Королевство Теней. Ложные Цари

Лилиана улыбнулась и заключила служанку в объятия, чувствуя, как её тревоги улетучиваются.

– Ваше Высочество, – голос служанки был почтителен, но настойчив. – Пора.

Лилиана медленно кивнула. Она поднялась с низкого пуфа, и шёлк её платья зашуршал, как сухие листья. Поправив тяжёлую белую накидку, расшитую золотом, она направилась к выходу. За дверью её уже ждали. Молчаливая свита, чьи лица были неотличимы друг от друга, сопроводила её до парадного вестибюля.

Там, вдали от чужих глаз, ожидала семья. Король шагнул вперёд, и его объятия были крепкими, но тяжёлыми. Королева Мариция коснулась её плеча своей тонкой, прохладной рукой. Её лицо, обрамлённое строгой тканью, под которой были скрыты волосы, было безупречно, но в карих глазах мелькнула тень – тревога женщины, стоящей рядом с солнцем, но вечно остающейся в его тени.

– С днём рождения, дитя моё, – в голосе отца, короля Аурелиана, прозвучала непривычная теплота.

– Спасибо, отец. Мама.

– Ты совсем взрослая. – Киприан шагнул вперёд, и в его глазах цвета летнего пламени промелькнула тёплая печаль. Он мягко коснулся её щеки. – Волнуешься?

– Да…

– Всё будет хорошо. Ни один мужчина не устоит перед тобой, – улыбнулся он.

– Ты уж постарайся, сестрица, – проворчал Люциан, скрестив руки на груди. Он стоял чуть в стороне. – Очаруй его поскорее, пусть забирает тебя в свои земли. Может, тогда отец вспомнит, что у него есть и другие дети.

– Спасибо за заботу, Люциан, – тихо ответила Лилиана, не поднимая на него глаз.

Он лишь фыркнул и отвернулся.

Старый церемониймейстер, чьё лицо походило на печёное яблоко, подал едва заметный знак, и королевская семья выстроилась у парадного входа.

Двери распахнулись с тяжёлым скрипом, впуская внутрь холодный утренний воздух и рёв толпы. Голос глашатая, громкий и прокашленный, покатился по площади:

– Его Королевское Величество король Аурелиан Драгомир! Её Королевское Величество королева Мариция Драгомир! Его Королевское Высочество принц-наследник Киприан Драгомир! Его Королевское Высочество принц Люциан Драгомир! Её Королевское Высочество принцесса Лилиана Драгомир!

Сопровождаемый грохотом фанфар, король неторопливо вышел на свет. Он остановился на верхней ступени, и этого было достаточно, чтобы толпа взревела с новой силой. С балконов посыпались лепестки белых роз, и их аромат на мгновение перебил запах пота, сырой земли и лошадиного навоза, поднимавшийся от площади.

Лилиана смотрела на всё это с отречением. Белые перчатки скользили по шёлковой юбке, пальцы цеплялись за складки, словно в них можно было спрятаться.

Тяжёлые кареты, окованные железом, с грохотом въехали во внутренний двор. Скрип немазаных осей резал слух, а храп усталых, взмыленных боевых коней смешивался с глухим ропотом толпы, допущенной поглазеть на гостей. Рыцари в синих, выцветших от солнца и дорожной пыли плащах, спешились. Их сапоги гулко застучали по каменным плитам, пока они занимали свои места, образуя коридор.

Дверца головной кареты распахнулась. Первым на землю грузно ступил наследный принц Константин. Его лицо, багровое от долгого сидения в духоте, расплылось в широкой, властной улыбке. Он протянул руку своей супруге, Элеоноре. Она, с лицом безупречным и холодным, проигнорировала его жест, оперевшись о раму кареты, и сошла на землю сама. Константин лишь криво усмехнулся.

Из второй кареты почти одновременно вышли близнецы. Одетые в одинаковые кафтаны, расшитые жемчугом, они на миг замерли, и их взгляды, холодные и оценивающие, прошлись по встречающим. Люциан, стоявший рядом с сестрой, напрягся. Его пальцы сжались в кулаки, а в янтарных глазах вспыхнул огонёк чистой, детской ненависти.

Лилиана вздрогнула – сердце будто провалилось в пустоту под рёбрами. Последним из кареты вышел он. Александр.

