Поезд времени S-16

Мужчина в костюме резко поднялся, окинул всех тяжёлым взглядом, словно обвиняя их во всём происходящем, и с силой стукнул ладонью по стеклу. На миг Штефану показалось, что тот собирается выбить окно и выпрыгнуть наружу. Лицо его побелело, губы дрожали от ярости:

– Что за чушь! Мы должны ехать в Цюрих, а не в это безумие! Куда нас везёт этот идиот-машинист?! У меня заседание Совета директоров! Вы понимаете? Миллионные контракты! Если я не приеду вовремя – это катастрофа! Я подам жалобу на железную дорогу, у компании хорошие адвокаты – мы разорим эту шарашку!

Его крик сотряс вагон, вызвав ещё больше смятения.

– Успокойтесь! – взвизгнула старушка, дрожа всем телом. – Не надо на нас кричать! Мы-то чем виноваты?

– Да-да, – добавила её подруга, та самая, что недавно обсуждала сериал. – Мы сами ничего не понимаем!

– Может, это игра? – пробормотала Патриция, прижимая учебник к груди. Она всё ещё пыталась отыскать рациональное зерно в происходящем. – Какая-то панорама, сделанная голограммами… Скрытые камеры, эксперимент над реакцией людей. Вечером нас покажут в каком-нибудь телешоу.

Штефан покачал головой, сам не веря в её слова:

– Нет… такое невозможно. Смотри сама! – он указал на сцену за окном. Там рапторы слаженной стаей рвали на части стегозавров. Хищники прыгали на спины, царапали когтями и пытались добраться до мягкого подбрюшья. Но панцирные гиганты отчаянно оборонялись: один размахивал хвостом, другой всадил рог в грудь нападавшего. Тот рухнул замертво, и тут же на него набросились собственные сородичи, впиваясь зубами в ещё тёплую плоть. Каннибализм здесь был в порядке вещей.

Менеджер, услышав Патрицию, неожиданно сбавил тон, словно её версия нашла отклик в его упёртой логике. Он поправил галстук, откашлялся и сел на место, бормоча:

– Да, точно. Какое-то идиотское шоу. Но я не намерен участвовать в цирке. Поймаю продюсера – шею ему сверну. Нашли развлечение – в поезде, утром, в такую погоду… Болваны! В суд всё равно подам…

Эта тирада лишь подтвердила: скандалист он по жизни, привыкший решать всё угрозами и жалобами.

«Не хотел бы я работать в его компании», – мрачно подумал Штефан.

В этот момент девочка снова заговорила, тряхнув косичками:

– Бабушка, а мне кажется, это кино. Телевизоры вместо окон поставили, и теперь фильм крутят. «Прогулки с динозаврами»! Ты ведь помнишь его? Там про монстриков было!

– Помню… – пролепетала бабушка и вновь перекрестилась.

Удивительно, но именно эта версия показалась самой правдоподобной. Действительно, почему бы швейцарской железнодорожной компании SBB5 не заменить, пускай и прочные, но всё же обычные стекла на плоские плазменные панели и не транслировать через них ландшафтные панорамы? Зачем? – мог бы возникнуть резонный вопрос. Ведь экраны таких размеров стоят недёшево. «А чтобы рекламу пускать», – сам себе ответил Штефан, но тут же усомнился: прошло уже несколько минут, однако никакого информационного объявления или рекламного логотипа не появлялось. Не может рекламный ролик тянуться столь долго и с такой пугающей натуралистичностью. И о чём тогда это «послание»? – о путешествии в прошлое? О доисторической природе, от которой зрителя должно мутить? Приглашение в некий парк развлечений? Или новый способ отвлечь пассажиров от серой дороги?

– Да, точно, это просто телепередача, – согласился наконец мужчина в костюме и, словно желая подчеркнуть собственное равнодушие, раскрыл газету «20 Minuten». Его глаза скользнули по жирному заголовку: «Катастрофа в Китае: авиалайнер, следовавший из Пекина в Гуанчжоу, потерпел крушение, выживших нет». В статье перечислялись подробности – пылающий корпус, тела, которые спасатели находили в радиусе километра, версии экспертов о неисправности двигателя и халатности техников. Черно-белая фотография с обгоревшим хвостом самолёта только усиливала мрачность текста.

