Лишний поневоле

Когда уроки кончаются, ты берёшь свой портфель и бредёшь домой, смотря на любовные парочки или на уличную кампанию. Тебе хочется испепелить их своим взглядом, но ты беспомощен. Не так грустно возвращаться домой – зимой. Наш город, связанный с таким неприятным явлением, как дикий и долгий холод, кажется всем ужасным и захолустным. Но для меня это только оболочка, за которой скрывается дивное, пусть и ледяное королевство. Я люблю город за его снежные пейзажи, ведь в них я вижу двух сестёр-уснувшую природу и её охранницу зиму. Белый снег на дороге кажется таким красочным и разноцветным, а фонари, покрытые периной, светят ещё ярче, словно сама прохлада указывает мне дорогу домой, чтобы она могла скорее вернуться к своей спящей сестре. Когда мои щёки обдувает холодный ветер, я понимаю, что зима не позволит мне нарушить сон природы, но так хочется остаться хоть на минутку и полюбоваться этой сестринской заботой. Но я также продолжаю понимать, что и тут мне не рады. Иногда зимой я встаю под свет фонаря и смотрю, то на пар, исходящий изо рта, то на трубы отопления, которые проходят вдоль наших маленьких гор. Долго не могу оторвать взгляд от этого. Я подхожу к этим трубам и взбираюсь на них. И иду так до дома в надежде не упасть с них. Особенно приятно остановиться где-нибудь на середине дороги и приложить к трубе свою оледеневшую ручку, чтобы согреться хотя бы на пару секунд. Ты никуда не торопишься, ведь знаешь, что сейчас каникулы и тебе ничего не нужно делать и сдавать. Трубы проходят через весь город, поэтому это мой главный компас. За столько лет я уже выучил все места от школы, до дома. В самом начале пути маленький ларёк, где можно купить лимонаду и конфет за недорого, дальше музыкальная школа, откуда доносятся поначалу неумелые, но через время завораживающие звуки, на середине пути виден магазин игрушек, в котором мне подарили первую машинку, а вдалеке от него заброшенный и разрушенный завод, где когда-то я бывал и рассматривал уцелевшие механизмы и аппараты, за ним же стоит фундамент здания, которое начинали строить ещё до моего рождения, а уже в самом конце пути моя любимая площадка, на которой я и катался с горки, и ездил на лошадке, и качался на качелях, ел мороженное и просто наслаждался жизнью. А снег всё идёт. А через пару шагов виднелся мой дом. Вернувшись домой, ты понимаешь, что точно заболел, что ты весь замёрзший и в соплях, но довольный. Сейчас же эти все здания, то не работают, то служат для другого. Музыкальная школа превратилась в кафе, магазин игрушек постигла такая же участь, как и завод, на площадке, кроме гнилых лавочек ничего не осталось. Краска с зданий давно слезла, окна потускнели, а кирпичи раскрошились. С взрослением ты понимаешь, что краска слазит не только со зданий, но ещё и с тебя. Но когда кончаются каникулы, то опять начинается этот замкнутый круг скитаний. Опять тихое одиночество, жалкие попытки подружиться, а после долгая апатия ко всему. День за днём, одно и тоже. Моя парта в середине класса не представляется без меня. Один в центре класса. В центре всего мира…ха-ха простите за пафос.

