- -
- 100%
- +
В голосе Антонио появилась искренняя боль, и Леонардо понял, что мужчина говорит правду.
– Я был просто администратором ее галереи, менеджером ее бизнеса. Обслуживающим персоналом. А как муж… как муж я ей больше не был интересен. Мы не разговаривали по душам. Даже не спорили.
Леонардо молча кивнул, давая собеседнику время собраться с мыслями.
– А потом… – Антонио помолчал, – потом случилось то, что окончательно разрушило наши отношения. То, за что я буду винить себя до конца жизни.
– Что именно?
– У меня был роман, – тихо произнес Антонио. – С Кьярой, сотрудницей нашей галереи. Она работает куратором выставок, молодая, талантливая… и она слушала меня. Смотрела на меня как на мужчину, а не как на полезный инструмент.
Леонардо наблюдал за мимикой и жестами собеседника. Антонио говорил с болью, но без попыток оправдаться. Стыд и раскаяние были написаны на его лице так явно, что подделать их было бы невозможно.
– Как долго продолжались эти отношения?
– Около полугода. – Антонио потер виски. – Мы старались быть осторожными, встречались в небольших кафе, ездили в другие города. Но Лукреция была очень наблюдательной женщиной. Она всю жизнь изучала детали, искала несоответствия.
– Как именно она узнала?
– Три месяца назад увидела нас в ресторане. – Антонио горько усмехнулся. – Мы с Кьярой обедали, обсуждали предстоящую выставку современного искусства, и… ну, наверное, было слишком заметно, что между нами не только рабочие отношения. Лукреция зашла в тот же ресторан с клиентом и увидела, как я держу Кьяру за руку.
Он замолчал, словно переживая тот момент заново.
– В тот вечер дома был ужасный скандал. Лукреция кричала, плакала, бросила в меня вазой. Я никогда не видел ее в таком состоянии. Она была не просто зла – она была разрушена. Говорила, что я предал не только ее, но и все, что мы строили вместе.
– И что произошло после этого разговора?
– На следующий день она собрала вещи и сняла себе квартиру. Сказала, что не хочет больше видеть ни меня, ни «эту шлюху», как она выразилась. – Антонио поморщился. – С тех пор мы общались только по делам галереи.
– А ваши отношения с Кьярой продолжились?
– Нет. – Антонио покачал головой. – После скандала Лукреция немедленно уволила ее. Выплатила компенсацию, но запретила появляться в галерее. А я… я понял, что натворил. Кьяра была просто бегством от проблем в браке, попыткой почувствовать себя нужным. Но не настоящей любовью.
Марио, который внимательно слушал рассказ, не отрываясь от записей, поднял голову:
– Значит, вы хотели помириться с женой?
– Очень хотел. – Антонио сжал руки в замок, и костяшки его пальцев побелели. – Я несколько раз пытался с ней поговорить, приходил к ней, но она не открывала дверь. Писал длинные письма, которые она возвращала нераспечатанными. Просил общих друзей повлиять на нее, но все отказывались вмешиваться в наши отношения.
– И как она реагировала на ваши попытки примирения?
– Лукреция была непреклонна. – Голос Антонио дрогнул. – Последний раз мы говорили на личную тему две недели назад. Я подождал ее возле галереи, умолял дать нам второй шанс. Она посмотрела на меня так, словно я был незнакомцем.
Леонардо внимательно изучал лицо Антонио, пытаясь понять, искренен ли тот в своем раскаянии. Мужчина выглядел искренне сломленным, но опыт подсказывал капитану, что даже самые убедительные эмоции могут быть фальшивыми.
– Синьор Медичи, сейчас я задам вам очень важный вопрос для расследования, – сказал Леонардо, наклоняясь вперед. – Где именно вы находились в ночь с воскресенья на понедельник?
– В Милане, – без малейшего колебания ответил Антонио. – У нас там проходила совместная выставка нескольких итальянских галерей. Проект назывался «Возрождение в современном искусстве» – мы показывали, как классические мотивы влияют на работы современных художников.
– Когда именно вы уехали в Милан?
