Любовь не терпит сослагательного наклонения. Роман
- -
- 100%
- +
– Это было бесподобно! Ты гений, любовь моя! – Одри даже в ладоши захлопала и поцеловала профессора в щеку, ибо была скромна и на людях предпочитала чувства не проявлять.
Зато постоянно страстно целовала его в лифте, если они были одни там. Ной и там стеснялся, а Одри обижалась и не понимала, почему он не проявляет инициативу и не целует ее первым.
– Как же наш первый раз? Тогда ты был смелее, тебя ничто не остановило.
– Меня загипнотизировала твоя красота… и придали небывалой уверенности в себе твои стихи. Даже стены лифта имеют уши и глаза, дорогая.
– Если ты думаешь, что меня трогают подобные мужские комплименты… То ты думаешь правильно, когда их говоришь мне ты.
Сет был страшно растерян и унижен происходящим, и в этот момент профессор воспользовался его смущением и неожиданно и сильно ударил его по лицу. Удар получился очень неудачным, профессор лишь задел щеку Сета и оставил на ней красное пятно.
Прежде профессор никогда не бил людей по лицу, он вообще не дрался, даже в школе и во дворе. Видели бы его сейчас его бывшие одноклассники или нынешние студенты! Они бы не поверили в случившееся, даже если увидели бы это собственными глазами. Все всегда знали, что этот заучка и мухи не обидит. Он даже с книгами и остальными предметами и вещами обращался подчеркнуто аккуратно, чтобы они служили дольше и имели презентабельный вид.
Одри оторопела. Она очнулась через некоторое время (перед ней будто показали сюжет фильма в замедленной съемке) и, сочувственно кивая Сету, увела мужа к машине.
– Я прошу нас простить. Мы пойдем, – извиняясь за поведение мужа, сказала она парню.
В машине профессор Ной молчал и страшно злился. Одри просто не предполагала, что ему сказать.
Дома профессор был значительно красноречивее. Он даже заговорил с ней, если это можно было охарактеризовать разговором, а не криком.
– Я больше никогда не пойду с тобой в ресторан!
– Почему? – спокойно спросила Одри, расстегивая боковой замок на платье.
– Это все…
– Платье? Хорошо, я выберу наряд построже… в следующий раз.
– Да не будет следующего раза! Это не платье, это все… ты.
– Ты уже выразил в стихах… чувства ко мне. Я и не знала, что ты знаешь столько стихов наизусть. Знаю, знаю, а твой взгляд сейчас говорит, что ты не подозревал, что я привлекательна и мысли не мог допустить, что не один мужчина во вселенной, – она саркастически усмехнулась, поддразнивая его.
Она совершенно его не боялась. Мужа в гневе не боялась. Это было страшно и… притягательно.
– Да знал я… Я с самого начала подозревал, что ты меня бросишь. Помнишь, я и на свадьбе маме своей это сказал?
– Если я не ошибаюсь, мы сейчас вместе и я даже с этим парнем танцевать не пошла.
– Ты не стала с ним танцевать лишь потому, что тебе меня стало жалко. А танцевать тебе, наверняка, хотелось.
– Тебе не приходило в голову, что я с тобой могла хотеть потанцевать?
– Уверен: он делает это лучше. Я не умею танцевать. Что ж ты не пошла с ним и не сравнила нас?
– Я научу тебя танцевать. Если ничего не получится – беситься не стану. Я – не ты и не ревную, когда повода нет.
– Повод был: он симпатичный и наглый. Когда мужчина ухаживает за женщиной, ей это нравится, даже если он делает это нелепо и смешно.
– А ты…
– А я ухаживал… Я постоянно на тебя смотрел, я злился еще тогда, когда ты училась, полагая, что тебе не нравлюсь.
– Я за тобой ходила, как хвостик. Вопросы всякие задавала…
– Не нравлюсь, как мужчина, не как профессор и научный сотрудник.
– Для меня профессор и мужчина – идеальные составляющие моего, того самого мужчины.
– И все мужские попытки ухаживать, – неважно, примитивно или цивилизованно – заканчиваются одним и тем же: он тащит женщину в постель.
– Постели не было. Мы с тобой до нее не дотянули, – улыбнулась Одри.
– Может, дотянем сейчас? Мне так понравились стихи!