И вот странно только одно, что вроде ты никому не насолил, ты вроде как не вызываешь неприязни, а даже наоборот, но к тебе за стол никто не хочет садиться. Я общался со всеми, но при этом не имел друзей. Странно да? А вроде бы всё было схвачено. С друзьями я не пытался занимать лидерскую роль, как-то манипулировать ими и самым садистским считал играть с чужими чувствами, этого я никогда не позволял. И все вроде были довольны общением со мной. Всегда было о чём поговорить, куда сходить. Я часто предлагал довольно забавные и неплохие идеи, меня много кто поддерживал. Но стоило поделиться на пары, так я сразу же оставался один. Может я был слишком навязчив? Ну если выслушивать своих друзей, давать им выговорится, помочь советом или действием – это быть навязчивым, то тогда, да, я был очень навязчивым. А мне кто-то помог хотя бы раз!? Нет…меня просто забывали. Кричат о своих проблемах, которые яйца выеденного не стоят, а о других и не думают, и не вспоминают. Мне всегда приходилось скрывать свою грусть, чтобы поддерживать хотя бы какой-то интерес к своей персоне, ведь когда ты грустный с тебя спросу нет, а когда ты весельчак и выдаёшь одни остроты, то ты нарасхват. Все забывали обо мне, и я не понимаю почему. Меня часто звали на вечеринки. Я чувствовал себя лишним, но все, абсолютно все, уверяли меня, что это не так.

И вроде даже, когда класс собирался компаниями гулять, я шёл с ними и над моими шутками смеялись, довольно-таки громко и натурально, я постоянно рассказывал интересные истории, половину из которых выдумывал, а мои недалёкие «друзья» велись. Мне даже давали прозвища. Меня часто называли «уголёк», «горелый» или «подГОРЕЛОВ», особенно когда я злился. Я мог терпеть эти нападки и даже вполне это иронизировать. Также я старался заступаться за всех, не только за друзей, но и слабых.

Помню был момент, когда моего одноклассника не особо худого телосложения стал прилюдно унижать какой-то отброс из более старшего класса. Повторялось это довольно часто. И один раз, этот самый старший вскричал что-то вроде “опять пузо набиваешь?!” и залился смехом. Мне надоел его постоянный дурацкий хохот, напоминавший утренний крик петуха. Я крикнул ему, что он простой выродок, который себе много позволяет и удивлённо подметил, что не ему предъявлять за чей-то вес, когда у самого мать весит за 200 кг. Все в коридоре замолчали. Шутки про матерей – бессмертная классика. По комплекции задира был больше меня. Он резко подбежал ко мне, а я не шелохнулся, лишь скрестил руки. Ни капли пота не пробежало по моему телу. Он остановил кулак у моего лица, пробубнил что-то о встрече за школой и ушёл. Ненавижу видеть чьи-то страдания и ещё более я ненавижу тех, кто заставляет испытывать человека эти эмоции. Мне не хотелось становится рыцарем на белом коне, но раз всем плевать на этого парня, то почему бы и не рискнуть. И пускай все мои одноклассники завопили о том, как я уничтожил того парня, уважения или признания от них я так и не получил. Это была лишь временная похвала. Единственное, что было и вправду приятно – это улыбка моего одноклассника, которого наконец перестал унижать тот подонок. Может, и не зря я тогда вступился.

Свидания меня так же только с каждым разом убивали. Завести знакомство для меня никогда не было проблемой, но вот встретить ту самую. Вот это уже задача со звёздочкой. Знакомясь с новыми девушками, я делил их на три типа.

Первый-«недотроги». Девушки, которые строят из себя невесть что. Первый познакомься, первый на свидание пригласи, первый предложи тему для разговора. А ты тогда для чего нужна? Мне может и лобызать себя самому? Никакой инициативы и интереса. Справедливости ради такие скучные и безыдейные люди встречаются с обеих сторон, но только почему-то для девушек такой потерн поведения считается нормой, когда как для парня – это смертный приговор. К тому же такие недотроги часто строят из себя нечто претенциозное и требования у них высокие: «мол добейся меня сначала, соверши 12 подвигов Геракла, открой новый химический элемент, скрути сальто с закрытыми глазами, геройски избей всех гопников во дворе и тогда, может быть, я позволю с собой встречаться», хотя на деле это пустышка, покрасившая себя в жёлтый, думая, что это золотой. Так ещё в придачу любят общаться какими-то намёками и знаками. Говорить одно и делать совершенно другое. Ведь люди уже давно разучились говорить напрямую? Может сразу на азбуку Морзе перейти? Ох, если бы мне хотелось поиграть в загадки и намёки, то я бы с политиком начал общаться.

