Наследие полукровки

Глава 4: Знаки крови

Дверь влетела в стену с треском, от которого задребезжали флаконы на полке, а у меня внутри все сжалось в ледяной комок. Зафира. Она стояла на пороге, дыхание срывистое, глаза – два осколка голубого льда, пылающие таким холодным гневом, что по коже побежали мурашки. Ее пальцы сжимались и разжимались, судорожно, как будто она мысленно уже впивалась мне в плечи, трясла до тех пор, пока я не тресну.

– Что это было, черт тебя побери?! – Голос ее не просто дрожал. Он вибрировал, как натянутая тетива, готовая выпустить смертоносную стрелу. – Какого черта ты полезла к дракону? Решила, что бессмертна? Или просто мозгов не хватило?

Я съежилась, ощутив, как по спине разливается жгучая волна стыда и страха. Мои пальцы сами потянулись к запястью. Туда, где под кожей пульсировало что-то инородное, живое. Знак. Как клеймо, выжженное раскаленным железом в форме драконьей чешуи. Горячее. Чужое.

– Прости… – прошептала я, и слова застряли в пересохшем горле. – Не знаю… что на меня нашло… – Взгляд скользнул к Элиасу, замершему в углу. Он нервно теребил край своего плаща, и в его обычно спокойных, аналитических глазах читалось нечто, от чего похолодело все внутри. Не просто страх. Предчувствие. Предчувствие чего-то неотвратимого и ужасного.

Зафира резко выдохнула, звук вышел сдавленным, почти рычанием. Она схватила кувшин с водой, и ее руки заметно дрожали, когда она наливала себе. Я стояла, сжавшись в комок, проваливаясь обратно в тот кошмар. Глаза дракона. Бездонные. И в них – мое крошечное, завороженное отражение.

Я опустила глаза. Босые ноги. Грязные, в царапинах и ссадинах – туфли остались где-то на дороге от ворот к Академии. Но эта боль была ничтожна. По сравнению с тем, что бушевало внутри. Как будто кто-то запустил тяжелый, раскачивающийся маятник прямо у меня в груди. Тук. Удар о ребра. Тук. Еще сильнее. Тук. С каждым разом все невыносимее.

– Ты вообще понимаешь, насколько это ненормально? – Зафира поставила кувшин так, что он гулко стукнул о стол. – Драконы не просто так подпускают к себе. Особенно королевские. Особенно этих.

– Знаю, – голос мой звучал хрипло, как будто я наглоталась пепла. – Но… он звал меня.

Элиас, до этого момента бывший лишь тенью в углу, резко вскочил. Пальцы его вцепились в ткань плаща так, что костяшки побелели, проступив сквозь кожу.

– Это невозможно, – прошипел он, но голос его сорвался. – Драконы не… Мне нужно уйти. Мне нужно в свой корпус. Сейчас. – Его глаза – острые, как скальпель – скользнули к моей руке. Туда, где знак светился теперь тусклым золотистым светом, и от него по венам расходились тонкие нити жидкого металла. Что-то мелькнуло в его взгляде – не страх, нет. Что-то глубже, древнее. Тоска? Жажда?

Он замер у двери, пальцы сжали рукоять.

– Невозможно… – прошептал он, но не мне. Словно самому себе. Словно подтверждая некий ужасный закон. Затем он резко дернул дверь и вышел, не оглянувшись, не простившись. Зафира проследила за ним взглядом, полным тревоги, а потом медленно повернулась ко мне. Я почувствовала, как ее взгляд прилип к моему запястью, к пульсирующему золоту.

– Королевские драконы… – начала она, и голос ее потерял былую ярость, став хрупким, как тонкий лед. – Те, что скрепили Кровавый Договор. Их нельзя касаться… их нельзя звать… Прикасаться к ним могут лишь те, кто связан с ними кровью и клятвой… – Она сделала шаг ко мне. – А ты прикоснулась. И он позволил. – Она посмотрела мне прямо в глаза, и в ее взгляде читался немой вопрос, от которого похолодела кровь. – Если только ты не… – Глаза ее вдруг расширились, зрачки поглотили радужку. Она резко отвернулась и молча прошла в ванную, прикрыв за собой дверь.