Остальные пассажиры тоже постепенно уселись на места. Вагон снова наполнился знакомыми, повседневными звуками: тихий звон чашек в автомате, шелест страниц, шёпот старушек, которые всё ещё крестились, но уже без прежней паники. Даже дети перестали плакать, заворожённо прижимаясь к стеклу. Казалось, страх улетучился, уступив место любопытству и странному, детскому восторгу. Поезд, словно не замечая чужих миров за окнами, продолжал гнать вперёд по расписанию.

Только два студента оставались в смятении. Штефан никак не мог свыкнуться с мыслью, что это лишь хитроумная затея SBB, ведь даже самые современные технологии не в силах так виртуозно воспроизвести каждую чешуйку динозавра, каждую каплю крови, каждую тень от гигантского крыла. Это было реальнее, чем сама реальность. А Патриция, прикусывая губу, думала уже в медицинском ключе – о возможном коллективном обмане восприятия.

– Слушай, а может, это массовый гипноз? Нам внушили, что мы видим динозавров? – тихо предположила она. – Или массовый бред…

– Массовый бред?.. – Штефан скептически вскинул брови. – А что, бывает так, чтобы всем людям сразу казалось одно и то же? И если это гипноз – то кто и зачем?

– Ну-у… – Патриция пожала плечами, – смотрят реакцию на рекламный ролик… или… – но договорить она так и не смогла.

Потому что именно в этот момент поезд снова окутал плотный молочно-серый туман. Всего секунд двадцать – и завеса рассеялась. За окном открылась новая картина, завораживающая не меньше прежней.

Теперь речь шла о человеческой истории, и без сомнений – о первобытном строе. Но поразительно: за окнами царила зима. Снега не так уж много, но достаточно, чтобы серебристым ковром укрыть долину. Солнце низко висело над горизонтом, его свет отражался от льда, и всё казалось чуть голубоватым, будто покрытым тонким хрусталём.

Два десятка людей – то ли питекантропов, то ли неандертальцев, – с такого расстояния различить трудно. Их широкие лица с выступающими надбровными дугами, массивные челюсти и растрёпанные волосы делали их похожими на чудовищных детей дикого леса. На плечах звериные шкуры, на ногах – грубые повязки из меха. В руках у каждого – каменные топоры или длинные копья с остро отточенными наконечниками.

Они загоняли в ловушку мамонта. Животное, огромное, с рыжей шерстью, свисавшей клочьями, с бивнями, изогнутыми, словно белые серпы луны, ревело и кружилось в панике. Оно пыталось угрожающе размахивать головой, но люди не отступали. И всё же мамонту удалось – одним мощным ударом ноги – размозжить охотника в кровавое месиво, так что тело повалилось, как тряпичная кукла, окрашивая снег алыми пятнами.

В ответ в хобот и бок зверя вонзились пять копий. Мамонт взревел, его хриплый трубный крик, пронзительный и полный боли, прорезал даже толстое стекло вагона, отчего у пассажиров похолодело в груди. Животное в панике стало пятиться, но позабыло, что за ним зияла глубокая яма, щедро утыканная острыми сучьями.

Кто-то из охотников ловко ударил каменным топором по бивню. Мамонт пошатнулся, тяжело взревел и рухнул в яму. Из неё раздался жуткий вой – смесь отчаяния, ярости и смертельной боли. Даже сквозь стекло казалось, что воздух внутри вагона задрожал.

Люди, обезумев от восторга, стали прыгать вокруг ловушки, размахивая копьями и топорами. Их крики, их первобытный танец вокруг обречённого зверя были подобны празднику – празднику крови и победы над природой. На лицах застыла дикая радость: они знали, что их племя будет сыто.

– Фу, какая пошлость, – покачала головой старушка, морщась так, будто ей показали вовсе не доисторическую охоту, а неудачный скандальный сериал. Её подружка, сжавшая руки на коленях, поддержала ворчание:

– Да, разве можно показывать сцены насилия? Компания перебарщивает со своими рекламными роликами. Это не детская тема – охота, да ещё с такими кровавыми подробностями…

Нельзя сказать, что пятилетняя внучка выражала солидарность. Наоборот, в её глазах горел восторг: они сияли, отражая скачущие вокруг ямы фигуры древних людей. Для неё это было не ужасом, а живой сказкой, ожившей картинкой из какой-нибудь книжки о первобытных временах. Розовые щёки пылали, губы дрожали от улыбки, и она прижимала ладошки к стеклу, будто хотела сама прыгнуть вместе с охотниками, помочь им в победном танце. Идеи общества защиты животных ей были пока что неведомы, чужды и недоступны; что мамонт мучается и истекает кровью, её нисколько не трогало. Всё происходящее воспринималось как «кино» – красивое, увлекательное, не более.

