Великое княжество Литовское и белорусский национальный миф

Пролог, или короткий рассказ об исторических мифах

Мифы окружают любителей истории со всех сторон, ведь даже вполне преданные академической науке, серьёзные авторы, нередко излагают на страницах своих книг самые натуральные байки, запущенные кем-то из коллег, причём иногда теми из них, кто творил десятки, а в отдельных случаях и сотни, лет назад. Это показывает, что некоторые исторические мифы чрезвычайно живучи.

Разумеется, в данной книге мы сконцентрируемся на мифах, связанных с Великим княжеством Литовским, ведь рисуемые в исторических работах картины жизни этого давно погибшего, но всё ещё такого важного, государства, изобилуют выдумками, перечень которых можно начать от воображаемых портретов правителей (знаете ли вы, что известные портреты Витовта лишь выдумка не видевших его художников) и закончить причиной смерти последнего великого князя.

Впрочем, в книге мы в основном сосредоточимся на самом раннем периоде существования государства, который, в то же время, является и самым загадочным, как и самым мифологизированным.

Автор не позиционирует данную книгу научным откровением. В ней не представлены сенсационные данные Полоцкой летописи, найти которую мечтают многие специалисты по истории ВКЛ, или иные невероятные находки. Тут мы рассмотрим более или менее известные сведенья, но зато рассмотрим максимально беспристрастно.

В данной книжке, написанной достаточно лёгким языком, мы попробуем обойтись без демонстрации фантазий под личиной научных фактов, а вместо этого займёмся разрушением таких привычных, но неправдивых, клише, которые давно уже стали весьма широко известны даже в среде людей далёких от истории.

Разрушаться будут как мифы литовской историографии, так и белорусской, да и вообще все попавшиеся под горячую руку автора данной книги.

Конечно, крушение стереотипов может вызвать неприятные ощущения у некоторых читателей, но ведь лучше видеть факты в истинном свете… Или всё же нет?

Так или иначе, книга писалась ради создания объективной картины, и автор не позволил себе «перетягивать одеяло» на чью-либо сторону, руководствуясь при этом, скажем так, национальными симпатиями, а ведь в таком «симпатийном» ключе зачастую работают авторы публикаций о ранней истории ВКЛ.

Ещё одной важной задачей, после разрушения исторических мифов, будет осмысление проблемы национального мифа белорусов и даже, в некотором роде, его конструирование.

Да-да, дорогие читатели, мы разрушим одни мифы, чтобы создать другой – как же иначе.

Итак, в книге рассказывается о том, кто такие русины, литвины, литвинисты и инцептобелорусы, а также о том, кто на самом деле создал ВКЛ. Был ли захват литовцами городов Понеманья? Являлся ли Новогрудок столицей страны? Существовал ли старобелорусский язык и имеют ли белорусы право на наследие Княжества, и если да, то как это убедительно доказать? Эти вопросы, как и многие другие, автор рассматривает в данной работе, опираясь при этом на достоверные источники.

Кирпич из гродненского замка Витовта с геральдическим знаком Колюмны.

О некоторых предпосылках создания ВКЛ и первых этапах его существования

Изначально Великое княжество Литовское строилось по принципу объединения древнерусских княжеств Понеманья с землями литовским правителей.

Становление княжеств Руси относительно неплохо прослеживается по достоверным источникам, благодаря сохранности (пусть и в виде копий) древнерусских летописей. Государствообразующие процессы в литовских землях, из-за отсутствия собственно литовских летописей периода X – XIII веков, напротив покрыты мраком и фактически описываются на основании отрывочных, скупых упоминаний, дополняемых данными от специалистов вспомогательных исторических дисциплин.

Зачастую литовские племена X – XII веков, в рамках белорусской историографии, рисуются крайне отсталыми в своём развитии по сравнению с жителями местных славянских городов Киевской Руси. Хотя историки не могут, на основании известных источников, доказать, на этом отрезке развития древних литовцев, наличие у них каменного зодчества и письменности, тем не менее данные археологии, полученные в результате изучения одного из интереснейших археологических памятников Литвы, Кернавского городища, говорят о существовании там достаточно крупного поселения, жители которого пользовались немалым набором наиболее нужных бытовых вещей и даже предметами роскоши.

Литовские историки нередко пытаются объявить Кернаве первой столицей их государства, или даже столицей Миндовга, хотя какие-либо неопровержимые, или хотя бы веские, доказательства, для этого предположения отсутствуют.