– Это было… подло, верно? Зачем ты делаешь вид, что я тебе понравился? Драться ведь я не умею, а унизить его хотелось больше всего на свете.
– Подло? Может быть. Немного… подлости не повредит, когда ты меня ревнуешь.
– Одри… – прошептал профессор, обнимая жену за талию и помогая избавиться от платья.
– Ты делаешь из меня дурака! Я не могу… смотреть на это. Я вынужден смотреть на тебя глазами постороннего мужчины, ведь я так себя и чувствую: хочу тебя, но не могу ничего сделать.
– Разве ты сейчас не делаешь то, что хочешь?
– Я так долго… терплю, прежде чем достигнуть блаженства, – Ной целовал ее грудь.
– Никто в целом мире не верит и не поверил бы, что ты моя жена. Как же бесит это, страшно! Я… тебя не достоин…
Они лежали в постели и разговаривали. Ной и сейчас гладил и целовал жену, хотя они несколько минут назад занимались любовью.
– Вот я такой. Простой самец, когда кто-то на тебя смотрит. В душе, на словах интеллигентный, а на деле…
– Нормальный мужчина. Я поняла. Переживу. Мне подходит.
– Я старый. Все старые мужики ревнивые. Тебе нужен молодой. Моя молодость уходит, вот я и бешусь.
– Вообще-то, молодые мужчины ревнуют тоже.
– Не так сильно.
– Но также страстно. Поговори на эту тему с моей бабушкой – она о моем дедушке может много чего порассказать. Роберто Барберри медаль необходимо выдать за ревность… во времена его бурной юности. Да почему нельзя ревновать?
– Действительно! Я профессор, а ты… богиня!
– Я уже прочла это…
– Парень этот сказал?
– Нет, твой взгляд, когда ты читал мне стихи.
– Я ему читал их. Мне необходимо было выиграть, а как иначе это сделать – я не знал.
– Мне, любимый. Хотел меня соблазнить? – Одри улыбалась, целуя его в губы.
– Удалось хоть?
– Естественно! Такую женщину, как я, только и может соблазнить такой мужчина, как ты…
Глава 5
Как-то незаметно Одри из мечты профессора превратилась в его реальность. Он постоянно повторял своей матери, что Одри ошиблась, выйдя за него замуж, но жена не спешила исправлять ошибку. Наоборот, она в очередной раз отказалась ехать с Ванджелисом на север, чтобы поохотиться и половить рыбу, что ей очень нравилось. Вместо этого она приучила к своей страсти профессора. Ее нисколько не обижал тот факт, что на рыбалке она была менее удачливой, и профессор ловил рыбу и больше, и красивее. Он тоже удивлялся этому обстоятельству до тех пор, пока не узнал случайно от своей матери, что Одри просто жалко убивать рыбу.
– И что тут особенного? Подумаешь, немного поддается тебе.
– Жена и тут считает меня за дурака.
– Тебя это задевает? Зачем же ты женился? В самом деле не знал, что жены обычно хитрее своих мужей? Женский ум более гибкий.
– Одри говорила, что вышла за меня замуж, потому что я умный. После того, как мы поженились, я поглупел?
– Одно дело – ум, совсем другое – образование. Нельзя быть умным во всех сферах.
– Одри нравится наука, и нравлюсь… я.
– Если тебя что-то беспокоит – поговори с ней. Любую проблему можно решить, поговорив об этом.
– Хорошо.
Когда профессор попытался поговорить с ней, жена не слишком была расположена разговаривать. Ее захватила какая-то новая идея, но она пока не торопилась делиться ею с профессором.
– Дорогая, ты ловишь рыбы меньше, чем я, потому что хочешь, чтобы я поверил, что настоящий мужчина?
– Я и так в это верю. У нас в это не веришь только ты. Думаю, даже мой дедушка знает, что ты мужчина.
– Смешно. Знакомясь с Роберто Барберри, все должны проходить тест на профпригодность?
– Нет.
– Ты поддаешься мне, потому что тебе хочется меня подбодрить.
– Это все твои фантазии. А я просто люблю рыбу. Мне ее жаль, а не тебя. И я промахнулась по птице несколько сотен раз, потому что не могу убивать животных.
– Ты же без ума от охоты и рыбалки.
– Я без ума от ощущения, что могу быть сильной и выстрелить. Но я этого не делаю. Я просто добрая, Ной. Это грех, когда что-то нравится, но не можешь этим воспользоваться?