Второй тип-«стокгольмские жертвы». Это не особо умные, на мой взгляд, девушки, которые постоянно выбирают себе в пару каких-то ублюдков. И я не преувеличиваю. Некоторые из таких «парней» могли и ударить свою любимую и плюнуть в неё. А она почему-то терпит, не уходит от него. Самое забавное, даже если ты вступишься за неё и вправишь мозги этой обезьяне, нацепившую оболочку человека, эта самая девушка начнёт кричать и злиться на тебя. Видите ли, набил хрюкало её уроду, ему же больно. А когда он об тебя окурки тебе не больно? Говорит: «Мы сами разберёмся!». Под «разберёмся» подразумевается, что вы выберете тот день, когда он тебя насмерть забьёт? Откуда в людях столько терпения и внутреннего садизма?

Третий тип-«невозможная роскошь». А вот это…просто хорошо. Без всяких «но». С такими девушками всегда прекрасно, как во сне. Жаль, что они редко, когда мне попадались, но если и попадались, то с ними я проводил одни из более-менее хороших минут своей говнючей жизни. А после тех сладких моментов, наступал закономерный исход. То мы с ней ссоримся, и я не пытаюсь её вернуть, то она, как мне казалось, втирается в моё доверие. А иногда…иногда чувства просто охладевают. Это самое больное, ведь ты ничего с этим не сделаешь. Вот просто ничего больше не чувствуешь, сколько бы ты себя не обманывал. Так и живёшь день за днём, пытаясь понять претрудную науку людских чувств.

Ещё в то время я хотел понять, что со мной не так. Иногда я обсуждал это с бабушкой или дедом, но они просто не знали, что делать, как мне помочь. В детстве от родителей я получил достойное воспитание не хуже, чем у дворянина, так что спихнуть это на избалованность был не вариант. За всё моё детство отец подарил мне две игрушки. В первый раз небольшую красную машинку. Во второй раз девчачью куклу, в наказание за сломанную машинку. «Пусть это будет тебе уроком, расточитель». Но я всё равно благодарен ему, всё же у меня была крыша над головой, еда и одежда. Но, разумеется, любил я больше маму. Вот, от неё я мог уже получить, хоть немного ласки и добра, но крайне мало. Отец не позволял ей меня изнежить. Ему нравилось давить на неё, чтобы причинять мне двойную боль. С самого детства он вбивал в меня умение быть самостоятельным и стремиться только к совершенству. Помню, как мы смотрели с ним «Мери-Поппинс», где играла песня «Леди совершенство» и отец выдал:

–Ха-ха. Ты не заслушивайся, Димка. Тебе самим совершенством никогда не стать.

Но это всё пустяки с моим последующим будущим. Мамы у меня не стало к 7 годам. Её убил какой-то наркоман с ножом. Этого подонка посадили в тюрьму, где его позже нашли со вскрытыми венами. Тварь…(в)скрылся от меня.

Я помню день смерти моей мамы как облачное и дождливое небо. Маленький мальчик сидит в своей квартире и смотрит мультики. Видя смешных нарисованных зверушек, которые быстро бегают, ему самому хочется пробежаться. Он вспрыгивает с кресла и начинает носиться по всей квартире под весёлые мелодии из телевизора. И вдруг он задевает столик, на котором стоит ваза с цветами. Конечно же, она трескается, и мальчик останавливается, чтобы рассмотреть из-за чего сегодня он расстроит родителей. Не успев даже заплакать, он слышит звонок в дверь. Открыв дверь, он видит соседку, молодую девушку, напоминающую маму. Соседка вся заплаканная, её грызёт чувство ответственности за каждое сказанное слово этому малышу. Её руки бледны и дрожат. Ей тяжело смотреть в глаза маленькому мальчику, который смотрит на тебя, как с иконы, и ничего не понимает.

