«Не тайная связь»
Амина Асхадова
Глава 1
Ясмин
– Ма-м-ма!
– Поспи еще немного. Скоро прилетим, – уговариваю дочь, приглаживая ее кудряшки.
Нахмурившись, она вертит головой в разные стороны, и все ее мягкие кудри неряшливо взлетают в разные стороны.
Непослушная.
Словно в доказательство моих уговоров, из динамиков борта самолета раздается холодный голос:
– Уважаемые пассажиры, самолет готовится к посадке. Просим вас занять свои места и пристегнуть ремни безопасности!
Мой пульс увеличивается в несколько раз, и я начинаю нервно ерзать на месте. В салоне самолета становится очень душно, и на миг мне даже кажется, что кислорода в легких становится катастрофически мало. Я понимаю, что это собственная тревога разгоняет пульс до сотни и заставляет мое сердце усиленно работать, но ничего не могу с этим поделать.
Мне тяжело было решиться на возвращение туда, где было разбито мое сердце, а ведь я обещала себе никогда сюда не возвращаться.
Все изменилось несколько недель назад, когда моему мужу прислали приглашение в Россию. Его племянник Мурад Шах получил высокую прокурорскую должность и собирается отметить это событие на все сто, а в письме черным по-белому было написано, чтобы мой муж прилетел не один, а со своей семьей, хотя все два года до этого семья мужа не проявляла ко мне особого интереса.
Все потому, что наш брак с Камалем был бельмом на их глазах. Наплевав на всех, Камаль взял меня в жены, даже несмотря на то, что я носила под сердцем ребенка другого мужчины.
Камаль оберегал меня как зеницу ока, после брака он поселил нас в пригород Лондона, а если он летал в Россию к родственникам, то исключительно один, что со временем стало вызывать все больше и больше вопросов.
К тому же, вскоре после брака я родила ребенка – чудную дочь, которую до сих пор еще никто не видел, поэтому наше долгое отсутствие в России повлекло за собой недовольство и неудобные вопросы.
Получив приглашение, мы решили лететь.
– Уважаемые пассажиры, наш самолет идет на посадку.
Эта новость вызывает во мне гамму чувств – от страха до предвкушения.
По мере снижения самолета мне начинает казаться, что приглашение в Россию было кем-то тщательно спланировано, и что едва шасси коснется земли, как меня выволокут из самолета, а правда – тайная, грязная, порочная – выплывет на поверхность.
Та правда, которую я хранила в себе много месяцев, а затем и лет, ведь Камаль взял меня в жены будучи беременной от другого. Камаль и мой брат молились, чтобы родилась девочка, и чтобы ее отец, Эльман Шах, никогда не претендовал на нее. Девочки в таких семьях были не в почете, мужчины из этой семьи возвращались только за наследниками, вот и Эльман – жестокий мужчина, которому по дурости я отдала свое тело, а позже и сердце – не вернулся бы за нами.
Наше лето в Санкт-Петербурге было бурным и страстным, но увы – наша тайная связь закончилась слишком быстро, оставив мне после себя битое стекло и чудную дочь.
Сжав кулаки, я пытаюсь согреть холодные конечности и успокоиться, но панические мысли лишь разгоняются до бешеной скорости – подобно той, с какой прямо сейчас снижается наш самолет. Еще взлетая над Лондоном, я пыталась сделать свою любимую медитацию, которой я научилась на одном из ретритов на Бали, но у меня ничего не вышло – сердце по-прежнему трепыхалось в груди, а кровь бешено бурлила по венам.
Меня отпускает лишь тогда, когда самолет полностью останавливается на земле. За иллюминатором самолета – серость и холод, а это означает, что мы прилетели.
Приземлившись в Волгограде, я сразу набираю мужа, который прилетел сюда несколькими днями ранее. Он обещал нас встретить, поэтому я не придаю значения гудкам в телефоне – возможно, он еще на пути к аэропорту и поэтому не может ответить на мой звонок.
– Ма-м-ма! – дочь удивленно указывает пальцем в иллюминатор.
– Юна, это снежинки. Ты еще их не видела, – поясняю дочери. Ей было всего полтора года.
Вместе с небольшим чемоданом и с дочерью в охапку я покидаю самолет в числе последних пассажиров. Сойти с трапа мне помогает вежливый мужчина, в глазах которого я вижу интерес.