Сырой ветер, пропахший солью и прелой листвой, трепал его волосы – тяжёлые и прямые, как нити тусклого серебра. Несколько прядей были убраны за ухо, обнажая острую линию скулы и бледный висок.

Прищурившись от света, он окинул взглядом собравшихся. На миг его глаза встретились с её. И этого оказалось достаточно. Она почувствовала, как сжалось горло, как дыхание оборвалось, будто в груди образовалась воронка.

Александр замыкал шествие своей семьи. Его шаг был твёрдым, а спина – неестественно прямой. Проходя мимо рыцарей и собравшихся людей, он едва заметно кивнул, приветствуя их.

– Друзья мои, добро пожаловать в Целестор! – Голос короля Аурелиана был ровным, но в нём слышался жар выжженной солнцем земли. Он шагнул навстречу.

Лилиана, стоявшая по правую руку от отца, вжала голову в плечи и уставилась в пол, будто надеясь провалиться сквозь него.

– Какая долгая разлука! – воскликнул Константин с показным восторгом, заключая короля в объятия, которые были чуть крепче, чем того требовала вежливость.

– Разлука, что сделала встречу лишь слаще, – ответил Аурелиан, но его губы не тронула улыбка. Он принял руку принцессы Элеоноры, которую та подала с отточенной грацией, и поднёс к губам. – Ваша красота, принцесса, по-прежнему способна разжечь войну.

– Вы льстите мне, Ваше Величество, – Элеонора вежливо улыбнулась, но взгляд её был холоден, как озёрная вода её родины.

Король поприветствовал близнецов, а затем крепко стиснул руку Александра. На мгновение их взгляды встретились – янтарное пламя Драгомиров против ледяных сапфиров Беладраксов.

Затем все повернулись к Лилиане.

– Ты расцвела, дитя. – Принцесса Элеонора мягко взяла Лилиану за подбородок. – Я рада, что такая кровь скоро вольётся в нашу семью.

– Благодарю вас, Ваше Высочество, – прошептала Лилиана.

Элеонора отошла, и её место заняла пара высоких сапог из белой кожи с гербом Люмерии.

– Неужели я не заслужил даже взгляда, принцесса? – Голос Александра был бархатным, с едва заметной горечью.

Лилиана невольно вздрогнула и, совладав с собой, медленно подняла глаза. Перед ней стоял принц Александр. Его улыбка была безупречной, но в холодных сапфировых глазах читался острый, оценивающий ум.

– Ваше Высочество, – кротко выдохнула она, и голос прозвучал тише, чем она ожидала.

– Последний раз я видел почти дитя, – продолжил он, не сводя с неё взгляда. – Теперь же передо мной принцесса из рода Драгомир. Годы пошли тебе на пользу.

– Вся моя красота – лишь отблеск проклятой крови, Ваше Высочество, – ровно ответила Лилиана.

На мгновение его идеальная улыбка дрогнула, а в глазах промелькнуло замешательство.

– Кровь – это сила, Лилиана, – сказал он, вновь обретая уверенность. – А проклятие это или дар – лишь то, что мы сами из неё делаем. – Он властно предложил ей руку. – Пойдёмте. Наши отцы ждут.

Лилиана приняла его руку, и вместе они направились в замок. Оставшиеся во дворе слуги, разгружавшие кареты, провожали их шёпотом и пронизывающими взглядами, от которых по коже бежали мурашки.

За массивными дверьми их встретили четыре мрачные фигуры.

Валентин и Адриан стояли впереди, одетые в тяжёлые чёрные ткани, словно сама смерть легла на их плечи. Плащ Валентина, шерстяной, с широкими складками, ниспадал до земли, напоминая звериную шкуру. Рядом стояла Елена – смуглая, гордая, с глазами, в которых было больше жара, чем в каминах зала. Ближе к ней, обняв себя тонкими руками, замерла Корнелия. В её лице – всё от матери: смуглая кожа, чёрные волосы, струящиеся до пояса. Но в глазах жила не мать. Глаза – тёмно-синие, как омут подо льдом – выдавали наследие Беладраксов.

Ледяное касание по спине заставило Лилиану вздрогнуть. Она подняла голову – Адриан. Его взгляд был медленным, тёмным приливом, что омывал её, бесстыдно задерживаясь там, где не следовало. В его чёрных омутах не было ничего, кроме уверенного, хищного любопытства. В поисках спасения от этого топящего взгляда, Лилиана вцепилась в рукав принца, как утопающий в обломок мачты.

