5 дней до Нового года

День 1

Нос совсем замерз, а кончик покраснел до стадии зрелой клубники. Алисия стояла в очереди за горячим шоколадом, чтобы хоть немного согреться.

– Горячий шоколад, – едва шевелились ее губы. – И погорячее сделайте, пожалуйста.

Уставший паренек в кофейном лотке шустро орудовал пакетами с молоком и бумажными стаканчиками, через минуту поставил заветный стаканчик, а Алисия дрожащими руками взяла желанный напиток.

На морозе от шоколада поднимался узорчатый пар, рисуя узоры перед самым носом, а под ногами звонко хрустел белоснежный снег. Алисия почти согрелась от быстрой ходьбы и горячего напитка. В сумке что-то начало звенеть. Чуть не уронив телефон и почти пролив шоколад на себя, она все же сумела ответить.

– Да, алло.

– Лиска! Ты чего так долго отвечаешь? Я тебе сообщения одно за одним шлю, а ты даже не видишь их, – говорил звонкий голос.

– Некогда мне. Работы, сама понимаешь, много, – оправдывалась Алисия.

– Так ты идешь с нами в пятницу посидеть?

– Иду, иду. Я только вечером и не надолго, – громче говорила Алисия, чтобы ее точно и правильно поняли.

– Заметано. Ты что? Еще не дома что ли?

– Да я тут в библиотеку забежать хотела, почитать взять.

– Ой, опять ты за свое. Смотри, уши не отморозь. Все, пока, у меня Костик пришел.

Голос на том конце резко оборвался, Алисия улыбнулась ему в ответ. У нее не было Коситика или Димы, или Петра или кого-нибудь еще, поэтому ей торопиться было не надо. Один мороз подгонял ее поскорее попасть в библиотеку, которая вот-вот должна закрыться.

– Здравствуйте, Анна Михайловна, – улыбнулась Алисия низенькой бабушке, не первый десяток лет служившей в этой городской библиотеке. – А я за тем новеньким пришла. Едва успела.

– Алисочка, ох, успела, успела. Ой, щеки-то у тебя как у матрешки. Ну, пойдем. Да! Для тебя сегодня будет прямо радость, – размеренным голосом говорила миловидная старушка в красивом бордовом костюме.

Алисия была частым гостем в библиотеке. Она запоем читала книги, была подписана на все книжные сервисы. Но особым удовольствием для нее было чтение живых печатных книг, особенно старых. Еще лучше, чтобы им было сто или даже сто пятьдесят лет. Какой-нибудь старый неизвестный роман или первые печатные книги великих автором, которые тогда никто не покупал. В этих потертых темных станицах было что-то особое, тайное. Порой она долго разглядывала записи на полях, едва сохранившиеся за столько лет, и гадала, кто бы это мог написать. Богатый купец, влюбленная девушка или ученый. Такие книги она выискивала по библиотекам и читала взахлеб, наслаждаясь каждой страничкой, о которой ей выпало счастье дотронуться.

– Привезли, значит, это из сельской библиотеки. Закрылась она, говорят там совсем крыша обвалилась, вот оно все и передали сюда. Там вот классики стоят, мы еще не разобрали, для детей книжки есть, советские по радиотехнике, огородничеству, так, так. А вот это я нашла – это прямо клад. Смотри.

Анна Михайловна достала толстую книгу с совершенно выцветшей обложкой грязно-синего цвета. Было ощущение, что обложку вообще содрали, оставив только внутренний слой картона.

– Я тут пару страничек прочла. Что-то из начала девятнадцатого века, то ли сказка, то ли что – не поняла. Про чудака какого-то. Ну, вроде тебе такое может понравиться.

Алисия, широко раскрыв глаза, не отрываясь смотрела на это потрепанное чудо и держала книгу как сокровище.

– Анна Михайловна, милая. Вы же знаете, я не уйду, пока не прочитаю. Дайте, пожалуйста, на дом. Прошу, умоляю. Как? Как я спать смогу?

– Ох, подставляешь ты меня, ох. Ладно бы тут почитала. А она ж у меня еще не поставлена на баланс, как я отдам. Да и такие книги на до вообще нельзя.

– Вы же знаете, вы знаете, как я аккуратно! Анна Михайловна, ну сжальтесь, я быстро читаю. Пока вы эти учитываете, – Алисия показала на гору книг, занявших пять столов, – я уже ее прочитаю и принесу.