– Слушай, Штефан, а может девочка права – это кино? – задумчиво спросила Патриция. – Сначала нам показали жизнь динозавров, теперь наших предков…

– Хм… интересно, а что будет дальше? – парень пожал плечами, не зная, чему верить. Он снова сел на место, подался вперёд и продолжал наблюдать, уже с какой-то странной смесью страха и жгучего любопытства.

Поезд вновь вошёл в туман. И снова через считаные секунды плотная завеса растаяла, словно кто-то сдёрнул серый занавес. Все, кто сидел у окон, невольно крякнули – не то от удивления, не то от ожидания. Картину, которую они увидели, многие раньше встречали лишь в фантастических фильмах и компьютерных играх.

Перед глазами раскинулся мегаполис будущего. Он был серым, чуждым и бесконечным, тянулся от горизонта до горизонта. Из тумана и пепельной мглы вырастали тысячные ряды небоскрёбов – из стекла, металла, бетона и пластика. Они взмывались на два, а то и три километра вверх, острыми шпилями упираясь в облака. Казалось, целые кварталы соединялись прозрачными мостами и транспортными магистралями, похожими на натянутую паутину. По этим путям скользили капсулоподобные поезда, над головами вспыхивали огни дронов, но в целом пейзаж был подавляюще мёртвым. Нигде не видно было ни деревьев, ни травы – лишь бесплодный камень и искусственные конструкции.

Но это был не просто город будущего. Он горел и плавился, как пластилин, оставленный на солнцепёке. Небоскрёбы кренились и сползали, словно их строили не из бетона, а из воска; огонь и жара превращали улицы в реку расплавленного асфальта. Где-то внизу слышались взрывы, и целые кварталы оседали, уходя в провалы, наполненные дымом и огнём.

Шла война. Но не простая, а апокалиптическая. Казалось, здесь сошлись в схватке все виды оружия сразу. Одни – гигантские механизмы, двигающиеся на металлических ногах и гусеницах, управляемые людьми внутри, – палили из плазменных пушек. Другие – странные летающие машины, напоминающие одновременно насекомых и корабли, – атаковали их сверху, и пилотировали их не люди, а чудовищные существа с вытянутыми лицами и горящими глазами.

В воздухе вспыхивали разноцветные лучи – красные, зелёные, синие, – они рассекали дымный купол, рвали воздух на куски. Каждое попадание сопровождалось огненным шаром, и разрывы уносили и защитников, и нападавших в пыль и пепел. В нескольких местах поднимались ядерные грибы, и от их сияния металл небоскрёбов плавился, а живые тела – людей и чудищ – превращались в прах за секунды. Город рушился, словно декорация, но масштаб был слишком реальным, слишком детализированным, чтобы быть вымыслом.

– О-о, теперь «Звёздные войны», бабушка! – девочка захлопала в ладоши и звонко рассмеялась.

Бабушка укоризненно посмотрела на неё, зашипев:

– Ну что ещё, дитя! Разве это «здорово»? Это конец света!

– Но, бабушка… ведь это так интересно! – не сдавалась малышка, прижимаясь к стеклу.

– А мне это напоминает больше компьютерную игру, типа StarCraft, – мрачно заметил Штефан.

– Наверное, кто-то играет… – неуверенно предположила Патриция.

– Вряд ли… – парень покачал головой. – Слишком уж чёткая картинка. Такое даже самые крутые программисты не могут выдать. И если это игра, то почему мы её видим в окнах поезда? Думаешь, машинист сам играет? – он усмехнулся, но в смехе сквозило напряжение. – Или всё-таки он ведёт нас в Цюрихский аэропорт?..

– Ты думаешь, мы едем в Цюрих? – испуганно спросила Патриция, сжимая конспект так, что страницы зашуршали. – Мне кажется, нас занесло черт знает куда. Представляю, что сейчас думают другие пассажиры… Как они напуганы или удивлены…

– Может быть, – пробормотал Штефан, всё ещё всматриваясь в невероятный пейзаж за окном.

