Черная любовь Шаха

Глава 1

– Малыш, обещай маме, что сегодня ты ляжешь спать вовремя, договорились?

Я взъерошиваю черные кудряшки сына, пока он позволяет это сделать. Обычно он начинает извиваться и всячески избегать контакта, чтобы его поскорее оставили одного.

– Не обещаю, мама.

– Что? Это еще почему?

Сын закатывает глаза, как маленький профессор, и объясняет мне, что сегодня у него по расписанию выпуск передачи, в котором будут рассказывать про Землю и части света, и он просто не может это пропустить.

– А что будет, если ты не посмотришь этот выпуск? – уточняю у сына, делая максимально серьезное лицо.

– Тогда я буду глупым и не буду знать, сколько частей света на нашей планете.

– Но ведь я могу тебе это рассказать… – развожу руками.

– И сколько же?

– Эээ…

Я бросаю беспомощный взгляд на телефон. Вот бы взять его в руки и быстро вбить этот вопрос в поиске, чтобы не казаться в глазах сына глупой и необразованной!

– Ма-а-ам! – сын закрывает лицо ладонями, и мне становится жутко стыдно. – Их шесть, мама. Но некоторые считают по-другому, и получается семь.

– Если ты все это знаешь, тогда зачем тебе смотреть эту передачу?

– Чтобы знать еще больше. Как я стану политиком, если не буду знать таких простых вещей?

– И правда… – соглашаюсь с ним. – Но если ты не выспишься, то можешь проиграть завтрашний турнир по шахматам. Ты понимаешь это, Камаль?

– Я выиграю! – сын упрямо поджимает губы, сведя брови к переносице.

Я сдерживаю усталый вздох. Быть мамой начитанного мальчика – тот еще квест, потому что каждый раз меня не покидает ощущение, что он знает и понимает этот мир куда больше, чем я сама.

– Не забудь надеть на турнир слуховой аппарат, – напоминаю сыну, предчувствуя бурю при упоминании важного элемента в жизни Камаля. – Знаю-знаю, что ты все и так слышишь, но на важных мероприятиях, таких, как экзамены и соревнования, ты должен всегда быть на чеку.

Телефон на полке разрывается от десятого по счету звонка, и все потому, что я уже дико опаздываю на важную конференцию.

Опустившись перед сыном на корточки, уточняю:

– Ты не поцелуешь меня на прощание, верно?

– Не-а, – качает кудряшками. – Мама, я устал разговаривать и целоваться.

«Да, твой папа меня тоже этим не баловал», – проносится в мыслях, когда вижу молчаливое осуждение в карих, по-взрослому внимательных глазах маленького сына. Даже глаза в этом мальчике, которого я рожала с таким трудом – и те отцовские, темные, с черной глубиной. Обидно до слез, ведь мои глаза – ярко-голубые.

– Я помню, что ты у меня не супер тактильный мальчик… – вздыхаю. – Все, я ушла на работу. Няня будет за тобой присматривать.

– Няня? – переспрашивает сын, нахмурившись. – Но я хочу побыть один.

– Я знаю. Она просто будет в доме и не будет тебе мешать. Зато она точно ответит на любой твой вопрос.

Камаль не отвечает. Только делает усталый вдох, а когда я поднимаюсь на ноги, то незаметно вытирает щеки от моих поцелуев, которыми я его все-таки наградила. Я делаю вид, что этого не замечаю, хватаю с вешалки плащ и проверяю в зеркале, все ли на месте.

Нейтральный макияж, кудри аккуратно собраны в хвост, а несколько прядей изящно уложены спереди. На ногах туфли-лодочки, на теле брючный костюм глубокого графитового цвета – приталенный и подчеркивающий фигуру.

Выбежав из дома, сажусь в автомобиль с водителем и, наконец, позволяю себе расслабиться. Больше всего на свете мне бы хотелось остаться дома с сыном и провести с ним время, но я понимаю, что для него это будет слишком. Камалю не просто нужно молчание и личное пространство, он в этом нуждается.

Он – интроверт до мозга костей, который ненавидит шумные места и громких людей, а во взрослом возрасте наверняка станет идеальным и примерным семьянином, но с поцелуями его жене, я уверена, точно не повезет.

