Честь взаймы

– Вам надо бежать, мистрис! – уверенно подытожил бывший ученик мага. – Вы же знаете, что ждет семью мага-заговорщика?

Уж Фэйм-то знала лучше, чем кто-то другой, – либо эшафот, как в старые времена, ибо законы остались прежними, либо ссылка где-нибудь далеко-далеко, откуда не возвращаются, в дань моде на цивилизованность в системе наказаний преступников. У жен магов много привилегий, но и спрашивают с них наравне с мужчинами. Ведь ни для кого не секрет, а также имеется множество исторических прецедентов, когда женщины, получившие доступ к запретному знанию, становились опаснее самых безумных фанатиков. И чего менее всего следует ожидать, так это милосердия от лорда Росса Джевиджа. Он начнет с конфискации всего имущества в пользу короны, а закончит каторгой.

Не прошло и часу, как мистрис Эрмаад покинула дом, где прожила пятнадцать лет, с одним лишь саквояжем в руках, где помимо смены нижнего белья, пары платьев и шкатулки с украшениями не было ничего лишнего. Гримуар Уэна вдова оставила дознавателям из Тайной Службы, а к мужниным колдовским игрушкам она и в лучшие времена старалась не прикасаться. Ее никто не провожал – прислуга разбежалась, Илидим тоже спасал как мог свою шкуру.

Две ночи она пряталась в храме ВсеТворца-Крушителя, а потом… потом, когда волнения в столице улеглись, Фэйм села в дилижанс, едущий на Эктарское побережье. Сангарра располагалась как раз на полпути к теплому морю.

Бледную женщину в черном вдовьем одеянии с поминальным платком в руках никто из попутчиков старался не беспокоить. Во-первых, это – плохая примета, а во-вторых… слишком уж роскошен был платок. Все решили, что у несчастной женщины по-настоящему большое горе. Лиловые птицы на черном фоне и белые цветы шиповника – символы траура, страха и печали подавленного духа. Так оно и было, вся эта печаль и страх, только Фэйм вышивала его для Кири и только для нее.

На деле женщина была по-юношески преисполнена тревожных надежд и призрачных планов. С документами на дом бабушки на дне саквояжа и мешочком с пятнадцатью золотыми таларами, подвязанным под юбкой, Фэймрил чувствовала себя относительно уверенно. Кстати, именно бабушка – леди Калидас – подарила первую золотую монету и надоумила новобрачную каждый год приобретать к годовщине свадьбы по одной такой же монете. Главное – делать это втайне от мужа. Никогда ведь не знаешь, где пригодится кругленькая сумма никем не учтенных доходов.

Фэйм последовала совету бабушки и, видит ВсеТворец, не прогадала.

Интересно, что сталось с Илидиром? Наверное, убили погромщики…

От неожиданного, хотя и негромкого, почти деликатного стука в дверь Фэйм чуть со стула не свалилась. Кого это там принесло? Акторы Тайной Службы стучать не будут – это понятно, у них в правилах вламываться без спросу, а сангаррцы сейчас все поголовно предаются послеобеденному отдыху. Посему открывать Фэйм пошла с маленькой сковородкой, предназначенной для жарки блинов, в руках. Мало ли что?

Она рывком распахнула створку и едва к полу не приросла. Лорд Джевидж завороженно уставился на нее своими бешеными глазами и, заикаясь, выдавил из глотки:

– Ф’эйм? Ф’эйм’рил… Эрма’ад?

В ответ она отлично поставленным резким ударом правой засветила ему сковородкой прямо в лоб. Словно всю свою жизнь только и делала, что лупила мужчин тяжелыми предметами по голове.

Глаза у лорд-канцлера закатились, он пошатнулся и рухнул, сначала на колени, а затем лицом вперед, прямо под ноги оторопевшей Фэйм.

