Рыжая ведьма для северного лорда

Глава 1

В Заречье нынче нелегко жить тем, кто хоть чуть-чуть разбирается в травах. Народ любит лечиться – да боится признать, что за помощью ходит к ведьме. Поэтому я всем и каждому повторяю: я не ведьма, а травница, знахарка, просто в отварах толк знаю. Так спокойнее. Для них. И для меня тоже.

И осень приходит не золотом – а гнилью и дымом. Листья не шуршат, а хлюпают под сапогами. Воду из колодцев уже утром черпают с ледяной коркой, а воздух густой спертый, вязкий.

В такую погоду ведьмам лучше сидеть тихо. Да что там – даже тем, кто "травницу из себя корчит", как любят говорить за моей спиной.

Я стараюсь не светиться. На рынке – капюшон пониже. В очереди за зерном – помалкивать. Когда кто-то заболевает – стучат ночью, как вору, приносят серебро в узелке и не глядят в глаза. Зато потом в таверне шепчут: "знахарка помогла… трава у неё особая". А после этого в ту же таверну заходит вонючий дружинник и интересуется, а кто тут у нас особенно в травах понимает.

И круг замыкается. Знахарка, а не ведьма, говорю я. Да кто меня слушает?

Но толку мало: косые взгляды в спину липнут, как репей. Шёпот за углом слышу почти каждый день: «Знахарка эта… да не простая». Что ж, может, и не простая. Только какой мне прок от их страхов? Работы – завались, благодарности – грош.

***

Таверна «Три Пня» в Заречье – это место, где жир капает с потолка, а слухи разлетаются быстрее пива. Внутри всегда дымно: от камина, трубок, подгоревшей еды, да и от людей, что месяцами не мылись.

Я зашла туда под вечер. У входа – толпа мальчишек с ободранными руками, спорят, кто ловчее соскочит с телеги на ходу. У окна спит старый горбун с псом на груди, рядом – бабка продаёт варёные яйца в тряпочке.

Мне нужен был хмель покрепче, не тот, что на рынке. Настойку обновить – у меня корни подоконные уже выдохлись. Протиснулась к стойке, ткнула Осмую под рёбра:

– У тебя тут что, клопов опять разводят? – и кивнула на шевелящийся клочок шерсти у ног красномордого пекаря.

– А, – фыркнул Осмуй, не оборачиваясь. – Это зверь приблудный. Четвёртый день тут валяется. Хромает, урчит, кости ему кидают. Жалко ж. И не жрет ничего!

– Жалко будет, когда вшей заведёт, – буркнула я.

Я уже хотела отвернуться, но тут это чудо повернулось ко мне.

Он был огромный. Рыжий, как корень аира, с глазами – янтарными пуговицами, в которых ты отражаешься. Лапу тянул, будто подстрелен. Мордочка прищурена, усы вразлёт, хвост – как веник.

Он смотрел не просто умно. Он смотрел так, будто понимал. И ждал.

– Только не смей, – сказала я себе. Он тихо мяукнул. С короткой интонацией, словно говоря «ну давай уже».

Я выругалась и всё равно нагнулась. Он не сопротивлялся. Наоборот – уткнулся мне в шею и замурлыкал так, что в соседнем углу чашки задребезжали.

– Вот и всё. Теперь ты мой. Проклятый ты или не очень – узнаем дома.

У себя я устроила его у печки, прямо на старой подстилке с запахом зверобоя и золы. Он улёгся в позу короля на троне и, кажется, стал ещё больше, чем был.

Пока ставила воду, краем глаза заметила: он нюхает мои пучки трав, обходит банки, открывает лапой крышку с сушёной валерьяной, потом шмыгает носом и чихает – громко, с обидой.

– Не твоё, значит, – усмехнулась я. – Ясно. Эстет.

Осмотр лапы показал: ни перелома, ни опухоли. Поверхностный ушиб, может. Ну или просто натянутый спектакль.

Я наложила компресс из полыни, укутала бинтом, прошептала:

«Боль – не боль, трава – не яд, путь – не камень, плоть – не враг».

Кот смотрел на меня, как смотрит старик на юнца, который лезет его учить жить.