Мне с его отцом не повезло. Ни с поцелуями, ни с общением, ни с романтикой. О его отце – с бывшим дипломатическим и криминальным прошлом – я по-прежнему знаю совсем немного. Только то, чем он соизволил поделиться, а наш роман был вынужденным и уж больно скоротечным. Настолько, что я осталась одна с годовалым ребенком и с огромной суммой денег на счету, которой он одарил меня после своего ухода.

Голос водителя вырывает меня из мыслей:

– Мы приехали.

Я поднимаю взгляд. Передо мной вырастает здание, больше похожее на стеклянную крепость – холодную, внушительную. Место, где сегодня соберутся люди, от решений которых зависит ход истории.

Подъезд к бизнес-центру забит автомобилями с дипломатическими номерами. Швейцары в перчатках, вспышки камер, звуки речи на десятках языков – все это вызывает во мне легкую панику.

Меньше всего я бы хотела здесь находиться, но я делаю глубокий вдох, открываю дверь и… тут же сталкиваюсь с омутом янтарных глаз.

– Ева…

Выбравшись из автомобиля, я сразу попадаю в знакомые объятия. Саша оказывается рядом и моментально уводит меня внутрь – пробивая нам дорожку на конференцию. На нем деловой костюм, и он чувствует себя как рыба в воде, чего не скажешь обо мне.

– Ты долго… – произносит Саша, когда мы оказываемся одни в лифте.

– Камаль рассказывал мне, сколько частей света на нашей планете.

– Зачем ему эта информация? Смотрел бы себе мультики, в его-то возрасте…

– Ты так злишься, потому что не можешь ответить на все его вопросы? – изгибаю бровь.

– Я не обязан знать ответы на все заумные вопросы мира, а вопросов у него с каждым годом все больше и больше.

– И все же – не вижу в этом ничего плохого.

Я совершаю глубокий вдох, и Саша делает то же самое. Мы понимаем, что нужно снизить градус общения, потому что уважение – это первый кит, на котором изначально был построен наш брак. Нам хорошо вместе, в Саше я уверена как ни в ком другом – он моя стабильность и опора, и у меня нет ни одной причины усомниться в наших отношениях, в которых главную роль все же играет мальчик с черными глазами и родинкой под нижней губой. Мой сын.

Когда мы выходим в зал, полный яркого света, он держит меня за руку – ненавязчиво, как будто мы не пара, а деловые партнеры.

Конференция вот-вот начнется.

Мы присаживаемся за круглый стол, и я замечаю знакомые лица. Я даже вижу того профессора, с которым однажды спорила о природе травмы, когда получала психологическое образование. Я чуть отворачиваюсь, чтобы он не узнал меня и не продолжил наш старый спор.

Сегодняшняя тема посвящена албанским беженцам и постконфликтной реабилитации. Я сижу в мягком кресле и пытаюсь сосредоточиться на том, что происходит на сцене – обсуждение гуманитарной поддержки для албанских семей, пострадавших после нового витка политического кризиса.

Александр был приглашен как представитель Комитета по международной безопасности, а я здесь не как специалист и, уж тем более, не как эксперт. Я просто… сопровождаю его.

– Надеюсь, мы не задержимся, – напоминаю мужу. – Не хочу оставлять Камаля надолго.

Саша коротко кивает в знак того, что помнит о моих обязанностях быть еще и мамой.

Спустя какое-то время на сцене ведущий объявляет короткую паузу. В зале начинается движение, шуршание, приглушенные голоса. Я поглядываю на время и стараюсь не сорваться, чтобы позвонить сыну прямо сейчас и поинтересоваться, все ли у него хорошо. Быть тревожной мамой оказалось очень тяжело, но иначе я не могла. Камаль – это все, что осталось у меня из прошлого.

В реальность меня возвращает голос Саши, полный удивления и какого-то восхищения:

– Посмотри, кто здесь, – произносит он, указывая в другой конец зала. – Это Камаль Шах.

Я замираю и, надеясь, что мне просто послышалось, переспрашиваю:

– Кто?

