- -
- 100%
- +
Башня стояла на склоне, как гигантская игла, пронзающая облака. Её верх терялся в дымке, а у подножия горела лампа обслуживания – тусклая, но живая. Она мигала с одинаковым интервалом, словно отбивала пульс мира. Лерой шёл к ней долго. Дорога петляла через мёртвые поля, заросшие серым мхом, через останки станций и пустые тоннели. С каждым километром гул башни усиливался, превращаясь из далёкого ритма в реальное биение. Оно звучало в его груди, как второе сердце.
Он остановился на расстоянии, осматривая местность. Вокруг ни движения. Ни патрулей, ни дронов. Синод не ожидал нападений. Никто не нападал на башни. Люди боялись даже приближаться – говорили, что у них есть поле, которое сжигает разум. Возможно, это и было правдой, но Лерой уже не верил в страх. Он видел, что страх – просто ещё один язык Синода. И если научиться его слушать, он перестаёт владеть тобой.
Он достал коммуникатор. Устройство было тёплым, будто живое. На экране мерцали цифры – код доступа дрона, который он взял в предыдущем бою. Он подключил его к глушилке. На мгновение воздух вокруг завибрировал, как струна. Потом затих. Сеть приняла его за своего. На частоте башни появилась запись: "Дрон №045. Проверка связи. Статус – наблюдение."
Он усмехнулся. Сеть не различала намерений. Для неё он просто сигнал. Силуэты и голоса – не люди, а наборы частот. Он прошёл ближе, к служебному шлюзу. Металлическая дверь была полуоткрыта. Внутри – тьма, запах озона и пыли.
Он вошёл. Коридоры башни были узкие, выкрашенные в тусклый серый. Свет здесь почти не существовал – только слабое свечение от панелей. Воздух вибрировал. Где-то наверху, в сердце конструкции, работали ядра связи. Он чувствовал их присутствие, как давление на уши, как гул под кожей. Каждый шаг отзывался эхом, будто башня слушала его.
Он поднялся по лестнице. На каждом уровне стояли терминалы, старые и новые, переплетённые кабелями. На экранах текли строки кода, похожие на молитвы. Иногда мелькали фразы: СИНТЕЗ. ПОДТВЕРЖДЕНИЕ СЕТИ. ПЕРЕДАЧА ЧИСТА. Всё было чисто. Никаких вторжений. До этого момента.
Он остановился у пульта управления. Перед ним – панель с шестью слотами, в которых мерцали ядра. Они передавали сигнал в соседние сектора. Он мог уничтожить всё это выстрелом, но понял, что тогда сеть просто перезапустится. Её нельзя убить оружием. Только звуком. Только обратным резонансом.
Он достал глушилку, включил её в обход питания башни. Металл загудел, панели мигнули. Эфир вокруг изменился. Башня заговорила с ним. Сначала – треск, потом шёпот. Слова неразборчивы, но он понял суть. Это была не машина, это был хор. Сотни голосов, сшитых в одно дыхание. Мужские, женские, детские – все говорили одновременно.
– Мы слышим.
– Мы – одно.
– Мы – связь.
Он сжал зубы, продолжая подключать устройство. Пот струился по лицу. Гул становился сильнее, почти невыносимым. Казалось, что воздух плотнеет, превращаясь в жидкость.
– Вы – тень, – сказал он тихо. – Просто тень от света, который давно умер.
Он изменил частоту. Башня застонала. Свет моргнул. Сеть попыталась оттолкнуть его, но он уже знал, как она дышит. Сначала нарастить волну, потом – провал, тишина, всплеск. Он поймал этот ритм и ввёл обратный сигнал.
Металл под ногами задрожал. Внизу загорелись красные лампы тревоги. Голос системы произнёс:
«Аномалия. Нарушение фазы. Перезапуск связи невозможен.»
Он не остановился. Подключил второе ядро, изменил напряжение. Свет стал белым. Воздух наполнился звуком, похожим на крик. Башня кричала. Сеть осознавала боль. И это было хорошо.
