Навстречу свету и обратно

Слипшиеся от долгого сна глаза

Я стоял перед большим автобусом, поставив тяжёлую и неудобную красную сумку на асфальт. Пока мои невольные сопутешественники забрасывали свои пожитки в отдел для багажа, моё внимание каждой клеточкой восприятия было направлено на ощущения от сегодняшнего утра.

Мне трудно много есть перед поездкой куда-либо, тем более, перед такой долгой. Если случится так, что я поем слишком много, придётся думать, как бы ухитриться справить нужду так, чтобы никто не заподозрил, что у меня есть естественные необходимости. Действовать, как ниндзя, скрывающийся в любом удобном закоулке, я привык ещё с детства, если дело касалось столь деликатного вопроса. Именно поэтому мой завтрак составил что-то вроде одного варёного яйца, небольшой порции гречневой каши. Ненавижу яйца и гречку, но говорят они полезные. Вдобавок в своём брюхе от них я ощущал невероятную лёгкость, почти не вспоминая, что я сегодня поел.

Тем не менее моё брюхо не отпускало попыток мне что-то доказать. Основной клубок моих ощущений был сконцентрирован именно в брюшной полости. Я никогда не мог определить ни происхождение этих ощущений, ни то, что они сигнализировали. Какая-то странная пустота, скорее, негативная, чем нейтральная, отдавала из брюха прямо в горло.

– Странно, – подумал я.

Вроде бы я неплохо позавтракал, сохранил золотую середину между чревоугодием и голодным обмороком, но чувство слабого кручения никак не уходило из живота.

– Нервы, – решил я.

Так или иначе, я привык жить с этим ощущением. Не скажу, что оно было частым, лишь перед самыми неизвестными и волнующими моментами жизни. Я, конечно, пытался подавить эти чувства в нигилистическом духе, гипнотизируя себя мыслями по типу: «Это всё не важно», «рано или поздно всё закончится». Ведь, как говорил Шопенгауэр: «Страдания не случайны, они чем-то обусловлены». Только правда в том, что эти мысли помогали мне не больше, чем никак. Секундное успокоение и всё по новой.

Лет с 18-ти я стал считать себя ответственным за все свои поступки. Об этом постоянно говорили в интернете, говоря об ответственности, как о важном качестве, состоявшейся личности. Конечно, я хотел быть состоявшейся и важной личностью, поэтому с превеликим удовольствием принимал эту идею. Проблема в том, что эта идея постоянно заставляла меня думать перед принятием решений. Перед принятием любых решений. Вдобавок, идея ответственности создавала вагон и маленькую тележку дополнительных размышлений на тему уже сделанных выборов.

Стоя перед гигантским серебристым автобусом и смотря на ворох копошащихся рядом с ним студентов, переходивших на второй курс, я невольно возвращался к старому доброму потоку мыслей.

Исторический факультет был выбран мной по остаточному принципу. Юридический – не стал открывать двери перед тем, кто не добрал десяток баллов в государственном экзамене. Эйфория от становления студентом и пребывания в университете по несколько часов в день закончилась примерно, спустя месяц, после начала учёбы.

Непроглядная тоска, – думал я.

Я хотел отчислиться ещё на первом курсе, но не решился. Хотелось бы мне думать, что обстоятельства не позволили, но я попросту не решился. Слишком сильны во мне были слова моих интернет-учителей. Я ответственен за всё.

Именно из-за своего выбора я и стоял перед автобусом в это прохладное утро, а позади меня располагался университет, в котором мне предстояло отсидеть ещё несколько лет, без каких-либо светлых представлений о будущем. И, ладно, если бы нужно было просто отсидеть, так нас молодых и неопытных ожидали дни практики. Этот большой автобус и должен был отвезти нас на практику, куда-то далеко за тысячу километров.

Детские лагеря всегда казались мне чем-то тёмным и не необходимым. Желание поехать туда в детстве возникало лишь тогда, когда друзья со двора рассказывали мне о невероятных приключениях, которые они пережили там за лето. Но, так просто, меня было не пронять. Я понимал, что все эти рассказы соседствуют с общим душем, общим туалетом, общими приёмами пищи. Общими, общими, общими… Одно – это слово резко выводило меня из их гипноза и возвращало с небес на землю. Я никогда не был в детском лагере. Что уж говорить, я никогда не покидал родительский дом надолго без родителей. Как-то не представлялось возможности, да и желания…

Поэтому, продрав слипшиеся от долгого сна глаза в прохладное июльское утро, я, скрипя сердцем отправился к университету в назначенное для отправки место. Так я и оказался перед большим автобусом.

