась вперёд, не обращая внимания на всё, что пыталось меня замедлить.
Вдруг земля под ногами исчезла, и я потеряла равновесие, покатившись вниз по склону. От боли в теле я чуть не потеряла сознание, но быстро поднялась, пытаясь снова найти твёрдую почву под ногами.
Я слышала, как стальной щелчок раздался прямо в темноте – это был капкан. Он схлопнулся с ужасным металлическим скрежетом, вонзившись мне в ногу.
Я почувствовала, как ржавые зубья вонзились в мою ложыжку. В одно мгновение боль, как огонь, охватила всё тело. Я хотела закричать, но что-то внутри меня сжалось, не позволяя крику вырваться. Я не могла позволить, чтобы мой страх разнесся по лесу. Вместо крика из груди вырвался только глубокий, утробный стон. Слёзы затопили глаза, размывая картину передо мной, но я продолжала пытаться – сквозь слёзы и боль – разжать капкан. Каждое движение приносило новые мучительные волны боли, и я снова и снова пыталась, не в силах сдаться.
Мой взгляд ещё мигал от слёз, но я успела увидеть, как на холме появляется Михаэль. Его силуэт был чётким, его шаги – уверенными. А за его спиной уже двигались собаки, их глаза были полны голодного блеска. Я почувствовала, как они приближаются, как их дыхание становится всё громче.
И вот они, с яростью, набросились на меня. Их зубы вонзились в мою одежду, разрывая ткань, и в секунду я ощутила, как они впиваются в кожу. Ощущение было таким, будто мои крики застряли в горле, и только отчаянные, бессильные руки пытались оттолкнуть их. Боль от укусов смешивалась с тем, как их мощные тела пытались разорвать на части. Я не могла сделать ни одного шага, ни одного движения, чтобы отбиться от этой жуткой армии, которая стремительно разрывала меня на части.
В животе сжалось что-то тягучее от страха, и я услышала, как Михаэль крикнул:
– Назад! – его голос был хриплым, а холодный командующий оттенок заставил меня почувствовать, что он уже полностью контролирует ситуацию. Но одна из собак, игнорируя его команду, продолжала с яростью кусать меня, словно наслаждаясь моментом.
В его руках блеснул ствол ружья. Я услышала треск выстрела, и мои уши на мгновение оглушила тишина, лишь издалека раздались испуганные крики птиц, взлетевших с деревьев.
Туша жилистой собаки рухнула на меня, её тельце скуля и подергиваясь, тяжело затихало. Я слышала её последующие глухие вздохи, когда она пыталась унять свою боль, но не могла. Тёмные глаза её вглядывались в мои с таким выражением, что казалось, она пыталась передать мне что-то важное, как прощание, но не успела. Она продолжала рычать, скаля зубы, и я не могла отвести взгляд, пока она не затихла совсем.
Собака умерла. И я осталась здесь, с ней и с этим лесом, полным мрака и ужаса. Но вместо того, чтобы просто пережить этот момент, я ощущала, как тёплая кровь, смешиваясь с моей собственной, стекала по моим рукам и ногам. Кровь… её кровь, моя кровь – в этот момент они стали одним целым. Я почти не чувствовала боли от капкана, который до сих пор сжимал мою ногу, меня парализовало другое чувство – глубокое отчаяние.
Михаэль появился из тени, его фигура казалась неясной и призрачной, как тёмный силуэт из кошмара. Он не торопился, его шаги были размеренными, а глаза, казалось, горели неестественным огнём. Его лицо оставалось скрытым в полумраке, но я ощущала его взгляд, ледяной и пронизывающий, будто он уже знал, что я буду чувствовать.
– Ну как тебе квест, малышка? – его голос был полон издевки, как если бы он наслаждался каждым мгновением, каждой моей пыткой.
Я поняла – это не было случайностью. Всё, что происходило, было его игрой. Он заранее знал, как я буду действовать, знал мои слабости и реакции. Я была пешкой в его безумной игре.
– Этот лес принадлежит мне, – произнес он с усмешкой разжимая металличскую пасть. – Я же говорил, что бежать бессмысленно.
И вот, его руки поднимали меня с земли, словно я была куклой, лишённой силы. Я пыталась вырваться, но его хватка была неумолимой. Мои силы иссякли, и каждое движение приносило лишь ужасающее отчаяние. Я чувствовала, как его пальцы сжимаются всё сильнее, заставляя меня покориться. В этот момент мне стало всё равно, что происходит с моим телом. Я не могла больше ничего сделать.
Когда он нёс меня обратно в дом, я пыталась вырваться хотя бы на мгновение, но его захват не ослабевал.
Собаки были его глазами и ушами, его невидимыми сторожами, следившими за каждым шагом. Теперь осталась только одна. Она шла рядом, словно тень, охраняя нас, подтверждая его полный контроль над всем, что происходит.
Когда мы вернулись, Михаэль бросил меня на диван, завернув в непромокаемую ткань, как будто я была не живым существом, а безжизненной игрушкой. Моя нога горела от боли, и каждая мышца в теле протестовала против того, чтобы я оставалась в этом состоянии. Он запер меня в маленькой комнате, похожей на кабинет, а я осталась одна, не в силах двигаться, не в силах бороться.