Одиночество навалилось тяжелым, липким покрывалом. Я прислушалась к себе. Кожа на спине горела. Ткань платья, прикосновение которой раньше было привычным, теперь казалась невыносимо грубой, колючей, словно сотканной из крапивы. Дрожащими руками я стащила академическую мантию, затем расстегнула застежки платья, сбросила его на пол и…

Зеркало напротив. Отражение. Воздух вырвался из легких резким, болезненным всхлипом. От позвоночника в стороны, по лопаткам, по ребрам, расходились тонкие, извилистые линии. Алые. Живые. Складываясь в замысловатый, чужой узор. Точь-в-точь как отметины на морде того дракона. Я глубоко вдохнула – и линии вспыхнули на мгновение ярче, как угли под пеплом.

Скрип двери ванной. Зафира вышла. Лицо ее было пепельно-серым, но в руках она несла черную свечу в тяжелом серебряном подсвечнике и небольшую деревянную шкатулку, покрытую стершимися от времени рунами.

Она сжала кулаки. Потом резко выдохнула, и в этом выдохе был звук смирения перед неизбежным.

– Ладно… – сказала она, и в голосе ее появилась сталь. – Если ты как-то связана с ними… нам нужно понять что и почему. Иначе… – Она не договорила, но по мертвенной бледности ее лица, по тени в глазах было ясно – она боится. Боится за меня. Боится меня. Боится того, что уже началось и что уже не остановить.

– Сядь, – приказала она, указывая на центр комнаты. Там, пока я стояла в оцепенении перед зеркалом, она успела начертить на полу сложный круг из мелкой, белой соли, переплетенный сушеными травами, издававшими горьковатый, пыльный запах. Ее голос звучал твердо, командным тоном инструктора Базальтех, но я заметила, как мелко дрожат ее пальцы, сжимающие подсвечник. – Я проведу ритуал. Если в тебе действительно что-то… проснулось… мы это узнаем. Или попробуем запечатать.

Я молча опустилась в центр круга. Воздух в комнате внезапно стал густым, тяжелым, как перед ударом молнии. Давление в висках. Зафира чиркнула серой спичкой – пламя свечи вспыхнуло не красным, не желтым, а ядовито-зеленым светом. Оно отбрасывало на стены неверные, пляшущие тени, которые казались живыми и враждебными.

Она заговорила. Слова лились на древнем наречии, хриплом и гортанном, неприятном для слуха. Каждое произнесенное слово словно выжигалось в воздухе перед ней – на миг являлись кроваво-красные символы, прежде чем раствориться в зеленоватом свечении. С каждым слогом:

* Воздух сгущался до состояния сиропа. Дышать становилось мучительно, каждый вдох обжигал легкие.

* Зеркало напротив затрещало. По его поверхности поползла черная паутина трещин, сходящаяся к центру, где было мое отражение.

* Температура рухнула. Холод проник под кожу, заставил зубы стучать, а дыхание превратилось в клубы пара. По полу пополз иней.

* И тогда… свет погас.

Не только пламя свечи. Не только свет за окном. Все. Абсолютная, всепоглощающая, слепая тьма. Солнце, луна, звезды – все исчезло. В этой бездонной черноте я услышала, как Зафира резко, судорожно вдохнула… и наступила тишина. Гробовая. Давящая.

– Зафи? – мой голос прозвучал жалким шепотом, потерянным в пустоте.

Ответа не было. Только леденящий холод, пронизывающий до костей, заставляющий тело биться в мелкой дрожи. И вдруг… передо мной она.

