Конан и заклятье Дафанесс

Конан понял, что его ждут неприятности, едва только увидел девушку.

Да и что другое, кроме возможных проблем и осложнений могло бы ждать, когда ниоткуда, словно из-под земли, или из воздуха, перед тобой, буквально в двадцати шагах, возникает прелестная юная чаровница!

Такие подозрения и мысли пришли бы в голову, собственно, и любому нормальному человеку. А не только такому умудрённому многочисленными схватками, засадами, коварными нападениями, и опытом противодействия чёрному колдовству и коварным магам, воину, каким являлся варвар.

Поскольку Конан шёл через проклинаемую всеми дикую и безлюдную пустыню Нумиб, и кроме дюн и барханов кирпично-красного цвета тут ничего и никого, даже привычных кустов саксаула, верблюжьей колючки, и проворных ящериц и черепах не было, в душу и разум невольно закрадывалось не то, что подозрение, а железная уверенность: с ним снова пытается играть, заманивая, и отвлекая внимание, какой-то коварный чародей!

Шёл Конан уже третьи сутки, и несмотря на железное здоровье и выносливость, как у верблюда, страшно устал. Но он надеялся завтра к утру уже выйти к побережью моря Вилайет, поскольку твёрдо выдерживал курс на звезду Хусаин – повелительницу и покровительницу юго-западных земель. И народов.

Ну, во-всяком случае так утверждали легенды и верования племени Лузгаров. Того самого, от которого сейчас киммериец и спасался, твёрдо веря в то, что какими бы выносливыми, упрямыми, и злыми на него эти отменные следопыты ни были, догнать и отследить путь ещё более здорового, выносливого и упрямого авантюриста они не смогут.

Здешняя пустыня – она как вода. Едва человек прошёл где-то, как не затихающий ни на минуту жаркий ветер самум уже через десяток минут не оставит от его ног ни следа! С шелестом и подвыванием стерев все впадины, бугорки, и ямки.

От этого ветра слезятся глаза, трескается кожа, песок скрипит на зубах и мучает постоянная жажда. Но сейчас – он верный союзник Конана. Разозлившего, и, по их версии – смертельно оскорбившего своих новых знакомых. Тем, что нарушил какие-то там их священные заветы, и взял в руки – просто чтоб посмотреть! – какого-то чёрного и растрескавшегося от времени деревянного идола! А уж дерево-то Конан никогда не считал «сокровищем»!

И вот главный жрец, лично обнаруживший это вопиющее кощунство, войдя не вовремя в подземное капище, своим чертовски визгливым и противным голосом заорал, что за кощунство и святотатство проклятого чужестранца нужно немедля убить! Орал он и ещё что-то про обманутое доверие, но хорошо, что Конан догадался не мешкая ни мгновения, и раздавая щедрые тумаки пожелавшим было схватить его голыми руками, тут же прорваться к выходу, и уж там – задать дёру!

Бегал он куда быстрее коротконогих и невысоких чернокожих воинов. У него хватило времени, чтобы, оторвавшись от погони, ещё и напиться от души из местной речушки, и налить в бурдючок, притороченный к поясу, немного воды, прежде чем пришлось бежать дальше, потому что вокруг него начали дождём сыпаться копья, а затем – и стрелы! И, как Конан знал, отравленные! То есть – нельзя было допустить даже случайного, поверхностного, ранения! Так что он ещё поднажал… Оторвался.

И после этого пришлось, выбравшись из во всех отношениях приятной прохлады экзотических джунглей, чесать напрямую: через пустыню Нумиб! Как раз и славящейся своей абсолютной пустотой, ненаселённостью, и отвратительными погодными условиями. Недаром же сюда не суются даже кочевники-будуины, всю жизнь проводящие в Великой Зохаре…

Варвар надеялся выбраться к побережью, где наверняка найдутся и поселения рыбаков, и торговые порты, через три дня после того, как покинул тенистые джунгли, пронизанные экзотическими пряными запахами и спелыми плодами. Именно столько дней было обозначено на карте, которой он пользовался, чтоб попасть к древнему святилищу легендарного, и сейчас сгинувшего во мгле преданий, народа Юрозозов. О котором ему все уши прожужжал ещё старый Вахид – коллега и компаньон по приключениям в Немедии, где они служили наёмниками в армии местного шаха. Дескать, сокровищ там, в храме, навалено – несчитано-немеряно! Прямо на алтаре в огромном главном зале, в здании посреди джунглей. Построенном великанами в незапамятные времена из гигантских каменных блоков и плит.