Как заправская преступница, она быстренько огляделась вокруг, проверяя отсутствие свидетелей безумной сцены, и с неожиданной от себя самой силой затянула бесчувственного лорда Джевиджа в дом. Признаться по правде, она не ожидала, что он окажется таким дьявольски тяжелым – пока Фэйм волокла тело на кухню, с нее семь потов сошло. Перевернув нежданную добычу, мистрис Эрмаад одновременно восхитилась и ужаснулась. Восхитилась… нет, вовсе не собственной отваге и даже не огромной шишке, которая вспухала на лбу у Росса Джевиджа прямо на глазах, а тому, как стремительно сбылись ее «добрые» пожелания канцлеру. Наверное, не так давно благородного лорда здорово отлупили, потому что на левой скуле красовалась огромная ссадина, а губы разбиты, и неоднократно. Это не считая совершенно свинской щетины и гноящегося шрама на шее. За-ме-ча-тель-но! Наконец-то Росс Джевидж получил по заслугам.

А ужаснулась Фэйм возможным последствиям своего героического поступка. И что теперь прикажете делать с этой тушей? Добивать или приводить в чувство?

«А не отходить ли его ногами, пока в себя не пришел?» – закралась соблазнительная мысль. Была у мистрис Эрмаад одна знакомая дама, чей супруг регулярно прикладывался к бутылке, чередуя возлияния с тяжкими побоями для всех домочадцев. Но стоило слугам принести храпящее тело домой и уложить его на диван в гостиной, как мстительная мистрис давала выход гневу – с помощью острых каблуков туфель и его же трости, вкладывая в каждый удар всю свою ненависть к мучителю. А когда наутро помятый хозяин дома жаловался на боль в разных частях тела, искренне его жалела и мягко сетовала на неумеренный образ жизни. Так они и жили, и каждый, пожалуй, был по-своему счастлив.

Фэйм присела на корточки рядом с бесчувственным лордом. Беглый осмотр одежды и содержимого карманов подтвердил, что в последнее время дела у могущественного лорда шли совсем плохо. Рубашка из грубого полотна, серая от неумелой стирки, брюки вообще чужие – их явно носил кто-то гораздо выше ростом, а потому пришлось подворачивать штанины, плащ заскорузлый от грязи, а сапоги… Сапоги – это просто позор и срам. Даже нищий не наденет такого рванья. В одном кармане у Росса нашелся столовый нож в самодельном чехле, а другом несколько мелких серебряных монет. Никаких документов и подорожных, даже носового платка нет.

– Что же с вами приключилось, милорд? – задумчиво молвила Фэйм, в замешательстве разговаривая вслух сама с собой. – Вы ли это?

Но Росс Джевидж пребывал душой где-то в эфирных сферах и не мог ответить.

– А если я вас свяжу, милорд? Вы не будете возражать? Так… от греха подальше.

Полотенец было жалко, но ничего лучше для надежных пут она придумать не могла. Если полотно смочить водой и покрепче затянуть узлы, то они будут держать не хуже кандалов.

Но полностью стреножить приблудного канцлера ей не удалось, потому что в двери опять постучали.

– Кто там?! – крикнула вдова Эрмаад, истово молясь ВсеТворцу, чтобы это не оказался дежурный полицейский из городской стражи.

– Это я, милочка Фэйм! – приглушенно пискнула мистрис Сефасена Дилад Анирунжа.

Это ж надо как вовремя! Вот кому-кому, а Сефе тайну доверить нельзя никакую, ни большую, ни маленькую. Разболтает всей Сангарре и окрестностям тут же.

– Одну минуточку! Уже бегу! – отозвалась хозяйка и стала заталкивать непослушное и большое тело Джевиджа в кладовку. – Дорогая, я уже иду! Какие у вас тяжелые кости, милорд, – шипящим шепотом сетовала она. – Точно свинцом налитые.

Мистрис Сефасена ворвалась в гостиную пухленьким кружевным вихрем, принюхиваясь, точно гончая, взявшая след.

– Какой странный запах! Какими-то тряпками? Сапогами?