– Камаль Шах. Тот, что стоит рядом с представителем британской делегации. Говорят, его не раз пытались убить, но он живучий и все эти годы расправлялся с врагами.

Я киваю и делаю вид, что при имени из прошлого мое сердце не проваливается в живот.

И что при виде его фигуры вдалеке, облаченной в деловой костюм – не рушится мой мир. В одночасье.

– Черт… – шепчет Саша. – Если получится перекинуться с ним хотя бы парой слов – это будет важный контакт.

– Кто он? – спрашиваю, едва не теряя сознание от того, что человек, которого я считала мертвым, жив и стоит в десяти метрах от меня.

– Камаль – Черный президент. Крупная дипломатическая фигура. У него есть международное влияние и умные мозги, а еще связи в криминальном мире. Говорят, он решает то, что официальные власти боятся даже обсуждать, а на его лице сплошные шрамы. Нам нужно подойти к нему.

Я резко выпрямляюсь, когда Саша добавляет:

– У твоего сына такое же имя как у него. Это его точно расположит.

Саша поднимает меня с места, еще не зная, какую ошибку он совершает.

– Пойдем, познакомимся. Такой шанс один на миллион – он пропал с радаров и давно нигде не появлялся…

– Саша, постой… – прошу мужа, останавливаясь на месте. – Извини, я не пойду с ним знакомиться. Не проси.

– Что? Почему?

– Я не хочу. И тебе не советую… Не надо с ним знакомиться, – упрашиваю мужа.

Но Саша настолько сосредоточен на своей идее стать ближе к Черному президенту, что не останавливается и идет к нему напролом. Я же решаю остаться в стороне и укрыться за колонной, словно это может спасти ситуацию.

Я выхватываю с подноса официанта бокал шампанского и делаю сразу несколько спасительных глотков. Лопающиеся пузырьки на языке – это то, что нужно, чтобы не впасть в панику от мысли, что всего в нескольких метрах от меня стоит мое прошлое.

Камаль Шах стал моим первым мужчиной, а я подарила ему наследника. Он сказал, что вернется за нами, но спустя пять лет я перестала его ждать, а сейчас, находясь в браке с хорошим мужчиной – и вовсе не хочу его видеть.

Вот только у Черного президента другие планы.

Я понимаю это, когда Камаль, пожимая руку моему мужу, резко вскидывает взгляд поверх его головы.

Ему требуется всего секунда, чтобы отыскать меня в толпе, после чего он впивается в мое тело до боли знакомыми черными глазами – такими же, как у нашего сына.

Глава 2

Пятьдесят семь…

Пятьдесят восемь…

Пятьдесят девять…

Я научилась этому приему у сына – чтобы успокоиться и снять напряжение, он ведет счет вслух. Одна цифра – одна секунда. Я стою у колонны уже около десяти минут, но каждый раз сбиваюсь со счета и начинаю заново!

В этот раз у меня получается досчитать до шестидесяти, прежде чем я слышу шаги слева от себя.

Это оказывается тот самый профессор, с которым мы когда-то давно вели спор. Благо, он не узнает меня и проходит мимо, а я бы так хотела, чтобы он узнал и чтобы мы поспорили!.. Что угодно, лишь бы забыть, что где-то совсем рядом находится отец моего сына.

Я стою у колонны, делая вид, что изучаю интерьер, лишь бы не смотреть в ту сторону, где он стоит, но это не помогает избавить кожу на своей щеке от тяжелого взгляда.

Я его чувствую.

Ощущаю вес его взгляда на своей коже. Он весит тонны! Настоящие тонны, которые размазывают меня до самых мелких косточек.

Я делаю еще один глоток шампанского и всячески успокаиваю себя.

Продолжаю вести счет – сто восемнадцать, сто девятнадцать…

За спиной звучит бодрый смех Саши, и почему-то он все ближе ко мне!

Я молюсь, чтобы это оказалось ошибкой, но прикосновение Саши жалит меня подобно укусу пчелы – он берет меня под локоть и слегка разворачивает к себе, привлекая внимание.

– Милая, иди ко мне, – говорит он с гордостью. – Позволь познакомить тебя с господином Шахом.