– Мной ты пользуешься, как тебе вздумается, любимая.
– Тебе это не нравится?
– Нравится… в подавляющем большинстве.
– Тогда какие у тебя ко мне претензии?
– У меня к тебе претензий нет.
– Зачем, в таком случае, ты начал этот разговор? Сейчас я впервые пишу роман и мне необходимо сосредоточиться на нем одном.
– Я тебя отвлекаю?
– В некотором смысле да. Когда я чем-то занята всерьез, суета мне мешает. Наука – это все мое: моя жизнь, мое увлечение, моя профессия. Но вот творчество – это мое настроение. Я не могу творить, когда мое настроение хромает. И в то же время я устроена так, что не могу не писать. В моей голове возникает идея и я немедленно должна претворить ее в жизнь, иначе я чувствую, что что-то упустила и мой уровень значимости падает. Понимаешь, что я имею в виду?
– Кажется, да. Тебя что-то беспокоит?
– Откуда ты знаешь?
– Я твой муж, люблю тебя и понимаю, когда с тобой что-то не так.
– Никогда не говори мне, ведь я женщина, а они этого не любят, что любишь, между делом. Говори: я люблю тебя, но делай это отдельно ото всего другого. Словом, признаваться в любви женщине надо всегда красиво, чтобы она это заметила и непременно оценила. Не делай это… просто, между других слов.
– Хорошо, хотя это так сложно.
– А почему?
– Мне… стеснительность мешает. Мужчины не умеют… говорить о любви.
– Придется научить. Но это потом. Я волнуюсь, потому что в издательстве, куда я отдаю свои произведения, сменился главный редактор. Ходят слухи, что без ее решающего слова никто не может ничего напечатать. Раньше у меня был свой редактор, и она меня любила и ценила. А вдруг я главному редактору не понравлюсь?
– Да быть этого не может! Ты талантливая, ты способная и ты…
– Что я?
– Я тебя люблю.
Одри рассмеялась.
– Жаль, что ты не главный редактор. Все было бы проще.
– У тебя все получится.
Профессор вскоре вскользь поинтересовался, как дела у Одри с этим новым главным редактором, но она отмахнулась, давая понять, что проблемы испарились сами собой. И профессор успокоился. Все хорошо, что хорошо кончается.
Глава 6
В тот момент, когда профессор Ной увидел свою жену в красной «Феррари» в компании с молодым человеком, он немедленно ощутил себя на месте ревнивого киногероя, ведь сценаристы показывали такие неожиданные встречи с завидным постоянством. У простого обывателя создавался комплекс неполноценности: в его жизни таких душераздирающих сцен не было и не могло произойти, ведь у него была простая и верная жена, а не героиня романтических фильмов, неизвестно зачем решившая подразнить мужа или своего парня.
Профессор Ной был слегка близорук и ему пришлось рассмотреть парня, сидевшего рядом с его женой на месте водителя. Глаза у него округлились, когда он понял, что это Сет – тот самый, что проиграл профессору в славном поединке на тему греческих стихотворений. Теперь, оказывается, Одри его не просто пожалела, а сделала своим другом или, что также было возможно, основываясь на простой фантазии среднестатистического обманутого мужа, любовником. Это только в дурацких индийских фильмах, что смотрела Одри постоянно, красивый, неожиданно повстречавшийся с женой мужчина, оказывался ее братом, внебрачным сыном или что-то абсурдное в этом роде. Одри даже не улыбалась, глядя на Сета. Она спокойно смотрела на дорогу и что-то говорила. А Сет весь цвел и пах от ее слов, не забывая, впрочем, следить за дорогой. Они не целовались, не обнимались, но профессору Ною и этой неожиданной картины было более чем достаточно. Он уже знал, что ни о чем не спросит любимую. Одри сама обязана была поклясться в том, что профессор у нее единственный. И сделать это не между делом, а открыто, заведя отдельный, подробный, типично женский разговор со всеми подробностями. Ей же самой нравилось, когда открыто признаются в любви.
Вечером, за ужином Одри ничего такого не сделала. Она молчала и ела, явно размышляя о чем-то в голове. А профессор ждал, ждал, но так и не дождался, полагая, что жена впервые в жизни его обманывает.