Другая я. Прозрачная, как дым, но осязаемо-реальная. Глаза – бездонные черные озера, без белка, без искры жизни. Улыбка. Слишком широкая. Слишком радостная. Неестественная. А за ее спиной – два огромных, полупрозрачных контура. Крылья. Драконьи крылья. Даже в этой эфемерной форме чувствовалась их нечеловеческая мощь, их первобытная сила. Когда она заговорила, голос звучал как скрежет камней на дне бездны, как эхо из могилы:

– Наконец-то.

Я рванулась встать – и не смогла. Невидимые оковы сковали тело, пригвоздили к полу. Узоры на спине заныли, загорелись – будто по ним водили раскаленной иглой, выжигая узор глубже.

– Кто ты? – выдохнула я, чувствуя, как сердце колотится где-то в горле, готовое вырваться наружу.

Призрак наклонился. Холодное дыхание коснулось моего лица, пахнущее пеплом и озоном.

– Я – это Ты. Настоящая. Та, что спала. Все эти долгие, скучные годы. – Черные глаза смотрели без эмоций, лишь с холодным любопытством.

Я смотрела на нее, не понимая. Не желая понимать.

– Ты думаешь, это твое тело? – Ее губы искривились в насмешливом подобии улыбки. – Ты всего лишь сосуд. Глиняный кувшин. А я… – Она медленно расправила крылья за спиной. Перепонки между костяными спицами заструились золотистыми искрами, как живое пламя. – Я – вино, которое в тебя влили. Драгоценное. Смертоносное. – Она заметила мой взгляд, прикованный к ее крыльям, и ее плотоядная улыбка стала еще шире, обнажая нечто слишком острое в прозрачных деснах. – Нравятся? Они будут твоими. Скоро.

Ее ледяные пальцы коснулись моего лба.

Боль. Адская, раскаленная сталь, вонзившаяся прямо в мозг. Мир провалился в темноту, но прежде чем сознание поглотила пустота, я выдохнула последнее сопротивление:

– Я не хочу этого…

Ее смех разорвал тишину – сухой, трескучий, как ломающиеся кости.

– О, милая… – шепот был полон сладкой, ужасающей жалости. – Это уже не вопрос хотения. Ты уже изменилась. Осталось лишь… – Ее призрачная рука протянулась к моей груди, к бешено колотящемуся сердцу. – принять меня. А это… – Ее черные глаза сверкнули. – всего лишь вопрос времени.

Яркая, ослепительная вспышка. Белая. Жгучая.

Свет вернулся так же внезапно, как исчез. Я лежала на полу, сотрясаясь в конвульсиях холода. Комната… Боги. Будто через нее пронеслась стальная буря. Зеркало – груда острых осколков. Свеча – расколота пополам, зеленый воск застыл мертвыми каплями. Соляной круг почернел, как обугленный, и рассыпался в едкую пыль.

За окном была непроглядная, черная ночь. Целый день? Или я пролежала без сознания дольше? До нового учебного дня – считанные часы. А в центре этого хаоса, бездыханная, лежала Зафира. Тонкая струйка запекшейся крови тянулась от ее носа к подбородку.

– Зафи! – Хриплый крик сорвался с губ. Я поползла к ней по холодному полу, ощущая, как каждый мускул протестует. И тут заметила. Знак на руке. Он больше не прятался. Не мерцал. Он горел ровным, неумолимым золотистым светом, пульсируя в такт моему бешено скачущему сердцу. Живой маяк в руинах.

Я доползла, протянула дрожащую руку, чтобы проверить пульс. Пальцы едва коснулись ее обнаженного плеча…

Шшш-ссс!

Резкая боль в пальцах! Я отдернула руку с криком. На безупречной коже Зафиры, прямо под моим прикосновением, краснел, пузырясь, свежий, уродливый ожог.

– Нет… – Прошептала я, глядя на свои пальцы. Они были целы. – Нет, нет, нет… – Я зажала рот ладонью, ощущая, как ледяные иглы ужаса впиваются в позвоночник. Я сделала это. Я. Без мысли. Без желания. Мое прикосновение стало ядом. Оружием.