В этот момент небо раскололось ревом металла и огня. Огромный механический гигант, высотой почти с десятиэтажное здание, медленно навел ракету на цель. Внутри сидел явно человек в скафандре, но когда ракета отлетела, из кабины мелькнуло что-то чуждое, безобразное – словно сам пилот превратился в чудовище. Ракета вычертила сложную петлю в воздухе, уходя от электромагнитного контрвоздействия, и ударила прямо в «брюхо» противника. Летающий диск вспыхнул, закренился и стал падать по касательной линии. Казалось, что он рухнет на поезд, но за несколько метров до рельсов обрушился на бетонную дорогу, взметнув к небу облако искр, бетона, металла и стекла, словно гигантский вулканический фонтан.

Удар был такой силы, что близлежащие конструкции выгнулись, заскрипели и треснули, но поразительнее всего было то, что воздушная волна дошла до самого поезда. Вагоны затряслись, пассажиры неожиданно оказались на полу. Кто-то расшиб лоб о спинку кресла, кто-то ударился коленями, у кого-то разбилось стекло очков или губы – падение оставляло след, и страх осязал в каждой мышце.

Плафоны на секунду потухли, погрузив вагон в сумрак, затем вспыхнули вновь, но звуки визга, крика и стука гремели повсюду, даже с первого этажа. Бабушка прижала к себе внучку, которая от страха закрыла глаза, чуть дрожа всем телом. Остальные женщины побледнели, бессильно облокотились на спинки кресел, шепча молитву.

Мужчина в костюме, похоже, задыхаясь от испуга, отбросил газету и вскрикнул так, что дрогнуло всё помещение:

– Ну это уже слишком! Эта кампания совсем с ума сошла! Что за иммитация? Решили попугать нас? Нет, я дела это просто так не оставлю! Сегодня же натравлю на SBB адвокатов, они выкачают хорошую сумму за такие шутки!

Но никто его не слушал. Штефан успел схватить Патрицию за руку, удержав её от падения и, возможно, спасая от травмы. Он с силой посмотрел в её глаза:

– Слушай, это точно не игра и уж точно не видео – это реальность! Мы попали в какой-то странный мир!

– Но как? Мы же в обычном поезде, а не в звездолёте! – отчаянно воскликнула девушка. – Где мы сейчас? Неужели железнодорожная компания отправила нас на другую планету?

– Я не думаю, что наш поезд – это космический корабль, – Штефан глубоко вздохнул, – но возможно, мы… перемещаемся во времени… Блин, бред какой-то… но уж очень это похоже на правду!

Патриция сомневалась, хотя не слишком сильно:

– Машина времени? Ты шутишь…

В этот момент поезд вновь окутал густой туман, серый и влажный, словно выжатый из самого воздуха. Он скрывал все: пылающие города, гигантских динозавров и сражения, настолько фантастические и опасные, что казалось, их нельзя описать словами. Колеса грохотали по рельсам, стуча ровно, но при этом эхо многократно отражалось от стен туннеля, складываясь в глухое, металлическое многоголосие. В этих звуках слышался ритм движения, тряска и звон, создавая ощущение, что поезд мчится сквозь сердце подземной пещеры.

Уже через несколько минут они должны были достигнуть подземной станции Zürich Flughafen («Аэропорт Цюриха»). Пассажиры приходили в себя после невероятного стресса, хотя некоторые продолжали дрожать и хватать ртом воздух, пытаясь успокоить сердце.

– Мне плохо, – произнесла Патриция, бледнея. – Сейчас блевану на пол.

Штефан понимал её состояние, но не хотел, чтобы пол вагона оказался изгаженным. Он мягко предложил:

– Давай я провожу тебя в туалет. Там уж в унитаз и отправишь то, что не можешь удержать в желудке.

В голосе Штефана не было ни тени ехидства; наоборот, в нём звучало сочувствие и тепло, и Патриция это почувствовала. Она кивнула благодарно. Парень аккуратно взял её рюкзак, перекинул на другое плечо, а левой рукой поддержал её за локоть. Вместе они спустились на первый этаж вагона, где, что было удивительно, люди казались гораздо спокойнее, лица были расслаблены, страха не наблюдалось.

Возле туалета стояла женщина лет сорока семи, средний рост, темные волосы собраны в аккуратный пучок, лицо спокойное, но внимательное, взгляд мягкий, руки держались за поручень, словно готовые помочь любому пассажиру.

– Вам тоже плохо от тряски? – спросила она, заметив бледное лицо девушки.

– Да, попугало нас падение летающей тарелки, – пояснил Штефан, уверенный, что всех в вагоне трясет от последних событий.

Женщина нахмурилась:

– Какой еще летающей тарелки?