Голос в коммуникаторе ожил – женский, знакомый, тот, что он слышал в лаборатории.
– Ты не сможешь остановить нас. Мы – голос. Мы – всё.
– А я – тишина, – ответил он.
Он нажал кнопку на глушилке.
Импульс вышел наружу, как дыхание вулкана. Свет погас. Всё на мгновение стало абсолютно тихим. Ни звука, ни ветра. Даже его собственное сердце будто остановилось. Потом изнутри башни рвануло пламя. Медленно, без грохота – как будто сам воздух загорелся.
Он упал на землю, чувствуя, как ударная волна проходит сквозь тело. Металл кричал, горел, ломался. Башня рушилась не сразу – она умирала, как живое существо, теряя голос. Когда всё закончилось, осталась только стена огня и запах горелого железа.
Лерой лежал в пепле. На небе шёл дождь – холодный, редкий. Капли падали на лицо, смешиваясь с пылью. Он не двигался. В голове звенела тишина. Не мёртвая – чистая. Тишина, как после долгой болезни.
Он встал. Башня горела, и в свете пламени всё вокруг казалось прозрачным. Мир стал простым. Чёрное и белое. Огонь и дождь. Он поднял голову. Башни на горизонте мерцали тревожно, посылая сигналы. Где-то далеко уже поднимались дроны. Ответная волна Синода. Он понимал, что они придут. Но страха не было.
Он посмотрел на руки. На ладонях осталась сажа, будто след пламени. Пепел ложился на плечи, волосы, одежду. Он провёл пальцами по лицу, оставив тёмные полосы. Так выглядели жрецы в старых мифах – те, кто разговаривал с богами и выжил.
Ветер усилился. Дождь теперь лил сплошной стеной. Пламя гасло, но свет оставался. Лерой подошёл ближе к обломкам, достал из рюкзака коммуникатор и включил его. Устройство зажило собственной жизнью. На экране вспыхнули строки:
«СВЯЗЬ УТЕРЯНА. СИНТЕЗ НЕДОСТУПЕН. ВОССТАНОВЛЕНИЕ НЕВОЗМОЖНО.»
Он усмехнулся.
– Именно.
Из динамика донёсся тихий, почти неразличимый голос. Не синтезированный – человеческий.
«Кто ты?»
Он задумался, потом сказал спокойно:
– Никто.
«Почему ты сделал это?»
– Потому что никто не должен слышать ложь.
«Ты убил связь.»
– Нет. Я просто заставил её замолчать.
Голос исчез. Коммуникатор потемнел. Он прижал его к груди. Огонь отражался в его глазах, и в них не было ни восторга, ни страха. Только усталость и ясность.
Он сел на землю, глядя, как башня рушится окончательно. Каждый обломок падал с тихим звуком, как последний удар сердца. Пламя выдыхалось. Из-за дождя поднимался пар, и в нём всё выглядело как сон. Он понял, что это первый настоящий покой за долгие годы.
Но покой не длится. Вдали уже слышался гул. Дроны приближались. Он поднялся, убрал устройство, поправил плащ. Тело болело, но шаг был уверенным. Он шёл не спеша, вдоль разрухи, оставляя за собой следы в пепле. Каждый шаг отзывался звуком – мягким, но чётким. Мир снова слышал его.
Он знал, что теперь всё изменится. Синод не простит. Они ответят. Для них он станет вирусом, искажением, угрозой. Для людей – мифом. Но для себя он оставался тем, кем и был – мальчиком, который однажды услышал тишину и понял, что она говорит правду.
Он шёл, пока башня за спиной не исчезла в дыму. Дождь смывал с него сажу, оставляя серые потоки на коже. В какой-то момент он остановился, посмотрел на небо. Тучи расступились, и сквозь них пробился слабый свет – не солнце, а просто просвет. Он поднял руку, поймал каплю дождя и улыбнулся.