– Я монстр, – прошептала я в полную, гнетущую тишину, засовывая руки под мышки, подальше от мира, словно это могло что-то изменить. Но было поздно. Знак на запястье вспыхнул яростнее, злее, как бы насмехаясь над моим ужасом, подтверждая мои самые страшные догадки.

Голова тяжело упала на холодный пол рядом с Зафирой. Тьма снова поползла по краям зрения, густая и притягательная. И в последний момент, перед тем как она поглотила меня целиком, я услышала. Или мне показалось? Знакомый, гулкий, глубокий звук. Вжжж-ух. Как взмах. Огромных. Очень близких. Крыльев.

Глава 5: Шепот тьмы

"Я был молод, когда они впервые заковали мне пасть.

Сталь во рту – это не больно. Больно когда перестаешь чувствовать вкус ветра.

Ты пахнешь высокими облаками. Как она.

Разреши мне еще раз укусить небо. "

—размышления алого дракона

Колокол вонзился в сознание шесть раз, каждый удар – раскаленное долото по виску. Я рванулась с кровати, сердце колотилось в горле, дико и бешено, а во рту стоял привкус пепла и раскаленного железа. Гари. И крови. Зафиры не было. Ее кровать – идеально заправленная, вещи разложены с неестественной аккуратностью. Как будто она просто испарилась. Или сбежала.

Я сжала кулаки. Под кожей, от запястья почти до локтя, пульсировало оно. Знак. Золотистые прожилки светились ровным, теплым светом, как живое существо, вшитое в плоть.

Я не монстр. Не монстр.

Но в памяти всплыл ужас в глазах Зафиры. И ее обожженное плечо. Мне нужно было найти ее. Сейчас же. Объяснить. Упасть на колени и вымолить прощение… Но сначала – проклятая лекция Кельвина. Пропуск – прямой путь к подозрениям, а их у меня и так через край.

Я натянула мантию, тщательно пряча мерцающее золото под тканью. Коридоры Академии гудели жизнью – шелест пергаментов, смех, звон колб. Но для меня эти звуки доносились словно из-под воды. Глухие. Чужие. Я шла, уставившись в плиты пола, чувствуя на себе тяжесть взглядов. "Проклятая", – шептали мне вслед тени в трещинах камня. Зеленоватый свет подземных светильников выхватывал лица: кто-то отворачивался, кто-то замирал, будто увидел саму Смерть. Когда я толкнула дубовую дверь аудитории Некромантии, запах ударил в нос – удушающая смесь ладана, меди и чего-то сладковато-гнилостного. Как открытая могила в жаркий день.

Помещение факультета было гробницей. Высокие, мрачные своды. Зеленые огни канделябров, отбрасывающие неверные, пляшущие тени. Воздух густой, пропитанный запахом старой крови и озоном после магии.

Я проскользнула на последний ряд, но магистр Кельвин – высоченный, костлявый, лицо, изрезанное шрамами, будто потрескавшийся фарфор – поднял голову. Его бледные, почти белесые глаза нашли меня мгновенно. Холодные. Бездонные.

– Опоздавшие, мисс Гринвер, – его голос скрипел, как крышка гроба по каменному ложу, – отрабатывают. Кровью. Или потом. По моему выбору.

Он щелкнул костлявыми пальцами. На доске вспыхнули буквы, написанные будто запекшейся кровью:

Правила Безопасности:

1. Никогда не применяйте вблизи открытого огня – Тьма пожирает его. Навсегда.

2. Если услышите смех – РВИТЕ соединение. Немедленно.

3. В 1347 году студент Гаррик исчез в собственной сфере. Ищите его. Не найдете.