–Дима…понимаешь, твоя мама …Боже ты мой…

В попытках сдержаться она хватает ребёнка и начинает его крепко обнимать, чтобы успокоить хотя бы себя. Ей, простой девушке выпало на долю такое испытание, к которому не будет готов ни один взрослый. Увидеть, как разрушается детская психика, как рушится фундамент ещё неразвившейся личности, как у него в глазах навсегда может угаснуть огонь. А малышок думает, что его родители узнали о сломанной вазе. Ему вновь представляются их грустные лица, их разочарованность в нём и в себе. Ему так не хочется их опять расстраивать. Ему хочется, чтобы они его любили, вот и всё. И он начинает громко рыдать. Вслед за ним начинает плакать и соседка. Даже в день смерти своей мамы мальчишка чувствует неподдельную вину, разочарование в себе…Он начинает извиняться вслух, невнятно выговаривать слова, надеясь, что родители его услышат и простят. Слов соседки малыш не слышит, да и не хочет. В его голове лишь повторяется фразы отца о стремлении к лучшему. Через пару минут ребёнок успокаивается и засыпает.

Просыпается же он позже, услышав чьи-то шаги в комнате. В комнате очень темно, ему виден только силуэт отца. Мальчик аккуратно зовёт его. Отец поднимает голову и пару секунд не двигается. Он подходит к ребёнку и тихо говорит:

–Сынок, никогда не люби по-настоящему, тогда и в жизни не разочаруешься по-настоящему.

Он гладит сына по голове и накрывает его одеялом. Малыш вновь засыпает. На следующее утро отца нигде нет, а на столике, стоящем напротив кровати, лежит несколько купюр.

Больше отца я не видел, да и не очень-то и хотелось. Я сожалею о смерти мамы, наверное, после неё, я остался один во всём этом мире, в этот момент моя жизнь пошатнулась. Отныне до моих проблем есть дело только мне.

После смерти мамы и побега папы я стал жить с бабушкой и дедом, которые, впрочем, были не злыми, а безразличными ко мне. Скорее всего, потому что им самим приходилось сводить концы с концами и к тому же я свалился им на голову, как снег. Они были в обиде на своего сына, который взял и бросил меня. А я своим видом всячески напоминал об отце. Самому неприятно вспоминать. Всегда больно что-то вспоминать. Вспоминать, что на каждую твою заслугу самые близкий тебе человек реагирует мертвецкой радостью, с такой незаинтересованностью, что ты бросаешь все попытки привлечь его внимание своей любовью и желанием обрадовать. И что даже, когда тебя отдают к другим родственникам, ничего не меняется. В 15 лет я написал стих. В нём я выразил все свои чувства к одной девушке, мне хотелось услышать мнение деда и бабушки. Дед взял его, подержал несколько минут в руках и отдал мне. Сказал неплохо. Я знал, что он не прочитал ни строчки, потому что на нём не было очков. Бабушка же обещала прочитать, но позже, занята она была очень. По итогу так и не прочла. Тогда я понял, если человеку всё равно, то ему и яд сойдёт за стакан воды. Стих этот я выкинул и навсегда разлюбил поэзию. Той девушке я ничего не сказал.

Вот так я и жил. Спасибо им за то, что они взяли к себе и позаботились о мне. Меня обучили самопожертвованию, пониманию и выдержке и самое главное – вере. Вере в Бога. Иногда я прихожу в церковь, не помолиться, не на исповедь, а чтобы просто не чувствовать себя одиноким. Может рука Господа укажет мне путь? Я даю милостыню нуждающимся, отдаю старые вещи и т.д. Этим ребятам нужна ещё большая помощь, чем мне.