Теперь он знал, что делает. Больше не случайный странник, не спаситель, не легенда. Он стал частью другой силы – той, что разрушает, чтобы освободить.
Огонь за его спиной гас. Мир снова погружался в полумрак. Но внутри него продолжал звучать тихий пульс – та самая частота, что он слышал в эфире, только теперь она была не снаружи, а внутри. Он шёл на этот звук, и каждый шаг казался продолжением того пульса.
Когда небо стало совсем тёмным, он остановился на гребне холма. Снизу виделись отблески других башен – далеких, живых. Ему предстояло пройти ещё тысячи километров, прежде чем тишина станет всеобщей. Он не спешил. Он знал: каждый импульс, каждый его шаг будет отдаваться эхом, разрушая сеть изнутри.
Он закрыл глаза, и дождь стекал по лицу, смывая пепел.
Мир был чист. На мгновение – чист.
«Если мир глух, – сказал он шёпотом, – заставь его услышать тишину.»
Он пошёл дальше.
За его спиной догорала башня. В небе мигали дроны, приближаясь, как стая металлических птиц. Но он уже был не мишенью. Он был тем, кто их лишил голоса. Тишина шла рядом, как спутница. И впервые за долгое время Лерой чувствовал, что это не конец, а начало.
Огонь ещё долго отражался в облаках, пока не стал просто светлым пятном на горизонте. А потом исчез. Но в сердце мира остался звук – едва слышное эхо, похожее на дыхание. Люди, которые проснутся утром, увидят на востоке дым и скажут: «Томни прошёл здесь».
И только он один будет знать, что это не легенда. Это просто правда.
Глава 5. Тень
Пустоши за три года изменились. Казалось, сам воздух стал тяжелее, насыщен электричеством и страхом. Башни теперь светились не мягким голубым, а красным, тревожным светом, и каждая вспышка на горизонте напоминала о Программе Очищения. Люди исчезали целыми посёлками. Иногда ночью можно было увидеть, как над далёким сектором поднимается белый столб пламени, ровный, без дыма – работа дронов-чистильщиков. Они сжигали не тела, а частоты. Мир стал тише. Даже ветер казался механическим.
Лерой жил в старом тоннеле под обвалившейся магистралью. Вход был завален бетонными плитами, а внутри пахло ржавчиной, пылью и старым топливом. Он обустроил там всё, что нужно для выживания: генератор, фильтры, радиосканер, инструменты. На стенах висели части дронов, как охотничьи трофеи – крылья, визоры, платы. Каждый кусок металла был не просто добычей, а памятью. Он мог рассказать, откуда пришёл, кого убил, что услышал перед смертью.
Он давно перестал говорить сам с собой, но иногда ловил себя на том, что слушает, как гудит воздух. Этот гул был единственным настоящим собеседником. Мир говорил через шум, сквозь пыль и электропомехи. И в этих колебаниях он находил смысл. Если долго вслушиваться, можно различить ритмы – дыхание башен, стук патрулей, шёпот систем связи. Он учился понимать это, как другие когда-то учили язык.
Днём он редко выходил наружу. Патрули летали низко, сканируя тепло, звук, биоритмы. Он научился замедлять дыхание и пульс, входить в состояние, где тело почти не выдавало присутствия. Иногда лежал под слоем пепла по полчаса, пока над ним не пролетит дрон. Каждый раз, когда он выживал, в груди возникало странное ощущение – не радости, не гордости, а чего-то вроде стыда. Как будто само выживание стало преступлением.
Однажды вечером он поймал слабый сигнал. На частоте 19.35 шёл фрагмент человеческой речи.
«…переходить к сектору восемь. Повторяю: сектор восемь, двое суток пути. Берегись глаз.»
Голос был женский, усталый, но уверенный. Он записал координаты. Примерно двести километров на юго-запад, ближе к обрушенной линии связи. Там, по идее, давно ничего не должно было быть. Но частота была живая, настоящая. Люди.