Перед большим автобусом

Так я и оказался перед большим автобусом. Конечно же, добрался на такси. Мой отец, как всегда, не смог меня отвезти. До университета было минут тридцать от моего дома, но тащить огромную неудобную красную сумку мне совсем не хотелось.

Как ни странно, для того чтобы сложить все необходимые вещи мне хватило одной большой красной сумки и, полностью набитого вещами, небольшого рюкзака.

– Хорошо быть парнем, – подумал я.

Наконец-то, дождавшись своей очереди, я аккуратно, но с силой закинул свой багаж в специальное отделение в автобусе и с неровным сердцем сел в салон. Предстояла долгая дорога.

Не хотелось

Я сел у окна. Автобус был очень удобен для пассажиров. Можно было вытянуть мои длинные ноги так, чтобы они не сильно затекли за время поездки. Где-то в глубине всех ощущений присутствовало какое-то неприятное, глупое чувство оттого, что пришлось надеть удобные кроссовки, удобные шорты, удобную футболку, удобную ветровку. Всё практичное и раздражающее. Стоял июль, но в раннее время было прохладно. В автобусе наоборот становилось жарко, и дальше всё стало только хуже. Я был весь мокрый на протяжении поездки. Выглядеть так, как ты хочешь, в столь некомфортных условиях очень сложно.

Я не брал с собой никакого перекуса или особенного напитка. Тогда я считал, что любая еда, отличающаяся от самой простой: гречки, риса, курицы – не необходима и, скорее, вредна. Поэтому с собой у меня была только запотевшая бутылка с холодной водой.

Не помню с кем из своих однокурсников я сидел. Не помню, чтоб мы перекинулись хоть одним словом. В автобусе были некоторые из моих приятелей, в принципе отношения с группой у меня были нормальные. Ничего особенного. Я не чувствовал какой-то сильной близости. Наверное, потому, что сам и не давал ей родиться. Мне не хотелось быть искренним, да и в принципе не хотелось «присутствовать». Чувствовалась какая-то проблема, но решать её мне не хотелось.

Поездка не показалась мне долгой, хоть и заняла часов восемь. На протяжении всего времени я смотрел в окно, облокотившись на него. Его можно было закрыть маленькой, не пропускающей свет шторкой, что я и сделал, но не до конца, оставив зазор, чтоб подглядывать за окружающим миром. Мимо меня пролетел один город, затем полчище лиственниц, берёз и сосен. После них мы остановились в небольшом посёлке на отшибе, где стоял маленький магазинчик. Пока все стояли и смеялись от предвкушения прибытия, я сходил в магазин и пополнил запасы воды. Также, минуя все неприятности сельского туалета и чужие взгляды, справил нужду и вернулся в автобус. Странное чувство сидеть одному в пустом и длинном автобусе. Снаружи всё такое светлое и жёлтое, а здесь – тёмное и фиолетовое. Мне было почти полностью комфортно здесь одному.

Во время движения из одного конца автобуса в другой постоянно летали слова с невообразимой скоростью. Девушка со старших курсов, ехавшая подзаработать, не без иронии рассказывала, что нам предстоит делать на археологической практике.

– Вы будете много копать, чистить, убирать, – смеялась она.

– Нет! – отвечали хором мои однокурсники.

В целом атмосфера была приятная. Ребята были в возбуждённом состоянии. Я тоже, но моя меланхолия при этом никуда не уходила.

Всю дорогу со мной были мои наушники. Я успел скачать немного музыки на телефон, перед тем, как мобильный интернет пропал. Это были альбомы исполнителей, которые были очень популярны, но с которыми я не был знаком – Aphex Twin и Metallica. Я специально скачал их альбомы, чтобы погрузиться в новую музыку, попытаться связать новые впечатления с музыкой, дабы запечатлеть остатки чувств в памяти.

Непогода

Наш автобус закончил свой маршрут ближе к раннему вечеру. Снаружи всё ещё было светло, но тучи постепенно нагоняли место нашей остановки, а вокруг становилось темнее.