Анна Михайловна ничего не сказала, только посмотрела в щенячьи глаза этой милой маленькой женщины и махнула рукой.

– Спасибо! Спасибо! Вы самая-самая, самая добрая, самая чудесная. – Алисия чуть не вешалась на шею старушке.

– Ну, все, все. Только верни. И приходи чай пить тридцатого числа, мы закроемся рано, с девочками чай попьем.

– Приду, обязательно приду! – отвечала Алисия прижала к груди свое сокровище.

По дороге домой она почти не мерзла, потому что почти летела со всех ног поскорее забраться в уютный плед и читать-читать, пока глаза сами не закроются от усталости. И не важно, что завтра на работу – такие старые книги, а этой было на первый взгляд около двухсот лет, встречались Алисии крайне редко. Она положила на тарелку бутерброды из хлеба и заветренного сыра, налила огромную кружку горячего чай, завернулась в мохнатый плед, бережно открыла первую страничку и забыла обо всем настоящем мире вокруг.

––

По коридору холодного замка размеренным точным шагом шел молодой, статный и строгий граф Фон Штерн младший. Дойдя до высокой двухстворчатой двери, он остановился, резко дернул за обе ручки и сделал шаг вперед.

– Я здесь, Ваша Светлость? Пришел, как вы и распорядились, – молодой граф слегка склонил голову, но продержал ее даже дольше положенного.

– Лоренц, дорогой, зачем же так? – отвечал ему наполовину седой, но еще очень хорошо выглядящий граф Фон Штерн. Он сидел за большим письменным столом, на котором стопками лежали бумаги, валялось десяток перьев и кучки смятых черновиков.

– Зачем? Ведь, ты сам знаешь, я не желаю тебе зла, Лоренц. Я хочу, чтобы ты был счастлив и только. Дорогой, до нового года осталось совсем немного, я не хочу портить нашими перепалками такое время. Твоя мать не перенесет наших споры, ты же знаешь, она чуть не лишается чувств каждый раз, как слышит нас с тобой, – граф встал и подошел к сыну, и взял его за предплечья. – Давай на время просто побудем вместе семьей.

– Ваша Светлость, менее всего я хочу страданий моей матушки. Она единственная, кто по-настоящему хочет мне счастья, и потому не настаивает на женитьбе на той, которая мне не по сердцу. А также на жизни, которая мне не по душе.

– Лоренц! Ах, опять. Опять твои сомнительные причины.

– Отец! Не сомнительные. Сколько раз я объяснял, что мне претит этот брак. Я не хочу на ней жениться, – молодой граф смотрел в глаза отцу.

– Но ее семья у самого короля в ближайшем окружении. Да сотни молодых людей мечтают о такой партии. И при том она не дурна собой, воспитана. Что может быть лучше. – граф стал расхаживать по комнате, вскидывая руки вверх.

– Пусть другие и женятся, но не я.

– Но двор, Лоренц. Быть при дворе, – граф тряс руками перед сыном.

– Зачем мне двор? Я ненавижу эти аристократические бесполезные церемонии. Отец, я хочу сделать что-то сам, придумать, творить, делать что-то полезное, ощутить, что я не прозябаю эту жизнь в бесконечных пирушках, охотах, балах и интрижках. Я хочу в конце жизни сказать, что я сделал, показать плоды трудов моих. Построить деревню, придумать инженерный механизм, который принесет пользу, привезти товары из далеких стран, или усилить магию, которой мы владеем. Ну, хоть что-то сделать сам!

– Ах, Лоренц, какие отвратительные вещи ты говоришь! Неужели тебя прельщает быть торговцем товарами? Или фермером как обедневший барон? И тебе не достаточно в магии зажигать светлячков ночью, чтобы обольщать крестьянок? Сынок, ты граф – твоя жизнь не может быть как у крестьянина или торговца или колдуньи. Ты выше всего этого.

– Отец, вы не слышите меня в который раз. Я хочу быть свободен в своем выборе. И, если титул графа ограничивает меня в этом, то… то я не знаю. – молодой граф остановился.

– Нет, нет, Лоренц, не произноси это, – граф посмотрел на сына строго.

– Что мне остается тогда? Да, отец, если титул не дает права быть свободным, то я откажусь от него.

– Нет, нет. Как ты можешь говорить о таком! – граф ходил из стороны в сторону, пыхтя себе под нос, его шея и щеки покраснели от напряжения. – Нет, нет. Я этого не допущу. Чтобы единственный наследник, единственный сын отказался от имени отца.