Подразумевалось, естественно, мужскими. Неудивительно, что гостья как бы невзначай заглянула под диван и за шелковую ширму.

– Я ничего не чувствую, – светски улыбнулась Фэйм и многозначительно добавила: – Добрый день, Сефасена. У вас что-то случилось?

Подруга детства очнулась от захватывающего поиска тайного любовника вдовы Эрмаад и окатила ту целым потоком незаслуженных любезностей, пытаясь загладить впечатление. Разумеется, великодушная Фэйм не стала обижаться, а предложила выпить по чашечке кофе, преследуя две цели – ублажить подозрительную подругу и проверить, на месте ли Джевидж. За глоток горькой бодрости Сефа сменила гнев на милость, а поверженный сковородкой лорд пребывал в беспамятстве, и Фэймрил решила, что пока все складывается удачно.

– Есть ли какие-то новости из столицы? – как бы невзначай полюбопытствовала мистрис Эрмаад, вернувшись в гостиную. – Что пишет кузина Маргодис?

– А что именно вас интересует, милая моя Фэйм? Мода? Сплетни?

– Политика, – сладко пропела хозяйка, заставив гостью мелодично расхохотаться.

– Вы шутите? Ха-ха. Политика…

– Ну, мало ли? Вдруг у его императорского величества завелся новый фаворит или раскрыт очередной заговор?

– Помилуйте, станет ли кузина Маргодис интересоваться всей этой скукой и мерзостью? Скажете тоже…

Вот тут лапушка Сефа очень сильно ошибалась, в Эарфирене политика – важнейшее из занятий, при этом смертельно опасное как для мужчин, так и для женщин.

– Что-то я давно ничего не слышала о канцлере Джевидже, – пошла в лобовую атаку Фэйм.

– Помилуй ВсеТворец! Нашли, кого помянуть всуе, милочка, – охнула Сефасена, инстинктивно делая жест, отвращающий духовную скверну. – Похоже, вы сегодня не в настроении.

– Голова болит, – притворно вздохнула вдова и довольно громко простонала: – Ох-о-хо, – массируя переносицу.

Лишь бы заглушить другой тихий стон, доносящийся из кухни.

– Вы тоже слышите? – насторожилась мистрис Анирунжа.

– Кошка, – мгновенно отреагировала Фэйм. – Соседская.

– Шиим греется на пороге.

Пленник кладовки снова заскулил.

– О! Тогда… крыса, – быстро нашлась хозяйка. – У меня в подполе живет древесная крыса.

Сефа побледнела и поджала ноги.

Как это она раньше не догадалась упомянуть про крысу, дала себе мысленного пинка Фэймрил. Подруга с самого детства до смерти боится крыс и мышей, хотя древесные тварюшки – обитатели фруктовых садов, несмотря на название, даже не грызуны, а стало быть, нечего их страшиться.

Но уловка подействовала. Сефасена не рискнула оставаться под одной крышей со страшным хвостатым чудовищем – одарила подругу парочкой звонких поцелуйчиков рядом с ухом и сбежала.

Едва за ней закрылась дверь, как Фэйм ринулась на кухню. И очень вовремя, надо сказать, потому что Росс Джевидж как раз очнулся.

– Кто? – вдруг прошептал он. – Зачем? Кто… ты… такая? – повторил Росс требовательно и даже сварливо.

Интимное «ты» бритвой резануло слух, и лишь чудом ВсеТворца Фэйм удержалась от пощечины наглецу.

– Судя по всему, Воплощенное Милосердие, лорд Джевидж, – язвительно заявила она.

Его затуманенный и мутный, как в разгар тяжелого похмелья, взгляд вдруг обрел соколиную ясность.

– Как вы меня… назвали?

От звука этого голоса хотелось втянуть голову в плечи, но «вы» – это уже гораздо лучше и правильнее.