– В субботу утром. – Антонио потянулся к внутреннему карману пиджака. – Поезд отправлялся в 14:30 с вокзала Санта-Мария-Новелла. Планировал пробыть там до понедельника вечера, но когда мне позвонили из полиции…
– У вас есть документы, подтверждающие поездку?
Антонио поднял с колен элегантную кожаную папку – дорогую, но потертую от частого использования – и достал оттуда несколько документов. Движения его были четкими, словно он заранее приготовился к этому вопросу.
– Билет на поезд Флоренция-Милан, суббота, 14:30. – Он аккуратно положил билет на стол. – Визитная карточка отеля «Гранд Отель дель Дуомо», где я жил. Счет за номер. И обратный билет на вторник – я не успел им воспользоваться.
Леонардо взял документы и внимательно их изучил. Билеты выглядели подлинными – качественная печать, голограммы, правильные даты. Счет из отеля был напечатан на фирменном бланке с водяными знаками.
– А в Милане вы были с кем-то? У вас есть свидетели?
– Конечно. – Антонио слегка оживился. – С коллегами из галерей «Арте Модерна» из Рима и «Новая Венеция» из Венеции. Мы жили в одном отеле, вместе ужинали, посещали выставки. В воскресенье вечером была официальная презентация с фуршетом – там было человек пятьдесят свидетелей.
– Можете дать конкретные имена?
– Конечно, вот. – С этими словами Антонио положил на стол, рядом с другими документами, внушительный список людей, с которыми он контактировал во время поездки.
– Последний вопрос, синьор Медичи, – сказал Леонардо, закрывая блокнот. – Получала ли ваша жена в последнее время какие-либо прямые угрозы? Может быть, странные звонки, письма, сообщения в интернете?
Антонио задумался, хмуря брови и потирая подбородок.
– Прямых угроз… Нет, я не помню ничего такого.
После ухода мужа покойной Леонардо и Марио долго сидели в кабинете, обсуждая услышанное.
– Что думаешь? – спросил Леонардо, устало откинувшись на спинку кресла и потирая затылок.
– Выглядит правдиво, – ответил Марио, перелистывая страницы блокнота. – Рассказал об измене сам, не пытался скрыть семейные проблемы. Более того, представил их в невыгодном для себя свете. И алиби у него железное – слишком много свидетелей в публичных местах.
– Тогда остается Росси. Судя по рассказу мужа, у него были все основания для недовольства жертвой. Богатый коллекционер, который не хочет слышать правду о своих приобретениях, а жертва – принципиальный эксперт, который не идет на компромиссы.
– Классический конфликт интересов. – Марио тоже поднялся. – Завтра утром поедем к нему?
– Обязательно. А сейчас позвони патологоанатому – посмотрим, готовы ли результаты вскрытия.
Вечером к ним пришла Франческа. За окном уже клонилось солнце, отбрасывая длинные тени на мощеную площадь перед зданием полиции. Редкие прохожие торопились по своим делам, а где-то вдалеке слышался звон колоколов местной церкви – размеренный и печальный, словно отбивающий ритм их расследования.
– А у меня есть кое-что интересное, – сказала Франческа, входя в кабинет с папкой под мышкой и едва уловимым ароматом дезинфекции, который всегда ее сопровождал после работы в морге. – Некоторые факты подтверждают наши предположения, а некоторые добавляют новые загадки.
– Начнем с токсикологии, – предложил Леонардо. – Что по анализам?
Франческа открыла папку и достала несколько листов с результатами.
– В крови обнаружен мидазолам, в концентрации 0,15 миллиграмма на литр. Это очень высокая доза.
– А что это? – спросил Марио.
– Сильное седативное средство из группы бензодиазепинов, – объяснила Франческа. – Используется в медицине перед хирургическими операциями. Действует очень быстро – через десять-пятнадцать минут человек отключается.
– То есть ее сначала усыпили, а потом убили?
– Да. Концентрация препарата достаточно высокая, чтобы обездвижить взрослого человека на несколько часов, но не смертельная. Лукреция потеряла сознание и не могла сопротивляться убийце.
Леонардо делал записи, но его мысли уже работали в другом направлении. Ручка скрипела по бумаге, оставляя четкие синие линии. Он всегда писал аккуратно, привычка еще с академии – каждая буква должна быть разборчивой, каждая деталь важна.
