Имитация. Когда космос становится реальным

– Почему? Ты же ведь герой? – в недоумении спросил я. Об участии российских военных борьбе с террористами из ИГИЛ. не знали лишь недоумки. Конечно, находились всякого рода болтуны, что переводили стрелки в иное русло: мол, защищали диктатора Башара Асада, испытывали свое оружие на Ближнем Востоке, в реальности уничтожали мирных граждан, решали свои мелкие проекты и так далее. Как и в любой войне были где-то, наверное, перегибы или ошибки, но в целом российское участие все же имело миротворческий характер. 1

– Герои самолеты не теряют, а мой штурмовик подбили… такое не прощают… Единственно, в чем меня подсластили, так это допустили к имитации. А я и этому рад. Поэтому вызубрил все, что касается управления макетом, проводил даже субботние дни на тренажере.

– Ты рад? – спросил меня Сергей, раскинувшись на диване и разглядывая посетителей. Он заприметил одну даму, бросавшей в нашу сторону кокетливые взгляды и раздумывал, противоречит ли правилам, если проведет ночь в бурной любви. Конечно, Ушаков не считался Аполлоном, жилистый, высокий, рыжая шевелюра, большие уши, но для этой дамы, профессионально исполнявшей свою работу, это никакого значения не имело; ее интересовало содержимое портмоне, а вот деньги у бортинженера-имитатора имелись. Скорее всего, от такого шага его отвергла то ли собственная неуверенность, то ли боязнь прослыть в нашем коллективе этаким донжуаном, что не приветствуется в астронавтике.

– Рад, – признался я. – С детства мечтал о космосе, хотя понимал, эту профессию не одолею. Там нужны такие качества, которые вырабатываются годами, а я, по сути, лентяй, мне и пробежаться лишний раз по треку не охота, лишь по принуждению, хе-хе. Поэтому для меня участие в имитационном полете – уже достижение, выше которого ничего нет. Ведь в учебниках истории напишут, что Анвар Холматов, выходец из Узбекистана, «летал» в космос; был предшественником первой реальной экспедиции на Марс. Ты не представляешь, как гордится будут мои родственники, земляки. Статьи в газетах, передачи на телевидении и тыдыр и тыпыр… – я пошевелил пальчиками, словно разминал невидимый мячик.

Тут послышался хмык – этот звук издала Марина, о чем-то думавшая и не особенно прислушивавшаяся к нашей беседе. Удивительно, что уловила мой ответ.

– А ты человек тщеславный, – скривив губы, сказала она. – Слава рождает высокомерие, чванство, пренебрежение к другим… можно легко скатиться к низменным инстинктам, мой коллега!

Сказано прямолинейно, не не совсем верно, во всяком случае, к условиям восточного общежития. Я повернулся к ней:

– Нет, Марина, у тебя ошибочное представление о азиатах. На Востоке принято, чтобы кто-то продвигал имя своего рода, семьи, племени, потому что это дает шанс всем членам занять достойный социальный статус. Можно заниматься бизнесом, развивать науку, быть государственным деятелем или политиком, играть в театре, но всегда человек обязан помнить и заботиться о своих близких. Имя человека – лицо рода. Если кто-то в Ташкенте, Бухаре или Карши скажет, что их родственник участвовал в марсианском проекте, то, уверяю тебя, он получит неплохое предложение поработать где-нибудь, если же кто-то подпортит имидж рода, то и проблем станет больше. Это палка о двух концах… Только слава вряд ли сделает меня заносчивым или высокомерным – я воспитан иначе.

– М-да, Восток – дело тонкое… и темное для меня, – призналась Марина, наконец-таки улыбнувшись.

– С первых лет астронавтики всего лишь один этнический узбек и один выходец из Узбекистана участвовали в пилотируемых полетах, согласитесь, это немного, – добавил я. – Так что я буду, типа, третьим… 2 3

Только мое пояснение вызвало недоумение у Саркисяна:

– Не понял, ведь экспедиция не международная, а национальная… Почему иностранца включили в состав имитационного полета, особенно если мы все подписали документы о секретности?

– А я россиянин, друг мой, – немного высокомерно ответил я. – Это мои родственники живут в Узбекистане, Таджикистане и Казахстане. А в России моя семья – жена, две дочери, все граждане Российской Федерации. Так что не стоит искать шпиона в нашем коллективе.