Задержав дыхание, я невольно оборачиваюсь, и на меня обрушивается та самая тонна, что весит его взгляд!

Камаль стоит прямо передо мной.

Живой, хотя я думала, что давно нет.

Я похоронила его еще несколько лет назад, когда перестала находить информацию о нем в интернете и из других доступных мне источников.

Саша улыбается, обнимая меня и даже не подозревая, как предательски он сейчас выглядит в моих глазах. Его прикосновения на моей талии жалят, и я бросаю на него быстрый взгляд, полной тихой ярости – я же просила!

Не надо было нас знакомить…

– Господин Шах, это моя жена – Ева. Умница, красавица и, между прочим, психолог. Ева родом из Албании, она работает с детьми и беженцами и выполняет важные социальные миссии.

– Вот как… – произносит хрипло, а после… он протягивает мне руку. – Камаль Шах.

Ему не нужно представляться – его все знают, но он все равно это делает.

А его голос…

Он все такой же. Немного хрипловатый, чуть глухой, будто выкурил тысячу сигарет после нашей с ним последней ночи.

Я сразу замечаю легкую, еле заметную насмешку, скользнувшую по его губам.

Камаль понял. Понял, что я не хотела этой встречи. Я избегала ее, бежала и пряталась за чертовой колонной, но это не помогло. Я всегда от него бежала, а он – догонял. В прошлом я была его пленницей, а он – моим палачом, теперь все поменялось, но ощущения остались те же. Словно на моей шее все тот же ошейник, а в его руках – мое безвольное тело.

Камаль одет в белую шикарную рубашку и идеально выглаженные брюки, а я до сих пор помню, как он взял меня в гостиной в такой же белой рубашке, только залитой кровью. Тогда он без сожаления убил своего врага, а теперь…

Теперь он большой человек.

– Ева, – я вкладываю в голос ледяное равнодушие, хотя внутри меня шатает и размазывает!

Я вкладываю свою ладонь в его. Она у него огромная и со знакомыми мозолями под пальцами. Я до сих пор помню их на ощупь. Каждую. А еще на его пальце кольцо, сделанное моими руками. Я слегка касаюсь его и не сразу понимаю, что на его руке по-прежнему нет печатки, которую он грозился вернуть.

Вскинув взгляд, я несколько секунд смотрю в глаза Камаля с недоумением: он вернул фамилию, но не вернул отцовскую печатку.

Он не отомстил? Не закончил войну? Но почему тогда вернулся?

Вопросы в моей голове не дают покоя, а наш контакт длится ровно столько, сколько положено. Ни больше. Ни меньше. Он расслабляет руку, я – выдергиваю свою.

– Я слышал, что вы как раз занимаетесь восстановлением диалога между Британией и Албанией. Уверен, у вас много общих тем, – добавляет Саша, даже не представляя, как он близок к истине.

У нас много общих тем. И одна из них – общий ребенок.

– Я тоже так думаю, – парирует Камаль.

Шах. Теперь он Шах. И привыкнуть к его настоящей фамилии мне трудно, потому что я помню его зверем, который годами вынашивал планы мести и ради нее же бросил нас с сыном.

Несмотря на старания Саши, между нами повисает молчание, слишком напряженное, потому что я не помогаю мужу установить нужные контакты. И помогать не буду!

– Надолго вы в штатах? – спрашивает Саша, нарушив тишину.

– На сколько потребуется, – неопределенно отвечает Камаль, отодрав от меня свой колючий взгляд.

– Надеюсь, пересечемся еще не раз, – говорит Саша. – И, если будет возможность, я бы с удовольствием поговорил в более спокойной обстановке.

– Мой контакт у вас есть, – кивком отвечает Камаль. – Свяжитесь со мной на следующей неделе. Я подумаю, чем могу вам помочь.

Они пожимают друг друг руки, и я резко дергаю подбородком, услышав, что мужчины договорились о встрече.

– До встречи… Ева.

Я мысленно начинаю отсчет: один, два, три…

Но полностью проигнорировать Камаля не выходит, потому что Саша легонько сжимает мою талию, заставляя выдавить из себя улыбку.

– До встречи.