Так или иначе, стоит подчеркнуть, что для того, чтобы чрезмерно умалять уровень развития литовских племён на самом деле нет оснований.

Украшения в музее Кернаве.

Из древнерусских летописей известно, что литовские племена активно привлекались местными Рюриковичами, правившими на территории будущей Беларуси, к военным операциям во время походов славянских дружин, в том числе и борьбе древнерусских князей друг с другом.

Вовлеченность литовцев в военное дело их более высокоразвитых соседей, как можно предполагать, имела позитивное значение в плане развития боевых навыков балтских воинов и приводила к увеличению военного потенциала литовских правителей.

Из достоверных источников известно, что в период максимального ослабления и феодальной раздробленности древнерусского государства литовский нобиль Миндовг смог сосредоточить в своих руках власть над значительными литовскими территориями, очевидно, получив достаточно серьёзные военные ресурсы, достаточные даже для противостояния со славянскими городами-государствами.

Миндовг. Воображаемый портрет, XIX век.

Именно Миндовг приступает к активной консолидации балтских и славянских земель Понеманья. Территория, где издавна происходили балто-славянские контакты, являлась вполне удобным плацдармом для создания балто-славянской державы, хотя Миндовг, как справедливо отмечает белорусский исследователь Алесь Кравцевич, аналогично другим средневековым правителям, должен был стремиться в первую очередь к расширению собственного могущества и закреплению короны за своими потомками.

Миндовг, как известно из достоверного документа, буллы Папы Римского Александра IV, датированной 6 марта 1255 года, захватил некие земли «Русского королевства», которыми, теоретически, могли быть земли Новогородка. Данные сведенья, в купе с сообщениями древнерусских летописей, подтверждают попытки литовской экспансии на Русь, но документ не называет прямо захваченные земли, оставляя пространство для самых разных гипотез.

В этот же период достоверно известен мирный пример вокняженья литовского феодала Довмонта в Пскове. Мирный характер, как можно предполагать, носило и появление литовского князя Товтивила в Полоцке.

Скупые летописные свидетельства не позволяют специалистам достоверно объяснить, как именно Миндовг появился в Новгородке и освятить вопрос отношения местных жителей к балтскому князю.

В любом случае, в период 40-х и 50-х годов XIII века под властью балтского правителя оказался Новогородок и другие древнерусские города региона.

Главными врагами Миндовга, вне всякого сомнения, были галицко-волынские князья и крестоносцы. Противостояния со вторыми Миндовг пытался избежать, приняв католическое крещение, а с наиболее, пожалуй, серьёзным своим противником, волынцами, князь договорился, отдав земли Понеманья сыну галицко-волынского князю Даниила, Роману Даниловичу.

Даже скупые сведенья летописей позволяют обрисовать портрет Миндовга, дерзкого и активного правителя, не лишённого способности мыслить тактически, а также способного, на пути к власти, расправляться даже с собственными родичами.

Один из дерзких финтов единственного литовского короля и стал для него роковым. Миндовг забрал жену у будущего псковского князя Довмонта, который выждал подходящий момент и убил Миндовга, вместе с его младшими детьми.

Монета Пскова. Считается, что на ней изображён князь Довмонт.

Однако созданная Миндовгом держава, или, скорее, некий её сырой прообраз, не погибла и смогла просуществовать до самого конца XVIII века.

О том, какие правители на самом деле создали ВКЛ

Разумеется, наиболее часто упоминается в качестве основателя Великого княжества Литовского первый и последний литовский король Миндовг. Не стоит отрицать роль этого князя, заложившего вектор объединения балтских и славянских поселений под властью балтских правителей, который, впрочем, был намечен ещё ранее, благодаря союзу местных Рюриковичей и литовских дружин.

Однако сразу после насильственной смерти Миндовга его государство ещё глубже погрузилось в пучину усобиц.

После восшествия на престол сына Миндовга Войшелка, тот фактически превратился в вассала (по другому мнению, равного по статусу соправителя) галицко-волынских князей.

В это смутное время правителем ВКЛ успел побывать даже единственный за всю историю существования государства Рюрикович, а именно Шварн, сын Данилы Галицкого, хотя роль Шварна и его реальная власть служит предметом дискуссии, в которой князя иногда объявляют «субмонархом» и неким фиктивным великим князем, ставленником Войшелка.

Накладка на Лавришевское Евангелие. Предпологается, что это портрет Войшалка.