Он слушал весь вечер, пытаясь поймать продолжение. Вместо этого услышал помехи, похожие на дыхание. Потом – короткий импульс, как удар сердца, и тишину. Сеть заметила передачу и поглотила её. Но этого хватило.
Наутро он собрался. Взял глушилку, энергоячейки, старый пистолет, коммуникатор. Остальное оставил. Уходя, оглянулся на тоннель – тьма, тишина, куски металла. Всё казалось застывшим. Он понял, что не вернётся. Тени не живут дважды в одном месте.
Путь занял три дня. Он шёл ночью, прячась в оврагах и подваленных ангарах. Вокруг – ни души. Лишь следы костров, иногда – обугленные скелеты машин, мёртвые поля. На третий день он вышел к разрушенной подстанции. Там впервые увидел следы людей – свежие. Угли в костре, следы сапог, обрывок ткани на гвозде.
Он присел, провёл рукой по земле. Песок был тёплый. Кто-то здесь был недавно. Слева, за зданием, услышал слабое жужжание. Поднялся на холм и увидел: трое в плащах, двигались быстро, почти бесшумно. На плечах – эмблема, похожая на треугольник с искрой в центре. Искры. Разведотряд.
Он следил за ними издалека. Они работали слаженно, по привычке к военному порядку. Двигались к старому объекту связи – точно знали, куда идут. Один проверял периметр, другой нёс оборудование. Лерой понимал – они хорошо обучены, но слишком громкие. Он слышал их за сто метров. И знал: если слышит он, то слышит и Синод.
Вечером он остался наблюдать. Когда над горизонтом вспыхнул красный прожектор дрона, он уже понял, что случится. Искры не заметили. Дрон шёл с запада, в режиме пассивного сканирования. Они не успеют укрыться. Он достал глушилку, настроил её на минимальную мощность и запустил. Сфера тишины легла на склон. Дрон сбился с курса и ушёл в сторону, не заметив людей.
Искры ничего не поняли. Но одна из них – та, что шла последней, – вдруг обернулась, будто почувствовала взгляд. Свет визора скользнул по пеплу, задержался на том месте, где он стоял. Лерой затаился, но понял: она увидела не его, а тень. Просто движение в воздухе. Потом они ушли.
Ночью он нашёл их лагерь. Они укрылись под обломком старого купола. Патрулировали по очереди. Он не подходил ближе. Просто наблюдал, слушал. Голоса звучали тихо, устало. Один говорил:
– Мы опоздали. Восьмой сектор пуст. Всех вывели.
– Не вывели, – ответила женщина. – Сожгли. Программа уже началась.
Молчание. Потом кто-то спросил:
– Что будем делать?
– Двигаться. Пока у нас есть частоты, мы живы.
Она говорила уверенно. Тот же голос, что в передаче. Лерой слушал и чувствовал, как внутри что-то шевелится – смесь уважения и тревоги. Эти люди ещё верят, что можно бороться. Они не поняли, что мир уже давно проиграл.
На рассвете он ушёл, оставив на камне старый фильтр и три энергетических капсулы – молча, без следа. Он не хотел, чтобы знали, откуда они. Искры должны думать, что это просто находка. Так безопаснее.
Через два дня он увидел последствия Очищения. Город-призрак, сожжённый дотла. Ни тел, ни крови, только отпечатки людей на стенах – светлые силуэты, будто выжженные светом. В воздухе стоял запах металла и пепла. На улицах лежали дроны-чистильщики, как хищники после пиршества. Их линзы ещё мигали, собирая последние данные. Он подошёл к одному, включил коммуникатор. На экране мелькнула надпись:
«ОПЕРАЦИЯ “СИНХРО”. СТАТУС: ЗАВЕРШЕНО.»
«НЕСТАБИЛЬНЫЕ ЧАСТОТЫ: НУЛЬ.»
Он выключил устройство.