В моем голосе нет ничего доброго. Совсем. Только надежда, что наша встреча – это случайная ошибка, что Саша сотрет контакт этого человека из своего телефона и даже не подумает встречаться с ним на следующей неделе.

Я сжимаю бокал с шампанским, пока не чувствую, как стекло едва не трескается в моих пальцах.

Саша что-то мне говорит, но я не слышу.

Внутри все гудит, как от удара молнии – внезапно, больно, бесшумно.

Камаль ушел, оставив после себя выжженное пространство, в котором нет ни воздуха, ни звуков. Есть только одна пульсирующая тревога – за себя и за сына. И теперь за Сашу.

– Я же тебя просила, – говорю я глухо, сквозь стиснутые зубы, когда мы с Сашей остаемся вдвоем.

Моя рука дрожит, шампанское в бокале колышется, как поверхность воды перед штормом.

Саша убирает руку с моей талии и переспрашивает:

– О чем ты?

– Я же просила не знакомиться с ним, – бросаю острые, как нож слова.

Он хмурится.

– Что с тобой? Почему ты не в настроении?

– Просто мне он не нравится, ясно? Не нравится криминальный мир и все, что с ним связано. И… – я хмурюсь. – И какая помощь тебе потребовалась от этого человека?

– Не бери в голову.

Я резко ставлю бокал на ближайший столик. Звон стекла громкий, неуместный, а мое поведение, я знаю, вызывает в Саше удивление.

Может, я перегибаю. Может, мне и правда стоило молчать и изображать дружелюбие, чтобы угодить Саше, но дело в том, что угождать кому-либо – это последнее, к чему я стремлюсь последние пять лет!

– Я выйду, чтобы позвонить сыну…

Придумав правдоподобный предлог, я разворачиваюсь и быстрым шагом покидаю зал.

Дыхание обрывается, будто я бегу.

Мне просто нужно… выйти.

Нужно подышать. Найти воздух, которого так не хватало рядом с моим прошлым.

Толкнув стеклянную дверь, я выхожу в общую зону с барной стойкой и, наконец, глотаю свежий воздух. Здесь почти нет людей и открыта дверь на балкон, откуда веет прохладой.

– Стакан воды, пожалуйста, – обращаюсь к бармену. – Со льдом.

Ледяная вода охлаждает губы, язык и небо, но это не приносит должного облегчения. Только подчеркивает, как я горю внутри, а я не просто горю – я пылаю!

Он не имел права подходить ко мне.

Только не после того, как бросил нас с годовалым сыном в аэропорту – на произвол судьбы с чемоданом и кучей денег в придачу.

Боже, как давно это было…

Мы познакомились в плену, где Камаль оказался по воле своих врагов.

Я ухаживала за ним – зашивала раны, сбивала температуру и таскала еду украдкой, потому что его держали на цепях, морили голодом, пытали и издевались. Он провел в плену четыре года, а когда я немного поставила его на ноги, он сбежал и насильно забрал меня с собой.

После плена я родила ему сына – под обстрелами и завалами старого военного госпиталя, а сколько домов мы сменили, укрываясь от его врагов, не пересчитать.

Первый, впрочем, и единственный совместный год жизни малыша, Камаль был идеальным отцом для нашего ребенка, и я… полюбила этого мужчину.

Первым словом нашего сына было слово «папа» – настолько он был отцом! Настолько идеальным и любящим. Камаль многое знал и многому меня научил. Я влюблялась в него потихоньку, а в конце – он разбил мне сердце.

После очередного нападения его врагов на наш дом он привез нас в аэропорт. На прощание у нас были считанные минуты, и все эти минуты я потратила на мольбы – я молила его не оставлять нас. Молила забрать нас с собой. Молила, чтобы он выбрал семью, но он выбрал месть.

Камаль Шах посадил меня на самолет с годовалым сыном и сказал, что вернется за нами.

Прошло пять лет, за которые я хоронила его трижды. В последний раз – окончательно. Он пропал с радаров, я – вышла замуж и обрела стабильность, а теперь…

Теперь он большой человек. Черный президент. Господин Шах.

Он как Феникс – восстал из пепла, и в этом огне теперь сгораю и я.