А потом, пока я вытирала руки, он подошёл к моему рабочему столу… и когтем, чётко, без запинки, начертил на поверхности знак.

"Клык Леса". Обережный символ. Сложный. Его маги учат не раньше третьего года.

Я застыла. Холодок прошел по спине. Он сел, сложил лапы, медленно лизнул бок и даже, мне кажется, слегка кивнул.

***

Поздней ночью я проснулась от сквозняка. Подоконник пуст. Кота нет. Дверь приоткрыта. Ну очень странный кот! Точно ведьминский! Может хозяйка потеряла?

Но утром он вернулся. Сидел у печки, как ни в чём не бывало, смотрел на меня своими наглыми янтарными глазами и хромал. Только теперь на другую лапу.

Медленно поставила кружку на стол и с подозрением прищурилась.

– Ага… Всё с тобой ясно, – протянула я. – Артист!

Глава 2

В Заречье нынче нелегко жить тем, кто хоть чуть-чуть разбирается в травах. Народ любит лечиться – да боится признать, что за помощью ходит к ведьме. Поэтому я всем и каждому повторяю: я не ведьма, а травница, знахарка, просто в отварах толк знаю. Так спокойнее. Для них. И для меня тоже.

И осень приходит не золотом – а гнилью и дымом. Листья не шуршат, а хлюпают под сапогами. Воду из колодцев уже утром черпают с ледяной коркой, а воздух густой спертый, вязкий.

В такую погоду ведьмам лучше сидеть тихо. Да что там – даже тем, кто "травницу из себя корчит", как любят говорить за моей спиной.

Я стараюсь не светиться. На рынке – капюшон пониже. В очереди за зерном – помалкивать. Когда кто-то заболевает – стучат ночью, как вору, приносят серебро в узелке и не глядят в глаза. Зато потом в таверне шепчут: "знахарка помогла… трава у неё особая". А после этого в ту же таверну заходит вонючий дружинник и интересуется, а кто тут у нас особенно в травах понимает.

И круг замыкается. Знахарка, а не ведьма, говорю я. Да кто меня слушает?

Но толку мало: косые взгляды в спину липнут, как репей. Шёпот за углом слышу почти каждый день: «Знахарка эта… да не простая». Что ж, может, и не простая. Только какой мне прок от их страхов? Работы – завались, благодарности – грош.

***

Таверна «Три Пня» в Заречье – это место, где жир капает с потолка, а слухи разлетаются быстрее пива. Внутри всегда дымно: от камина, трубок, подгоревшей еды, да и от людей, что месяцами не мылись.

Я зашла туда под вечер. У входа – толпа мальчишек с ободранными руками, спорят, кто ловчее соскочит с телеги на ходу. У окна спит старый горбун с псом на груди, рядом – бабка продаёт варёные яйца в тряпочке.

Мне нужен был хмель покрепче, не тот, что на рынке. Настойку обновить – у меня корни подоконные уже выдохлись. Протиснулась к стойке, ткнула Осмую под рёбра:

– У тебя тут что, клопов опять разводят? – и кивнула на шевелящийся клочок шерсти у ног красномордого пекаря.

– А, – фыркнул Осмуй, не оборачиваясь. – Это зверь приблудный. Четвёртый день тут валяется. Хромает, урчит, кости ему кидают. Жалко ж. И не жрет ничего!

– Жалко будет, когда вшей заведёт, – буркнула я.

Я уже хотела отвернуться, но тут это чудо повернулось ко мне.

Он был огромный. Рыжий, как корень аира, с глазами – янтарными пуговицами, в которых ты отражаешься. Лапу тянул, будто подстрелен. Мордочка прищурена, усы вразлёт, хвост – как веник.

Он смотрел не просто умно. Он смотрел так, будто понимал. И ждал.

– Только не смей, – сказала я себе. Он тихо мяукнул. С короткой интонацией, словно говоря «ну давай уже».

Я выругалась и всё равно нагнулась. Он не сопротивлялся. Наоборот – уткнулся мне в шею и замурлыкал так, что в соседнем углу чашки задребезжали.