Лицо Константина побагровело. Он резко развернулся к королю.

– Что это значит, Аурелиан? Я полагал, после прошлого раза вы уяснили: держать нас в одном зале с этими… выродками – всё равно что подносить факел к пороховой бочке. Или Ваше Величество вновь решили испытать судьбу?

Медленным, полным веса движением, король шагнул вперёд и встал ровно посреди зала, живой стеной между двумя семьями.

– Вы все – мои гости, – произнёс он. – И находитесь в моём доме. Я не потерплю здесь вражды. Ваши распри вы оставите за порогом. А сейчас позвольте проводить вас в ваши покои. Дорога была долгой.

– Немыслимо… – прошипел Константин и, не желая более оставаться в одном помещении с братом, зашагал прочь вслед за королём.

Валентин криво усмехнулся, провожая взглядом своего близнеца.

– Ты не меняешься, брат, – ядовито прошипел он. – Только морщин стало больше.

Проходя мимо, Александр холодно кивнул Адриану.

– Кузен.

– Кузен, – бросил Адриан в ответ, не удостоив его даже полноценным кивком. Он резко развернулся и, не проронив больше ни слова, направился к выходу; его чёрный плащ поглотил свет дверного проёма.

Валентин же остался. Он смотрел вслед уходящему Константину, и его красивое лицо исказилось. Это было не просто презрение. Так смотрит волк-одиночка на сытую, шумную стаю, оставившую его умирать, – с голодной, иступлённой ненавистью.

В этот момент принцесса Элеонора, уже почти догнавшая своего мужа, замедлила шаг. Её путь пролёг в опасной близости от Валентина. На одно короткое, украденное у всего мира мгновение она остановилась рядом с ним.

Она подняла руку, и кончики её пальцев в тонкой перчатке едва коснулись его щеки – той, что была рассечена шрамом.

Валентин не вздрогнул, но волчья ненависть в его глазах на миг угасла.

Элеонора смотрела на него, как смотрят на падающую звезду – с отчаянным восхищением, с болью от её предначертанного падения, с тайной надеждой, которая умрёт вместе с её угасающим светом. Губы принцессы, до этого сжатые в безупречную линию, дрогнули.

– Сестра, – прошептал Валентин.

Элеонора отняла руку, словно обжегшись, и так же плавно, не оборачиваясь, пошла прочь. Она нагнала свою семью и властно обхватила руками плечи близнецов, словно возвращая себя в свой мир, в свою клетку.

Глава 4

Разбитые мечты

«Они отдали её руку, чтобы скрепить союз. Они отдали её сердце, чтобы оплатить долги. Они забыли лишь спросить, осталось ли у неё что-нибудь для себя».

– Из письма королевы-вдовы своей племяннице

Часть первая: Праздник лжи

Торжественная трапеза была в самом разгаре, но веселье казалось напускным, а смех – слишком громким. Бокалы беспрестанно наполнялись терпкими целесторскими винами, воздух был тяжёл от ароматов дичи и пряностей. Придворные музыканты терялись в гуле оживлённых бесед, а барды тщетно воспевали в балладах красоту юной Лилианы. Самой принцессы за столом не было – она словно растворилась среди теней, наполняющих тёмные углы замка.

Королевская семья Целестора занимала почётные места на возвышении. По правую руку от короля, за отдельным столом, собрались оба клана Беладраксов.

Валентин и Константин сверлили взглядами свои тарелки, делая вид, что не замечают друг друга. Это гнетущее молчание забавляло двор куда больше, чем заезженные шутки скоморохов.

– Не понимаю, чем я прогневал короля, раз он счёл достойным унизить меня соседством с предателями, – громко произнёс Константин, обращаясь к своей жене Элеоноре.

Валентин и Елена ненадолго подняли глаза и переглянулись. Адриан фыркнул, не скрывая презрения, и медленно окинул взглядом своего дядю.

– Ты поперхнулся, кузен? – резко прозвучал голос Александра. Он стремительно поднялся, и его «правильная» княжеская стать была укором царившему хаосу. Из кармана мундира он извлёк чёрный платок с серебряным шитьём. – Тебе следует быть осторожнее.

Он протянул платок через стол. Адриан нахмурился, но, перехватив настойчивый, повелительный взгляд матери, поднялся.

– Благодарю за заботу, кузен, – процедил он сквозь зубы и вырвал платок.