Мои слова остудили бывшего военного летчика и он пробормотал что-то извинительно. Я махнул, мол, ладно, не парься, не бери в голову, все нормально. Но при этом сделал вывод, что никто еще не обмолвился о своем семейном положении и своем текущем социальном статусе. Может, все еще впереди? Ведь «лететь» нам 150 дней внутри макета.

– Ну, друг мой, если исходить из твоего понимания, сколько этносов побывало в космосе, то 99,9 процентов никогда не поднималось выше 20 километров над Землей, – пробубнил Сергей, переключив свое внимание с дамы на наш разговор. – А ныне астронавтика – это удел или очень богатых людей – они же туристы, или сверхпрофессионалов – удачников, прошедших все тесты, или имеющих связи с Олимпом власти, например, как те двое, – и он кивнул в отдельную кабинку.

Мы разом повернулись в ту сторону. Там сидели двое – женщина лет тридцати, белокурая, красивая, очень похожая на кинозвезду или жену олигарха, вся холеная, утонченная в манерах, а ее красное платье, по моим оценкам, стоило порядка двух-трех тысяч долларов; мужчина, который расположился напротив, был образцом для атлетов, бычья шея, короткая стрижка, ладони как лопаты, солидный костюм на его теле казался насмешкой – этому человеку больше подходило бы кимоно для дзюдо или армейский мундир. На столе были фрукты, шоколад и французский коньяк. Бра горели не ярко, но мы даже издалека чувствовали, что между ними имеется определенная связь.

– Ну… муж и жена, – насмешливо произнесла Марина. – Или… любовники! И что?

Ушаков обалдело уставился на нее:

– О чем ты, Марина! Это же Игнат Громов и Елена Малая! Я буду обескуражен, если услышу твое признание, что ты не знаешь эти имена.

Я хмыкнул. Ну, для общественности эти имена мало известны, но те, кто имеет отношение к марсианской программе, слышали их не только в кулуарах, но и в некоторых документах. Игнат Громов – военный летчик, полковник, как и Ашот Саркисов, говорили, что он – внук знаменитого маршалла авиации, а Елена Малая – биолог, доктор наук, дочь вице-президента России. Оба они – кандидаты в члены экипажа «Радуги», то есть будут настоящими астронавтами. Удивительно, но за несколько месяцев, что мы провели в ТИЦе в рамках марсианской программы, никто из нас не встречался с предполагаемым экипажем корабля (говорю предполагаемым, потому что до настоящего времени Правительственная комиссия не утвердила окончательный список); нас даже не удосужились познакомить, словно не хотели, чтобы кто-то из них мог предположить, что им готовят более комфортные условия полета за счет испытателей, которые переживут вся тяготы и невзгоды на Земле. Хотя астронавты не могли об этом не знать, просто им не было до нас дела: мало ли кто участвует в проектах, не дружить же со всеми, включая монтажников и уборщиков на заводах и космодроме. Впрочем, мы не видели и других астронавтов, которые летали на околоземные орбиты, а также проводили время на станциях «Мир», «Салют» и МКС – они сюда не приезжали. Единственное, с кем я все-таки познакомился, был тайконавт – китайский покоритель космоса, который провел три месяца на низкоорбитальной станции «Небесный дворец-2», только это знакомство состоялось задолго до подачи заявки на имитационный полет – на выставке высоких технологий в Пекине, куда я ездил по командировке.

– Ну-ка, ну-ка, – оживился Ашот. – Может, познакомимся?

– Не стоит, – хмуро ответил Сергей, откинувшись на спинку кресла. Он отпил немного из бокала с чешским пивом «Козел», точнее слизнул обильную пену.

– Почему? – удивился я. – Мне будет приятно общаться с членами экипажа «Радуга». Ведь это и для нас какой-то почет…

– Почет? О чем ты? – Ушаков, видимо, знал больше нас. – Малая – богатая женщина, хотя и не рекламирует свое состояние, но вот оппозиционеры за рубежом накопали, что мадам имеет в швейцарских и прочих банках активы на три миллиарда долларов. А ее родственники имеют в оф-шорах не менее пятнадцати миллиардов, в свое время незаконно вывезенных из России. Так что это не бедная Золушка!

– Оп-ля! – вырвалось у меня.