– Вот и всё. Теперь ты мой. Проклятый ты или не очень – узнаем дома.

У себя я устроила его у печки, прямо на старой подстилке с запахом зверобоя и золы. Он улёгся в позу короля на троне и, кажется, стал ещё больше, чем был.

Пока ставила воду, краем глаза заметила: он нюхает мои пучки трав, обходит банки, открывает лапой крышку с сушёной валерьяной, потом шмыгает носом и чихает – громко, с обидой.

– Не твоё, значит, – усмехнулась я. – Ясно. Эстет.

Осмотр лапы показал: ни перелома, ни опухоли. Поверхностный ушиб, может. Ну или просто натянутый спектакль.

Я наложила компресс из полыни, укутала бинтом, прошептала:

«Боль – не боль, трава – не яд, путь – не камень, плоть – не враг».

Кот смотрел на меня, как смотрит старик на юнца, который лезет его учить жить.

А потом, пока я вытирала руки, он подошёл к моему рабочему столу… и когтем, чётко, без запинки, начертил на поверхности знак.

"Клык Леса". Обережный символ. Сложный. Его маги учат не раньше третьего года.

Я застыла. Холодок прошел по спине. Он сел, сложил лапы, медленно лизнул бок и даже, мне кажется, слегка кивнул.

***

Поздней ночью я проснулась от сквозняка. Подоконник пуст. Кота нет. Дверь приоткрыта. Ну очень странный кот! Точно ведьминский! Может хозяйка потеряла?

Но утром он вернулся. Сидел у печки, как ни в чём не бывало, смотрел на меня своими наглыми янтарными глазами и хромал. Только теперь на другую лапу.

Медленно поставила кружку на стол и с подозрением прищурилась.

– Ага… Всё с тобой ясно, – протянула я. – Артист!

Глава 3

Шла я за рыжим проказником очень долго, пыталась запомнить дорогу, чтобы сразу вернуться. Но, на очередном крутом повороте в лесу – сбилась с мыслей и потеряла ориентир.

Кот, как ни странно, ни разу не остановился и гнал вперед как животина с бешенством. Как только мы вышли из леса, до меня дошло… мы подошли к столице. Изадлека уже виднелся белый дворец.

А перед глазами развернулась главная площадь "Сольвей".

В это утро Сольвей ещё не проснулся, но уже поднимался на локтях: окна дышали паром, бочки скрипели, булочницы шептались, а у входа на королевскую площадь слышался топот и хлопки ткани. И – вишенка на торте – штандарты. Синие с золотой шишкой. Площадь украшали, как девку к балу, и, похоже, всё это было совсем не про меня.

Главная знаменитость королевства Пелайя Гримсель стояла на деревянном подиуме, как наместница самого бога этикета. В руках – свиток, на носу – пенсне, на лице – презрение, сваренное на медленном огне. Она окинула меня холодным взглядом.

Я, в своём рабочем платье с пятном от свеклы и волосами, закрученными под платок на скорую ведьминскую руку, резко выбивалась из идеальной картины. На фоне дам в кружевах и девиц, которые только и ждали, чтобы примерить свой свадебный шлейф, я выглядела как дохлый кот среди павлинов. И, судя по глазам Пелайи, она об этом собиралась заявить официально.

– С такой в погреб, а не в бальную, – процедила она, даже не обращаясь ко мне напрямую. Просто в пространство. Чтобы услышали все.

– Отлично, – усмехнулась я. – В погребе и прохладней.

Я сделала шаг в сторону, чтобы слиться с толпой и не вызывать больше внимания. Мне сюда не за этим. И пусть рыжий шёл впереди, виляя хвостом, будто ведёт экскурсию, я собиралась досмотреть парад тщеславия – и домой.

***

Один из гвардейцев – молодой, с лицом, каким бывают только у тех, кто ещё не знает, что гвардия это не про красивые мундиры – качнулся и завалился на колени прямо рядом со мной. Щёки – серые, губы – потрескавшиеся, руки дрожат, будто его только что отцедили сквозь сито.

Без раздумий я опустилась рядом.

– Воды, – бросила в сторону. – Быстро.