Я ставлю пустой бокал на стойку и прикрываю глаза, пока в ноздри не ударяет знакомый запах прошлого.

Всего в двадцати сантиметрах от меня на барную стойку медленно опускается рука. На пальце – кольцо, въевшееся в память. Это мое кольцо. Я сделала его своими руками и с любовью, а подарила ему, захлебываясь в аэропорту горькими слезами.

Я умоляла его лететь с нами, еще не понимая, что он уже давно принял решение остаться во имя мести.

Все эти годы я стирала из памяти его голос, его руки, его выбор.

Но память не стерла ни запах, ни это чертово кольцо.

– Стакан воды. Со льдом, – его хриплый голос разбивает тишину, и я резко поднимаю глаза.

Глава 3

– Ваша вода со льдом, господин.

За шестьдесят секунд, которые я мысленно отсчитываю все это время, мы не говорим друг другу ни слова.

Бармен ставит перед Камалем стакан с водой, и он осушает его за несколько глотков – таких жадных, что я слышу каждый его глоток и визуализирую, как при этом дергается его кадык.

Его мощное присутствие заполняет каждый дюйм воздуха, который я тщетно глотаю в попытке вернуть себе самообладание, чтобы подняться на непослушные ноги и уйти.

Но ноги не слушаются.

И я, черт возьми, не ухожу.

Мы сидим за барной стойкой, почти не двигаясь – как две статуи, случайно оказавшиеся рядом.

Я – изо льда, который вот-вот треснет и разлетится на мелкие осколки.

Камаль – явно из чего-то покрепче, ведь в разговоре с Сашей он никак не выдал наше прошлое. А в прошлом он имел на меня все права и трахал почти каждый день – жадно, достаточно грубо, оставляя на моем теле следы черной любви. Неудивительно, что тогда я очень быстро забеременела.

Слегка качнув головой, я впиваюсь пальцами в барную стойку и планирую подняться на ноги, как он резко начинает говорить:

– Здесь слишком много ушей. Пойдем на балкон. Там никого нет.

Внутри все сжимается в тугой ком, а паника поднимается с самого дна.

Я застываю, скользя пальцами от стойки к давно остывшему стакану. В нем нет ни воды, ни льда, хотя последнее точно бы отрезвило меня в эту секунду.

Ведь я не думаю, что готова ко встрече с этим мужчиной один на один. Я не готова, но говорю совершенно другое:

– Не думаю, что нам стоит продолжать это общение.

Мой голос звучит холодно, отстраненно и чуждо даже для меня самой, и эта выдержка – почти повод для собственной гордости. Я горжусь собой!

– Пожалуйста, – доносится до меня тихий шелест.

Камаль изменился – он научился говорить «пожалуйста», и это… заставляет притормозить, сбавить обороты.

До тех пор, пока я не понимаю, что в этом слове приказа больше, чем просьбы!

Он приказывает мне этим «пожалуйста».

Я чувствую, как во мне вскипает гнев, поэтому резко поднимаюсь с высокого стула, ощутив в ногах долгожданную опору.

– Я пойду за тобой, – добавляет он тише, не поворачиваясь в мою сторону.

Я разворачиваюсь, скользнув мимолетным взглядом по крепкой фигуре в дорогом костюме, затем направляюсь в сторону балкона.

Каждый стук моих каблуков отзывается в груди ударом.

Я слышу, как стакан в его руке мягко касается стойки, и он собирается пойти следом, поэтому, взявшись за ручку двери, я распахиваю ее и захожу внутрь.

Толпа будто смазывается перед глазами – лица, смех, вспышки фотоаппаратов. Все сливается в фоновый шум, как в воде – гулкий, вязкий, далекий.

Я возвращаюсь в зал, чувствуя, как спина ноет от напряжения. Вижу Сашу – он разговаривает с кем-то у стойки фуршета и оборачивается, как только замечает меня. Улыбается – чуть растерянно.

– Все хорошо? – спрашивает он, подходя ближе, с привычной заботой в голосе.

Рука мужа обвивается вокруг моей талии. Кажется, сегодня он получил достаточно важных контактов, и его настроение можно считать отличным, чего не скажешь о моем.