В великанов Конан никогда не верил, а вот в заброшенные храмы с несметными сокровищами – всегда!

Но, к сожалению, никакого здания с капищем, а тем более – сокровищ, Конан не нашёл. Хотя первые десять дней они шли как раз – по карте Вахида, которой тот пользовался, расшифровывая свободно: её рисовал его брат! Но брат погиб, а один соваться в негостеприимные (Мягко говоря!) дикие джунгли Вахид боялся. Конан же, по словам Вахида, нужен был ему, чтоб защищаться как раз от местных, очень мстительных и коварных, чернокожих племён. Якобы ненавидящих, когда на их территорию вторгаются чужаки.

И все ориентиры и местные природные «достопримечательности» вели, вроде, как раз куда надо: попался им и «водопад», и «остров посреди мутно-оранжевой реки», и даже «белая скала». И баобаб в двадцать обхватов.

Но на одиннадцатый день похода Вахида укусила ядовитая змея, на которую он по невнимательности, или из-за вечного сумрака, царившего под сводами непроходимых и всегда влажных джунглей, наступил.

И несмотря на все старания киммерийца отсосать яд из мгновенно вскрытой кинжалом раны, его напарник скончался. Конану и самому после такого действа было не очень хорошо: он всё время плевался, но всё равно потел, и его трясло в лихорадке. Однако к счастью на второй день симптомы отравления ядом прошли.

Вот так и остался Конан один, посреди незнакомых джунглей, и с картой, в которой почти ничего не понимал: брат Вахида явно хотел, чтоб пользовался только, вот именно – брат!

Однако Конан карту тщательно хранил и оберегал, потому что пусть дороги к Храму он и не нашёл, и вообще – заблудился, чисто случайно выйдя к стойбищу Лузгаров, но прекрасно понимал: уж побережье-то – никуда не денется! В самом крайнем случае он всегда сможет просто двигаться на юго-запад, и к нему так и так и выйдет!

И вот теперь, на третий день невероятно утомительного и тяжёлого пути сквозь жаркие оранжево-кирпичные в свете солнца пески, когда вода давно кончилась, и даже бурдюк за ненадобностью выброшен, как и большая часть ненужной в условиях пустыни поклажи из сумы, вроде тёплого плаща или тёплой шапки, ему и встретилась девушка!

Причём, почти абсолютно обнажённая – условный поясок толщиной в палец с болтающимися на нём тесёмочками с разноцветными стеклянными бусинками не в счёт! – и на редкость… Привлекательная!

Уж в чём-чём, а в этом Конан разбирался: не одну вольную женщину любил, и не с одной шлюхой в кабаках и борделях разных стран, спал!

Разумеется, первое, что Конану вспомнилось, так это то, как вот почти такая же девица, дочь властителя северных широт Имира, пыталась однажды заманить его вглубь снежной равнины. Где его ждала бы верная гибель! Но тут, среди песков… Очередная ловушка?!

А впрочем – что ему терять?! Проще всего подойти и спросить: что этой юной нагой прелестнице от него надо!

Конан так и сделал. Вначале внимательно оглядевшись, и ничего опасного или непривычного не обнаружив, он подошёл к глядящей на него во все свои огромные и выразительные глаза чаровнице, остановившись в паре шагов, тоже не без удовольствия пялясь на налитые и упругие девичьи груди и прелестное личико, и спросил:

– Кто ты? Откуда взялась? И что тебе от меня надо?

На миловидном личике отразилось что-то вроде удивления. Впрочем, оно появилось сразу, как только варвар решительно и быстро двинулся к ней. Затем коралловые губки разлепились, и голос девушки поразил варвара своим бархатным и мягким тоном:

– Я – Эллира. Я дочь Коэна, властителя Малуссии. И сейчас нам тебя, Конан-киммериец, послало само небо! Впрочем, лучше будет, если о нашей проблеме тебе поведает мой отец. Сам. Он приготовил тебе и щедрую награду – если ты захочешь, и сможешь помочь нам! А сейчас, если ты согласишься выслушать его, я провожу тебя к нему.

Конана, разумеется, не могла не заинтересовать обещанная ему за выполнение чего-то-там награда. Щедрая!