Кто-то сунул флягу. Я проверила пульс. Быстрый, неровный. Тело горячее от жара. Лихорадка. Вчерашний сквозняк, ночной пост, тонкая рубашка под бронёй – вот и результат. Идеальный набор.

Достала из сумки маленький мешочек с солью – крупные белые кристаллы, прокалённые с травой.

– Открой рот. Ну же. – Я надавила двумя пальцами под подбородком, пока челюсть не сдвинулась. Положила кристалл прямо на язык. – Сосать. Не глотать. Дышать.

Он дернулся, закашлялся – значит, работает.

Я сунула ему под шею свёрнутый платок, смочила тряпицу и приложила ко лбу. Толпа гудела, кто-то фыркал, кто-то шептался. Вроде бы: «Что девка делает?», «Нарушает порядок!».

Плевать.

Я приблизила губы к уху юноши и начала нашёптывать: – Дыхание – через нос… Вдох – будто нюхаешь хлеб… Выдох – будто дуешь на чай… Отдай жар, вернись в тело, не умирай, бал ещё не начался…

Ритм. Речь. Тепло ладони. Сработало.

Молодой гвардеец дрогнул, захрипел – и замер. Цвет кожи чуть посветлел. Дрожь сбавилась. Шея – влажная, но уже не горит. Глаза открылись. Он смотрел на меня с благодарностью и недоумением.

– Потерпишь, малыш. Сейчас оклемаешься.

И вот тут наступила пауза, та самая – плотная, будто кто-то резко снял звук.

Я подняла голову – и поняла, что на меня смотрят.

Пелайя, как будто не верит, что я ослушалась её приказа и не убралась с площади. Толпа – с новым интересом. И один человек, стоящий чуть в стороне. Высокий. В чёрном мундире, простом, без лишних украшений, но безупречно сидящем. Всё ясно, передо мной сам Командор.

Смотрел не сверху – прямо. И взгляд у него был, как у меча в ножнах: спокойный, но острый. Рядом – фигура в плаще. Лицо скрыто, но внимание явно на нас. Аж мурашки по спине.

Командор сделал шаг ко мне.

– Дворцу нужна знахарка, – сказал он. – Пойдёшь?

Я моргнула. Кот потёрся о мою ногу и тихо муркнул. Выдохнула и ответила:

– А если я скажу «нет»?

Он усмехнулся.

– Тогда спрошу ещё раз. На всякий случай.

Глава 4

– Травница…

– Меня зовут Вересса, – сказала я, прервав мужчину.

– Командор Эйрик, – быстро ответил он и немного подумав, добавил, – Прежде нам не требовались дополнительные руки, но на отбор пришло слишком много девиц, лекарь не справляется.

Он всунул мне в руку бумажку.

Пропуск… Он оказался листом с золотым гербом, с жирной подписью, похожей на царапину когтя, и холодной фразой: "Разрешён допуск в служебные помещения. Временно. Без привилегий."

– Без привилегий – это значит без чайников и нормальных матрасов? – буркнула я, получая бумагу от командора.

– Это значит, что у нас не курорт, – отозвался он с каменным лицом, но уголки губ всё-таки дёрнулись, – Комнату тебе дали рядом с травяной. Удобно?

– Как для крысы на кухне. Благодарствую.

***

Комната оказалась размером с мою бывшую кладовку, только без полынных пучков и с окном, которое не открывалось. Воздух – как у старого настойчика, замкнутый, с привкусом извести. Но главное, что рядом с травяной. А это значит – я могу спокойно работать. И никто не будет шептаться, что я ведьма. Почти.

– Условия спартанские, – сообщил мне служка, вручая ключ. – Но ведьмам и не надо много, правда?

Я посмотрела на него. Он испарился быстрее, чем я успела выдохнуть что-то несъедобное в ответ.

***

С магистром Галленом Тинктором мы познакомились у его лабораторной стойки. Он был высокий, лысоватый, с вечно поджатыми губами и тем выражением лица, которое бывает у людей, не признающих жизнь вне склянок.

– Травы, – протянул он, – полезны для сельских девушек при лунных недомоганиях. В Дворце мы используем науку.