– Знаешь, я не должен был оставлять тебя, – шепчет он мне на ухо. – Чертовски не люблю ссориться с тобой…

– Все в порядке, – успокаиваю Сашу. – Я выходила попить воды. Здесь жарко. И я, кажется, устала.

– Хочешь домой?

Я киваю, и в этот момент чувствую на своей макушке легкое жжение. Скользнув взглядом в сторону двери, вижу вошедшего в зал Камаля и понимаю, что сделала правильный выбор. Прошлое должно оставаться в прошлом – такой закон счастья, поэтому совсем не противлюсь, когда муж жарко целует меня в щеку в знак примирения.

– Пойдем, милая.

Мы с Сашей проходим мимо группы гостей, скользим по коридору, к боковому выходу. Я молчу, а он не давит и не задает вопросов. Это хорошо.

На улице прохладно, хотя на мне достаточно плотный костюм. Я вдыхаю ночной воздух с такой жадностью, будто не дышала весь вечер.

У подъезда стоит машина. Водитель Саши – крепкий мужчина лет сорока – хлопает дверью и что-то быстро говорит в телефон.

Саша подходит к нему, сжимая пальцами переносицу.

– Все в порядке?

– Извините, Александр, – он машет на автомобиль. – Автомобиль только что заглох. Не заводится. Уже вызвал эвакуатор.

– Понятно… – тихо выдыхает Саша. Потом оборачивается ко мне. – Я отвезу тебя сам. Сейчас найду машину.

Я качаю головой, останавливая Сашу:

– Не нужно, ты в списках докладчиков, – напоминаю ему про неофициальную часть, на которой тоже ведутся дискуссии. – Я просто вызову такси, это не проблема.

Помедлив, Саша соглашается.

Я достаю телефон и быстро делаю заказ, хотя даже такое простое действие дается мне с трудом. Меня бьет легкая дрожь, от которой я не могу отойти вот уже час.

– Замерзла?

– Угу…

Пока мы ждем такси, Саша снимает с себя пиджак и заботливо набрасывает его на мои плечи.

Я стою у края тротуара, у светлого фонаря, словно под прожектором, но надеюсь, что выгляжу в порядке, а мой слегка потерянный взгляд не напрягает мужа.

– Позвони, когда будешь дома.

– Хорошо, – говорю тихо, почти шепотом.

– Я выступлю с докладом и тоже приеду, – обещает он, усаживая меня в такси.

Через несколько секунд машина увозит меня прочь от ресторана. Я сижу в такси, укутанная в пиджак Саши и только сейчас вспоминаю, что забыла его вернуть, но в нем так тепло и хорошо, что я эгоистично решаю не возвращаться обратно.

За темным окном – редкие фонари, мелькающие расплывчатыми пятнами, а внутри меня настоящий шторм. На этом вечере я планировала быть активной и даже переброситься несколькими словами с коллегами, но не смогла даже сделать минимума – быть спутницей Саши и поддержать его на всех выступлениях. Вместо этого – позорно сбегаю.

Но на этом вечер не заканчивается.

Стоит машине отъехать от ресторана на пару миль, как на встречной полосе, притаившись в темноте обочины, вспыхивают яркие автомобильные фары – как приказ остановиться. Они ослепляют несколько раз, заставляя водителя такси притормозить и уточнить:

– Это представительский Кадиллак. Мне нужно остановиться?

– Ни в коем случае, – прошу водителя, сохраняя самообладание. – Ускорьтесь, пожалуйста.

– Мне все это не нравится… – произносит водитель такси, но заметно ускоряется, набирая скорость и отрываясь от преследователя.

Я моргаю несколько раз, чтобы после активных вспышек фар зрение снова вернулось в норму – на это требуется несколько секунд, и бросаю взгляд назад. Из-за своих внушительных размеров Кадиллак имеет маленькую маневренность, поэтому долго разворачивается.

После чего, к моему сожалению, стремительно догоняет нас.

Он выныривает из темноты прямо следом за нами. Большой, массивный, с тонированными окнами и, я уверена, без номеров. Именно на таких ездят когда за спиной – дипломатический иммунитет и десятки убитых историй, как у такого господина, как Камаль Шах.