– Это же «золотая элита», причем я говорю дословно, – продолжал наш бортинженер. – Они не переживали разруху и голод, учились в престижных вузах, постоянно обитают за границах. А вот Громов – владелец 42% акций компании «Российские двигатели», то есть предприятий, создающих двигатели для космических аппаратов и баллистических ракет. Что касается его военного опыта, то он обычный летчик, никогда в боевых вылетах не принимал участие. Звезду героя получил за кабинетные бои – он большую часть времени просиживал штаны в Генштабе или в кресле замдиректора вышеуказанной компании. Иначе говоря, свою медаль он просто купил. Миллиардерам это просто…

У Ашота лицо окаменело, видимо, такого услышать не ожидал. Свои ордена он получил совсем иначе. Поэтому медленно сел обратно и отвернулся.

– Они общаются с персонами своего круга, аристократы хреновы… – Ушаков, несомненно, был левых взглядов, если не коммунист. Но утверждать такое не могу, ведь все мы не проявляли своих политических интересов, может, были вообще аполитичны. – И такие люди предпочитают быть в «тени», не афишировать себя и свои финансовые ресурсы… Связи с «низами» они не имеют.

Однако я решился на знакомство, встал и подошел к сидевшим в кабинке. Но за два метра меня остановил какой-то мужчина, вид которого не оставлял сомнений в его профессиональной принадлежности.

– Вам нельзя! – жестко произнес он, кладя руку на пояс. Было ясно, что за пиджаком висит пистолет. Сидевшие в кабине астронавты не посмотрели в мою сторону, хотя не слышать моего приближения не могли.

– Я член имитационного экипажа, – пытался пояснить я, – хотел бы…

– Вам сказано: нельзя, – взгляд у охранника стал настолько колючим, что меня словно проткнули насквозь. – Если вы не уйдете, я вызову группу… – и он приложил палец к малозметному микрофону на воротнике. Так, сейчас сюда ворвется «группа поддержки» из ГРУ, и мало нам не покажется.

Я понял, что говорить бессмысленно и, развернувшись, вернулся к коллегам. Те смотрели на меня молча и с неодобрением. Громов и Малая так и не взглянули на меня. Тем временем один из нашей охраны подошел к мужчине, что остановил меня, что-то шепнул ему, и тот кивнул, что-то ответил. Видимо, контакты между имитационной и реальной командами полета не предусматривалось.

– Ну, что? Получил по зубам? – усмехнулся Ушаков.

Я испытывал некоторую обиду и недоумение, и лишь пожал плечами. Но остываю я также быстро, поэтому спустя пару минут перестал коситься в сторону астронавтов и охранника. Марина улыбнулась мне:

– Не огорчайся, мы просто на разных полюсах – вот и все.

И тут я задал ей вопрос:

– Хорошо, а что же тебя потянуло сюда? Тебя же не интересует слава, почет… Или деньги?

Наша коллега немного помолчала, собираясь мыслями, а потом нехотя выдавила:

– Карьера…

– Ага, карьеристка? – у Сергея взметнулись брови как у испуганной птицы. – Вроде бы не очень хорошая сторона человека…

В ответ его чуть не испепелил гневный взгляд:

– Не тебе судить, Сергей, ты не прошел то, что испытала я в своей жизни. Моих предков репрессировали в 1939 году, они прошли все круги ада… Мой отец, ученый, в 1990-е года фактически «сгорел», пытаясь вытащить семью из нищеты, в которую вдруг свалилась практически вся страна. Он умер после третьего инфаркта, а его бизнес прибрали «партнеры», оставив нас в долгах. Мама торговала у кавказцев, те ее постоянно обманывали и унижали, да еще и своя милиция вносила лепту в страх женщины. Мы голодали, средств не хватало на оплату коммунальных услуг. Я ходила в школу в обносках, в вузе сидела в углу, чтобы никто не видел моей старомодной юбки и кофточки. А училась сама, ни копейки взяток не дала. Работала вначале в районой больнице, где нет ни перевязочных средств, ни шприцов, ни лекарств, а резали кухонными ножами. Кандидатскую тоже защитила без поддержки, хотя, признаюсь, пробиваться было сложно. Но это был предел, которого я достигла. Делать докторскую и занимать серьезный пост в Институте я уже не могла – не было «толкача», а без этого ныне никуда! Марсианская программа – это способ перешагнуть барьеры, добиться того, что я итак претендую умом.