– Тогда примите мой выбор, – спокойно ответил Лоренц.

– Нет! Это позор для имени. Позор, граф. Вы хотите опорочить мое имя.

– Не переживайте, если я откажусь – позора не будет.

Молодой граф развернулся на месте, вышел из комнаты и снова зашагал по коридору.

– Не бывать этому! – слышались чуть крики графа, голос которого уже начал хрипеть. – Не бывать, слышите, вы граф Фон Штерн, вы родились им и останетесь!

Лоренц почти бежал по коридору, на ходу расстегивая ворот рубашки: воздуха так не хватало в этом очередном напряженном бое с отцом.

В который раз их разговоры доходили до криков. Молодой граф Лоренц ФонШтерн, потомственный аристократ с длинной родословной, уходящей корнями в глубокие тысячелетия их древнего рода, богатого на обширные территории, более всего на свете не хотел своего наследства. Не самого наследства, а той мучительной для него несвободы, которая следовало рядом с подобным именем. Он был, как сама жизнь, как та бегающая магия, которой он владел, непоседлив и любопытен. Он хотел сделать нечто великое или хотя бы заметное, он хотел узнавать новое и постигать неизведанное. Скучная аристократическая жизнь душила его порывы.

– Уйду, уйду отсюда с одним узелком, куском хлеба и топором. – бубнил он себе под нос. – при дворе, на виду у всех, среди всех этих мерзких и скучных толстяков в пышных одеждах.

Граф подошёл к картине, висевшей в главном холле их замка. Это была огромная семейная картина. Отец, матушка с маленькой Сициллой на коленях, юный Лоренц рядом, держа сестру за крохотную ручку.

– Отец, я не делаю тебе зла, и не хочу подводить тебя. – говорил Лоренц, глядя на отца, который на Карине был гораздо крупнее его. – Но жить с той, что не по сердцу и в месте, которое тебе не по душе – это как гореть заживо.

Лоренц постоял около картины, затем прошел через зал и попал в просторную библиотеку, сплошь заставленную высокими до потолка стеллажами, едва державшими тонны книг. Ещё с малых лет на самой верхушке одного из шкафа, в небольшой нише он устроил удобное местечко, в котором его самого было почти не видно, а он мог слышать все вокруг.

Подставив лестницу, он быстро вскарабкался наверх, придерживая свечу в лампе. Здесь в укромном месте его ждала небольшая стопка из трёх книг, которые он давно отложил почитать. И вот теперь, видимо настал момент. Когда хочется забыть, что происходит вокруг и прожить другую жизнь с выбранными героями. На этот раз ему досталась книга про другой мир, в котором все иначе и нет магии.

День 2

Алисия проснулась от будильника, который звякал где-то у нее в ногах. Лениво потянувшись, она поняла, что уснула вчера на диване прямо с книгой в руках. Шею безумно ломило от усталости, а глаза предательски закрывались. Она кое-как достала телефон, отключила будильник и потянулась, тихо охая от затекшей спины.

От долгой прогулки, мороза и усталости ее так разморило в тепле, что прочитанной была лишь первая глава, а потом морфей утянул ее в свой сладкий мир.

– Ладно, вечером почитаю, что там с этим графом, – буркнула себе под нос Алисия и пошла умывать отекшее лицо.

Почему-то количество людей в автобусах непомерно растет, чем ближе идёт дело к новому году. Как будто каждый день, как из адвент-календаря выползают новые люди. Как много их стало в последние дни. И без этого в душном автобусе было непросто, а теперь и вовсе даже дышать было сложно, не то, что двигаться.

Вывалившись наружу, Алисия добежала до работы, румяная, растрёпанная и уже немного уставшая. У входа в большой центр нежно ворковала влюбленная парочка, в пятидесятый раз каждый говорил "ну все, пока" и "мне пора", но в очередной раз они целовали друг друга и снова прощались. Алисия замерла на несколько секунд, глядя на них, потом слегка улыбнулась и вошла в торговый центр.

– И откуда ты такая лохматая? – почти ласково говорили коллеги.

– Неужели с кавалером долго гуляла? – спрашивала молоденькая Катя, соседка по рабочему месту.

– Ах, если бы! – расчесывалась Алисия. – Но у меня был вчера другой роман.

– Что, как?

– Старый, ему очень много лет. Но в этом его прелесть. – ехидно говорила Алисия.