– Тьма, – начал Кельвин, скользя между рядами, его мантия шуршала, как крылья высохшего трупа, – это не пустота. Это сущность. Древняя. Голодная. И она всегда ищет лазейку. И сегодня мы будем изучать заклинание "Nox Aeterna"

Студенты по очереди пробовали заклинание. У большинства получались лишь жалкие, дрожащие клочья тени. Виктор создал шарик размером с кулак, но когда он попытался его расширить, сфера лопнула с глухим хлопком и резким запахом озона.

– Ваша очередь, мисс Гринвер, – голос Кельвина упал до опасного шепота.

Я встала. Что-то холодное и тяжелое сжалось в груди. Но пальцы сами сложились в мудру, которой меня не учили. Чужую. Идеальную.

– Nox Aeterna… – прошептали мои губы почти беззвучно.

Воздух не взорвался. Он разорвался.

Тьма хлынула из меня не потоком, а приливной волной. Черная, живая, тяжелая как ртуть. Она поглотила не просто свет – она поглотила все. Звуки. Запахи. Ощущение пола под ногами. Осязание. Я парила в абсолютной, беззвучной пустоте. Только странное, глубокое тепло в центре груди напоминало, что я еще здесь. Живая? Или уже нет?

А потом я увидела Ее.

Меня. Но с крыльями. Сидящую в центре этого Ничто, скрестив ноги, с загадочной, слишком радостной улыбкой.

– Ты?

– Можешь звать меня Аэрин, – ее голос был шелковистым, ласковым. И от этого – в тысячу раз страшнее. Как поглаживание холодного лезвия по горлу.

– Это ты сделала?! – я махнула рукой в черноту.

Аэрин пожала плечами, движение было нечеловечески плавным.

– И да, и нет. Это сделала ты. С помощью моей… сущности. Моей силы. – Она улыбнулась шире, обнажив острые клыки. – Начинаешь понимать, дитя?

И растворилась, как дым.

– ДОСТАТОЧНО!

Рев Кельвина ворвался в тишину, как нож в плоть. Я рухнула на колени, задыхаясь, легкие горели. Аудитория вернулась – бледные, искаженные ужасом лица студентов, разбитые свечи, перекошенные от страха рты… Некоторые плакали беззвучно.

Магистр стоял надо мной. Его тень вытянулась неестественно, коснувшись самого потолка, обретая зловещие очертания.

– Как? – прошипел он. Глаза его пылали не гневом. Интересом. Хищным. – Полная тишина… Энергетический вакуум… Это невозможно для первокурсницы. Невозможно вообще.

Я отвела взгляд, чувствуя, как по спине струится холодный пот.

– Магистр, я… не знаю.

Он долго смотрел на меня, его шрамы казались глубже в зеленоватом свете. Потом медленно кивнул.

– Прошу вас пройти и сесть. И задержитесь после лекции.

Я прошла к своему месту под тяжестью десятков глаз. Встретилась взглядом с Виктором. Его обычно насмешливые глаза были широко раскрыты, полны вопроса. Я лишь едва заметно покачала головой: Позже.

-–

Колокол пробил конец лекции. Студенты ринулись к выходу, толкаясь, как стадо испуганных животных. Я задержалась, делая вид, что копаюсь в сумке. Сердце колотилось как бешеное. Найти Зафиру. Сейчас. Пока страх не превратился в пропасть. Пока ожог не стал шрамом не только на ее коже, но и на всем, что было между нами. Объяснить. Услышать ее голос. Хотя бы один раз.

В дверях мелькнула знакомая фигура в мантии целителей – Лира Феллстоун. Ее глаза, искусно подведенные сурьмой, расширились при виде меня. Она кивнула на северный коридор, голос – шепот сквозь зубы:

– Ищешь Зафиру? Она в… уборной у старой библиотеки. Эля Морвуд и ее шавки загнали ее туда. – Лира оглянулась. – Они с утра носятся, как гончие псы. Будь осторожна. Эля… не в себе.