– Франческа, а где обычный человек может его достать?
– Это рецептурный препарат. Его можно найти в больницах, частных клиниках, стоматологических кабинетах, ветеринарных лечебницах. Для легальной покупки нужна лицензия.
Через тонкие стены доносился приглушенный разговор коллег из соседнего кабинета – обсуждали какую-то мелкую кражу в торговом центре. Обычная рутина, которая вдруг показалась Леонардо почти уютной по сравнению с тем, чем занимались они.
– Значит, убийца либо врач, либо имеет связи в медицинских учреждениях?
– Или просто купил препарат на черном рынке. Сами знаете…
– Знаем… Что показало вскрытие?
Франческа перевернула страницу и нахмурилась.
– Причина смерти – проникающее ранение в область сердца. Один точный удар между четвертым и пятым ребром слева. Клинок прошел между костями и поразил левый желудочек. Смерть наступила в течение нескольких минут от внутреннего кровотечения.
– Убийца знал анатомию?
– Либо знал, либо ему просто повезло.
– А орудие убийства удалось определить?
Франческа достала несколько фотографий раны и положила их на стол.
– Вот здесь начинается самое интересное. Судя по форме входного отверстия и характеру повреждений внутренних органов, использовался стилет.
– Нож? – спросил Марио, наклоняясь к фотографиям.
– Нет, именно стилет. Классический стилет XVI—XVII веков. – Франческа указала на фотографии пальцем. – Видите эту треугольную форму раны? Она образуется только при ранении трехгранным клинком. Ножи имеют другую форму лезвия.
Леонардо отложил ручку и внимательно посмотрел на доктора. В коридоре прошел дежурный, его шаги эхом отдавались в пустом здании. Большинство сотрудников уже разошлись по домам, оставив их наедине с тайной, которая становилась все запутаннее.
– Ты серьезно? Средневековое оружие?
– Абсолютно серьезно. Я консультировалась с коллегами из Флоренции, показывала фотографии судмедэкспертам из университета. Все пришли к одному выводу – узкий трехгранный клинок длиной около двадцати сантиметров, характерный для стилетов эпохи Возрождения.
– Но где в наше время можно достать такое оружие?
– Антикварные магазины, частные коллекции, музеи, – перечислила Франческа. Или это может быть современная копия. Таких реплик много.
Марио почесал затылок.
– Получается, у нас убийца-романтик? Усыпляет жертву современным препаратом, а убивает средневековым оружием?
– Не романтик, а стилист, – поправил его Леонардо. – Помните композицию на пляже? Поза из картины Боттичелли, узор из камней и ракушек, картина с надписью на латыни. Убийца хотел, чтобы все соответствовало определенному стилю и эпохе.
– Время смерти удалось установить точно?
– Между полуночью и двумя часами ночи в воскресенье. Более точно сказать сложно.
– Других повреждений на теле не было?
– Нет, не было.
– И сколько времени убийца потратил на создание этой… инсталляции?
– Минимум два-три часа. Такая тщательная работа требует времени и терпения.
– Франческа, а что ты думаешь о психологическом портрете убийцы? – спросил он, не поворачиваясь от окна.
– Это определенно не спонтанное преступление и не убийство в состоянии аффекта, – ответила она после паузы, во время которой слышно было только тиканье часов. – Слишком много планирования, слишком много внимания к деталям. Убийца потратил массу времени не только на само убийство, но и на подготовку к нему.
– То есть ты считаешь его вменяемым?
– Более того, я считаю его очень образованным и организованным человеком. Знание истории искусства, символизма, классической мифологии – все это требует серьезной подготовки. – Франческа сложила документы в папку с тем же аккуратным вниманием, с которым проводила вскрытия. – А техническое исполнение говорит о том, что у него есть практические навыки. Он умеет работать с медицинскими препаратами, знает анатомию, владеет холодным оружием. Это не просто теоретик.
– Значит, мы ищем образованного профессионала с практическими навыками, – резюмировал Леонардо.
– Или работника в сфере истории искусств, – добавил Марио. – В университетах есть доступ и к медицинским препаратам, и к историческим артефактам.
– Все возможно, – согласилась Франческа. – Но главное – этот человек действовал не от злости или жадности. Он хотел что-то сказать, донести какую-то идею. Убийство для него – это способ коммуникации.