По мнению автора, Шварн Данилович, во время своего совместного с Войшелком правления, вполне может быть назван соправителем, или даже «субмонархом», так как Войшелк, согласно сообщению Галицко-Волынской летописи (далее ГВЛ), называет Шварна сыном, а своим отцом и господином галицко-волынского князя Васильку.

Однако после смерти Войшелка, про Шварна прямо сообщается, в достоверной ГВЛ, что он правил в Литве. Это можно понимать, как указание на его единоличное правление и вполне реальный статус великого князя.

Известные документы не позволяют исследователям абсолютно точно выяснить реальный объём власти Шварна Даниловича и детали его княжения, но известно, что оно было недолгим.

М. Барвицкий. Шварн. Воображаемый портрет, 1908 год.

С великим князем литовским из династии Рюриковичей связан довольно известный миф, идущий от литовских исследователей. Утверждается, что власть после Шварна перешла Тройденю, который даже, вероятно, изгнал Рюриковича, так как некие «литовские элиты» хотели видеть великим князем «этнического литовца». Как именно «литовские элиты» донесли, сквозь века, чёткую информацию о своей воле, до создавших миф исследователей, остаётся загадкой, так как обстоятельства прихода к власти Тройденя, его происхождение и обстоятельства смерти доподлинно не известны из достоверных документов. Кроме того, «искрений литовский язычник» Тройдень, сторонник «национальных ценностей», имел, согласно, достоверному ГВЛ, православных братьев. Вполне убедительной гипотезой будет объяснение православного крещения братьев великого князя тем, что они правили в славянских городах державы Тройденя.

Хотя Миндовг, Войшелк и Шварн числятся в перечне великих князей литовских, фактически, для того, чтобы говорить о существовании некоего монолитного государственного аппарата, на этом отрезке истории ВКЛ, у исследователей нет веских оснований. Государство продолжало формироваться и процесс этот был бурным и сопряжённым со множеством конфликтов.

По мнению автора, властная чехарда в землях Понеманья несколько напоминала сюжет забавной советской комедии «Свадьба в Малиновке».

Тёмные годы раннего периода существования Княжества так слабо представлены в известных источниках, что по сути конструируются учёными по крупицам, и это, разумеется, приводит к сильной вариабельности исторической картины, рисуемой специалистами, которые зачастую подключают к научному процессу фантазию и строят свои работы на допущениях.

Известно, что некоторые исследователи выводят на первый план Войшелка, представляя именно его создателем державы. В подобной роли этот князь фигурирует, например, у Николая Ермоловича, для которого православный правитель, пользующейся поддержкой новогородцев и пинчан, был удобнее, в качестве зачинателя государства, чем появившийся в Новогородке, при смутных обстоятельствах, Миндовг. Стоит отметить, что подобный взгляд на летописные события тех лет демонстрируют не только подобные Ермаловичу представители романтической историографии, склонные к творчеству в духе фолк-хистори, но и некоторые представители более строгой, академической науки.

Важную роль в становлении державы сыграл и вышеупомянутый Тройдень, являющийся, по мнению автора, выдающимся полководцем, чьи военные успехи помогали укрепиться продолжавшему формироваться ВКЛ.

Тройдень. Воображаемый портрет, XVI век.

Наконец, не стоит забывать о Гедимине, основателе одной из самых могущественных правящих династий Восточной Европы, при котором была чётко обозначена столица державы – Вильня, а славянские и балтские города более плотно сблизились в рамках государственного образования, начавшего походить на федерацию с достаточно широкой автономией субъектов, но однако же с ещё недостаточно развитым центральным аппаратом.

Гедемин. Воображаемый портрет, XVII век.

О том, был ли захват предками литовцев земель будущей Беларуси

Как известно, тезис о захвате земель Новогородского княжества литовским нобилем Миндовгом являлся популярной константой в советской историографии, а позднее, в рамках работ белорусского историка-романтика, Николая Ермоловича, был перевёрнут с ног на голову, в результате чего Миндовг превращался не в захватчика белорусских земель, действовавшего в интересах литовских феодалов, а в захватчика земель литовских феодалов, действовавшего в интересах новогородского боярства.

Следует отметить, что кроме работ Ермоловича, существовали и другие публикации об образовании ВКЛ, выводящие на первый план именно славянский (читай: белорусский) фактор. Речь тут о работах историка-эмигранта П. Урбана, который продемонстрировал белорусским (и не только) любителям истории уж совсем дикий, с точки зрения академической науки, концепт литовцев-лютичей, пригодный для использования в рамках художественной литературы, но мало подходящий для реконструкции реальных процессов образования ВКЛ. Однако именно труды Николая Ермоловича стали откровением для белорусских любителей истории и заронили зерно, выросшее потом в целое крупное дерево современного литвинизма. О явлении литвинизма, к слову, будет подробно рассказано в следующих главах.