Однако узнать, что это за награда, и как он может её заработать, лучше всего, вот именно – непосредственно от «работодателя».

– Веди!

Поход к обители Коэна много времени не занял: просто пришлось двинуться перпендикулярно маршруту киммерийца, в сторону особенно высоких и неприветливо выглядевших барханов из того же кирпично-красного песка. Как Конан ни вглядывался, хмурясь, и приставляя ладонь козырьком к глазам, ничего необычного или подозрительного вокруг так и не заметил.

Через десять минут Эллира, шедшая впереди Конана, и весьма впечатляюще покачивавшая и вилявшая тем, чем положено покачивать и вилять, остановилась и хлопнула в ладоши.

Конан невольно сделал шаг назад: прямо перед ними вдруг, так же внезапно, как возникла и сама девушка, проявились из воздуха высоченные стены! Сложенные, однако не из привычного камня, а из саманного кирпича. Конан, покачав головой, усмехнулся: да, такие отлично подходят для строительства домов и хижин, так как отлично держат зимой – тепло, а летом – прохладу, но для строительства крепостных стен непригодны абсолютно! Первый же дождичек – и вот огромные неприступные монолиты лежат в оплывших развалинах! Впрочем, здесь, в безводных песках…

Мгновенно вычислившая источник его иронии Эллира сказала:

– Не смейся, Конан. Эти стены стоят здесь уже семь веков. Поскольку в этой части Нумиба никогда не бывает дождей. А везти сюда каменные блоки было бы уж слишком сложно и затруднительно даже для предков моего отца!

– Понял. Что ж: каждый живёт и строит так, как считает удобным и нужным. А как мы попадём внутрь?

– Да очень просто! – очередной хлопок в ладошки, и прямо перед ними возникли (А точнее – проявились буквально из ниоткуда!) могучие двустворчатые ворота! Сделанные из окованного медными полосами векового и совершенно выгоревшего от солнца дуба – уж в этом киммериец разбирался!

– Похоже, такие смогут выдержать и стигийский, или заморанский таран!

– Запросто, Конан! Именно это они и делали три раза за всю нашу семивековую историю! Но давай войдём. – девушка сделала приглашающий жест.

– Только после тебя, любезная Эллира!

Девушка легонько толкнула незаметную калиточку в одной из створок, и та открылась. Конан, пропустив даму вперёд жестом, вошёл следом. Он предпочитал на всякий случай быть галантным: мало ли! Вот так, ничего не думая плохого, войдёшь, а тебя – дубиной по башке!..

Но всё оказалось спокойно и чинно. Воины на входе, два здоровенных и хмурых стража в кольчугах и шароварах, заправленных в сапоги, молча пялились на него, не забыв, впрочем, поклониться. Ну, и Конан не собирался прослыть некультурным варваром: вполне вежливо кивнул в ответ.

По улице, которая вела в центр города, они шли молча. Эллира иногда оглядывалась: вероятно, хотела убедиться. Что варвар, мягко и бесшумно шагавший по плитам каменной мостовой, идёт за ней. Конан старался не улыбаться: он уже знал, что за плату потребует себе за выполнение чего-то-там. Уж больно соблазнительна была сзади его провожатая!

Впрочем, как и спереди.

Дворец, если честно, ничем от привычного типа дворца восточного вельможи, царька заштатного провинциального городишки, не отличался: привычные луковицы синих керамических куполов, белённые стены, из того же саманного кирпича, стража с алебардами у входа…

В центральный зал они прошли, миновав ещё два поста стражников. У сардоров последнего был особенно подозрительный и хмурый вид: видать, не часто они встречались с грозно выглядевшими гигантами из северных земель! Да и вообще – с кем-то чужим.

Но вот они и в парадном зале. Тоже ничем не поразившем: Конан видывал ковры попушистей, купола, украшенные затейливой резьбой по дереву – получше, и мозаики на полу – выполненные поискусней.

На возвышении у дальней стены стоял роскошный трон с резными подлокотниками, и на нём восседал, как сразу понял киммериец, Коэн собственной персоной. И – тоже ничего необычного.

Типичное восточное лицо «поперёк шире», с глазками-щёлочками, светло-коричневый цвет лица и рук, шикарный, чуть подвыгоревший халат… Чалма. С драгоценным камнем по центру лба.