Он подождал еще несколько дней. Одри сухо целовала его, занимаясь своим новым романом, и не обращала более на мужа никакого внимания. И тогда профессор, наконец, решил действовать. И сделать он хотел все, как в кино: прийти к жене на работу и застать любовников врасплох. Наверняка, она именно там с ним встречается. И что этот парень может там делать? Конечно же, ждать ее, чтобы отвезти домой. По дороге они и целуются, и спят. За 20—30 минут можно успеть если не все, то многое.
Профессор Ной выбрал самое подходящее время – пять вечера, чтобы забрать загулявшую супругу из офиса издательства, которое ранее называлось «Любовь. Всякое случается», а теперь почему-то название изменили на «Раб не может быть танцором».
Название издательства показалось профессору не столько странным, сколько явно знакомым. Не очень давно, буквально пару недель назад Одри в очередной раз смотрела свое горячо любимое индийское кино «Эту пару создал Бог» с Шах Рукх Кханом в главной роли. Она обожала его, как актера, все время без меры расхваливала его талант и мечтала, что однажды он заметит, какие прекрасные сценарии она пишет и купит ее роман для экранизации индийской романтической истории. В-общем, что-то такое прелестное, но не имеющее ничего общего с реальностью. Кто там сказал, что если чего-то сильно хочешь и идешь к цели упорно и долго, она осуществится очень скоро? Ерунда какая-то.
Заключительную танцевальную сцену Одри видела миллион раз и не уставала смотреть на то, как Аннушка Шарма узнает мужа по движениям танца и понимает, что любит его.
Одри и в этот раз пела хвалебные песни актерской игре и собственно истории любви Шах Рукха и даже заметила в ответ на унылое заявление мужа: даже я этот фильм видел триста раз, чуть обижаясь:
– Почему я смотрю это кино так часто? И ты имеешь право спрашивать?! Ни один мужчина и муж не сравнится со способностью Шаха признаваться в любви! Он точно Бог, когда дело касается любви! Ты же мне таких слов не говоришь! Ты только работаешь – романтики ноль! А он… Смотри, как он танцует! И так уважает свою жену, что называет ее на Вы.
– Хорошо, с этого дня я буду обращаться к тебе Одри джи.
Одри рассмеялась.
– И уйду с работы. Мы будем целыми днями только танцевать. Вместе, раз тебя это так завораживает.
– Ты классный! Как я люблю тебя! – Одри поцеловала мужа.
– Довольна?
– Очень!
К чему профессор Ной вспомнил этот случай? Одри тогда сказала ему, что мечтает писать не просто романы и рассказы, а именно создавать из них адаптированные сценарии к фильмам и продавать свои творения какой-нибудь знаменитости. Ладно уж, можно и не Шах Рукху Кхану, найдется и кто-нибудь попроще, приземленнее. А еще она поведала мужу, что название фильма переведено красиво, но в корне неверно и настоящий перевод звучит как «Раб не может быть танцором». Профессор еще ей ответил, что раз она так блестяще переводит с хинди, пусть предложит кому-нибудь свои услуги. Тому же Шаруху, например. Одри нахмурилась, обидевшись шутке, и замолчала. А профессор Ной просто ревновал ее ко всем мужчинам, включая Шаха. Он ему безумно надоел, учитывая то, как часто Одри его расхваливала и превозносила.
Почему сейчас название издательства было напрямую связано с вариантом переводом кинофильма, предложенным Одри? Очень подозрительным это показалось профессору. Что-то за этим названием скрывалось, и он намеревался разгадать загадку уже сейчас. Надо поговорить с владельцем издательства или хотя бы с главным редактором. Конечно, владельца сейчас нет, но, может, главный редактор еще не убежал. Не у всех же главных редакторов семеро по лавкам. Если издательство приносит доход и довольно успешное, а это не вызывало сомнений, учитывая, как оказалось, хорошие отзывы таланту Одри в качестве переводчицы, то главный редактор должен быть здесь и не покидать рабочее место раньше назначенного времени, а то и оставаться после работы для закрепления успеха.
Профессор Ной расспросил, где можно найти главного редактора, и отправился на нужный, седьмой этаж. Найдя искомый, 777 кабинет, он толкнул дверь, даже не спросив разрешения войти – его одолевало нетерпение, – и сразу же, без предисловий увидел… Сета.