Но как же было на самом деле и что захватил литовский правитель? Простой и короткий ответ, на данную «дилемму Миндовга» будет звучать так: учёным достоверно неизвестно, как Миндовг оказался в Новогородке. Поэтому, когда вы читаете категорические утверждения о захвате Новогородка Миндовгом или же о его поступлении на «должность служилого князя» по воле новогородского боярства, будьте уверены, что автор, даже если он обладает солидным научным авторитетом и носит множество званий, просто представляет вам недостаточно обоснованную версию, которая, по той или иной причине, ему приглянулась.

Если принять считающиеся малодостоверными сведенья о православном крещении Миндовга, то можно вполне обосновано утверждать, что правитель вряд ли захватывал город. Случай крещения Довмонта Псковского, который был мирно принят псковичами на службу и действительно служил городу верой и правдой, стал бы аналогичным случаю Миндовга. Однако, как сказано выше, крещение Миндовга в православие вызывает большие сомнения специалистов.

У сторонников теории захвата Новогородка есть и относительно убедительное подтверждение подобной позиции. Речь об уже упоминаемой булле Папы Римского, присланной к Миндовгу. В ней понтифик касается вопроса захваченных Миндовгом земель «Русского королевства», под которым можно понимать Галицко-Волынское княжество. Правил этой державой, коронованный папскими послами, Даниил Галицкий. Папа, в своём послании, не возражает против того, чтобы захваченные земли были закреплены за Миндовгом. Однако некоторые исследователи хотят видеть в этих землях владения новгородского князя Александра Невского, с которым у Миндовга были конфликты. Против понимания, под загадочным королевством, Галицко-Волынской державы приводят следующий аргумент: папа не мог одобрить захват земель одного католического короля, другим католическим королём. Существует также версия о том, что «Русским королевством» является Полоцкое княжество.

Папа Александр IV. Портрет XV века.

Таким образом, названные без чёткой привязки к какому-либо городу, земли, вызывают большие вопросы и затрудняют локацию.

Идёт ли речь о самой Новогородской земле, или других землях, к примеру, о Слонимщине, или вовсе Полоцком княжестве, а может быть землях отдалённого Великого Новгорода? Даже захват некоторых земель волынцев, разумеется, не означает, что этими землями были именно земли Новогородского княжества.

Вызывает вопросы и позиция жителей Новогородской земли, которые, в теории, могли поддержать уничтожение (либо изгнание) из Новогородка волынского гарнизона, ведь у местного населения, живущего в полиэтничном Понеманье, могли быть свои мотивы для избавления от власти связанных с татарами волынцев.

Объявленный Николаем Ермаловичем статус Миндовга, показывающий литовского нобиля лишь служилым князем, взятым, так сказать, на работу новогородским боярством, не находит прямого подтверждения в известных специалистам, достоверных источниках. Однако анализ поведения местной элиты, позволяет сделать некоторые предположения о её отношении к литовским правителям древнерусских княжеств региона.

Любопытно, в данном контексте, следующее сообщение ГВЛ:

«В год 6755 (1247). Литовцы с Лугвеном воевали около Мельницы и взяли много пленных. Даниил и Василько гнались за ними до Пинска. Михаил Пинский предупредил литовцев. Они сидели в лесу за оградой, а Михаил послал им весть из Пинска. А Даниил и Василько преследовали их, и дворский Яков со своими воинами. Литовцы же не поверили Михаилу и вышли из мест своих. По милости Божьей побежали литовцы и были разбиты, и пленные были отбиты, а сам Лугвен бежал, раненный».

Таким образом из сообщения следует, что пинский князь почему-то решил поддержать литовцев, хотя те не поверили ему. Причём пинский Рюрикович поддерживает литовцев несмотря на то, что их противники – Рюриковичи из другого княжества Руси.

Интересно ещё одно сообщение волынской хроники:

«В год 6761 (1253). Товтивил прислал к Даниилу Ревбу сказать: „Пойди к Новогородку“. Даниил пошел с братом Васильком, и с сыном Львом, и с половцами, и со сватом своим Тегаком, и пришел к Пинску. Князья пинские затаили обман, их взяли с собою на войну против их воли».

И снова очевиден сепаратизм пинских князей, которые почему-то не хотят воевать с литовцами.