– Приветствую тебя, многоуважаемый Коэн! – Конан, неторопливо подойдя на пять шагов, вежливо, но не особенно низко поклонился. Пусть сразу местный властитель понимает, что Конан – горд, и цену себе знает!

– Здравствуй, прославленный Конан-киммериец. – властитель тоже чуть наклонил голову, – Рад, что ты согласился помочь нам!

– Минуту, уважаемый Коэн. Пока, – Конан выделил тоном это слово, – не помочь! А только – выслушать.

– Да, всё верно. Ты – славишься как раз деловым и прагматичным подходом к любым делам. Мы наслышаны о тебе. Несмотря на отдалённость нашего города от… э-э… цивилизованных стран, кое-какие новости доходят и сюда. И я знаю, что ты на редкость трезвомыслящий и рассудительный наёмник, – теперь уже Коэн подчеркнул тоном последнее слово, – И мы надеемся, что работа, которую я хочу предложить тебе, не вступит в противоречие с твоими… Моральными установками!

Конан насторожился. Но и заинтересовался. Никогда ещё никто не упоминал о его «моральных установках»! Да он и сам имел о них, если честно, весьма смутное представление.

– Я внимательно тебя слушаю, уважаемый Коэн.

– В таком случае… – правитель словно поколебался, – Скажу тебе честно, уважаемый воин из Киммерии. Да, у нас есть проблема. Но вначале – немного предыстории.

Мы живём здесь, в этом уголке пустыни Нумиб, в этом городе, носящем и имя нашего народа, уже семьсот сорок три года. Мы – это народ Малуссии.

Наши первые правители, приведшие своих людей сюда, спасаясь от набегов туранцев, были замечательными магами. И не только. А ещё и – мастерами на все руки. Так что город этот они отстроили легко и быстро. И с тех самых пор мы прекрасно живём здесь, ни к кому не имея претензий, и ни с кем не затевая ссор и войн. Правда, было три набега: тех же туранцев, стигийцев, и заморанцев, которые зачем-то пытались захватить наш город. Хотя никаких «традиционных» богатств, вроде золота, или алмазов, рубинов, изумрудов, у нас нет. Да и зачем они тем, кто живёт изолированно, в пустыне, и с остальным миром предпочитает в тесные контакты не вступать?

Но мы отбили их, и они ушли. И больше не появлялись. К величайшему нашему сожалению за долгие годы спокойствия почти все наши волшебные практики, как и сами наши маги – умерли. Их знания оказались забыты, утрачены. И исчезли. Причём – маги сами или не смогли передать свои знания достойным ученикам, или просто… не захотели.

Но для нас это тогда не имело значения: на нас долгие триста лет никто не нападал!

Зато двадцать два года назад…

Коэн сделал паузу, хмуря чело, и, очевидно, думая, как преподнести проблему своему потенциальному наёмнику так, чтоб она с одной стороны – не показалась нерешаемой, а с другой – ерундовой, надуманной.

– Перед нашими воротами появилась целая делегация из женщин.

Они назвались омбузонками, и предложили торговать. От нас они хотели товаров, и… Кое-каких услуг. На очень выгодных условиях.

Они покупали бы наши опалы, агаты, и бирюзу, которые мы здесь добываем в древних глубоких шахтах, и обмениваем на нужные нам продукты, железо, дерево, и медь – в поселениях на побережьи. А нам женщины продавали бы как раз – нужные нам всегда продукты. Финики, сыр, вяленное мясо. Муку. Масло. Соль. И другое.

Но главным условием была не торговля. Ну, точнее, не торговля в привычном понимании этого слова. Они хотели…

А воспроизведу-ка я тебе дословно тот договор, который мой предшественник, Мухаммед Восьмой, заключил с ними двадцать один год назад. А я сдуру подтвердил – пятнадцать лет назад. – властитель достал откуда-то из складок халата цилиндрический свиток, слегка пожелтевший от времени, и скреплённый многочисленными печатями, болтавшимися на верёвочках.

– «Народ омбузонок обязуется поставлять ежегодно ко дворцу повелителя народа и города Малуссии следующие продукты в следующем количестве. (Ну, далее перечисляется сорок три товара и продукта, которые они нам действительно поставляют ежегодно! В объёмах, вполне удовлетворяющих наши потребности. Их привозят на сорока телегах!)