– Здравствуйте, молодой человек. А что Вы здесь, собственно, делаете? Подозреваю, что ждете… мою жену. Совесть не мучит, нет?
– Я Вас совершенно не понимаю. Чего Вы хотите?
– Могу я увидеть главного редактора?
– Это я.
Профессор Ной почувствовал, что его тошнит. Конечно, все проблемы жены решились в ту же секунду, как этот тип… устроился сюда работать. Одри хвасталась, что ей и гонорар повысили, и стали предлагать писать небольшие сценарии. Она уже могла дотянуться до своей мечты одной рукой.
– Прекрасно! Сет, верно?
Главный редактор ничего не успел ответить, поскольку в этот момент зашла Одри и увидела мужа. Она не была ни смущена, ни раздосадована. В отличие от профессора, ей ни в чем было себя упрекнуть. Между ними ничего не было. Чисто деловые отношения. Те самые, в которые ни за что бы ни поверил ревнивый муж.
– Ной, добрый вечер. Что ты здесь делаешь?
– Неожиданно узнаю, кто подвозит тебя вечерами до дома. Хорошо хоть, до нашего, а ни до его, – он многозначительно взглянул Сету в глаза.
Сет улыбнулся, протягивая профессору руку.
– Будем знакомы. Меня зовут Стаматис Таддеус Такис. Коротко Сет. Я так представился, потому что привык. Меня так и родители называют, и друзья. Но сейчас у меня высокая должность в издательстве, поэтому неловко без… настоящего имени. А как к Вам обращаться?
– Профессор Ной Лефтерис.
– Очень приятно.
– Не могу ответить Вам тем же.
Сет рассмеялся.
«Данный Богом и весь святой? Тоже мне, безгрешный! Остановиться предлагает нам всем? Да ни за что!» – подумал профессор, имея в виду в своих рассуждениях значения имени Сета.
– Одри, ты не могла бы подождать меня в машине?
– Могла бы подождать… меня, – заметил профессор Ной почти возмущенно.
– Конечно. Я… ошибся.
Одри холодно улыбнулась и вышла из кабинета главного редактора.
– Поговорим… о моей жене? Или сначала о том, как так получилось, что Вы теперь – главный редактор? Вы и двух слов-то связать не можете, не говоря уже о том, что Вы не прочли ни разу ни одной книги. Отец купил Вам это место?
– Да, мой отец назначил меня главным редактором.
– Зачем?
– Я так хотел.
– Почему?
– Действительно все хотите знать? Правда Вам не понравится, – серьезно сказал Сет.
– Говорите.
– Я люблю Вашу жену. Не влюблен, а люблю по-настоящему.
– И Вы имеете наглость…
– Я ни на что не претендую, Вам нечего бояться. Я получил это место лишь для того, чтобы часто видеть ее. Любить на расстоянии… невозможно.
– А так, как сейчас?
– О! Это, безусловно, больно! Но это уже все-таки… кое-что.
– Сколько Вам лет?
– 27.
– Одри… тоже.
– Знаю. Это ни о чем не говорит. Она Вас любит! Целыми днями только о Вас говорит!
– Я не знал, что моя жена так… несдержанна. Она мне редко говорит… о любви.
– Не говорит, что любит? Сомневаюсь.
– Мне… мало. Вот, вижу Вас и… понимаю, что недостаточно ее любви.
– Ко мне не нужно ревновать. Я читаю книги. Я прочел море хороших книг, чтобы иметь возможность разговаривать с Вашей женой. И теперь я знаю много стихов о любви наизусть.
– Вы…
– И все равно я Вам не соперник. Позвольте только… любить ее. Она талантлива, умна, красива и сексуальна. Она не понимает, какая она. Когда она просто идет по коридору, мужчины оборачиваются или смотрят в пол. Все. Буквально. Думаете, почему?
– Знаю, но не скажу, – нахмурился профессор Ной.
– Одри секси. Просто чудо с телом богини и мыслями женщины.
– Я Вас ненавижу, знаете ли… за эти слова.
– Потому что я прав. Не надо меня ненавидеть. У меня большие связи. Я сделаю ее знаменитой писательницей. Она блестящая переводчица – вывеску видели снаружи?
– С этой целью и пришел сюда – узнать, кто сменил название, и почему оно стало таким – пересказанным недавно мне моей женой?