– Ты что? Папика богатого себе завела? – Катя выпучила глаза.

– Не знаю, насколько он богатый. Но вот интересный должен быть.

– Катька, развесила уши. Она опять про свои книги говорит, – противным голосом проговорила Ольга Альбертовна, сидевшая напротив Алисии.

– Книги? – Катя выпучила глаза.

– Да, у меня новый роман. Точнее он старый, очень старый. И автора я совершенно не знаю. И написан таким слогом непривычным. И герой там интересный.

– Ну… Ты меня расстроила, я уже думала, что-то серьезное, – недовольно буркнула Катя.

Обычный зимний рабочий день закрутил Алисию в делах, расчетах, бумагах, установке программ на компьютер, ответах на тысячи сообщений в чатах. Уже вечером, уставшая но довольная выполненными делами, Алисия шла под густым снегом, падавшим хлопьями и таявшим в ее стаканчике горячего шоколада. На этот раз потеплело, и прогуляться лишнюю остановку было даже приятно. Она смотрела на украшенные дома, светящиеся фигуры и переливающиеся столбы. Проезжавшие мимо автобусы были щедро одарены гирляндами и катались по городу как детские паровозики с подсветкой. Дома, взяв очередной бутерброд в зубы, большую кружку чая в одну руку и книгу во вторую, Алисия снова принялась читать.

–

Лоренц открыл роман про странный мир, развитый, технологичный с бесчисленным множеством инженерных изобретений, которые работают по принципам, ему не понятным, про цивилизацию, ушедшую так далеко, что графу едва были понятны смыслы, которыми наделялись явления, описанные автором книги. Про людей, которые сами решают, кем быть и что делать, не зависимо от того, в какой семье родились. Лоренц закрыл книгу и погрузился в свой мир фантазий, в котором он волен поступать, как ему хочется.

Утром, проснувшись рано, он захватил начатый роман с собой, прибежал в свои покои. Умывшись холодной водой и надев свежий костюм, простой по покрою, но добротный и хорошо ему шедший, Лоренц радостно выскочил из замка и почти бегом направился в деревню. Двух-трёх этажные дома с высокими окнами и острыми башенками разных форм стояли плотными рядами по обеим сторонам центральной улицы. Каждый из домов был украшен бумажными гирляндами, фонарями, и разведёнными игрушками, на которых белыми шапками лежал пушистый снег. Лоренц смотрел с удовольствием и некоторой завистью на эти простые семейные домики и лавки, в которых по вечерам горел теплый мягкий свет. Граф забежал в лавку, на которой висела вывеска булки.

– Ах, Ваша Светлость! Вы сегодня так рано! – проговорила ухоженная старушка в фиолетовом платье с жемчужными бусами на шее.

– Да, Берта, хочу побольше напечь!

– Ваша Светлость, кто бы знал, чьими руками это сделано! – ответила Берта, аккуратно раскладывая на витрине ровными рядами булочки и хлебные караваи.

Лоренц, хорошо зная место, ловко прошел за прилавок, а дальше в светлую дверь, из которой издавался фруктово-квасный запах теста.

– Ваша Светлость, вы и сегодня пришли? – приветствовал поклоном невысокий крепкий мужчина.

– Глаф, глав присел! Митти! Глаф присел! – Закричала кудрявая девочка лет четырех, вертевшаяся у ног своего отца-пекаря.

– Ваша светлость! – послышался голос с лестницы, а затем быстрыми прыжками сверху почти слетел парнишка лет восьми. – Ваша светлость!

– Глаф, вы показете чудо булоцку?

– Милая, нельзя у графа выпрашивать, – на ухо шеплал отец своей большеглазой дочке.

– Ну что, ты. Конечно, покажу, – ласково ответил граф, подмигнув улыбающейся девчушке.

Мальчик Миттерн и девочка Сэнзи стали по обе стороны от Лоренца и затихли. Их отец, пекарь Манфрид отломил кусочек теста, которое только что вымешивал белыми от муки руками. Лоренц поднес руки ко рту, быстро растер ладони и медленно направил их в сторону теста. Он стоял метрах в двух от стола, но тесто, лежавшее плотным комочком, вдруг поднялось, вытянулось, потом сократилось в тугой жгут. Лоренц водил в воздухе руками, а тесто повторяло каждое движение, каждую линию, вычерчиваемую отточенными плавными движениями умелого мастера. Тесто крутилось, сжималось и растягивалось прямо в воздухе и никто не касался его напрямую. Дети смотрели, открыв рты и, казалось, что не дышали.