Как нам объяснили преподаватели, в дальнейший путь мы отправимся на специальном микроавтобусе, способном переправить нас через гигантские холмы к месту нашего будущего лагеря. Эта информация произвела на меня странное впечатление. С одной стороны, было интересно отправиться куда-то, откуда выбраться своими силами достаточно тяжело, оказаться на отшибе. С другой стороны, это же и казалось пугающим. Большинство из наших телефонов перестало ловить связь ещё несколько часов назад, повсюду, кроме зелёных и коричневых холмов были видны лишь маленькие деревушки. Спокойствие и умиротворение граничили с отрешённостью и чувством небезопасности.

Желание отчуждения от цивилизации жило во мне давно, как и во многих людях моего возраста. Объяснить его не так-то просто, как может показаться. Интернет стал для нас вторым домом – местом, где можно найти ответы на любые вопросы, получить то, чего желаешь, за считанные секунды. Но, к сожалению, это желаемое всегда находится по ту сторону экрана. Его невозможно потрогать, пощупать, оценить должным образом. Интернет странным образом множит интенсивность ощущений, но никогда не даёт целостного образа. Никогда не воплощает его. Именно в этом состоянии «недожизни» живёт моё поколение. Именно в этом состоянии живу и я.

Мне очень хотелось провести этот месяц практики минимально взаимодействуя с внешним миром, погрузиться в жизнь своеобразной коммуны. Самостоятельно мне бы не удалось отказаться от интернета и всех его составляющих. У меня были попытки сделать это ещё в школе, в самый тёмный период моей жизни, когда общение с людьми свелось к минимуму. Но все мои попытки заканчивались возвращением в интернет и чувством абсолютного бессилия перед ним. Здесь же всё было по-другому. У меня не было выбора, интернет на какое-то время уходил из моей жизни сам. Это меня будоражило. Это немного меня пугало.

В место, где располагался лагерь, нас должны были вести поочередно в несколько заходов. Нас было много, а микроавтобус один. В нём было мало места и не очень уютно, он был весь набит палатками, столиками и другими вещами. Кроме того, дорога, если её так можно назвать, была серпантином. Наблюдая из маленького окошка, мне всё время казалось, что мы вот-вот и завалимся где-нибудь на склоне и останемся лежать среди этих зелёных холмов, навсегда забытые.

Чтобы не утонуть в этом нагромождении чёрных пакетов, мы держались за поручни или за вещи, которые, более или менее, стояли устойчиво. Я и мой однокурсник Кирилл сидели друг напротив друга и двусмысленно общались.

– Здорово-то как, так удобно.

– Невероятно, – ответил я.

Перекинувшись ещё парой колкостей, Кирилл заметил, что я как-то не особо иду на контакт.

– Эй, ты чего такой хмурый?

– Я? Нет, что ты… – произнёс я, отмахнувшись.

У него была отличная черта обходительно подстраиваться под других, поэтому он не стал развивать эту тему. Я и сам не знал, по какой причине был хмурым. Был ли я вообще хмурым? Не могу сказать. Возможно, на моём лице уже давно застыла эта хмурость, поскольку я очень часто слышал от других людей тот вопрос, который задал мне Кирилл.

Несмотря на все неудобства социального и телесного толка, ощущения были невероятными. Я еду в еле-еле живом автобусе по холмам, в маленьком окошке видно гигантские горы. Осознание того, что где-то здесь мне предстоит провести ближайший месяц, конечно, покалывало моё сознание, но нежно, так что самому мне не приходилось отбрасывать эти мысли.

Чем ближе мы подъезжали к лагерю, тем сильнее портилась погода. Когда я вышел из микроавтобуса на меня резко накатило осознание. Неяркий свет сумрачного неба ударил по глазам, замылив взгляд, поэтому я мог смотреть только на вершины, не так уж и сильно отдалённые от меня. Я понял, что лагерь находится между множеством холмов, его расположение походило на дно миски. Похоже на то, как если б тараканы попали в небольшую тарелочку. Да, они бы, скорее всего, смогли выбраться, но неизвестно сколько бы добирались до ближайшей тараканьей цивилизации. Прямо перед дверьми микроавтобуса стояла группа людей с непонятно чем измазанными лицами. Это не вызвало у меня новой волны удивления, потому что удивляться уже было физически сложно. Видимо, их это немного задело. Одна из девушек странно улыбнулась мне, но я решил отбросить эту мимолётную мысль подальше. Всё-таки я хотел есть и понять, где буду проводить эту прекрасную ночь. А прекрасная ночь, кстати, подступала всё ближе.