– Коммуникации с кем? – задумчиво спросил Леонардо.
– Возможно, с теми, кто разделяет его интересы. С миром искусства, с коллекционерами, с критиками. Он создал послание, которое поймут только посвященные. – Франческа поднялась, поправила белый халат и взяла папку. – Но еще раз напомню – я патологоанатом, а не психолог.
Она направилась к двери, но на пороге обернулась:
– Леонардо, этот человек не просто убийца – он художник. А художники, как известно, редко ограничиваются одним произведением.
Дверь закрылась за ней с тихим щелчком, оставив их наедине с новыми вопросами и растущим пониманием того, что это преступление – лишь начало чего-то большего.
На следующий день, ранним утром, Леонардо и Марио отправились к вилле Альфредо Росси. Дорога вела через живописные тосканские холмы, где в утренней прохладе еще висели серебристые капли росы на листьях олив. Виноградники расстилались по склонам аккуратными рядами, их лозы только начинали просыпаться. Утренний туман цеплялся за вершины холмов, медленно тая под первыми лучами солнца, и пейзаж напоминал акварель – мягкие размытые контуры, пастельные тона неба сливались с охристой землей.
– Красивые места, – заметил Марио, глядя в окно на стадо овец, которое неторопливо перебиралось через дорогу под присмотром старого пастуха. – Понятно, почему богачи покупают здесь виллы.
– Тоскана всегда была магнитом для людей с деньгами, – ответил Леонардо, притормозив, чтобы пропустить животных. – С древних времен здесь строили свои резиденции флорентийские банкиры и венецианские купцы. Медичи сами имели десятки вилл в этих холмах. Традиция просто продолжается, только теперь вместо патрициев здесь селятся нефтяные магнаты и миллиардеры.
Дорога петляла, поднимаясь все выше между терракотовыми склонами. По обеим сторонам тянулись древние каменные стены, сложенные без цемента – их строили еще во времена этрусков. Плющ и дикий виноград оплетали потемневший от времени туф, а за стенами угадывались частные владения – здесь мелькнет фонтан в окружении кипарисов, там покажется уголок идеально подстриженного английского газона. Время от времени между вековыми дубами проступали красные черепичные крыши вилл, а высокие кованые ворота с гербами намекали на то, что за ними скрываются целые миры.
– А что мы, кстати, знаем об этом Росси? – спросил Марио, просматривая свои записи и прихлебывая кофе из термоса.
– Немного. Бизнесмен, сделал первое состояние на строительстве курортов на Сардинии в девяностые, потом переключился на элитную недвижимость и туризм. Пятьдесят три года, женат уже четверть века, детей нет. Увлекается коллекционированием произведений искусства, особенно живописью эпохи Возрождения. Говорят, в его коллекции есть работы, которые могли бы украсить любой музей.
– Сколько лет он собирает коллекцию?
– Откуда же я знаю? Но, судя по словам мужа Медичи, довольно долго. И потратил на это огромные деньги – один только страховой полис стоит ему сотни тысяч в год.
Они проехали мимо небольшой деревушки – кучка каменных домов с выцветшими ставнями, которые жались к подножию холма, словно прячась от мира. Романская церковь с колокольней возвышалась над крышами, а на крохотной площади журчал фонтан, вода в котором, судя по зеленоватым подтекам на камне, текла здесь уже много столетий. Пожилой мужчина в черной одежде и кепке подметал ступени церкви веником и приветливо помахал рукой полицейской машине.
– Как же хорошо здесь, – заметил Леонардо, снижая скорость у указателя, предупреждающего о крутом повороте. – Без толп туристов с селфи-палками, без автобусов и сувенирных лавок. Просто жизнь, которая течет так же размеренно, как сто лет назад.
– Думаешь, наш убийца тоже ценит такие вещи? Традиции, историю, преемственность?
– Возможно. Человек, который создал такую композицию, определенно романтизирует прошлое.