– Как какое? – удивился парень. – Та машина, которую сбил ракетой человек в каком-то устройстве… Вы разве не заметили этого?

Женщина взглянула на него с недоверием:

– Вы шутите? Ничего подобного мы не видели… Сильная гроза была, и молния ударила рядом с вагоном, напугав нас всех…

Патриция с недоумением уточнила:

– Молния? Ах да… сначала были молнии, а потом эти динозавры, пещерные люди, потом сражение с инопланетянами… что ли?

Чем больше девушка говорила, тем более растерянным становилось лицо женщины.

– Я не понимаю, о чем вы…

– Ну как же! На окнах… или на этих видеоэкранах были кадры из какого-то ролика…

– На каких экранах? На табло мониторов только информация об остановках…

Штефан внезапно понял: пассажиры первого этажа ничего не видели того, что проецировалось на окнах второго этажа. Им представлялся обычный земной пейзаж. «Значит, они не в курсе того, что узрели мы», – мелькнула мысль. Получалось, что вагон разделился то ли в пространстве, то ли во времени, и единственное, что их объединяло – это чувство толчка, которое ощутили все, правда, объяснение происходящего для каждого было разное.

– Фантастика! – выдохнул Штефан, совсем путаясь в происходящем, ощущая одновременно страх, изумление и восторг.

Патриция тоже ничего не понимала. Эта поездка выбила их из привычной колеи, словно обычный утренний маршрут внезапно превратился в переплетение фантастики и реальности, где все привычные ориентиры перестали работать. Девушке было трудно объяснить себе и другим, как десяток людей на втором этаже наблюдали странные изменения окружающей среды, тогда как сидевшие ниже видели лишь привычный пейзаж, рельсы и дома. «Может, видео там нет?» – пыталась рационально разобраться она сама, ощущая при этом щемящее чувство невозможного.

Тут женщина недовольно топнула ногой, раздражение было видно по сжатым плечам и поджатым губам:

– Этот старик не умер там? Что так долго? – и она указала на закрытую дверь с надписью WC.

– Какой старик? – переспросил Штефан, и тут вспомнил: они же ждут своей очереди в туалет. Поезд уже приближался к станции, а железнодорожные туннели, фонари и перегонки мелькали мимо окон, создавая эффект ускорения.

– Сюда вошел десять минут назад какой-то старик в красно-белом свитере и не выходит, – пояснила женщина. – Может, ему плохо? Вдруг потерял сознание… Знаете, он какой-то странный был… Говорил нелогично, несвязанно… Больной, наверное… За таким только уход и нужен…

Штефан вспомнил, что действительно видел на своем этаже странного старика, который перед самыми последними событиями вдруг встал и ушел. «Значит, он впустился в WC», – подумал парень, ощущая, что есть какая-то пока неясная, но ощутимая связь между этим чудаковатым человеком и тем, что они видели за окнами поезда. Интуитивно понималось, что старик каким-то образом связан с произошедшим, хотя объяснить это логически он не мог.

– Знаете, молодой человек, можете заглянуть в туалет и посмотреть, может, старику нужна помощь? – сказала женщина, обращаясь к Штефану.

– Да-да, – попросила его Патриция, приложив ладонь к горлу, словно стараясь сдержать тошноту.

Парень кивнул и несмело подошел к двери, постучался, но никто не ответил.

– Может, он умер?

– Ой, не пугайте меня! – воскликнула женщина. – Придется взламывать дверь или вызывать помощь! Я сейчас сообщу машинисту.

Штефан заметил, что дверь не закрыта на замок – об этом свидетельствовал зеленый сигнал. Он осторожно надавил на ручку и толкнул дверь. Та с легкостью открылось. Просунув голову внутрь, Штефан увидел, что туалет свободен: пространство было чистым и аккуратным, с металлической отделкой стен, светлым полом, компактной сантехникой, унитазом и раковиной с автоматическим краном. На стенах висели информационные таблички с правилами пользования, рядом – дозатор мыла и бумажные полотенца. Внутри царила стерильная, почти неприкосновенная тишина, нарушаемая лишь тихим звуком вентиляции.

– Тут никого нет, – произнес он, повернувшись к дамам.

Патриция с недоумением уставилась на него, а женщина взмахнула руками:

– Не может быть! Я сама видела, как старик вошел внутрь. Он закрыл дверь перед моим носом!.. Может, он выпал из окна?