Машина остановилась ровно посередине лагеря. Сам лагерь состоял из десятка палаток для жилья, палатки-столовой, палатки-бани: палатки, палатки, палатки… От их количества у меня закружилась голова. Некоторые девушки, заведующие в этот день на кухне позвали нас перекусить, почему-то минуя огромную палатку-столовую, завлекая меня, Кирилла и ещё одного однокурсника в небольшую палатку, где остывал суп. Я сразу заметил, как они были добры и изначально насторожился. Через пару мгновений я прихлёбывал суп вприкуску с самым обычным белым хлебом. Терпеть не могу хлеб. Но я прекрасно понимал, что меня ждёт голодный обморок, если буду слишком привиредливым.

После неспешной плотной трапезы я вышел из полуоткрытой палатки и увидел не толпу, а, скорее, стаю однокурсников, которые судорожно разбивали палатки под небольшим, но очень неприятным дождём. Мне стало как-то стыдно, и я пошёл им помогать, естественно, ещё и потому, что мне надо было тоже где-то ночевать и жить.

С моим горем пополам мы поставили палатки. Мокрые и потерянные от усилившегося дождя, мы стали решать – кто, с кем и в какой палатке будет жить. Это было несложно, за меня уже всё решили.

Громко

Ещё во время начала моей учебы ко мне прицепился один странный парень. Когда я впервые его увидел, то подумал, что он один из тех людей, кто ни секунды не сидит на месте и вечно вляпывается в какие-то истории. Одним словом, его можно было назвать Громким.

Мне не хотелось становиться частью ни его, ни каких-либо историй. Тем не менее, водоворот его энергии не оставил меня в покое, и мы общались каждый день. Не могу сказать, что с моей стороны было столько же инициативы, сколько и с его. В общем-то, на всём свете вряд ли нашёлся бы такой человек, который бы сказал, что с моей стороны была хоть какая-то инициатива. По его инициативе мы и поселились вместе.

Когда совсем потемнело, преподаватели сказали нам, что вставать предстоит в семь утра каждый день, поэтому порекомендовали всем лечь спать, как можно скорее. Наш распорядок дня состоял из конкретных по часам дел:

– подъёма, умывания, завтрака с 7 до 8;

– первой части работы с 8 до 12;

– перерыв на обед и отдых с 12 до 3;

– второй части работы с 3 до 6;

– ужин и подготовка ко сну с 6 до 12.

Так жил почти весь лагерь. Почти весь, но об этом позже…

Днём всё было в порядке, ничего необычного. Мы, сонные, вылезали из своих палаток под крики дежурного по кухне и костру и медленно ковыляли к речке. В ней умывались и чистили зубы. Затем садились за стол, который находился в гигантской палатке, ели кашу с самыми дешёвыми вафлями и шли на место раскопок. Всегда, приближаясь к этому месту, я чувствовал странное ощущение, будто бы холодок пробегал по спине. Сам процесс раскопок не очень страшен, но и не особенно интересен. Раскоп – это большая зона примерно 20 на 20 метров, которая постепенно расчищалась нами. Эта местность стала зоной археологических исследований по стечению обстоятельств. Какой-то богатей купил здесь землю и собирался построить домики для сдачи в аренду на время отдыха. Когда экскаваторы начали перекапывать землю по его заказу, рабочие обнаружили нечто неожиданное: черепки керамики, множество костей, другие непонятные находки. Процесс стройки было решено остановить и передать информацию в местный университет. После чего сюда приехали археологи, а затем и студентов начали свозить практиковаться. Именно поэтому мы и оказались здесь, в этом Богом забытом месте.

Когда стоишь над гигантской ямой, в которой виднелся поблескивающий от палящего солнца череп, в голову лезут абсолютно противоположные мысли. Сначала думаешь о том, что ты в своей жизни сделал не так и почему оказался тут. Затем думаешь о том, что это самое интересное, что ты видел в своей жизни. Хотелось забрать находки к себе домой, но, к сожалению, сделать это было нельзя. Во имя науки.