Сердце упало куда-то в сапоги. Эля. Змея в шелках, с ядом на языке. Я кивнула, не в силах выговорить ни слова, и бросилась бежать. Каблуки грохотали по камню, эхо разносилось по сводам, как похоронный бой барабанов.

Я замедлила шаг у тяжелой дубовой двери с облупившимся знаком «Женская уборная». Из-под нее сочился розоватый, едкий туман. Пахло «Зудящим Порошком» и кислой вонью разлитого зелья. И слышались голоса.

– Знаешь, почему мы выбрали именно тебя, Блэквуд? – голос Эли был сладок, как гниль. – Твой отец сжег труды моего отца. Назвал его безумцем. Теперь ты искупишь. Кровью. И слезами.

– Мой отец соблюдал Кодекс! – голос Зафиры дрожал, но звучал четко. – В отличие от твоего папочки, который…

Удар. Глухой. Тяжелый. Как падение мешка с песком. Зафира вскрикнула, сдавленно.

– Мразь…

Я вдавила плечо в древесину. Дверь с грохотом отлетела, ударившись о стену с треском.

Воздух внутри был едким, обжигал глаза. Зафира стояла спиной к раковине, ее безупречные блондинистые волосы были мокрыми, слипшимися, розовая жидкость стекала по ее форме на пол. Одна рука вцепилась в край раковины так, что костяшки побелели, другая прикрывала рассеченную, опухающую щеку. В глазах – боль. И ярость.

– Ну кто это у нас? – фальшиво-сладко пропела Эля Морвуд, медленно поворачиваясь. Ее лицо, обычно безупречное, на мгновение исказилось чистым удивлением при виде меня. За ее спиной замерли ее верные гончие – Лисса, Бет и рыжая Мира.

Я застыла на пороге. Что-то горячее и тяжелое, как расплавленный свинец, поднялось из глубины груди. Знак на запястье заныл, загорелся жгучим золотом даже сквозь ткань мантии. Предупреждение. Или… приглашение.

– Вия, уходи, – прошептала Зафира. Голос дрожал, но в глазах читалось: Не надо. Ради всего святого, не надо.

– О, смотрите-ка! – фыркнула Мира, поправляя рыжие локоны. – Твоя подружка-чудовище пришла тебя спасать. Трогательно.

Эля сделала шаг вперед, ее блестящая туфля хлюпнула в розовой жиже.

– Что, Гринвер? Пришла показать свои новые трюки?

Грудь сжало тисками. В висках застучало, в ушах зазвенел тонкий, пронзительный звон. Воздух вокруг меня стал густым, вязким, как расплавленный деготь. Факелы на стенах погасли разом, погрузив помещение в полумрак, нарушаемый только зловещим розовым свечением тумана.

– Вия… – снова прошептала Зафира, но теперь в ее голосе была чистая тревога. Страх. За меня?

Эля замерла. Уверенность на ее лице дрогнула, уступив место первобытной настороженности.

– Что ты творишь, Гринвер? – ее голос потерял сладость.

Я не дала ей договорить.

Рука поднялась сама. Пальцы сложились в жестокий, режущий жест, которого меня не учили. Никаких слов. Тьма откликнулась на ярость, бурлящую во мне. Как будто кто-то другой водил моей рукой. Кто-то древний. И голодный.

Эля схватилась за горло. Звук вышел хриплым, булькающим. Глаза вылезли из орбит, рот открылся в беззвучном крике. Она рухнула на колени, лицо налилось багровым цветом, вены вздулись на лбу и шее.

– Эля! – завизжала Лисса, бросаясь к ней. Невидимая сила, черная и плотная, отшвырнула ее к стене с глухим стуком.

Я сделала шаг вперед. Каменный пол подо мной почернел, покрылся трещинами, будто выжженный кислотой.

Зафира вдруг бросилась вперед. Рывком. Встала между мной и дрожащими, перепуганными девушками. Щит. Из плоти и крови.