За несколько лет в браке я привыкла, что кольцо на моем пальце и ребенок на подхвате не являются помехой для подкатов от чужих мужчин. Камаль только, увы, к этому не привык, и поэтому всегда бешено ревновал меня. На этой почве мы сильно поругались, когда он не хотел отпускать меня на ретрит к моей подруге на Бали, но в итоге я все равно полетела туда. Камалю со многим приходится мириться.
Незнакомый мужчина спускает мой чемодан, пока я с Юной на руках делаю первые шаги по волгоградской земле, однако далеко от трапа отойти не успеваю – почти сразу попадаю в омут острых, как моя смерть, глаз.
Я понимаю, что возле трапа нас ждали и уже очень давно. Прижав к себе дочь, я застываю на одном месте и испытываю разную гамму чувств – от страха до изумления. При виде Мурада Шаха и его делегации мне становится дурно.
На инстинктах прижимаю Юну к груди и напрочь забываю, как дышать.
– Где мой муж?
– Сперва здороваются, затем задают вопросы, Ясмин.
Проигнорировав его слова, я продолжаю упорно стоять на месте. Осенний российский ветер пронизывал меня с ног до головы, а я по глупости надела одно лишь платье, несмотря на предостережения Камаля о том, что осенью здесь очень холодно. Осенью я здесь не была, была только летом – горьким и сладким летом, которое я провела в постели Эльмана Шаха.
– У него дела, – заговорил Мурад сквозь зубы. Он был недоволен моим характером, как и вся семья Шах.
Эльману мой характер тоже не нравился, хотя трахать меня было ему в удовольствие. Когда наше бурное лето закончилось, и мой брат обо всем узнал, Эльману пришлось очень несладко. Мой брат отправил Эльмана Шаха в больницу, а меня – беременную – выдал замуж за Камаля. Вот и сказке конец.
– Долго хорохориться будешь? Садись в машину вместе с ребенком. Холодает.
– Я тебе не верю.
– Че за бред?
Прижав к себе спящее дитя, я с сомнением окидываю мрачную фигуру Мурада Шаха и не решаюсь сесть в автомобиль с охраной.
– Почему я должна садиться в твою машину? К чему такая честь, господин прокурор? В вашем услужении не нашлось простого водителя?
– Если посмотреть в широком смысле, то вы мне не чужие. Я приехал встретить вас с самолета.
– Дай мне поговорить с Камалем.
– Он занят, – настойчиво повторяет Мурад. – Итальянки все такие грубые или бывают исключения?
Пропустив его ироничный вопрос мимо ушей, я предупреждаю:
– Хорошо, мы поедем с тобой. Но имей в виду: если со мной и ребенком что-то случится, то весь гнев Сицилии и Лондона обрушится на твою голову, Мурад Шах.
– Эй, ну-ка следи за своим языком. Я лишь встречаю невестку с ребенком, а ты угрожаешь прокурору, – он прищуривается. – Помочь с детским креслом?
– Я сама!
Дернувшись от Мурада как от прокаженного, я в последний раз оглядываю опустевшую территорию аэропорта и кое-как заставляю себя сесть в салон вместе с Юной. Надеюсь, что Камаль был действительно занят и мне просто мерещится опасность, исходящая от Мурада.
– Готовы?
– Да, – бросаю, не взглянув в его сторону. В это время я посадила дочь в детское кресло и немного расстегнула ей одежду, чтобы она не вспотела. В машине было очень тепло, и она быстро уснула.
Мурад забирается в пассажирское кресло и отдает указ, а затем поворачивается к нам. Когда его взгляд упирается в Юну, мне кажется, что вот именно в эту минуту Мурад все поймет.
Поймет, что ребенок на самом деле от его брата – от Эльмана Шаха.
– Сколько ей?
– Что?
– Я спросил, сколько лет твоей дочери?
– Полтора года, – проговариваю отточеным языком.
На самом деле ей на несколько месяцев больше, но, когда Юна была зачата, я не была замужем за своим мужем. В роддоме я оказалась на несколько месяцев раньше, и мы подделали документы о рождении Юны. Что сделано, то сделано.
– Там уже все заждались, – произнес Мурад, не отрывая взгляд от Юны.
– Кто все? – спрашиваю немного резко, а затем склоняюсь к дочери и тем самым закрываю ее от рентгеновских темных глаз. – Ты так говоришь, словно приедет кто-то еще.