Пальцы Александра на миг отказались отпускать. Чёрный, плотный шёлк натянулся между ними – знамя над полем безмолвной битвы, зажатое между клыками дикого волчонка и когтями белого лебедя.

Затем так же медленно, не разрывая взгляда, они опустились на свои места.

– Ты стала настоящей красавицей, Корнелия, – раздался голос принцессы Элеоноры. Она с улыбкой посмотрела на племянницу.

Юная девушка, сидевшая рядом с матерью, вздрогнула. Она подняла на тётю затравленные, угрюмые глаза и выдавила из себя слабую, болезненную улыбку.

– А ты, Валентин, – Элеонора повернула голову, и серебро в её волосах блеснуло в свете свечей, – поистине заслуживаешь уважения. Стать первым советником в чужом королевстве, не имея за спиной ничего, кроме своего имени… Не каждому это под силу.

– Ты всегда была добра ко мне, сестра, – ответил Валентин. Лёд в его голосе, казалось, на миг оттаял. Он склонил голову в знак признательности.

– Да уж, великое дело! – рявкнул Константин, швырнув на стол обглоданную кость. Жир брызнул на белоснежную скатерть. – Отец тебя пнул, так ты в чужое дерьмо упал и сидишь довольный, будто в золоте купаешься. Ну сиди. Только короли таких, как ты, долго не держат. Поиграются и вышвырнут. И правильно сделают! Нечего крысам за одним столом с людьми сидеть!

– Константин! – Элеонора впилась пальцами в предплечье мужа. – Довольно!

Наступила тишина. Близнецы – Гидеон и Элиот – давясь от смеха, спрятали лица за кубками. Валентин застыл. Лишь одинокий мускул на его щеке, у самого шрама, бился мелкой, отчаянной дробью – единственный живой свидетель бури, запертой внутри. Он молчал.

Адриан медленно поднял голову. Он посмотрел на своего дядю через весь стол. Пустым, мёртвым взглядом. Его правая рука, до этого спокойно лежавшая на колене, скользнула под тяжёлую скатерть и зашевелилась.

Константин ухмыльнулся и потянулся за своим кубком с вином. В этот момент его ухмылка застыла, исказившись в гримасе боли. Пальцы разжались, и тяжёлый золотой кубок с грохотом упал на пол, расплескав рубиновую лужу.

Принц захрипел, хватаясь за горло. Его глаза вылезли из орбит, с ужасом уставившись на брата.

Все видели тень Константина на стене позади него. Она отделилась от кресла, вытягиваясь вверх, искажаясь и истончаясь. Словно высасывала жизнь из своего хозяина.

По залу пронёсся взволнованный шёпот. Кто-то тихонько звякнул монетами, торопливо заключая пари.

– Адриан, – тихо, но властно произнёс Валентин, не глядя на сына.

Рука под столом замерла. Валентин положил свою ладонь поверх руки сына, всё ещё скрытой скатертью, и мягко нажал.

Тень на стене рухнула, вновь обретая привычные очертания. Константин втянул воздух, будто утопающий, вынырнувший на поверхность. Он тяжело дышал, обливаясь холодным потом.

Адриан окинул Константина холодным, презрительным взглядом.

– Вам дурно, дядя? – его голос был тих и безупречно вежлив.

Константин вцепился в подлокотник кресла, чтобы не упасть.

– Я… доберусь до вас, – прохрипел он, затем повернулся к Валентину. – До тебя… и до твоего щенка…

– Замолчи. – Элеонора даже не удостоила мужа взглядом; её сапфировые глаза были устремлены на другого брата. – Не слушай его, Валентин. В нём говорит только боль.

Тяжёлый выдох сорвался с её губ.

– Отец жаждет твоего возвращения…

Брови Валентина сошлись над переносицей. Он смотрел на неё долго, изучающе, словно пытался разглядеть ложь под безупречной кожей.

– С чего бы мне верить тебе? После всего, что было.

– Потому что верить больше некому, – просто ответила она, и в её голосе прозвучала горечь. – Он зовёт тебя. Не как король. Как отец. Его дни сочтены.

Услышав это, Константин с животной яростью вцепился в бедро Элеоноры.

– Не выйдет! – прошипел он. – Ты не дождёшься от него ни капли жалости! Он придёт лишь для того, чтобы сплясать на его могиле!