Наверное, я перебарщиваю с идеализацией себя, но я такой же простой человек, как и вы. У меня тоже куча слабостей и недостатков. Может я помогаю бедным, просто потому что мне скучно, а не из-за жалости. Справедливости ради, я довольно холоден к воспоминаниям о своих знакомых, девушках и т.д. Конечно, я им всем благодарен за всё, но я не хочу врать вам читатель, такой уж я человек. Когда ты перестаешь существовать для мира, тогда и мир перестаёт существовать для тебя. Но в обратном порядке это не работает. Я в безысходности, которая меня не хочет отпускать. Кто в это виноват? Я? Родители? Проклятье на мне что ли? В полном одиночестве сложно жить, и при этом в конце нас всех ждёт один и тот же исход. Смерть. Она всегда выжидает момента, чтобы поймать тебя в свои костлявые объятия и задушить. От этого никто не защищён.

Религия – это всё что у меня осталось. Она даёт надежду. Мне сложно представить, что после смерти наступает одна темнота. Единственная перспектива, которую я вижу так это дождаться своей смерти и отправиться в рай, я слишком много страдал. Учитывая, насколько наш город был жесток и опасен – это лишь вопрос времени. Конечно, это тебе не город в Бразилии, но рисков для жизни было много и есть, наверно, по сей день. Я всегда был подвержен риску, а мне хоть бы хны.

Однажды меня преследовал один мужчина, когда я был совсем мал, он шёл за мной от самой школы и до дома. Зайдя в подъезд, я ринулся бежать от него, позади слышались громкие и быстрые шаги. Забежав в квартиру, я запер дверь. Дома кроме меня никого не было. Этот жирный мужик стал смотреть на дверь, его лицо было видно через глазок. На следующий день, утром он стоял у моего окна и смотрел как будто бы на меня. Я жил на пятом этаже, но издали он всё равно выглядел пугающе. Больше его я никогда не видел.

Ещё помню, что иногда после уроков я со своими одноклассниками собирались в одну дружную компанию и просто бродили по городу ради развлечения. Помню, мы встретили бездомного, которого я часто подкармливал и перекидывался парой тройкой слов, но через некоторое время кто-то забил его насмерть. Мне его было искренне жаль, я хотел ему помочь.

В более старшем возрасте, я поздно возвращался из школы. Был дикий мороз, мне хотелось поскорей вернуться домой. Вечерняя стужа, чтобы вы думали? Я замечаю маленькую толпу. Трёх женщин и мужчину, стоящего на коленях, который что-то неразборчиво лепетал и при этом громко плакал. Он был довольно пьян. Одна из трёх женщин неодобрительно смотрела на него, другая смеялась, а третья, та, что по середине пыталась отойти от него, а мужик продолжал тащить её за куртку. Пару минут я просто смотрел на эту картину, меня заметила одна из них и сказала мне, чтобы я шёл отсюда. Послушав совет, я быстро удалился от нежелательной, но в тоже время завораживающей компании. Буквально, через пару минут за моей спиной раздался хлопок, и нет не хлопок фейерверка или петарды, а выстрел из пистолета при чём многократный. После стали слышны крики женщин и ещё более громкий плач мужчины. “Он её убил!” крикнула одна из женщин. Мужчина продолжал кричать и плакать. Самым лучшим решением было не оборачиваться и не смотреть. Мне страшно было представить, чтобы было со мной если бы я там задержался на пару минут. Относительно недавно я узнал всю правду по поводу этого случая. Мужчина состоял с этой женщиной в браке, но вскоре она ему изменила. Он хотел её вернуть, но она ему постоянно отказывала. В итоге он решил попробовать в последний раз вернуть утраченную любовь, она всё так же ему отказывала, он решил отомстить и завершить свои муки, убив её. В нашем городе постоянно творилось, да и творится что-то подобное и непонятно почему. Вроде город благополучный и красивый, а живёт в нём такой сброд.