Мурад мне не отвечает.
Он отворачивается и делает вид, что не услышал моего вопроса. Было видно, что он злится на мою строптивость и непокорность, и сейчас решил отомстить своим молчанием. То, что Мурад мстителен – я почувствовала сразу.
Мне срочно нужно было увидеть мужа и попросить его не задерживаться в кругу семьи, а скорее вернуться в Лондон.
Нам здесь не место.
Нам здесь опасно.
Почти всю дорогу мы едем в молчании, лишь однажды Юна проснулась и стала проситься на руки, но я уже давно выработала к этому иммунитет и отучила ее от своих рук.
– Возьми и успокой ее, – велит Мурад, поморщившись от крика дочери.
– Она сама успокоится. Я не приучаю ее к рукам, у меня болит спина.
– Это новое веяние моды у матерей? Похуизм?
– Это моя дочь, и я воспитываю ее так, как считаю нужным. К тому же, ты просто не знаешь ее характер. Если всегда потакать ее капризам, можно сойти с ума.
Похныкав, Юна быстро успокаивается и начинает изучать виды, сменяющиеся за окном, а Мурад больше не спорит со мной.
Я бросаю взгляд в окно и замечаю, что мы приближаемся к коттеджному поселку, но я слишком много лет отсутствовала в этом городе, поэтому не могу точно сказать, движемся мы в правильном направлении или нет. Я упорно жду подвоха, поэтому несколько раз нервно поправляю свое платье и случайно задеваю ногтем капроновые колготки. Черт! Они с треском рвутся в районе бедра, но от мысленной драмы меня отвлекает вопрос Мурада:
– Дочь еще не разговаривает?
– Увы.
– На Шахов она не похожа, – замечает Мурад, обернувшись на нас. – У итальянской породы сильные гены.
От слов Мурада мои руки начинают трястись, и я напрочь забываю про порванные колготки. В его рентгеновском взгляде я вижу свою погибель, ведь Мурад посмотрел на Юну всего раз и уже запомнил черты ее лица.
Это страшно.
Юна взяла внешность Италии, но это не исключало похожесть на ее отца. На Эльмана Шаха. Мурад либо слеп и глуп, либо пытается усыпить мою бдительность.
Не стоило сюда приезжать…
– Неважно, есть ли в ней ваши черты или нет. Девочки все равно не имеют значения.
– Ты ошибаешься, – пресекает Мурад, столкнувшись со мной взглядом. – Значение имеют как мальчики, так и девочки. Кстати, сколько ей лет?
– Ты спрашивал это несколько минут назад…
Я стараюсь отвечать коротко, потому что чувствую, как мой голос дрожит. Мурад тоже чувствует. Он ведь прокурор, большой человек в городе и наверняка он заслужил свой пост не только по той причине, что он наследник Шаха.
Если бы Юна была похожа на Эльмана, это бы нас сгубило.
– Спрашивал?
– Да, ты спросил, и я ответила, что ей полтора года.
– Да, припоминаю такое. Память у меня плохая.
Мурад прищуривается, а затем широко улыбается мне. Хочет расслабить, заставить поверить, что все хорошо и что будет очень сладко. Я улыбаюсь ему в ответ, но не так широко. Мне все еще дурно. Когда Мурад отворачивается к дороге, то я с шумом сглатываю слюну, что образовывается в горле от напряжения.
У прокуроров не бывает плохой памяти.
Черт с ними, с этими колготками, нам нужно уезжать отсюда. Срочно.
Звонок мобильного телефона заставляет меня подскочить на месте. Я торопливо ищу в сумочке свой телефон, пока не понимаю, что звонят не мне, а Мураду.
Юна, окончательно проснувшись, по привычке тянется ко мне.
– Нет, нельзя, – проговариваю строго.
Похныкав, дочь привычно опускает руки и быстро переключается на игрушку, которую я достаю ей из своей сумочки. Закончив разговор, Мурад оборачивается и неожиданно протягивает руку к кудрявой макушке Юны – та весело хохочет, а у меня дыхание обрывается.
Боже.
– Эй, малышка, ты знаешь, кто сейчас звонил?
Юна смеется.
Задорно и очень весело.
– Звонил дядя Эльман. Он сказал, что скоро приедет.
Что?
Сквозь детский смех Юны, который является чистым проявлением радости и беззаботности, я слышу свое бешеное сердцебиение. Мурад одергивает руку, и Юна внезапно начинает плакать.