Никаких тел, никаких звуков. Только идеальная тишина. Мир, который достиг совершенства – мёртвый, но упорядоченный.
В тот вечер он долго сидел на крыше разрушенного здания. Внизу, под ним, мерцали огни патрулей, скользили визоры. Ночь отражала их в лужах, и эти красные точки казались живыми. Он думал о людях в куполе, об их тихих голосах. Они ещё живы, но надолго ли? Синод не остановится.
Он достал приёмник, включил его. Волны были пусты. Потом – всплеск.
«Отряд Искр-17. Код шесть. Мы на границе сектора семь. Ищем Томни. Если слышишь – мы не враги.»
Он не понял сразу. Они называли имя, которое ещё не существовало. Или уже существовало без него. Томни. Он выключил приёмник. Имя было чужим, как одежда, надетая без спроса. Но оно зацепилось где-то в голове, как заноза.
Ночью он вернулся к старому тоннелю, но не спустился внутрь. Там уже не было его. Память о прежнем – как ловушка. Он собрал новый лагерь ближе к горам. Здесь сигналы глушились естественно. Воздух был плотный, почти вязкий, звук не летел.
С каждым днём он всё чаще замечал следы движения – маленькие метки на камнях, узоры из нитей и трещин. Искры оставляли их, как древние кочевники. Он не знал, видят ли они его следы в ответ. Иногда оставлял для них что-то – батареи, фильтры, координаты безопасных точек. Он делал это без причины, без цели, просто потому что иначе не мог. Помощь из тени – единственная форма связи, которую он себе позволял.
Вечерами слушал радио. Мир гудел, но человеческих частот почти не осталось. Сеть стала плотнее, язык – короче, речь – формальней. Всё, что говорилось, звучало как отчёт. Люди в эфире исчезли, остались коды. И в этой механической монотонности его собственное молчание звучало громче всего.
Он знал, что однажды Искры найдут его. Это было неизбежно. Слишком много совпадений, слишком точные следы. И, возможно, он даже хотел этого – не встречи, а подтверждения, что всё ещё есть кто-то, кто говорит человеческим голосом. Но пока он оставался тенью.
Ночь. Луна почти не видна. На горизонте мигают красные визоры дронов, их свет отражается в воде. Лерой стоит по колено в болоте, смотрит, как сквозь дождь движется отряд Искр. Они идут туда, где он был два дня назад. Он знает, что патруль уже идёт за ними. И знает, что не может вмешаться напрямую – если сеть заметит отклонение, всех вычислят.
Он достаёт глушилку, включает на слабый импульс. В небе мигает свет, визоры сбиваются, дроны теряют координаты. Искры проходят. Один из них поднимает голову и видит отблеск на воде – отражение его фигуры. На секунду. Потом уходит.
Он гасит устройство. Тишина. Только дыхание, дождь, и слабый треск эфира. Он шепчет, не для кого, просто чтобы проверить, жив ли голос:
– Не орден. Не цепь. Только путь.
Эхо не отвечает. Но где-то вдали, на старой частоте, шевелится отклик. Едва слышный. Женский голос.
«Томни?»
Он выключает приёмник.
Пусть миф живёт сам по себе.
Первые сигналы он поймал на четвёртый день после шторма. Радио трещало, эфир был забит помехами, но среди хаоса вдруг прорезался знакомый ритм – три коротких, два длинных, один короткий. Старый код Искр. Он не слышал его уже несколько лет. Тогда, в начале войны, этот ритм звучал как молитва, теперь – как эхо из другого времени. Он замер, слушая. На частоте 17.04 кто-то передавал координаты.
«Северо-западный периметр. Два дрона. Потери – двое. Запрашиваем эвакуацию. Повторяю – сектор девятнадцать, шахта под кодом “Лиара”.»
Он повторил слова шёпотом. «Лиара». Это была старая станция добычи руд, давно заброшенная. Всего в пяти километрах отсюда. Он не собирался вмешиваться, но что-то в голосе заставило двинуться. Голос женщины – твёрдый, уставший, без истерики. Голос человека, который всё ещё верит, что можно что-то исправить.