Со временем я рос, моя душа покрывалась шипастой коркой недоверия со стороны всех. Не за горами был выпускной. Все уже определились с тем, куда поедут поступать и кем станут в будущем. Все мои одноклассники прощались с друг другом и плакали. Я нет. Мне было просто не с кем. Вот мы собрались всем классом в ресторане. Изо всех сторон светят яркие прожекторы и лампы, играет громкая и заводная музыка, ученики танцуют и веселятся, учителя смотрят на это с улыбкой и слезами. Я вижу множество людей, которые явно знают о друг друге всё. Даже в периодической темноте я могу различить каждого. Кто-то закидывает руки назад, кто-то кружится в вальсе, кто-то просто топает ногой в такт музыки. А я…просто смотрю на это со стороны. Далеко от этой толпы. Не отрывая глаз. Не хочется подходить к ним. Незнакомцам. Для которых я и вправду лишний. Некого мне пригласить на танец. Все выглядят безликими, а я им неизвестен. Они кружатся друг с другом и даже не видят меня. Это целое отдельное тело, которое не примет меня к себе. Я начинаю чувствовать себя оскорблённо и просто ухожу, забрав бутылку алкоголя. Сажусь на бордюр и пью из горла пол бутылки коньяка. Так я и ушёл домой, расстроенный и пьяный. Долго я добирался, даже не сразу зашёл в дом. Я думаю, моего ухода никто и не заметил.

Прошли дни, и все разъехались по своим ВУЗам. Со мной связь, естественно, никто не поддерживал. Повторюсь, экзамены я сдал отлично, поэтому двери были открыты в многие ВУЗы нашей страны. Но ни один из них не был мне интересен. Честно сказать, тогда я даже не знал, чем хочу заниматься по жизни. Мне ничего не было интересно. В итоге я так долго раздумывал, что просто со злости плюнул на всё это. Ничего не оставалось, и я решил пойти в армию. Дед с бабкой, конечно, этому «слегка» не обрадовались, но мне уже было плевать. Чего терять-то? Надоели эти смазливые лица, это лицемерие день ото дня, настоящая попытка разбить своё чело перед кем-то, лишь бы попасть в этот жалкий кружок общения. Хватит! Может, хоть в армии я смогу понять наконец, чего же я хочу от этой мертвяцкой жизни! Поэтому я добровольно пошёл служить. Даже на какой-то промежуток во мне проснулись запалм и энтузиазм! Ведь я искренне верил, что там найду своё призванье. К сожаленью, тогда были совсем другие времена, не для таких наивных людей, как я. Пусть по ужасу и не 90-е, но это были их последствия. Там я получил урок, не тот, который бы я хотел, но тот, который был мне нужен. Одним словом – служба.

Я, как и остальные срочники, проходил курс молодого бойца. То ли направили меня не туда, то ли наш командир вылез прямиком с Цельнометаллической оболочки. Вёл он себя как настоящий бес, ему доставляло удовольствие нас давить. Что мы только с ним не делали. Мне-то было всё равно, терпение моё имело бесконечный фитиль зажигания, который никак не заканчивался, а вот остальные не выдерживали. Построения, которые тянутся, как резина, каждый час, строевые подготовки до посинения, смотры, уборка, наряды и т.д. Типичная жизнь срочника. Топоринский часто наказывал нас из-за кого-то одного, и мы стояли по часу, не шелохнувшись. Как же меня раздражал этот старик, его мелкие глаза, которые так и бегают по тебе, чтобы найти какой-то изъян и наказать тебя. В нём скопились все стереотипы о военных. Его крик был подобен грому, который раздаётся в самый неожиданный момент. Но помимо него у нас была и другая проблема. Бывала и дедовщина. Дав отпор, я смог заработать себе авторитет. Я устроил драку прямо в столовой.