– Гм, я бы сказал, что ты тоже тщеславная, но у тебя иные причины, – сказал я, чувствуя некоторую неловкость. – Ты боец, если добивалась всего сама. Я тоже такой – Москва не очень-то любит иностранцев, особенно из южного «подбрюшья». Меня тоже тыркали в первые годы, но потом я притерся, нашел единомышленников, коллег, пристроился в неплохую фирму, получил российское гражданство. Короче, как программист состоялся, звезд с неба, конечно, не хватаю, но жаловаться грех, особенно смотря на соотечественников, что хрячаться гастарбайтерами на рынках, стройках и ЖЭКах.

Улыбка Ульяновой была лучшим ответом, мне кажется, что между нами установилась какая-то невидимая и пока тонкая связь.

И тут Сергей задал несколько неожиданный вопрос:

– А вообще, зачем лететь на Марс? Я вот все время размышляю над этим и прихожу к следующим выводам против пилотируемого полета: во-первых, эти деньги лучше потратить на решение земных проблем, например, в самой России много ветхого жилья, негазифицированы поселки, проблема с канализацией. Во-вторых, научные задачи, которые должна выполнить человеческая экспедиция, могут быть выполнены и автоматами-беспилотниками. Да, это будет медленнее, но в разы дешевле. Посмотрите, отправка робота «Кьюросити» обошлась Америке в 2,5 миллиардов долларов, а только «Радуга» стоит свыше двух десятков миллиардов долларов. В-третьих, сегодня нет политических условий, оправдавших бы экспедицию, целью которой по сути являлась бы установка флага космической державы на Марсе. России нет смысла начинать новую гонку в космосе с такими державами, как Китай, США, Европейские страны. В-четвертых, люди, прилетевшие на Марс, привезут с собой триллионы микроорганизмов, которые поставят крест на решении вопроса «Есть ли жизнь на Марсе?» – невозможно будет впоследствии сказать, марсианские ли корни у обнаруженных микроорганизмов. К тому же, привезенные с Марса ихние вирусы и бактерии поставят под угрозу жизнь самого человечества. Ну и в-пятых, на Марсе нет ресурсов, ценность которых могла бы оправдать их транспортировку на Землю.

Речь коллеги вызвала у нас недоумение, мы переглянулись. Хотя, если уж признаться, в словах Ушакова была правда. Может, такое он говорил, потому что в настоящий полет его-то и не брали. Хотя имитационный – это тоже прорыв для нас. Однако у Марины было что на это сказать и одна выдвинула свои контраргументы:

– Знаешь, не ты один такой вот пессимист с реалистскими чертами, который ставит прагматичные вопросы: «Зачем вообще лететь на Марс?» В конце концов, это дорого, астронавты подвергнутся огромному риску, да и что им делать на этой мёртвой и далёкой планете? Первая и главная причина: мы не знаем, насколько эта мёртвая планета мертва. И если она лишена жизни сейчас, было бы неплохо узнать, как обстояли дела в далёком прошлом – это помогло бы многое осознать о жизни как на Земле и так и вообще, где кончается мертвая материя и начинается живая. Роботы ограничены в своих возможностях и не дадут окончательного ответа – надо чтобы человек посмотрел на Марс своими глазами. Все автоматы, посланные на Красную планету, так и не смогли дать четких ответов. Вторая причина – политическая, как тут не крути: нельзя позволить Китаю или США опередить Россию в деле освоения космоса, поскольку мы в последние годы итак теряли свои позиции и отстали во многом. Даже Индия отправила пару автоматических станций на Марс, Сатурн, Япония – на Меркурий и Каллисто, а мы даже на Юпитер не проектируем полеты. Третья причина – фантастическая: выживание вида. Нам надо на всякий случай освоить как можно больше мест обитания. Как сказал один умный человек по имени Стивен Хокинг, не надо класть яйца в одну корзину. Иначе говоря, всегда нужна вторая планета для спасения человечества. Так что терраформировать Марс нам все равно придется.

Я видел, как внимательно слушает Марину наш бортинженер и как вытягивалось его лицо. Видимо, не ожидал такой обоснованной позиции от женщины. Да, Ульянова была не дурой. А та продолжала, не обращая внимание на наши изумленные взгляды:

– Четвёртая причина – социально-психологическая: невозможно в полной мере представить себе, как активизирует общество полёт человека на Марс. Это будет вершина научно-технического прогресса – трудно оценить, какие новые технологии потребуется для этого изобрести и как они облегчат нам жизнь. И, конечно, это будет подвиг, способный вдохновить целые поколения.