Данные эпизоды показывают определённые литовскоцентричные стремления расположенного довольно близкого к Литве древнерусского княжества. Разумеется, объяснять подобные факты можно по-разному, в том числе и страхом пинских правителей перед литовцами. Тем не менее, в данном контексте, сообщения летописца рисуют скорее добровольный выбор пинского князя, разыгрывающего некую политическую комбинацию, частью которой является определённого рода союз с литовскими феодалами. Легко представить подобный союз в случае новогородских элит и Миндовга, хотя, разумеется, говорить тут следует лишь о гипотезе.

Из вышеизложенного можно сделать вывод, что само значение предполагаемого захвата Новогородской земли Миндовгом чрезмерно преувеличенно в рамках различных историографий. Даже если недоказанный документально захват имел место, отношение к этому факту местного населения может служить предметом дискуссии, как и сама форма захвата, который вряд ли имел характер тотальных репрессий местного населения, а, как можно предположить, скорее заключался в ликвидации волынского гарнизона и водворении на детинце подвластных Миндовгу воинов.

К слову, можно выдвинуть гипотезу о том, что князь использовал и славянскую военную силу. Один из его воевод носит славянское по звучанию имя Хвал, хотя тут стоит заметить, что имена литовцев, теоретически, могли приобрести более славянские формы благодаря славянским составителям летописей.

При этом известно, что в числе соратников Миндовга находился некий, упоминаемый в ГВЛ, Остафий Константинович из Рязани, что уже без всяких сомнений противоречит тезису о некоем «сугубо национально-литовском» принципе подбора свиты литовского монарха.

Известно, что Новогородком правил сын Миндовга, Войшелк. Вокняжение этого правителя, по мнению некоторых литовских специалистов, сопровождалось репрессиями против местных жителей. Основано подобное утверждение на сообщении летописца, о том, что Войшелк, будучи язычником, убивал почти каждый день нескольких человек.

Как повествует ГВЛ:

«Войшелк начал княжить в Новогородке, и находясь в язычестве начал проливать много крови. Убивал он каждый день трёх-четырёх человек. А если в какой-то день никого не убьёт, очень печалился. Если же убьёт кого, тогда веселится. Потом вошёл страх Божий в его сердце, и он думал, желая принять святое крещение. И крестился тут же в Новогородке, и стал христианином».

Однако об этнической принадлежности этих якобы убитых людей ничего не сказано. Почему новый князь не мог убивать своих же литовских слуг, или политических противников, которыми могли быть и этнические литовцы, и попавшие в плен волынцы? Да и сам рассказ явно имеет черты стандартной христианской легенды, призванной подчеркнуть разительную перемену правителя язычника после принятия христианства.

Кроме того, автор предлагает здесь обратить внимание на саму суть летописного сообщения ГВЛ, в отрыве от мотивов Войшелка и истории с репрессиями. Летопись прямо говорит, что Войшелк крестился и стал христианином. Таким образом, хотя рисуемое поздними летописями крещение Миндовга по восточно-христианскому обряду, не находит своего подтверждения в достоверных источниках, крещение его сына в Новогородке упоминается в достоверной ГВЛ. Это позволяет обоснованно предполагать следующее развитие событий: Войшелк принял христианство именно ради правления в христианских городах Понеманья, а не просто из-за некоего необъяснимого катарсиса, как это показывает ГВЛ. Сын монарха правил являясь при этом своего рода наместником отца на русских землях. Миндовг в это время оставался язычником. Такая система позволяла удовлетворить как языческие, так и христианские части общей державы. ГВЛ сообщает также о христианских братьях Тройденя, крещение которых также можно достаточно убедительно объяснить правлением в христианских городах. Таким образом, хотя обстоятельства перехода Новогрудка под власть Миндовга неизвестны, основываясь на достоверной ГВЛ, можно уверенно говорить, что в городе правил князь Войшелк, крестившийся там же. Аналогичным образом поступил князь Довмонт, мирно принятый псковичами. Крещение правителя, безусловно, может свидетельствовать в пользу добровольного принятия литовских князей в Новогрудке.

Известно, что новогородцы поддерживали Войшелка в его борьбе за власть в Литве, так как после его бегства в Пинск: «Войшелк, пошёл с пинчанами к Новогородку, и оттуда, взяв с собою новогородцев, пошёл в Литву княжить».

Это важнейшее сообщение красноречиво свидетельствует в пользу добровольного принятия местным населением литовского князя и является указанием на участие предков белорусов в политических процессах зарождавшегося государства.