За мой стол сели бывалые служащие. Я не обращал на них никакого внимания. Но что-то им во мне не понравилось, поэтому они решили сначала по-доброму попросить, чтобы я отдал свою порцию. Я тактично отказал. Ну а что можно было ожидать далее? Они, не спрашивая, похватали мои тарелки. Я грубо намекнул им, чтобы они уходили. Один взял и уронил тарелку, явно нарочно и сказал, что я должен сегодня дежурить в столовой. Я от этого разозлился, но решил переждать. Может угомоняться. Ага… Моя полы, я о чём-то стал задумываться. И опять ко мне навстречу подошла эта троица. Один из них, как только подошёл ко мне сразу ткнул в плечо. Он вёл себя, как чёртов Ноздрев. Я отбросил его руку от себя. Эта толпа стала нависать надо мной. Один взял и пнул ведро с водой прямо на меня. Я же немного постоял, а потом и улыбнулся.

–Смешно тебе?

–С таких клоунов и смеяться не грех.

И понимая, что я сказал, моё тело приняло удар в живот. Я немного сконфузился, и один из них взял и вылил оставшуюся воду из ведра прямо мне на голову. Я быстро встал и ударил его в глаз. Он сразу же сдулся и отпрянул назад. Стоявшего рядом я схватил за горло и стал твёрдо душить. Последний взял меня в захват и ударил по носу. Резкая и быстрая боль пронеслась по всей моей переносице. Пару секунд я не мог шевелиться. Он продолжал бить меня по лицу. С каждым ударом я чувствовал, как он подбирается к моим глазам. Второй подошёл и стал также бить меня в живот. Я уже стал плеваться кровью. Но сделав резкий рывок и ударив переднего ногами в живот, я вырвался. Я стал бить заднего в лицо со всей силы. С каждым ударом этот придурок конфузился всё больше и больше. Второй же собирался на меня прыгнуть, но я ударил его локтем в пах. Он отошёл на большое расстояние. Я же принялся добивать, по всей видимости, их главаря. Я взял ведро и стал бить им по его голове, пока оно не треснуло, и я достал осколок.

–Если ты достал заточку, то должен ей воспользоваться, да? Но я могу сделать исключение. Ты понимаешь, идиот?!

Он же просто дрожал от страха.

–Вам всё понятно, «солдатики»?

Оба покивали головами. Они дрожа подняли лежачего и ушли. Я же пошёл в уборную за новым ведром. Кто-то же должен был оттереть всю эту кровь. В этот же день правда вскрылась. То дежурный услышал их стоны, то кто-то рядом проходил. Это же армия, слухи здесь распространяются быстрее, чем в императорском дворце. В оправдание я и эти «дедушки» сказали, что мы неудачно тренировали приёмы рукопашного боя. Конечно, нам не поверили. Мне сделали выговор и отправили на 20 дежурств вперёд, чудом дисбата избежал. Зато мои однокашники меня хвалили. Так я и занял пусть и не высший социальный статус, но явно почти выше среднего. Правда даже при этом со мной почти никто не общался. Может боялись?

Был ещё случай. Я «прогуливался» по роте и вдруг услышал странный плач. Доносились они из оружейной. Я удивился, что она была слегка приоткрыта. Разум подсказывал мне позвать кого-то на помощь, но звуки чьих-то страданий притягивали меня, как магнит. В оружейной был мой сослуживец. Он стоял ко мне спиной и что-то бубнил. Никого не было рядом, странно это. Я окликнул его. Это был Сидорин, я мало его знал и с ним особо не разговаривал, как и все мои сослуживцы. Он обернулся, его глаза были полны безумия и отчаяния, которые так и хотели тебя съесть. Ботинки были в крови. «Убивец» как я его потом прозвал обернулся ко мне, в руках у него был заряженный автомат. Он посмотрел на оружие, а потом резко на меня. Далее всё произошло буквально в трёх кадрах. Он нацелился. Выстрелил. Промазал.