Но мое внимание обращено совсем на другое.
– Что? Эльман приедет? Зачем? – переспрашиваю сквозь шум в ушах.
Боже, почему же меня так кроет при его имени? Прошло два с лишним года, раны, сшитые нитками времени, давно затянулись. Или нет?
– Зачем? А что за повод для приезда? – переспрашиваю чуть нервно, встретив на себе равнодушный взгляд Мурада.
– Мое назначение на должность прокурора. И… мой день рождения.
– Да, повод действительно веский, – взволнованно кусаю губы.
Я бросаю беспомощный взгляд на дочь, но она еще слишком мала, чтобы прочесть в моих глазах страх от неминуемой встречи с ее отцом.
Камаль будет психовать, когда узнает эту новость. Он очень разозлится, ведь в его представлениях мы с Эльманом никогда не должны были встретиться. Совсем никогда.
Шок.
Паника.
Растерянность.
Всю дорогу я убеждаю себя, что наша с Эльманом тайная связь давно в прошлом и о ней никто не знает, но вернуть самообладание после такой новости не так уж просто.
– Мы приехали, – обернувшись, Мурад дергает уголками губ.
Я киваю, чувствуя прилив жара на щеках. Эльман уже здесь? Или он приедет на назначение Мурада? У меня столько вопросов, но нет ни одного ответа. Бросив взгляд в окно, я взволнованно кусаю губы и не тороплюсь выходить из машины.
Кажется, с приездом Эльмана в город становится очевидно, что эта встреча разворошит всех.
Всех без исключения.
Глава 2
– Привет, дорогая!
Ко мне спешит сестра мужа, Диана Шах. Я делаю глубокий вдох и все же выбираюсь из автомобиля Мурада. Это будет трудный день. Сегодня, завтра и вообще всегда.
Натянув на себя улыбку, я коротко приветствую ее в ответ:
– Здравствуйте.
Я позволяю Диане поцеловать себя в щеку, но на этом все. Увернувшись из псевдо-материнских объятий, я почти что бегу за дочерью, используя Юну как уважительную причину своего избегающего поведения. Я не хочу объятий. Не хочу нежности.
Я вообще не люблю эту женщину, хотя она приходится самым дорогим человеком для Камаля. И для Эльмана тоже… Так сложилось, что они одной крови. Дядя и племянник.
Диана Шах приходилась старшей сестрой моему мужу, а еще она была стойкой женщиной, которая пережила со своим мужем все, что только можно было, и я знаю, как она настрадалась в браке с одним из самых влиятельных мужчин страны. Эмин Шах славился своей жестокостью и незаконной деятельностью в прошлом, это теперь он бизнесмен с чистым прошлым, а один из его сыновей заслуженно занял прокурорское кресло, но мне его прошлое известно – руки Эмина по локоть в крови.
Не мне было его судить, потому что в чем-то они были похожи с моим отцом, которому по молодости пришлось стать главой влиятельной семьи на Сицилии. Отец до сих пор просыпается в кошмарах – за то время он лишил жизни своего брата, потерял юную беспечность, и его сердце заледенело навечно.
Еще Диана Шах была матерью Эльмана. Да, однажды я крупно влезла в эту семью, а если начистоту – то побывала в постели нескольких мужчин. Камаль выиграл эту битву у Эльмана, и мой брат отдал меня ему в жены без любви и согласия. После свадьбы Камаль оборвал связь с Эмином Шахом, но окончательно так и не смог, поэтому мы здесь.
– Ну, пойдемте в дом. Какая у тебя прелестная дочка! А какая она кудрявая – вся в маму!
Стоило мне достать Юну из детского кресла, как Диана рассыпалась в комплиментах, но положительных чувств к этой женщине у меня не было. Наши мамы были близкими подругами, но затем Диана Шах встала на сторону своего криминального мужа и сильно подставила мою маму. Ударила ее ножом в спину. Моей маме не было и восемнадцати, когда ее родителей, моих бабушку и дедушку, жестоко убили. Тогда же пытались убить и мою мать, но Диана предпочитает не вспоминать о подруге, только лишь я осталась ей напоминанием о тех далеких временах.
– Ма-м-ма, – сонно причмокивает Юна.
– Мы приехали, – сообщаю с улыбкой. – Пойдешь сама? Давай, ты умеешь, детка.