– И мы тоже вдохновим эти поколения? – ехидно спросил Сергей.

– Да, конечно, даже если ты будешь протирать штаны на борту корабля, который никогда не покинет земную поверхность, – невозмутимо ответила Марина. Она встала и хотела пройти к барной стойке, чтобы заказать себе какой-то напиток. В это время к нам подошел какой-то подвыпивший парень в кожаной куртке, джинсах и кроссовках. Щетина, шрам на левой щеке, недобрый взгляд. Мы вопросительно уставились на него: что нужно?

– Эй, ты! – грубо обратился он к Марине. – Пошли со мной!

– Куда? – не понял я, привстав с места. Мне этот мужчина совсем не понравился. Не люблю, когда кто-то вмешивается в компанию, при этом ведет себя неподабающим образом.

Странно, что куда-то исчезла наша охрана. Может, в туалете? В любом случае, конфликт нужно гасить нам.

– Парень, тебя это не касается! – рявкнул он и схватив нашу коллегу за руку, потянул к себе и попытался впиться в ее губы. И получил мощный удар в пах – это Марина дала отпор.

– О-о-о, – сумел лишь выдохнуть тот, согнувшись. Тем временем женщина схватила его за шкирку, прокрутилась на правой ноге и… совершила прекрасный бросок через плечо. Насильник шмякнулся на пол, при этом опрокинув соседний столик. Напоследок Марина выкрутила ему руку, и болевой прием оказался настолько чувстительным, что мы услышали хрип и просьбу отпустить его.

Итак, вечер перестал быть скучным, даже астронавты оторвались друг от друга и любовались событиями, что крутились возле нашего стола, при этом не делая попытки вмешаться и остановить. В этот момент к нам подскочили еще двое, видимо, друзья нападавшего. Им хотелось принять участие в заварушке или отомстить за унижение своего товарища – это уже потом установит милиция. Только мы дали им отпор. Ашот сразу понял их намерения и первым ударил в лицо парню с усами. Я услышал звуки ломавшихся зубов – да, летчики, оказывается, мужики крутые. Этого оказалось достаточно, чтобы прекратить дальнешую атаку. Второго нападавшего – лысого в спортивной куртке – на себя взял я: пригнувшись, я отразил пинок, потом схватил за туфлю и потянул наверх. Тот потерял равновесие и упал, головой ударившись на уже перевернутый стол. Боль была очень сильной, так как его крик заставил действовать трех сотрудников спецслужбы, что дежурили в баре. Нашу драку они прозевали и появились лишь тогда, когда все закончилось. И все же они схватили трех парней за руки и выволокли наружу, поминутно поддавая каждому поддых. Там уже передали милицейскому патрулю, который вызвали по сотовой связи.

– Да, они оплатят и за поврежденную мебель! – крикнул вдогонку Ушаков, который тоже хотел было помочь нам в драке, но не успел. Все произошло в течение полуминуты. Один из нас охранявших махнул рукой, мол, дальше уже не ваша забота, тут уже наша сфера деятельности.

На полу остались кровянные пятна. Да, уборщице придется еще смывать и эти последствия драки. Я подумал, что нас выведут в городское отделение внутренних дел, однако вернувшийся сотрудник спецслужбы заявил, что милиционеры просто снимут информацию с видеокамеры, что фиксировала все в баре, после чего составят протокол. Если мы будем нужны, то вызовут. А парней продержат 15 суток за решеткой – таковы нормы Кодекса об административных нарушениях.

– Это только вряд ли, – хмыкнул Сергей. Он был прав. Завтра вечером мы уже будем в «полете», и «вернемся» лишь спустя пять месяцев. Так что следователям РУВД придется подождать. А с другой стороны, охранники наши все видели и сами могут засвидетельствовать, как все здесь происходило. Хотя бы в этом был какой-то прок от них.

– Ты здорово дерёшься, – с удивлением обратился Ушаков к Марине. Та недовольно скорчила мину:

– Жила в неблагополучной среде, вся улица кишела хулиганами. Пришлось заниматься самбо… В жизни пригодилось.

Ну, в этом мы уже убедились, подумал я. Эта женщина была сильной, не знаю, может неблагоприятная среда выковала ее в сталь; в любом случае с таким человеком можно без опасения отправляться в реальный космический полет.

Наши разговоры прервал Масляков, явившийся с тревожным видом:

– Что здесь произошло?

– Да, небольшая потасовка, – лениво ответил Ушаков. – Враги получили достойный отпор.