Еще через несколько километров, после крутого подъема, они увидели медную табличку на каменном столбе: «Вилла Росси – частная собственность» и свернули на дорогу, вымощенную старинным камнем. Дорога была узкой, но безупречно ухоженной, и вела через парк с вековыми соснами-пиниями и стройными кипарисами. Между деревьями, на небольших полянах, стояли мраморные статуи – копии античных скульптур, но выполненные настолько мастерски, что различить их происхождение мог только эксперт. Венера Медицейская соседствовала с Аполлоном Бельведерским, а у поворота дороги их встретила копия Давида Микеланджело, правда, в натуральную величину.
– Неплохо, – присвистнул Марио, высунув голову из окна. – Сколько же это все стоит?
– Миллионы, – ответил Леонардо, объезжая павлина, который важно прогуливался по дороге, волоча за собой пышный хвост. – Только эти статуи могут стоить дороже моего дома. А учитывая, что некоторые из них могут быть не копиями…
Вилла появилась неожиданно, за поворотом дороги, и от ее вида захватило дух. Трехэтажное здание в стиле неоклассицизма XVIII века: белоснежный фасад с колоннами коринфского ордера, широкая лестница из каррарского мрамора, ведущая к главному входу, балюстрады с каменными вазами, в которых цвели олеандры. Архитектура была либо прекрасно сохранившейся оригинальной, либо восстановленной с педантичной точностью. Фасад украшали фрески в технике гризайль – мифологические сюжеты, выполненные в сдержанной серо-голубой гамме.
– Как в кино, – пробормотал Марио, выходя из машины и разглядывая горельеф над входом.
Леонардо обвел взглядом территорию, оценивая ее защищенность. Перед виллой был разбит парк в французском стиле – геометрически правильные клумбы с подстриженными самшитовыми бордюрами, в которых цвели белые и красные розы, гравийные дорожки, расходящиеся лучами от центрального фонтана. Справа, за живой изгородью из лавра, виднелся бассейн, слева – теннисный корт. Всюду были видны следы дорогого ландшафтного дизайна: каждый куст подстрижен, каждая дорожка выметена, каждый камень на своем месте. И все это говорило не просто о больших деньгах, а об изысканном вкусе и внимании к деталям.
– Или о желании произвести впечатление, – подумал Леонардо вслух, заметив скрытую камеру видеонаблюдения в кроне дерева.
Они поднялись по лестнице к массивной входной двери из ореха, украшенной замысловатой резьбой – сцены из «Божественной комедии» Данте. Леонардо нажал на старомодную медную кнопку звонка и услышал мелодичный перезвон колокольчиков где-то в глубине дома.
Дверь открыла элегантная женщина лет пятидесяти – пятидесяти пяти с аккуратно уложенными пепельно-серыми волосами, собранными в элегантный шиньон. На ней было простое, но явно дорогое платье приглушенного зеленого цвета, на шее – нитка крупного жемчуга. Ее лицо, несмотря на возраст, сохранило правильные черты – должно быть, в молодости она была красавицей, – и выражало вежливое любопытство, хотя в темных глазах читалась настороженность.
– Синьора Росси? – представился Леонардо, показывая удостоверение. – Капитан карабинеров Казанова, это сержант Бертини. Мы хотели бы поговорить с вашим мужем по важному делу.
– Добро пожаловать, – ответила женщина, элегантно кивнув и отступив в сторону. – Я Изабелла Росси. Проходите, пожалуйста.
Она провела их через просторный холл в гостиную, обставленную антикварной мебелью. Стены были увешаны картинами в золоченых рамах – Леонардо не был экспертом, но даже он понимал, что некоторые из них могли стоить баснословных денег.
– Альфредо нет дома уже неделю, – сказала синьора Росси, предлагая им сесть в кресла. – Он уехал в Швейцарию на лечение.
– На лечение? – переспросил Леонардо.
– У мужа серьезные проблемы с сердцем, – объяснила Изабелла, садясь напротив них. – Два года назад у него был обширный инфаркт, прямо здесь. Слава Богу, я была рядом и вовремя вызвала скорую. С тех пор каждые полгода он ездит в специализированную клинику в Цюрихе на обследование и профилактические процедуры.
– А когда именно он уехал в этот раз?
– В прошлый понедельник утром. Я сама провожала его в аэропорт – он всегда летает рейсом в восемь утра. Планировал вернуться к пятнице, как обычно, но позвонил и сказал, что врачи обнаружили какие-то нарушения ритма сердца. Теперь лечение продлится еще минимум неделю.