– Хорошо, я сдаюсь, – буркнула раздосадованная женщина, коря себя за слюнтяйство и трусость. – Лорд Росс Кайлин Джевидж, если вам угодно.

Но вместо привычного холодного презрения в серых глазах канцлера вспыхнул огонек подлинной радости.

– Росс. Кайлин. Джевидж, – медленно повторил он.

Похоже, лорд получал огромное удовольствие от каждого слога собственного имени, буквально смакуя их.

– Росс… Кай-лин… Дже-видж.

Теперь он знал свое имя. Такое теплое чувство – словно замерзшую на морозе руку сунул в мягкую перчатку по размеру – растеклось по закоченевшему телу.

Росс – хорошее имя, понятное и удобное. Р-о-о-о-с-с-с… Росс Джевидж – еще лучше. По крайней мере, звучит решительно. Всего два коротких слова, а звонкой пустоты в разуме как не бывало. Кайлин – имя матери.

– Кай-лин, – прошептал Росс, прислушиваясь к себе, терпеливо ожидая отзыва – горячей приливной волны, с которой приходят воспоминания.

Но бесполезно и оттого вдвойне обидно. Казалось, достаточно услышать имя родителей (ведь были же у него родители?), и все это отчаянное безумие разом закончится. Разочарованный лорд до крови прикусил губу.

«Нич-ч-ч-чего, – сказал он сам себе. – Прорвемся!» Хотя с каждой неудачей, с каждым срывом планов верить в свою удачу становилось все сложнее и сложнее.

Джевидж снова и снова вглядывался в подозрительно знакомое, но болезненно неузнаваемое лицо женщины, все еще сидевшей рядом на корточках. Где-то он уже видел эти золотисто-карие глаза. Где-то и когда-то… Но нет, не вспомнить даже под пыткой, хоть режь, хоть жги. Просто женщина лет… э-э-э… тридцати с небольшим, не слишком худая, высокая, темно-каштановые блестящие волосы собраны в тугой вдовий узел. Пожалуй, нос слишком тонкий для широкоскулого лица, и подбородок тяжеловат. Одним словом, не красавица и не первой молодости, к тому же бедно одетая.

«На себя посмотри, урод!»

– Развяжите мне руки, леди… – попросил было Росс, но незнакомка тут же его поправила:

– Мистрис, если не возражаете.

«Странно», – подумал он. Умение безошибочно определять в человеке благородное происхождение Джевиджа никогда не подводило.

– Я не сделаю вам ничего дурного, мистрис. Развяжите меня.

Получилось проникновенно, без запинки и унизительного заикания.

– И тогда вы уйдете? – напряженно поинтересовалась женщина.

– Нет.

– Почему же?

– Не знаю, – отрезал Росс. – Но, если развяжете, п-постараюсь объяснить.

«Ну вот! Опять началось!» Он презирал и ненавидел себя за внезапные приступы дурацкого заикания.

От круглого талисмана на груди, спрятанного под рубашкой, волнами расходился неприятный зуд. Джевиджу жутко хотелось почесаться и глянуть на свое единственное сокровище, а тут руки связаны.

– Зачем вы тогда пришли? – не унималась хозяйка.

– Развяжете – скажу.

– Слушайте, милорд, это дьявольски похоже на шантаж, – возмущению дамы не было предела.

– А это, – он кивнул на свои посиневшие, перетянутые мокрыми полотенцами руки со скрюченными пальцами, – еще сильнее п-похоже на пытку.

Женщина колебалась, балансируя между паникой и упрямством. Теперь бы не спугнуть ее.

– П-п-просто ослаб-бьте узел и отойдите на б-безопасное расстояние, если вам угодно, – сказал он самым безобидным тоном, стараясь не делать резких движений.

Она выполнила просьбу, предоставив Россу самому выпутываться с помощью зубов, но когда руки оказались на свободе, то первое, что они сделали, совершенно против воли хозяина, это выдернули из-за пазухи медальон. На аверсе имелась гравировка Королевской ОгнеПтицы,[6] как на старинной монете, а с реверсной стороны было написано: «Приложи меня ко лбу». Росс последовал рекомендации, прижав ладонью теплый кругляшок чуть выше переносицы, какое-то время сидел, молча прикрыв непроизвольно дрожавшие веки.