Затем Лоренц сильно развел руки так, что тесто расплющилось в тончайший почти прозрачный лист. Затем он взмахнул куда-то в сторону полок, оттуда вылетело несколько темных комочков, Лоренц повелительным движением направил их в чашу с водой, а затем резким движением заставил их выпрыгнуть из воды и прямиком разложил небольшими горками на тонком тесте. Лоренц широко развел пальцы, напряг их, и тесто само разделилась на кусочки, каждый из которых закатал свою горку ягод. Разом за считанные минуты на столе появилось два десятка пирогов с ягодами в тончайшем тесте. Затем Лоренц взмахнул в сторону печи, отчего в ней ещё сильнее вспыхнул жаркий огонь.

– Ах! – только и могли воскликнуть дети.

– Сколько раз, вижу это, ваша светлость, и все никак не привыкну, – проговорил Минфрид, вытирая полотенцем пот со лба.

– А я люблю удивлять, – сказал Лоренц, довольно глядя на ровные булочки с сушёной вишней.

– Так, Миттерн, иди, помоги матери найти ещё сушеных ягод, нам сегодня их нужно будет много, очень много, – сказал Минфрид и затем обратился к графу. – Сейчас перед новым годом много посетителей.

– Только, знаешь, вот эти с вишней после выпечки лучше полить шоколадом и дать застыть, выдержать, чтобы вишня раскрылась. Вы их оставьте на продажу на завтра. Они будут особенно хороши.

– Сделаем, Ваша Светлость.

Дети убежали помогать маме искать подходящие ягоды на складе, а Манфрид и граф ловко и быстро стряпали кексы, печенья и булки, только успевая закидывать их в печь и вынимать. Манфрид делал это обычным способом руками, а Лоренц не коснулся и крупинки муки, его выпечка сама летала по пекарне, вслед за точными взмахами крепких рук графа. Неторопливая Берта, приходила и складывала готовые изделия в корзинку, уходила и долго раскладывала их по витрине. Она считала, что это имеет особое значение, и каждый бублик или пирожок должен лежать строго на своем месте.

Выйдя из пекарни, Лоренц глубоко вдохнул морозный воздух, словно пробуя его на вкус, расправил плечи и улыбнулся такому приятному началу дня. Он медленно прогуливался по заснеженным улочкам деревни, здороваясь с прохожими, которые кланялись своему графу. Лоренц свернул в узкий переулок и зашёл в низкий домик из темного дерева.

– Ваша светлость! Как я рад, – вышел навстречу графу низенький мужчина с лохматыми седыми волосами.

– Доброе утро, Вигельм. Как твои дела?

– О, граф, вы не представляете, я вчера получил от кузнеца каркас. – Вигельм поправил на носу очки с толстыми стеклами и начал увлеченно рассказывать, бодро жестикулируя руками так, что чуть не попадал графу по носу. – Вот, вот он, прочный, и наконец-то, точный. По размеру подходит! Чудо. Теперь мой механизм помещается и работает, как надо. Я думаю, думаю, ваша светлость, что это будет прорыв. Такого ещё не существует в целом мире! Я всю ночь делал, осталось немного. И мы увидим наш прибор в действии!

– Вигельм, как бы ни был дорог наш прибор, твое здоровье мне дороже, так что спать тоже нужно, – заботливо произнес Лоренц. – Хм, как интересно, ты разместил вращающийся контур сюда?

– Да! Да, и как я это не продумал раньше! Ведь, смотрите, он здесь будет гораздо ближе к оси и вращаться будет легче. Ах, граф, смотрите, я выточил вот такую вещь.

Вигельм бегал от одного рабочего стола к другому и показывал детали сложного механизма – плода трудов последнего полугода. Лоренц внимательно слушал и задавал много вопросов, он разбирался в механизме не хуже самого изобретателя.

– Да, Вигельм, это будет необычайное изобретение, которого нет в мире, во всяком случае, в этом, – перед уходом сказал Лоренц.

Вернувшись в замок, наскоро пообедав, молодой граф принялся писать письмо невесте, на которой Лоренц не хотел жениться.

Только письмо не выходили как надо. Не хватало вежливых слов выразить свои извинения. Бросая скомканные бумаги на пол, Лоренц топтал их ногами и начинал письмо заново. Уже к вечеру, когда начинало темнеть, он все же закончил письма и остаток дня провел за книгой.