За это повелитель города и народа Малуссии обязуется поставлять народу омбузонок опалы, агаты, и бирюзу, в количестве… (Мы измеряем объём и вес этих драгоценностей в своих мерах, но по обычным – более, чем сто пятьдесят фунтов – малахита, и по десять – опалов, бирюзы, и агатов.)

В подтверждение этого договора и доброй воли народа омбузонок и Малуссии, народ и правитель Малуссии обязуется ежегодно предоставлять в пользование избранным сорока женщинам из омбузонок, соответственно сорок высококачественных и молодых мужчин. Для осуществления оплодотворения этих женщин. Которое производилось бы в течении трёх ночей. Для чего в городе выделялось бы сорок уединённых помещений, оборудованных постелями, и всем, что необходимо для высококачественного оплодотворения, приёма пищи, отдыха, и всего прочего для этих целей».

Конану захотелось почесать в затылке. И сплюнуть. Но он сдержался.

Да, он сталкивался ранее с воинственными девами, ведущими сугубо закрытый, замкнутый, образ жизни И не допускавшими в своё племя мужчин. Как носителей разброда и разврата, и воинственности… И им, конечно, нужны были мужчины – чтоб не вымереть! Но чтоб вот так – конкретно заключить письменный договор!..

– «Зачатие производится только таким образом, и столько раз, сколько изберёт и предложит осуществить каждая конкретная женщина каждому конкретному партнёру. Партнёров женщины меняют каждую ночь.

После этих трёх ночей женщины омбузонки должны быть свободно выпущены из города, и никто не должен пытаться их удержать. Все зачатые таким образом дети принадлежат народу омбузонок».

Пока правитель читал про «образ и количество раз», Конан то краснел, то бледнел. А ближе к концу ему нестерпимо хотелось…

Расхохотаться от души!

Потому что такого циничного и откровенного распутства со стороны женщин, и сутенёрства со стороны того же правителя, он не встречал!

Только продавались здесь услуги не женщин, а – мужчин!

Что, впрочем, картины разврата и цинизма нисколько не умаляло.

Но то, что они двадцать один год прекрасно выполняли все условия, как с одной, так и, явно, с другой стороны, говорит, вроде, о том, что всё всех устраивало! Значит, проблемы начались недавно. А какие?

Когда Коэн, дочитав, умолк, подняв глаза на киммерийца, тот не удержался:

– Скажи, уважаемый Коэн. Что именно тебя в заключённом вами, твоим предшественником Мухаммадом и тобой, договоре, не устраивает теперь?

– Ты прав, уважаемый северный воин. Предыдущие девятнадцать лет всё, вроде, было именно так, как мы и договаривались. И пусть со стороны наш договор, возможно, выглядит… э-э… не совсем порядочным, и весьма развратным и непристойным, но именно он позволил нашему народу не только выживать, но даже и вначале увеличить численность населения. Но! Только первые примерно девятнадцать лет. Да и то… С оговорками.

Конан молчал, не задавая дополнительных вопросов – ждал, когда правитель сам прервёт подзатянувшуюся напряжённую паузу.

– В договоре не оговорено, что будет с теми «высококачественными» мужчинами, которых мы предоставляли омбузонакам для… зачатия.

А с ними возникли проблемы. (Ну, это теперь мы понимаем, что это – проблемы. А первое время нам казалось всё происходящее вполне естественным!) Так вот. После выполнения ими договорных обязательств мы женили, конечно, многих из этих мужчин. Вполне в наших традициях, и в соответствии с обрядами.

И вот что странно, Конан. От таких мужей родятся только мальчики!

И сейчас их количество настолько велико, что мы всерьёз побаиваемся: как бы нам не вымереть!

Конан нахмурился: что-то не стыкуется! Ведь если для ежегодного «оплодотворения» предоставляется всего сорок человек, как их дети могут иметь хоть какое-то значение для демографии целого города, в котором этих самых мужчин наверняка несколько тысяч!

– А в последние два года стало совсем уж невыносимо! Ты можешь спросить: «а какое значение для вашего населения имеют дети всего-то около восьмиста мужчин?» И я должен честно ответить: огромное, Конан!

Дело в том, что остальные наши мужчины… Как бы это сказать…

Сейчас не вполне… кондиционны! То есть, те, кого мы не выбрали для ежегодного обряда с омбузонками, медленно, но верно, становятся пассивны и бесплодны! И даже не могут исполнять ни супружеский, ни – будем честны и откровенны! – долг любовников! И два года назад нам пришлось вернуться к традиционным законам нашего восточного народа: о том, что каждый правоверный малуссианин имеет право взять четыре жены!