Я улыбнулась. Очень спокойно. Очень вежливо И громко поставила на стол пузырь с настойкой зверобоя, приготовленную ещё дома.

– Наука не мешает памяти поколений. Это на случай, если ваша лаборатория вдруг снова взорвётся, как в позапрошлом месяце. В Заречье даже глухой об этом говорил.

Он приподнял бровь, но баночку взял. И ничего не сказал. А я мысленно поставила себе галочку: выгрызла право на настойки.

Через час я вышла на внутренний дворик, чтобы проветрить голову. Таблички по коридорам резали глаз.

"Животным вход воспрещён"– на каждой второй двери. Местами даже – "Даже если они симпатичные."

– Король, значит, зануда, – пробормотала я. – И с чувством юмора, как у дохлой пиявки.

Кухня порадовала хоть чем-то. Запахами, например. Свежеиспечённый хлеб, кипяток в огромных самоварах, мешки с мукой, горшки с зеленью, полки со скрипучими ящиками. Рай.

– Ты кто? – спросил кухмистер, мрачный, как кастрюля после костра.

– Та, что может сделать чай лучше, чем ваши лекарские, – отрезала я. – Нужен кипяток.

Он смерил меня взглядом, потом кивнул на самовар.

– Не расплескай. Тут скользко.

Пока чай настаивался, я прошлась по кухне. Не просто так, разумеется. Я считала выходы, закоулки, ниши, места, где можно спрятаться или, наоборот, незаметно услышать. Тактика выживания. Знахарка – не должность, а образ жизни.

Вечером я заперла свою дверь и завязала узел тишины. Четыре витка, три перекрёстка, дыхание – через левое плечо. Звук внутри комнаты затух, как пламя под колпаком. Теперь можно было не бояться, что кто-то услышит, как я разговариваю с котом. Или с самой собой. Или ругаюсь на шёпот, который не работает с первого раза.

За ставнем шуршало. Я приоткрыла окно – рыжий. Смотрел из тени, как начальник охраны: строго, насмешливо, с укором.

– Не пущу, – шепнула я. – Тут таблички. Животных пускать не велено.

Он моргнул – медленно, как будто у него было мнение на этот счёт, и оно не в мою пользу. Но не стал ломиться. Исчез.

Ночью я проснулась. Не от звука снаружи, а от его резкого отсутствия.

Выглянула в окно. Во дворе мелькали тени. Слишком стройные, слишком чёрные. Чистые Плащи. Идут не как стража, а как охотники.

Я затаила дыхание. Они прошли мимо. Один из них – высокий, с резким движением вдруг обернулся. Отшатнулась, спрятавшись за ставню.

Сердце колотилось, как мышь в банке.

– Ну и террариум, – выдохнула я. – Не дворец. И на что я подписалась? Даже ради таких денег…

***

На рассвете, едва я включила светильник и потянулась за чашкой, на кухонное окно с глухим «хлоп» впрыгнул рыжий. На его шее красовалась шелковая синяя нитка.

Глава 5

– Если ты опять позовешь меня куда-то, рыжий дьявол, я тебя просто… – бросила я и зарылась обратно в одеяло, но это меня не спасло.

Рыжий не сдавался. Он подпрыгнул, плюхнулся на мой живот и зарычал как бешенная собака. А потом – когтем за одеяло дёрг и рванул к двери.

– Ужасная ты скотина. И почему я слушаюсь?

Ответа не последовало, конечно. Только выразительный поворот хвоста: «За мной, смертная».

***

В это утро дворец дышал сонно. Коридоры были полупусты – редкие служки шаркали швабрами, как будто гоняли духов. Сквозь высокие окна пробивался мягкий, пыльный свет, пахло воском и давней тишиной.

Рыжий шёл с видом инспектора. Его маршрут был далёк от официальных дорожек – через боковые галереи, по узким лестницам, мимо закрытых дверей с пугающими табличками. Я запиналась, шептала проклятия, чуть не уронила кувшин с цветами, и в конце концов оказалась на карнизе, цепляясь за выступ.

– Вот скажи, ты – агент хаоса или турист с манией величия?