Это было… потрясающе… как воскрешение из мертвых…

Когда ощущение то ли падения в пропасть, то ли вознесения к небесам кончилось, он открыл глаза и уставился на кареглазую даму с искренним и неподдельным интересом.

– Фэймрил Эрмаад, я полагаю, – сказал Джевидж уже совсем другим тоном.

– Она самая, милорд, – церемонно склонила голову женщина. – Что вам нужно в моем доме? Что вы вообще здесь делаете?

– Если бы я знал, – вздохнул Росс, беспомощно разведя руками, и, словно внезапно очнувшись от сна, стал нервно оглядываться по сторонам. – Это ведь… не Эарфирен?

Мистрис Фэймрил насмешливо фыркнула:

– И даже не Нэну.

Считалось, что в священном для каждого верующего городе безумцы излечиваются быстрее всего, и, по ее мнению, Росс Джевидж как раз нуждался в срочном паломничестве туда.

– Логично, – взгляд незваного гостя стал затравленным. – Потому что я шел в Сангарру…

Он осторожно прикоснулся к шишке на лбу и кивнул в сторону сковородки.

– Это вы меня так приложили?

– Да, – не стала лукавить мистрис Эрмаад, и в голосе ее прозвучал нескрываемый вызов.

– Понятно.

Так вот почему воспоминания первой половины дня остались размытыми и смутными, больше похожими на сны, чем на реальность, догадался Росс.

– Можно я умоюсь?

И, не дожидаясь разрешения, поковылял к столику с тазом и кувшином.

«Все! Пропали мои полотенца, – подумала раздраженно Фэйм, наблюдая, как Джевидж оттирает окровавленный подбородок и прикладывает мокрое полотно к шишке, и, когда незваный гость снял грязный плащ и повесил его на гвоздь, прямо на чистый запасной фартук, добавила: – И не только полотенца».

Ногу он таки приволакивал и вообще мало чем напоминал того лощеного светского льва, каким она знала канцлера в столице. И ведь не сказать, что Фэймрил была шокирована. Сбита с толку – да, но, когда имеешь дело с Россом Джевиджем, может случиться что угодно. Ходили слухи, будто ради раскрытия очередного заговора он мог пойти на такие крайности, о которых лучше в приличном обществе не пересказывать, ибо чревато для репутации. Джевидж дергал за ниточки очень многих политиков и сам играл в опасные игры, но сейчас… совсем не похоже, чтобы это было очередное лицедейство.

– Хотите чаю, милорд? – дипломатично спросила она, зажигая спиртовку под маленьким чайником. – Заодно расскажете, что с вами приключилось и как вы оказались в Сангарре.

– Откуда вы меня знаете? – ответил вопросом на вопрос Джевидж.

Фэйм чуть не выпалила: «Да кто же не знает лорд-канцлера и тайного советника Императора?!» – но вовремя придержала свой бабий резвый язык. Излишняя откровенность – это последнее, что необходимо для общения с Россом.

– Я встречала вас в столице. Чуть больше года назад, когда еще был жив мой муж, – уклончиво молвила мистрис Эрмаад. – Разве вы не помните?

Совсем ведь не обязательно нагло лгать, верно? Особенно если дается возможность ничего не уточнять. Обтекаемость фраз, многозначительность и несколько возможных трактовок – достаточно, чтобы никто потом не стал укорять за вранье.

Джевидж тяжело уселся на стул и вытянул перед собой больную ногу.

– Нет, мистрис Эрмаад, я ничего не помню, я вообще ничего не помню из того, что случилось ранее 5-го числа лотиса месяца.[7]

Сказал так, словно каждое слово обжигало губы. И тяжело сглотнул.