И вот, после того, как мы два года назад ввели этот старинный закон, всё стало ещё хуже.

Коэн вздохнул, явно вновь остро переживая все те проблемы, что свалились на его неразумную и непредусмотрительную голову, охмурённую сладкими обещаниями и богатыми посулами. Впрочем, исполняющимися.

– Теперь у нас рожают только семьи, где муж – из числа тех, кто в своё время поучаствовал в обряде оплодотворения. И мальчиков родится – чуть ни ещё вдвое больше, чем раньше! Ну а появление каждой девочки теперь у нас отмечается почти как праздник. И всё равно: в последний год их родилось всего двадцать семь человек. А в прошлый – тридцать одна. А в позапрошлый – сорок.

И нетрудно понять и догадаться, что эти самые омбузонки тайно наложили в своё время некий… Некое заклятье на всех мужчин, с которыми они… Производили оплодотворение. И действие этого заклятья явно распространилось через них, этих мужчин, и на других наших мужчин. И всё остальное население Малуссии.

И если так пойдёт и дальше, всё наше население попросту вымрет!

И город наш достанется наследникам партнёров омбузонок!

Ну и, разумеется – самим омбузонкам!

Коэн поёрзал на своём троне, затем, как бы подчёркивая важность момента, встал. И подошёл к Конану на три шага, спустившись со ступеней:

– Конан. Мы не сомневаемся, что заклятье наложили, конечно, не сами эти женщины. Они – просто его носители. Передавшие его. Возможно, даже не подозревая об этом. (Впрочем – вряд ли!)

Ну и – избранные своим народом производительницы, которые должны не позволить их племени – вымереть. И мы знаем, что у них сейчас мальчиков практически не рождается. А когда-то, в прошлые времена, давным-давно, рождались – мы слышали, они просто… Убивали их!

А сейчас эту кровавую традицию они отменили. За ненадобностью.

Так вот. Я хочу предложить тебе работу… Несколько необычную, но для нас – жизненно важную. И – вполне в «твоём» стиле.

Ты должен вычислить, и найти того исключительно сильного мага, ну, или – колдунью, что наложила все эти заклятья! На нас, и на племя омбузонок. Потому что, – лицо властителя исказила гримаса сдерживаемой ненависти, – ну вот не бывает такого, чтоб у нас – только мальчики, а у них – только девочки! Другого объяснения, кроме чёрного колдовства, тут нет и быть не может!

Мы знаем, что ты – профессиональный… э-э… Разведчик и наёмник. (Конан подумал, что Коэн тактичен. Не сказал – «вор»!) И я хотел бы тебя нанять как раз для привычной тебе задачи: найти и уничтожить этого мага. Или эту колдунью. Потому что торговать с племенем омбузонок мы бы хотели.

А вот вымереть из-за чёрного заклятья какого-то мерзавца (Или мерзавки!) – нет!

Очередную возникшую паузу каждый из собеседников использовал по-своему. Конан, хмурясь и сжав в нить губы, думал. Коэн, глядя на него, просто молчал. Но киммериец понимал, что правитель просто не хочет показать, насколько велики его проблемы, и насколько сильно он надеется на помощь какого-то северного наёмника. Пусть и профессионала. Последний, так сказать, шанс!

Не продешевить бы!

– Хорошо, уважаемый Коэн. Я выслушал. Проблема ваша мне понятна. Согласен полностью: не бывает такого, чтоб у вас – только мальчики, а у них – только девочки. Которые со временем, и тут уж нет ни малейшего сомнения, переженятся, и будут проживать в вашем древнем городе. Торгуя, добывая камни, и процветая в шикарных капитальных домах. Полностью вытеснив аборигенов столицы – то есть, народ малуссианцев.

То есть – действительно, дело наверняка в каком-то заклятьи. А вот что-нибудь конкретное про это заклятье, и мага, наложившего его, известно?

– К моему величайшему сожалению, Конан – нет. Омбузонки ведут весьма… Скрытный и замкнутый образ жизни. Посторонних к себе не пускают. А мы почти не выбираемся из нашего города. Те, кто кроме омбузонок приходит к нам торговать – сейчас почти перестали это делать. И я не могу их осуждать: похоже, все уже знают про наше проклятье. И боятся заразиться.