Марио записал название клиники и контактные данные, попутно отмечая, что в доме царила атмосфера дорогого спокойствия.
– Синьора Росси, – сказал Леонардо, – мы расследуем убийство Лукреции Медичи, арт-критика. Полагаю, это имя вам знакомо?
Лицо Изабеллы заметно потемнело при упоминании этого имени, а пальцы с безупречным маникюром сжались на подлокотнике кресла.
– Да, эта женщина регулярно приезжала к нам для оценки коллекции Альфредо. – В ее голосе, несмотря на хорошее воспитание, появились холодные нотки. – Хотя в последнее время их отношения были… скажем так, напряженными.
– Напряженными? – переспросил Леонардо, отмечая, как изменилась атмосфера в комнате.
Изабелла несколько секунд молча смотрела на детективов, словно подбирая слова.
– Понимаете, капитан, мой муж очень серьезно относится к своему увлечению. Он не какой-нибудь нувориш, который покупает картины как акции. Альфредо потратил годы на изучение истории искусства, прочитал сотни специальных книг, консультировался с лучшими экспертами Европы. Он знает биографии художников, владеет методиками атрибуции, может часами рассказывать о технических особенностях живописи того или иного периода. Для него это не просто хобби богача, а настоящая страсть, можно сказать, смысл жизни.
– И что же не устраивало синьору Медичи? – спросил Леонардо, наблюдая, как женщина нервно поправляет жемчужную нитку.
– Лукреция стала слишком… придирчивой. Она отказывалась подтверждать подлинность картин, которые Альфредо покупал у проверенных, уважаемых дилеров. Людей с безупречной репутацией, которые торгуют произведениями искусства уже несколько поколений. Вместо этого она выдвигала какие-то сомнительные теории о подделках.
– Конкретно о каких картинах шла речь?
– Не помню точно названий. Что-то из Ренессанса – портрет работы Андреа дель Сарто, небольшая мадонна, приписываемая кругу Рафаэля. Но дело не в конкретных картинах, а в принципе. Альфредо покупал произведения у людей вроде Джулио Мартинелли из Милана или Франческо Делла Торре из Венеции – это имена, которые на слуху у любого серьезного коллекционера. Он платил огромные деньги, получал все необходимые сертификаты, а эта женщина приезжала и заявляла, что все это подделки.
– Ваш муж расстраивался из-за этого?
– Конечно, расстраивался! – В голосе Изабеллы появилась страстность, а в глазах блеснули слезы. – Представьте себе – вы потратили миллионы евро на картину, годами изучали ее происхождение, гордитесь своим приобретением, показываете друзьям, а потом приходит какая-то критикесса и публично заявляет, что вы купили копию! Это не просто удар по кошельку, это удар по самолюбию, по репутации. После таких заявлений Альфредо боялся приглашать гостей – а вдруг они тоже усомнятся в подлинности коллекции?
Леонардо и Марио переглянулись. Было очевидно, что семья Росси действительно имела серьезные претензии к жертве, и мотив выглядел более чем убедительно.
– Синьора, а были ли между вашим мужем и синьорой Медичи открытые конфликты? Может быть, резкие слова, угрозы?
– Альфредо джентльмен, он никогда не позволил бы себе угрожать женщине, – уверенно ответила Изабелла.
– А что вы сами думаете о коллекции мужа? – спросил Марио, делая пометки в блокноте. – Вы разделяете его увлечение?
– Я не эксперт по живописи, – ответила Изабелла с легкой улыбкой, в которой впервые за время разговора появилась теплота. – Закончила университет по специальности «история», но искусствоведением никогда серьезно не занималась. Живу с этими картинами уже много лет и привыкла к ним. Красивые работы, создают особую атмосферу в доме. Хотя иногда мне кажется, что Альфредо любит их больше, чем меня.
Последние слова прозвучали с горечью, и Леонардо понял, что семейная идиллия в доме Росси была не такой безоблачной, как могло показаться на первый взгляд.
– Покажете нам коллекцию? – попросил Леонардо.
– Конечно, с удовольствием. – Изабелла явно была рада сменить тему разговора.