– Я это и вижу, – с неодобрением смотря, как официанты выносят из помещения сломанный стол и убирая разбитый графин с пола, произнес наш непосредственный начальник. Потом он заметил двух астронавтов, продолживших общение между собой, и взволновался: – Ах, этого еще не доставало!

– А что? – не поняла Марина.

– Ну, не нужно, чтобы астронавты видели, как испытатели ведут себя вне служебного пространства, подумают, что мы в команду набираем драчунов и хулиганов!

– Ха, позвольте, но это хулиганы начали драку, а мы всего лишь защищались! – возмутился Ушаков. – А астронавты и пальцем не пошевелили, чтобы нам помочь… И охранники, что вы прицепили к нам, не успели…

Наш командир Саркисов лишь молча кивнул и спрятал свои могучие кулаки за спиной.

– А зачем? Мы и сами справились, – усмехнулся я. – Им, астронавтам, тоже пальчики ломать нельзя, в служебном листке иметь записи о правонарушении… А сотрудникам спецслужб – это укор, нужно нас охранять от всяких проходимцев, а не лясы точить в углу… Хамкову пожалуемся!

Лицо у Геннадия Андреевича было зеленым. Он волновался:

– Ладно, хорошо что все закончилось без членовредительства… Нет, это я не про хулиганье, а про вас. Нельзя в имитационный полет допускать людей с травмами. Вы нам чуть всю программу в унитаз не спустили… И хорошо, если рапорт об инцеденте не достигнет Хамкова…

– А что будет тогда? – во мне проснулось любопытство.

Геннадий Андреевич с неодобрением посмотрел на меня:

– Вы слышали историю о трех астронавтах из первого отряда?

Ашот мрачно кивнул, но остальные были не в курсе, и тогда Маслякову пришлось пояснить:

– 17 апреля 1963 года три астронавта – Иван Аникеев, Григорий Нелюбов и Валентин Филатьев – были отчислены из отряда за стычку с военным патрулем у железнодорожной платформы. Тогда они были пьяны и решили подерзить представителям военной комендатуры, рапорт ушел наверх, и приказом генерал-полковника ВВС СССР Николая Каманина, руководителя подготовки астронавтов, эти трое были уволены, потеряв какую-либо возможность отправиться в космос. Я бы не хотел, чтобы и вы перед самым стартом оказались за бортом эксперимента. Вы – самые лучшие, но ведь и у вас есть дублеры…

Эти слова нас отрезвили и мы замолчали.

– Так, так, во избежание иных проблем, давайте-ка мы все вернемся в служебные корпуса Тестово-испытательного центра «Роскосмоса». Завтра вам предстоит начать новую жизнь, поэтому лучше выспаться.

Мы не возражали, и через пять минут уже сидели в минивэне «Фольксваген», который в сопровождении другого автомобиля повез нас по осенней дороге в сторону закрытого объекта. Астронавты не повернулись в нашу сторону, так что наше знакомство так и не состоялось. «А нужно ли было оно нам?» – мелькнула мысль. Может, независимость друг от друга и есть гарантия чистоты эксперимента?

Пока мы ехали в минивэне, я спросил у Маслякова:

– Значит, мы первые, кто участвует в имитационном полете на Марс?

Мой вопрос, однако, вызвал удивление у начальника:

– Анвар, я уж думал, что вы в курсе, успели если не «погуглить» в Интернете, то хотя бы спросить у наших сотрудников…

Я покраснел и виновато развел руками.

– Вы не первые, друг мой, – сказал Геннадий Андреевич. – В 1960-х годах по указанию Сергея Павловича Королева готовилась марсианская программа: создание ракеты-носителя Н-1, марсианского транспортно-пассажирского корабля, тестовые испытания экипажа. В 1967—68 годах состоялся первый эксперимент «Марс-365», в рамках которого трое советских испытателей прожили в замкнутом пространстве, очень небольшом. Все происходило под грифом «секретно». Много что произошло за год у участников, однако испытания завершились в положительным результатом: да, люди смогут выдержать годичный полет в космосе, если будут заняты работой и не станут отвлекаться на грустные мысли. Хотя это было больше психофизиологическое испытание, ведь условия невесомости никто не моделировал, а это самая главная была задача, самый сложный барьер в экспедиции. Хотя я читал результаты, там много чего было такого… например, галлюцинации, желание совершить суицид…