Погода среди холмов менялась с невероятной быстротой. Утром температура близилась к нулю по Цельсию так, что без усилия воли из палатки выйти было проблематично. Тем не менее, через час после пробуждения стояла уже такая жара, что в палатке любой чувствовал себя, как на раскалённой сковородке. В таких условиях мы и жили 30 дней.

Первые ночи не было видно ничего не обычного. Лагерь будто замирал. Ни одного шороха не было в радиусе ста метров. Но это были лишь первые ночи. Со временем, примерно после десятого дня, начали появляться звуки. Кусты шевелились. Ветер крепчал. И, по началу, я не был уверен, но в полудрёме мне стал слышаться еле заметный шёпот.

Пожар

Помню странный случай. Дома я занимался поддержанием своей физической культуры. У меня были необходимые условия для этого и мне не нужно было никуда выходить. Перед поездкой меня напрягал тот факт, что я не смогу этим заниматься в таких диких условиях. Мне было страшно ослабнуть, поэтому я дал себе слово, что буду каждое утро вставать и делать небольшой комплекс упражнений. В один из самых первых дней пребывания на практике я проснулся раньше всех, кроме дежурных, занимавшихся приготовлением пищи. Выйдя из палатки в штанах и сланцах, моё тело продрогло от стоявшего холода. Вдохнув поглубже и собрав волю в кулак, я отправился к речке, через которую был переброшен небольшой простенький мостик. Он был расположен достаточно далеко от лагеря для того, чтобы заняться своими делами. Я встал в упор лёжа и принялся делать отжимания. Задубевшие от холода и сна мышцы с трудом принимали мои попытки.

В один момент мне показалось – нечто зашевелилось в кустах. Я поднял голову и окинул взглядом отливавшие серым цветом кусты – ничего. Я снова принялся за выполнение упражнения, но тут мой слух покорёжило страшным рыком, доносившимся из того же места. Не отрывая взгляда от кустов, я медленно встал и принял позу то ли для нападения, то ли для побега. Всё моё внимание было сосредоточено лишь на кустах.

– Эй! – вдруг послышалось сзади меня.

Я резко повернулся. Позади стояло двое дежурных, девушка и парень. Они смотрели на меня с точно такими же испуганными физиономиями, как моя. В точно таких же позах, как моя.

– Мы слышали рык… – быстро, но тихо сказала дежурная.

Небольшого роста дежурный стоял с колуном в руках, который был комично большим для его размеров. Я медленно попятился в их сторону, и вот мы уже стояли и обсуждали чей это был рык. Наше общее мнение сошлось на медведе. Позабыв о своих спортивных планах, я вооружился топором и некоторое время ходил с ним взад-вперёд. Не знаю, что бы я делал, если бы пришёл настоящий медведь, будто бы этот топорик помог.

Вскоре после пробуждения многих мы рассказали всем, в том числе и преподавателям об утреннем происшествии. Они сначала успокоили нас тем, что, вероятно, это была лиса или животинка поменьше. Но затем они рассказали нам о том, что в этом краю, вполне себе, могут водиться медведи.

Поскольку преподаватели были на этом раскопе не впервой им доводилось общаться с некоторыми людьми, проживающими неподалёку. Они были кем-то вроде старообрядцев, безобидных старообрядцев. Те, в свою очередь, поведали им, что в месте, где мы услышали рык пару лет назад был пожар. На опушке леса, если поднять голову от тех самых «рычащих» кустов, можно увидеть небольшой след от этого ненастья. Природа не до конца залечила себя. Так вот, во время этого пожара на небольшой возвышенности рядом с лагерем, где остался чёрно-рыжеватый цвет, вышел медведь. Он проревел истошным криком и скрылся где-то в пожаре.

Толпа студентов, заворожённо дослушав преподавателя, принялась разношёрстно обсуждать данную ситуацию, наперебой перебивая друг друга.

– Да, если бы это был медведь, эти трое сейчас бы тут не сидели…

– С чего бы это? Медведи, обычно не нападают первыми, если только это не самка, защищающая своих детёнышей.

– А, мне кажется, я слышала очень писклявое рычание, детское… – задумчиво и с ноткой испуга в голосе сказала дежурная.