– Мадам, из этого окна трудно выпасть, к тому же оно закрыто, – ответил Штефан, показывая рукой. Женщина подозрительно посмотрела на него, словно думала, что это неуместная шутка, но всё же заглянула внутрь. Через несколько секунд сказала:

– Извините… странно всё это! Неужели старик незаметно ушел? Ох, какая я дура, столько времени стояла тут. Может, у меня галлюцинации?..

– У нас всех сегодня галлюцинации, – выдохнула Патриция. – Вы не представляете, какие ужастики мы видели на втором этаже.

По лицу женщины было видно, что она не совсем понимала, о чём идет речь, глаза бегали по вагону, губы чуть поджимались, а брови нахмурились в легком недоумении. Тем временем раздался сигнал, и голос из динамика произнёс на трёх языках: „Station Zürich Flughafen. Passagiere, die in andere Länder fliegen, können hier aussteigen… Station Aéroport de Zurich. Les passagers se rendant dans d’autres pays peuvent descendre ici… Station Zurich Airport. Passengers flying to other countries may disembark here.“ ("Станция «Аэропорт Цюрих». Пассажиры, вылетающие в другие страны, могут сойти здесь")

Женщина ничего не ответила и вошла в туалет. Патриция осталась стоять у двери, ожидая своей очереди.

– Поезд будет стоять здесь минут пять, а потом тронется в сторону Орликона и Цюриха, – сказал вдруг Штефан. – Ты жди меня здесь…

– А ты что?

– А я осмотрю вагон, – пояснил он.

– Едва поезд остановился и двери открылись, как со второго этажа ураганом промчался солидный мужчина, ругаясь при этом далеко не скромными словами. Он кричал:

– Verdammte Scheiße! Was für ein Wahnsinn! Ich werde mich bei dieser verdammten Eisenbahngesellschaft beschweren! Nom de Dieu! Quelle folie!"

Он угрожающе размахивал руками, быстрыми шагами направляясь к первому попавшему отделению железнодорожной компании, которое оказалось в аэропорту, и позабыл о своём срочном совещании Совета директоров.

Штефан пожал плечами, выражая полное непонимание к таким людям, легкое удивление на лице сочеталось с презрительной ухмылкой, плечи расправлены, руки опущены, взгляд спокойный, будто он наблюдает за абсурдом, который никак не касается его лично.

Впрочем, не это заботило его. Он прошёлся вдоль вагона и внимательно осмотрел его. С виду тот ничем не отличался от других, стоявших впереди и позади: обычный цвет, стандартный размер, привычное внутреннее размещение кресел, обычные стекла, а не мониторы, как он отметил. Из окна первого этажа на него смотрели полусонные пассажиры, не видевшие ничего того, что поразило людей на втором этаже.

«И всё-таки это странный вагон», – думал Штефан, достал ручку и блокнот и записал номер В508526-33067-7.

Едва он это сделал, как его внимание привлекло нечто у дверей возле колес. Парень подошёл и замер: кусок красного металла был врезан прямо в обшивку, острые края слегка блестели, поверхность была ровной, словно отшлифованной, но с явным следом сварки или сплава – явно чужеродная деталь, не принадлежавшая вагону.

Сам того не осознавая, Штефан подошёл и взялся двумя руками за металл, и тотчас отдернул – он был холодным, с лёгкой металлической липкостью на ладонях. Конечно, сейчас было уже прохладно, но не настолько, чтобы металл буквально прилипал к коже. Чертыхнувшись, парень почесал нос, достал из кармана носовой платок и вновь взялся за кусок.

Ткань спасала от холода, смягчала ощущение прямого контакта, но долго держать металл было сложно: он будто сопротивлялся, создавая чувство тяжести и вибрации, словно был встроен в вагон силой, которую трудно преодолеть обычными усилиями. Снять предмет полностью оказалось непросто – впечатление было, что он удерживается какой-то невидимой энергией, которая сжимает металл, словно фиксируя его на месте.

– Ах, дьявол, – пробурчал Штефан и рванул на себя. Металл с легким звуком металлического скрипа вырвался из обшивки.

К удивлению студента, кусок почти ничего не весил, хотя по объему должен был тянуть на три-четыре килограмма. Складка его ладоней могла с лёгкостью обхватить объект, и если бы поставить на весы рядом муху, та, казалось, перевесила бы этот странный кусок. Он был легок, но упруг, с металлической текстурой и холодной гладью, не вызывая ощущения хрупкости, словно сделан из материала с невероятной плотностью и прочностью одновременно.