Опустив Юну на асфальт, покрытый тонким слоем снега, я мягко подталкиваю ее к дому и следую за ней.
– Можно мне взять ее на руки, Ясмин?
– Не стоит. Я не приучаю дочь к рукам. Берегу свою спину.
Осекшись, Диана отступает передо мной и приглашает в дом. Мурад остается позади, как и сильнейшее напряжение. Мне не нравился Мурад, и я хотела бы пересекаться с ним по минимуму, в отличие от Эльмана, встречи с которым я желала и боялась одновременно.
– Она очень похожа на твою маму, Ясмин, – с горечью говорит Диана.
– Ну достаточно, – осекаю Диану, оглянувшись.
– Я сказала что-то не то?
– Да, сказали. Удивительно, что вы помните, как она выглядела, но не помните того, как ваш муж жестоко расправился с ее родителями. Впрочем, вы даже в столь трагичный для нашей семьи момент предпочли надеть розовые очки. Не нужно делать вид, что мы любезничаем.
Я холодно улыбаюсь растерянной Диане, беру Юну на руки, чтобы уйти побыстрее, и направляюсь к дому в гордом одиночестве.
В доме я обнаруживаю Софию и двух сорванцов – своих племянников. Они несутся в мою сторону быстрее урагана, и я крепко их обнимаю.
– Привет, бандиты! – взъерошиваю кудряшки обоих и целую каждого в щеку.
– Привет, тетя Яся, – кричат они наперебой.
– Сорри, но я без подарков. Они не поместились в чемодан, но остались в Лондоне и ждут вашего приезда, договорились?
У Софии было двое детей – старшая Мария и младший Даниэль. Брат мечтал о сыне, но не меньше любил свою принцессу дочь. Соня очень смелая, раз решилась на второго, а я ведь даже первого ребенка не хотела…
София прерывает мои мысли, затягивая в свои объятия.
– Привет, Ясь.
– Привет.
София была единственной, с кем я поддерживала связь, потому что много лет назад ей удалось сбежать из отцовского дома и тайно обручиться с моим братом. Они не побоялись выйти на тропу войну и объявить всем о своей любви. Увы, мы с Эльманом так не смогли, поэтому максимум, который был нам уготован – это тайная связь. Позже мы о ней очень сильно пожалели.
Я раздеваю сначала себя, затем Юну, и мы вместе проходим в просторную гостиную. Здесь тепло, а атмосфера дома кричит о роскоши и богатстве. Осмотревшись внимательнее, я понимаю, что Эльмана здесь нет, и вместе с этим испытываю разочарование и страх одновременно.
Когда мы встретимся, буду ли я готова?..
– Так, ну-ка дай мне Юну, мою кучерявую красавицу…
– Бери, только она уснула в машине. Сонная еще, видишь? С перелетами наш график оставляет желать лучшего.
– Тебе грех жаловаться. Бог тебя помиловал, когда наградил таким спокойным ребенком.
Я дергаю уголками губ. Спокойная она при гостях, в остальное время – непослушная и капризная.
– Между прочим, я говорила тебе не приучать твоих сорванцев к рукам, тогда бы они выросли самостоятельными, – напоминаю невестке.
– Возможно, но я не могу иначе. Они требуют любви и ласки.
Убрав непослушные кудряшки с лица Юны, я скольжу взглядом по ее лицу и встречаюсь с карими глазами. Эти глаза напоминают мне об Эльмане. Всегда напоминают и вечность напоминать будут. Раньше смотреть в них было очень больно, чуть позже – привыкла.
– Юна очень выросла с тех пор, как мы прилетали к вам в Лондон, итальянские гены проявились еще больше. Наши с Эмилем дети совсем не меня не похожи, такие же смуглые и кучерявые. Вот и она твоих кровей, Ясь.
– Да, мне все так говорят. А твой брат?.. Эльман?..
– Что Эльман? – недоуменно переспрашивает София.
– Мурад сказал, что он приедет, – выпаливаю на одном дыхании.
– Приедет.
– Один или?..
– С женой, – улыбается Соня. – Она у него неплохая. На ноги подняла после того, как он в больницу загремел. Всегда рядом с ним была, хотя у него шансов было ноль.
– Да…
Я с трудом натягиваю улыбку на свое лицо.