– Перестань! Чего ты панику наводишь! Надумываешь всё из-за страха! – вдруг вскрикнул очень симпатичный парень.

– Я не надумываю! Чего ты, как маленький? Мы в детском саду? – вдруг сменила тон та, что сегодня утром была готова первая уносить ноги прочь из лагеря.

– Вы серьёзно, в первую очередь, схватили топоры? И что бы вы ими сделали? Один бы нападал, а другой отвлекал?

– А что бы ты на моём месте сделал?! Просто бы взял и ушёл?! – раскраснелся дежурный.

– Я? Если бы я хоть краем глаза увидел коричневую шерсть, висящую на дереве или валяющуюся на дороге, в радиусе километра, то незамедлительно бы свалил отсюда!

– И что? Ты бы бросил всех здесь? Спящих и не знающих, что медведь бродит где-то рядом?

– И глазом бы не моргнул, – цинично ответил симпатяга.

Мне было не очень интересно вступать в этот спор, поэтому слушал я вполуха. Меня поглотила полулегендарная история о медведе. Несчастное, но мощное животное носилось по лесу в поисках места, где можно было укрыться. Медведь, ведомый стихией, сам старался избежать стихии. Красивое и ужасающее зрелище. С тех пор я мог подолгу всматриваться в обгоревшую опушку.

Она

Довольно интересно смотреть, как среда, в которой человек находится, меняет его. Особенно когда этот человек – ты. Я начал больше общаться, шутить, проводить время с людьми. Это немудрено. В радиусе нескольких километров не было никого кроме людей, деревьев и зелёных холмов. Каждый раз смотря на них, я понимал, что Кант имел в виду под ''возвышенным''. Они вдохновляли и пугали своим монструозным видом.

Мои мысли о высоком прервала просьба, адресованная мне. Меня попросили принести воды из реки. Я давно пообедал чем-то вроде, консервированного супа, взял два ведра и отправился к реке. Путь к ней лежал через своеобразную тропинку, полностью заросшую полутораметровой травой. Сложности в прохождении пути добавляла и сырая земля, перемешанная с грязью, появившаяся из-за частых дождей. Так что добраться до горной реки, не испачкавшись, было проблематично. Я спустился с приятного оврага к берегу и хотел начать набирать воду, как вдруг слева от себя, там, где деревья скрывали вид издалека, увидел бежевый силуэт. Мыльными каплями по нему стекала вода, пена легко опадала на водную гладь, а густые ветки деревьев не полностью, но, прикрывали самые красивые части. Но даже так нагому рельефу было трудно скрыться от мимолётного взгляда.

Всё произошло за несколько секунд. Что-то резкое, как ярко-красный, рыжеватый цвет ударило мне в голову. Я быстро отвернулся и наспех набрал два ведра коричневой воды и быстро поплёлся назад. Ещё раз бросив взгляд в густые ветви, я, к ещё большему удивлению, увидел не розовый закат смущения, а полумесяц луны, расплывшийся в игривой улыбке. Именно в этой улыбке я и узнал тот странный, засушливый взгляд, которым Она меня окинула, когда я только впервые ступил в лагерь. Такой исход событий, ещё больше меня смутил. Не прошло и секунды, как я отвёл взгляд и с удвоенной скоростью взобрался на овраг, без рук, в сланцах, с двадцатью килограммами воды.

После того как я отдал дежурному воду, я пошёл в свою палатку быстрее обычного. Громкий заметил, что со мной что-то не то, и что я веду себя страннее обычного. Поинтересовавшись моим состоянием, он не получил какого-либо вразумительного ответа, после чего пошёл на холм – он любил посидеть там в одиночестве.

Я же остался в палатке, не понимая своих чувств. Неужели Она сделала это нарочно? Зачем кому-то средь бела дня стоять нагишом в открытой реке? Этого мне было не понять. Тихо попивая чай из термоса, я готовился ко второй части работы.

Солнце грело очень хорошо, пот лил ручьём со всех без исключения. Мне повезло чуть больше, поскольку я был худым и легче переносил жару. Бывало, что ребята отходили в тень на несколько минут, либо вовсе ложились в палатку до конца рабочего дня. Уж не знаю симулировали они или нет, но их лопающаяся красная кожа склоняла меня ко второму.