Кот не ответил. Он прошёл по узкому краю галереи, не касаясь лапами пыли, как будто знал, где плитка шатается. Я шла за ним, ворча, шепча шёпоты на облегчение дыхания и мечтая о нормальной обуви.

Мы свернули в полуосвещённый проход. Пахло книгами, маслом и пылью веков. Стены были увешаны потемневшими от времени полотнами. Старые гербы, рыцари, короли – и на каждом втором – силуэт кошки.

Не милый домашний комочек – а настоящая дикая кошка: хищная, грациозная, рядом с мечами, щитами и древними знаками. На одном щите – руна, которую я узнала сразу. Клык Леса.

– О, – выдохнула я. – Значит, не только ты умеешь когтями по деревяшке…

Рыжий в этот момент грациозно плюхнулся на каменную скамью у стены, свернулся клубком и закрыл глаза. Всё, его миссия окончена. Теперь – сольный театр Верессы.

Я пошла вдоль галереи, пальцами водя по потрескавшемуся лаку рам. Над головой своды, как в храме, на полу – мозаика с полустёртыми символами. Никакой охраны. Тишина звенела.

И именно в эту звенящую тишину вошли они.

Я успела нырнуть за огромный пьедестал со статуей короля Ардена Четвёртого. Тот стоял с поднятым мечом, а под ногами у него извивалась змея. Очень символично, если подумать. Особенно когда за ширмой голос канцелярской крысы сообщил:

– После брака эдикт надо будет ужесточить. Травниц выдворить за пределы города. Официально – санитарные нормы. По сути – не нужны они нам, грязные ведьмы.

Канцлер Линнарт. Узнала по голосу: масляный, тянущийся, как капля на костре. Он говорил без тени сомнения, будто обсуждал сводку урожая.

– Народ, – отозвался второй голос – прелат Савин, холодный и чуть сиплый, – будет волноваться.

– Народ, – усмехнулся Линнарт, – любит сказки. Особенно про ведьм. Но мы не для сказок правим. После свадьбы пойдёт череда реформ. И начнём с них – с полынных шептунов. Эти бабы всегда слишком много знают.

У меня внутри всё сжалось. Не от страха. От ярости. Я была у них – в списке на вычёркивание. И не как человек, а как… категория. Вонючая строчка в отчёте.

– А Клятва Дикой Кошки? – осторожно поинтересовался Савин.

Линнарт хмыкнул, как будто его позабавили старушечьи россказни.

– Предрассудок. Украшение летописей. Людям нравится думать, что древние звери спасали королей, лишь бы не обсуждать налоги. Я сам когда-то верил в неё – в детстве. А потом вырос.

На секунду – тишина. Я прикусила губу. Шевельнула плечом – и задела слой вековой пыли на каменном основании статуи. Она поднялась облачком, и я… почти чихнула.

И не случилось катастрофы только потому, что кот, лениво раскрыв один глаз, прыгнул ко мне и прижал мне лапой рот.

Да-да, подушечкой. Мягкой. Теплой. С коготком наготове.

Сидим, значит: я – с глазами, полными ужаса, кот – с мордой философа, который видал и не такое. Я держу себя в руках. Почти.

– Я тебя потом закопаю, – шепчу одними губами.

Он урчит. Одобрительно.

Разговор за ширмой шёл к концу. Савин говорил что-то про совещание с прелатами, Линнарт – про визит посла из Кальдора, но я уже не слушала. Внутри гудело.

Убрать нас. По указу. Как мусор. А я молчать не собиралась.

И тут… топот.

Кто-то быстрым шагом вошёл в галерею. Каблуки – тяжёлые, мужские. Стража? Чистые Плащи?

Я замерла. Но кот – нет. Он резко подался вперёд, всем телом сиганул в моё плечо. И сбросил меня вниз, под тяжёлую дубовую лавку, как мешок с картошкой. Сам прыгнул следом, свернулся между колонной и стеной.

Сердце стучало в горле. Сухо. Громко. Кто бы это ни шел – он был уже рядом.

Я затаилась. В каменном мраке, под пыльной лавкой, с рыжим предателем рядом и рунами кошки на щитах над головой.

Глава 6

– Да вы в своём

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.