Он приедет. Но с женой. Это чертовски больно даже спустя столько лет…
В конце нашей тайной связи Эльман сказал, что собирается жениться, а для меня он уготовил роль любовницы, на которую я не согласилась. Он женился, еще когда мы были вместе. Не знаю, кому я хотела отомстить – Эльману за разбитое сердце или его новоиспеченной жене, которая забрала его у меня, но той ночью я выстрелила и попала в его жену. Той же ночью я отдала себя Камалю, это была самая горькая ночь и самое страшное утро.
Обернувшись на шум, я встречаюсь взглядом с заплаканной Дианой Шах. Она вошла в дом и тут же направилась на кухню, но я заметила, как она украдкой вытерла слезы по пути.
Наверное, Камаль был слишком занят, поэтому не встретил нас. Очень жаль, ведь я не сдержалась и наговорила Диане гадостей. Будь моя воля, я бы никогда не приехала сюда, но обязательства перед Эмином у него всегда стояли превыше всего.
– Я отлучусь, чтобы позвонить Камалю, – предупреждаю невестку.
– Беги. Они с отцом третий день проводят в городе. У них много дел.
Я киваю. Спустя несколько гудков Камаль берет трубку, и я прошу его поскорее приехать, но он ничего мне не обещает. Он с Эмином уехал на новый завод по производству вина. Когда мой папа, истинный итальянец узнал про винный бизнес Эмина, он его высмеял, но в ответ Эмин выслал моему отцу пару бутылок вина прямиком на Сицилию. Папа, правда, пить вино не стал и даже не попробовал его на вкус, но зато он отправил Эмину видео, как он испытывает новое оружие на полученных бутылках вина.
Впрочем, все это было фарсом и глупой игрой стариков – дай только повод, и война между ними вспыхнет с новой силой. Страшно представить, что будет, если они когда-нибудь узнают о нашей с Эльманом тайной связи. И о Юне. Эта правда может стать поводом для войны, в которой выживут не все.
На протяжении всего дня я не могу выбросить из головы мысль, что Эльман тоже приедет по случаю назначения Мурада на должность главного прокурора города. Мне удалось узнать, что торжество состоится уже завтра – весь город будет отмечать, и мы тоже должны веселиться и выражать искреннюю радость по этому поводу.
Я помогаю невестке накрыть на стол и стараюсь не пересекаться взглядом с Дианой Шах. Мурад за весь день так и не появился в доме, и, хотя напряжение спало, для меня все равно осталось загадкой, почему он решил встретить нас из аэропорта.
Когда наступил вечер, ни Камаля, ни Эльмана так и не было. Признаться честно, последнего я ждала с дрожью в теле.
Ужин проходит в молчании, а я в миллионный раз прокручиваю мысль, что Эльман приедет не один. Прикусив губу, я вспоминаю как часто я заходила в профиль его жены, чтобы узнать о состоянии здоровья Эльмана. Мой брат избил его до полусмерти, а сильная травма головы вызвала состояние комы. Я отчетливо помню, как накануне своей свадьбы я звонила на его номер в надежде, что он ответит мне, и я признаюсь в том, что у нас будет ребенок, но вместо Эльмана мне ответила плачущая Диана Шах. Она была на грани истерики, потому что у ее сына была черепно-мозговая травма и огнестрел на уровне сердца, и мне не оставалось ничего другого, как выйти к алтарю – к ожидающему меня Камалю в белом фраке.
Я захлебывалась слезами и училась жить с нелюбимым мужчиной, чуть позже жизнь с нелюбимым стала восприниматься как норма, и я поняла, что человек привыкает ко всему.
Спустя много времени в профиле жены Эльмана стали появляться фотографии из жизни, а не только из больницы. Она героически выходила Эльмана в то время, как я предала его и вышла замуж за другого. Она молодец. В какой-то момент подглядывать за их с Эльманом жизнью стало очень больно, после чего я приняла решение заблокировать ее.
– Лиана позвонила и предупредила, что они приедут завтра, – сообщает Диана за ужином.
Сжав вилку в кулаке, я не понимаю, что я чувствую: облегчение или сожаление. Эльман с Лианой сегодня не приедут.
– Тем и лучше, – улыбается Диана. – Тогда Ясмин с дочерью может занять спальню Эльмана на эту ночь. А к завтрашнему дню мы освободим гостевую комнату, в которой Эмин устроил настоящий склад и велел никого туда не пускать. Я не думаю, что Эльман будет против.