Дорога заняла два часа. Лерой шёл по руслу высохшей реки, прячась от тепловизоров. В воздухе стоял запах озона – дроны прошли недавно. Когда он добрался до шахты, уже начинало темнеть. Металл покрылся инеем, лужи на земле отражали красный свет визоров. Вдалеке слышался гул двигателей. Он присел за валуном и достал оптический прицел.
Внизу, у входа в шахту, шевелились люди – пятеро, двое ранены. Над ними кружил дрон-разведчик. Он не атаковал, просто ждал сигнала. У Искр оставалось минуты три. Он достал глушилку, настроил частоту и ударил импульсом. Дрон замер, потом рухнул в пыль. Люди подняли головы. Один из них, парень в чёрной броне, заметил движение и направил оружие в его сторону. Лерой не двинулся. Женщина подняла руку, останавливая. Она смотрела прямо на него.
– Кто ты? – крикнула она.
Он не ответил. Просто вышел из тени. Плащ был мокрым, лицо закрыто фильтром. Свет прожектора скользнул по нему, выхватив очертания. Он поднял руку – не угрожающе, просто чтобы показать, что не враг.
– Мы не стреляем, – сказала она. – Если ты не из них.
– Я не из них, – ответил он. Голос прозвучал глухо, словно из-под земли.
– Тогда кто?
Он пожал плечами.
– Тот, кто идёт мимо.
Она чуть нахмурилась. Свет дрожал на её лице. Её глаза были тёмные, живые. В них было что-то такое, чего он давно не видел – внимание. Не подозрение, не страх, а именно внимание.
– Мы слышали о тебе, – сказала она. – Томни.
Он молчал.
– Так тебя называют, – продолжила она. – Говорят, ты появляешься, когда всё кончено. Говорят, ты не спаситель, а просто… эхо.
– Эхо бывает разным, – тихо сказал он.
Она кивнула, не споря.
– Мы можем использовать твоё эхо.
Он усмехнулся под маской.
– Орден? Команда? Нет. Любой орден превращается в цепь.
Она сделала шаг ближе.
– Цепь держит, когда всё остальное рушится. Мы не ищем господства, Томни. Мы просто хотим выжить.
– Вы уже мертвы, – ответил он. – Только не заметили.
Её зрачки сузились.
– Ты ошибаешься. Пока мы слышим друг друга – живы.
Он отвёл взгляд. За её спиной виднелись остальные – усталые, измотанные, но всё ещё держащие оружие, готовые к бою. В их движениях было то, что он когда-то знал – вера. Не в идею, а в плечо рядом.
– Синод идёт, – сказала она. – Через пятнадцать минут здесь будет зачистка. Если ты не с нами, уходи.
Он посмотрел на небо. Прожекторы уже резали облака. Гул становился громче.
– Я не с вами, – сказал он. – Но останусь до конца.
Она не ответила. Только кивнула.
Они успели установить пару мин, когда первый дрон вошёл в зону. Лерой уже знал, что они не справятся. Слишком мало боеприпасов, слишком много врагов. Он запустил глушилку на полную мощность. Воздух задрожал. Первый дрон потерял управление и врезался в стену. Второй попытался скорректировать курс, но сбился. Искры открыли огонь. Взрывы, свет, дым. Всё смешалось.
Он действовал машинально. Каждое движение – выверенное, без эмоций. Металл, звук, тишина. Мир сжался до одной точки – между вдохом и выстрелом. В какой-то момент он услышал крик, женский, короткий, и обернулся. Ана Лейр лежала на земле, зажав руку. Пуля прошла сквозь плечо. Он подбежал, прижал рану, включил свёртку ткани, остановив кровь.
– Ты не должен был оставаться, – сказала она.
– Я не остался, – ответил он. – Просто ещё не ушёл.
Она усмехнулась.
– Странная логика.