– А какие сценарии пишет! Я ее с Шах Рукх Кханом познакомлю…
– Через мой труп только!
Сет рассмеялся.
– Да не уведет он ее у Вас! Ее никто у Вас не уведет! Она не говорит о Вас – это верно…
– Но Вы сказали…
– Не умеете слушать, уважаемый профессор Лефтерис… Но все ее чувства, мысли, эмоции, труды, идеи, научные знания… она посвящает Вам!
– И все равно я старый и ревнивый дурак…
– Не мучьте себя. Оно того не стоит. Я ведь знаю, как Вы поженились.
– Необыкновенно.
– Это точно. Ни у нее, ни у Вас никого не было. Оказывается, и так бывает. Можно мне… просто любить ее?
– Я лучше пойду. Не могу ответить утвердительно, а отказывать… неудобно после того, как Вы… столько мне сказали.
– Хорошо. До свидания. Еще увидимся.
– Не хотелось бы, – заметил профессор, закрывая за собой дверь.
Профессор Лефтерис никогда в жизни не был так напуган и растерян. Он знал, как знают ближайшее будущее провинившиеся мужчины, даже если они ничего не делали – только хотели убедиться, что жена хранит им верность, – что Одри будет его ругать и ядовито высмеивать. Но он мужественно шел к машине, уже издалека увидев, как она недовольна его поведением.
Глава 7
Но профессору, как нашкодившему ребенку, это только показалось. Одри совсем не сердилась. Она даже не возмущалась, что обычно было несвойственно женам ревнивых мужчин. Профессор открыл дверь машины и, натянуто улыбаясь, сел на место водителя.
– Привет, дорогая.
– Привет, – ответила Одри.
– Поехали домой, – ей не хотелось обсуждать случившееся, но она предполагала, что профессор прицепится к ней, разбирая по косточкам главного редактора, именно сегодня.
– Очень странно, жена, что ты не спешишь мне объяснить обстоятельства, свидетелем которых я невольно стал.
– Если я не злюсь на тебя – это вовсе не значит, что все женщины – дуры. Ты специально выследил меня и Сета, а делаешь вид, что все это – чистая случайность.
– Я…
– Ты – идиот, а мы не любовники. Я устала. Дома поговорим?
– От чего это ты устала? – прищурился профессор Ной.
– От тебя. От твоих дурацких подозрений. Если женщина и мужчина работают вместе, совсем не значит, что они обязательно спят вместе.
После того, как они вернулись домой, профессор Ной попросил стеснительно:
– У меня к тебе странноватая просьба: скажи, что я дурак.
– Вовсе ты не дурак. Ты идиот, а это другое.
– Дурак! Скажи это, пожалуйста!
– Хорошо, подчиняюсь: ты дурак.
– Еще… – он полез целоваться, снимая ее платье.
– Дурак…
– Еще, еще…
– Дурак! Дурак! Так ревновать!
Одри ласкала его в постели, щекоча попу до мурашек, и смеялась тому, как он сгорает со стыда. Когда она притронулась к члену, он вообще закрыл глаза и впал в лихорадочный транс. Его слегка трясло от удовольствия, а жена на этом не останавливалась и продолжала доставлять ему радость…
– Поверить не могу, что ты моя, – прошептал он, отворачиваясь.
– Божественно… было, любовь моя. Кстати, уже можешь предъявлять ко мне свои претензии.
– У меня претензии только к Сету. Сегодня я его рассмотрел.
– И? Особых примет у него нет, – ласково улыбнулась Одри, целуя ухо профессора.
– Откуда ты знаешь?! – профессор вытаращил глаза.
– Господи, почему мужчины рассуждают так примитивно? Он при мне не раздевался. У него на лице нет шрамов.
– Красивый парень, – грустно улыбнулся профессор, отворачиваясь.
– Я равнодушна к мужской красоте. Мне нравишься ты: умный, стеснительный, честный и скромный.
– Ему 27 лет!
– Знаю. А что это меняет?
– И тебе 27. Вы одногодки.
– Скажу Сету, чтобы он изменил дату рождения в паспорте. Может, это тебя успокоит, – улыбнулась Одри.
– Нет, в самом деле, что такого особенного в том, что он красивый и ему 27, как и мне?
– Подходящая кандидатура… для любовника.