– Ой, мам, с чего он будет против? – вступается София. – Брат очень редко приезжает к вам в гости.
– На то были причины, твой брат еле выкарабкался с того света. Впрочем, он до сих пор это делает.
– Виновных, кто с ним это сделал, так и не нашли? – вступаю в их диалог, не поднимая глаз.
– Не нашли. Уже и не найдут, много воды утекло…
В спальне Эльмана было холодно и мрачно. Я включила ночник, его мягкий свет лишь слегка разбавил темноту. Обхватив себя за плечи, я оглядела просторную комнату. Несмотря на то, что он жил здесь очень давно, я все равно ощущала его запах, словно невидимое присутствие осталось запертым в этих стенах.
– Забирай свою хулиганку. И вот чистое постельное белье, – София заводит в спальню сонную дочь и передает мне белье. – Доброй ночи, Ясь.
– Спасибо. Доброй ночи.
Я запираю за ней дверь и иду в ванную, чтобы искупать Юну перед сном. Она очень капризничает, потому что допоздна играла с Марией и Даниэлем, но истерик не закатывает – понимает, что в любой момент я могу стать строгой мамой. Перед сном я укладываю дочь рядом с собой, ведь кроватки здесь, конечно же, нет.
Крохотное тело прижимается ко мне в поиске ласки, а я до сих пор не привыкла ощущать себя в роли матери. До сих пор. У нее Эльмановы глаза, что сильно бьет по моему сердцу.
– Мам-м-ма… – сладко причмокивает дочь.
Дождавшись, пока Юна уснет, я встаю с кровати и изучаю комнату. Удивительно, раньше здесь жил Эльман, а теперь мы спим здесь с его дочерью.
На стене развешено несколько рамок с фотографиями, которые повесила в спальне сына Диана. Я решаю свесить их и положить лицом на полку, стараясь спрятать хоть что-то, что вскрывало старые раны. Убрав все фотографии, подхожу к шкафу и зачем-то открываю его. Внутри посреди всего прочего я нахожу знакомую папку черного цвета, выполненную из чистого дерева. Раскрыв ее, я думаю увидеть старые фотографии из прошлого Эльмана, но вместо них внутри таилось совсем другое.
Сердце грохочет как безумное, а глаза обжигает влага.
«С любовью, не Яся, а Ясмин», – было написано на смятом клочке бумаги. Это была моя записка ему. Ясей меня называл Камаль, а Ясмин – звал только Эльман. Эти строки были моим признанием, что с ним все было по любви. С этой запиской он обнаружил меня в постели Камаля. Он смял ее в то утро, а его взгляд…
Я ни на секунду за эти годы не забывала тот его взгляд.
Эта записка – все, что осталось от нас, и он ее сохранил. Видеть ее спустя время было обжигающе горько.
– Ма-м-ма!
Обернувшись, я замечаю, что Юна проснулась и стала ворочаться в поисках материнского тепла. Чувства зашкаливают, а записка обжигает кожу пальцев подобно горячему пеплу. Очень горячему. Действуя лишь на эмоциях, я рву эту записку на много-много частей и закидываю папку глубоко в шкаф – где она и лежала все это время.
Я делаю это слишком громко. Со злости.
Юна начинает плакать, и я приближаюсь к ней.
– Не надо. Не плачь, – прошу ее, обливаясь такими же горькими слезами. – Мне тоже плохо.
Когда ничего не помогает, беру ее на руки. Лучше бы Камаль был рядом, с ним Юна успокаивалась очень быстро. Было бы хотя бы чуточку легче.
Спустя время Юна успокаивается и засыпает у меня на руках. Я осторожно перекладываю ее на кровать, но сама не могу уснуть. Комната кажется слишком тесной, слишком наполненной его присутствием. В каждой детали ощущается Эльман: запах, оставшийся на подушке, предметы на полках, его одежда на полках, которая пахла Эльманом. Как будто он все еще здесь, а я – посторонняя, что вторглась в его личное пространство и со злости порвала записку. Сейчас – я резко жалею об этом.
Я чувствую, как нервы начинают сдавливать мое горло – словно сама комната оживает, напоминая мне о прошлом, которое, казалось, давно ушло, но сейчас снова заполняет каждый уголок, не оставляя мне ни малейшего шанса на покой.
Здесь я не усну.