– Мне пришлось убить из-за тебя собаку… ты будешь наказана за это, – его слова пробили меня, как молоток, а в его голосе звучала такая холодная, лишённая человечности угроза, что я едва не поверила, что смерть действительно близка. Он уходил, не оглядываясь, запирая дверь с холодным звуком, который эхом отозвался в моей груди.
Я осталась одна, уставшая, вся в крови, с отчаянием и болью, и вдруг в этот момент я поняла, что не могу оставить всё так. Я не буду ждать, пока он снова накажет меня. Я буду искать способ выбраться, даже если это будет стоить мне жизни. Ты не знаешь с кем связался.
Глава 9. Стекло и кости
Мне было всего шесть лет, когда это случилось. Я стояла в кругу детей, которые смеялись и толкали меня. Их лица были искажены злобой и весельем, и я чувствовала, как их злорадство пробивает мою кожу, как невидимые острые иглы. Я была маленькой и беззащитной, словно ягнёнок, окружённый волками на бойне.
Толчки становились всё сильнее, и я уже едва держалась на ногах, словно дерево, которое вот-вот сломает шторм. Я начинала рычать, как раненый зверёк, бросалась на ребят, царапаясь и кусаясь, отчаянно пытаясь защитить себя, но они только смеялись. Мои руки скользили по их одежде, но не могли остановить их жестокие поступки. Они окружили меня, как хищники, и начали пинать ногами. Мои слёзы смешивались с грязью, а каждый удар казался новым ножом в сердце.
И тогда, среди этого ада, появился он.
Мальчик лет десяти, с решимостью в глазах, начал расталкивать толпу, крича на весь двор:
– А ну перестаньте!
Он встал между мной и детьми, как настоящая стена, с палкой в руках, угрожающе размахивая ею. Его лицо было твёрдым, зловещим, и я увидела в его глазах не просто агрессию, а защиту.
– Макся ты че? Она же зашкварная!!! – сказал кто-то из толпы, но мальчик не колебался.
– Ну давай, подходи! – крикнул он, показывая, что готов дать бой. – Огрею так, что мало не покажется!
Дети замерли, как загнанные звери, испугавшись его решимости и силы. Они отступили, не осмелившись продолжить издевательства.
Мальчик помог мне подняться, и я почувствовала, как мои глаза наполняются слезами, но не от боли, а от благодарности. Я была потрясена. Он был моим спасением, моим рыцарем в этом адском месте.
Он повернулся к обидчикам и сказал им с таким железным тоном:
– Ещё раз тронете её, и я вам покажу, что такое настоящая боль!
Я смотрела на него, не в силах скрыть удивление и признательность. Его глаза горели огнём, и я знала, что он не шутит. Я поняла – больше не одна. Это был момент, когда моё отчаяние оказалось побеждённым его отвагой.
Мальчик взял меня за руку, и, несмотря на свои слабости, повёл меня прочь от этого кошмара.
Максим рассказывал мне о звёздах, о Персее и Андромеде. Он говорил, что они, как и мы, связаны, и однажды мы сможем сбежать отсюда, от этого места, полного боли и страха. Он мечтал, что его дед может удочерить меня, и мы уедем вдаль, туда, где нет боли и зла.
Эти воспоминания о Максе согрели меня на минуту, дали мне силы продолжать. Он был для меня не просто другом, а символом того, что я могу выбраться, что есть другой путь. Я уже сбегала из заточения и смогу сделать это снова. С каждым шагом я становилась сильнее, я знала, что смогу выжить.
Реальность вцепилась в меня зубами – болью, тяжестью, страхом. Но страх теперь не управлял мной. В голове появился новый план, чёткий и холодный, как сталь. Я больше не буду сидеть и ждать, когда мне снова причинят боль.
Я встала, несмотря на всё, несмотря на раны и усталость. Взяла стул и, не раздумывая, с такой яростью бросила его в окно, что стекло разлетелось на мелкие осколки, а шум был оглушительным.
Осколки звенели в воздухе, словно звезды, к которым я могла бы прикоснуться, если бы выбралась отсюда.
Я осторожно вылезла через разбитое окно, приземлившись неудачно, но не останавливаясь.
Я побежала в лес, без оглядки назад, не думая о последствиях. Бежать было тяжело, каждый шаг отдавался болью в ноге, но я продолжала. Знала, что Михаэль не остановится, и мне нужно было найти укрытие. Я почувствовала, как сердце бьётся в груди, как ускоряется, как бешено стучит. Это была не просто борьба за жизнь, это была борьба за свободу.
И вот, среди деревьев я заметила старую хижину, скрытую от глаз. Это было моё спасение. Я быстро забежала внутрь и закрыла дверь на засов.
Села на пол, пытаясь отдышаться, почувствовав холод земли под руками. Я была измучена, но жива. С каждым вдохом я собиралась с мыслями, готовилась к следующему шагу. Этот лес не поглотит меня. Я выберусь.