– Пожалуйста, не сбавляйте скорость, – прошу водителя.

Поняв, что мы не собираемся останавливаться, в следующую же секунду Кадиллак выходит на обгон.

Резко.

Опасно.

Почти касаясь своим «танком» нашего автомобиля.

Я резко хватаюсь за ремень, будто он может заземлить то, что творится у меня внутри, ведь больше нет никаких сомнений: внутри Кадиллака находится Камаль.

Я вижу, как блестит его капот в свете фонарей, и он касается нас зеркалом. Еще немного – и ударит. Раздается характерный скрежет.

– Он нас задел! Еще немного – и скинет нас с обочины! – рявкает водитель, уворачиваясь от притеснения, и мы резко отклоняемся к обочине.

Но Кадиллак все равно не отстает. Напротив – только набирает ход. Обгоняет и резко встает перед нами. Начинает вилять, а затем резко тормозит.

– Он нас подрезает! – шипит водитель сквозь зубы.

Машина трясется от жесткого торможения.

– Пожалуйста, не останавливайтесь! – прошу водителя.

– Леди, он прижимает нас! Вы что, из мафии?! – срывается он. – Я не собираюсь рисковать своей жизнью!

Кадиллак сдвигается еще ближе, буквально выталкивая нас на обочину.

Асфальт кончается. Колеса чиркают по гравию.

Таксист матерится, а я держусь за дверную ручку так крепко, что сводит пальцы.

– Все, я останавливаюсь! – рявкает он.

– Нет! Я заплачу в пятикратном размере! – умоляю водителя.

– Хоть в стократном! Я не буду связываться с мафией, моя жизнь мне дороже!

Чтобы увернуться от удара, водитель вынужден давить на тормоза до упора. Ремень врезается в грудь, и спустя секунды машина встает как вкопанная.

Салон наполняется запахом перегретых тормозов, а мое сердце заходится в агонии.

Я слышу агрессивный хлопок двери снаружи – он такой же агрессивный, какой была его езда.

Слышу шаги.

Проходит несколько быстрых мгновений, прежде чем дверь с моей стороны с грохотом распахивается, впуская внутрь ночной горячий воздух. Внутри меня – гнев и ненависть, но еще больше во мне – голого страха.

Я знала его пленником.

Я знала его обычным мужчиной.

А этого человека – с маской важного дипломата – я не знаю от слова совсем.

– Выйди из машины, Ева.

Его голос низкий и безапелляционный.

Мой же слегка дрожит, когда я обращаюсь к водителю:

– Почему мы стоим на месте? Я же сказала, что оплачу заказ…

– Он никуда не поедет, – припечатывает Камаль.

В ответ – водитель делает вид, словно его здесь вообще не существует.

Это царапает. Сильно.

Я чувствую адскую беспомощность – такую же, какую испытывала перед Камалем пять лет назад, будучи его пленницей!

– Либо ты выходишь сама, либо я вытаскиваю тебя силой, – голос Шаха низкий, сочится агрессией.

Силой…

Он всегда действовал силой – ломая и подчиняя.

От Камаля веет агрессией, и все это вкупе разгоняет мою панику до максимума!

Камаль резко наклоняется, и прежде чем я успеваю отстраниться, его рука отстегивает меня от ремня безопасности.

– Не трогай меня! – вскрикиваю, но слишком поздно.

Металлический щелчок – и я отстегнута.

Я пытаюсь оттолкнуть его, но он хватает меня за плечи и буквально выволакивает из машины.

Проходит всего секунда, и он приводит угрозу в действие, взваливая меня на свое плечо.

– Пусти! – я взвизгиваю.

Камаль резко опускает меня на землю, но не для того, чтобы отпустить. Его рука – горячая, тяжелая – накрывает мне рот, а тело мягко вжимает в металл автомобиля.

– Тихо, Ева, – шепчет он, так близко, что его дыхание касается моей щеки. – Ты никуда не поедешь, пока мы не поговорим. Позже верну тебя домой. Если, конечно, будешь послушной.

Он дает знак водителю и агрессивно хлопает по крыше, проговаривая:

– Вы свободны.