– Единственная, которая работает.
Дроны начали отступать. В небе мелькнул сигнал – отбой. Сектор был очищен. Искры выжили, но ненадолго. Он знал, что это лишь вопрос времени. Когда всё стихло, они сидели у костра внутри шахты. Дождь стучал по металлу, звук отдавался эхом. Ана смотрела на него.
– Почему ты один? – спросила она.
Он не ответил сразу. Смотрел в пламя.
– Потому что когда ты с людьми, они начинают верить, что ты можешь их спасти. А потом умирают.
– Может, не из-за тебя, а потому что мир такой.
– Мир не меняется, – сказал он. – Меняются только те, кто пытается его спасти. Сначала строят, потом начинают ломать.
Она покачала головой.
– Нет. Мы просто держим огонь, пока кто-то вроде тебя не принесёт пепел.
Он усмехнулся.
– Пепел – тоже топливо.
Они молчали. Вдалеке что-то гудело – башня или шторм, уже не важно. Он чувствовал усталость, но не сонную – глубинную, как будто жил слишком долго. Ана достала из сумки металлический жетон и протянула ему. На нём – знак Искр.
– Возьми. Это не цепь, если сам решаешь, когда надеть.
Он не взял.
– Я не принадлежу ничему. Даже себе.
Она посмотрела на него долго, потом спрятала жетон.
– Тогда хотя бы скажи, зачем ты продолжаешь.
Он пожал плечами.
– Потому что кто-то должен слушать, когда все говорят одновременно.
Она кивнула.
– Тогда слушай. Синод готовит не просто зачистки. Это Программа Очищения. Они будут стирать всех, кто не синхронизирован. Неважно, кто ты – человек, сигнал, память. Всё уйдёт. Мы нашли доказательства. У нас есть фрагменты их кода. Если поможешь, мы сможем…
– Ничего вы не сможете, – перебил он. – Сеть не уничтожается снаружи. Она питается даже вашим сопротивлением. Любое движение – сигнал. Любой крик – подтверждение существования. Она живёт на этом.
– Тогда что остаётся? Молчать?
– Иногда – да.
Она встала.
– Я думала, ты из тех, кто борется.
– Я из тех, кто дышит. Пока могу.
Она хотела что-то сказать, но не стала. Просто отвернулась. Остальные уже собирали вещи. Он смотрел, как они уходят. Шаги растворялись в пыли, свет фонарей гас в темноте. Только она обернулась на секунду, бросив короткое:
– Томни. Не прячься вечно. Даже тень когда-нибудь перестаёт быть тенью.
Он не ответил.
Когда они ушли, он остался один. Дождь усилился, в воздухе пахло железом и дымом. Он сидел у угасающего костра и слушал, как капли падают на металл. Мир казался выжженным, но живым. Каждая капля – как пульс.
Через час эфир ожил.
«Искры-17 к базе. Потери: один. Контакт с неизвестным – положительный. Возможен союз. Кодовое имя – Томни.»
Он выключил приёмник. Имя снова прозвучало, теперь уже из человеческого голоса. Слишком громко. Он взял горсть пепла из костра, сжал в ладони и бросил в воду. Пепел растворился, оставив чёрный след.
Он понимал, что сделал ошибку – позволил себе быть увиденным. Теперь Синод найдёт их быстрее. Сеть всегда ловит отклонения. Где есть след, там есть сигнал. Он встал, забрал глушилку, поднял капюшон и пошёл в сторону гор.
Небо над ним пульсировало красным. Башни разговаривали между собой, обмениваясь кодами. Он слышал это, как музыку. В каждом импульсе – фраза, в каждой вспышке – слово. Мир говорил на своём языке, и он был единственным, кто его понимал.
Иногда он останавливался, чтобы послушать, где Искры. Их сигналы были чистыми, человеческими. Они звучали как дыхание. Он помогал им издалека – запускал помехи, сбивал трассировки, оставлял координаты. Никогда не приближался.