Элеонора медленно, почти лениво, опустила взгляд на его руку. Затем так же медленно накрыла её своей ладонью и сжала. Ногти впились в его плоть с холодной, выверенной жестокостью. Константин коротко взвыл от боли и отдёрнул руку, на которой теперь алели четыре кровавых полумесяца.

– Твой муж прав, – холодно произнёс Валентин. – У меня никогда не было отца. Был лишь хозяин, который лепил из меня цепного пса. Но вырос волк. А волки не ходят на поводке.

– О, Валентин… – выдохнула Элеонора, и в её глазах блеснули слёзы. – Лунная болезнь сожрала его. Кожа покрылась пепельными пятнами, глаза потухли. Он не узнает людей… только зовёт тебя.

Тяжёлая, мрачная улыбка тронула губы Валентина.

– Каждый пожинает то, что посеял, – его голос был ровным и холодным. – Передай ему, что я приду. Но не для того, чтобы прощаться. А для того, чтобы убедиться, что он действительно мёртв.

Тяжёлый, протяжный скрип заставил замолчать даже самые дальние углы зала. Двустворчатые дубовые двери, окованные чёрным железом, медленно отворились внутрь. Стоявший подле них глашатай в алой ливрее трижды ударил древком своего жезла о каменный пол.

– Её Королевское Высочество, принцесса Лилиана из дома Драгомиров!

Часть вторая: Яд в золотых ларцах

Как только тяжёлые двери зала отворились, гул голосов стих, сменившись почтительным шёпотом. Сотни взглядов обратились к ней, словно рой ос, ищущих, куда вонзить жало. Они ощупывали её – оценивали, желали, искали изъяны. Она чувствовала на себе липкое вожделение лордов, чьи мысли были грязнее, чем земля под ногтями могильщика, и холодное любопытство придворных дам, чьи улыбки были отточены лучше их кинжалов.

Лилиана заставила себя улыбнуться, но внутри всё сжалось.

– Видишь, как они смотрят на тебя? Как голодные псы на кусок мяса, – прошелестел голос, рождённый в самой глубине её сердца. – Они ищут в тебе слабость. Порок. Ту самую грязь, что ты так тщательно прячешь под шёлком. Они хотят увидеть в тебе себя.

Она сделала первый шаг в зал, и свет тысяч свечей заиграл на её золотистых волосах и алом шёлке платья. Она шла, как её учили – с высоко поднятой головой, с грацией, достойной её крови. Но с каждым шагом уверенность таяла. Огромный зал, полный людей, превращался в клетку, а она – в зверя, выставленного на потеху толпе.

– Какая хорошая девочка. Ты так боишься оступиться. Разочаровать их. А знаешь, чего они боятся? Твоего огня. Того, что живёт в твоей крови и ждёт, когда ты перестанешь играть в эту жалкую игру и сожжёшь их всех дотла. Они чуют в тебе монстра, Лилиана. И презирают за то, что ты боишься им стать, – голос сочился ядовитой насмешкой.

Она нашла глазами отца в дальнем конце зала, ища в нём спасения. Но путь к нему казался бесконечным.

– Даже он. Он гордится тобой так же, как кузнец гордится отточенным клинком. Но стоит клинку повернуться против хозяина – и вся его гордость сменится страхом. И болью. Ты разобьёшь ему сердце, Лилиана.

Лилиана задрожала. Слёзы обожгли уголки глаз. В этот момент её взгляд встретился с глазами Александра, который наблюдал за ней с лёгкой, почти ленивой улыбкой.

– А этот… он улыбается, будто ставит сети вокруг твоего сердца. Он думает, что сможет приручить тебя. Стать хозяином пламени. Глупец. Он смотрит на тебя и видит лишь отблеск своей победы в короне на твоей голове, – промурлыкал голос.

Улыбка сползла с губ Александра, уступая место хмурой складке между бровями. Заметив её ужас, он едва заметным жестом приказал музыкантам играть. Скрипки вздохнули, и их визг, похожий на плач, полился в зал.

Принц поднялся и пошёл ей навстречу, раздвигая толпу придворных.

Он подошёл и молча протянул ей руку. Лилиана вложила в неё свою, будто спасаясь от падения.

– Ты позволишь, принцесса? – его голос был низким и ровным.

– Я буду рада, – прошептала она, поднимая на него благодарный взгляд.

Танец начался. И мир исчез. Он растворился в бархатной тьме зала, проколотой лишь янтарными слезами свечей. Единственной реальностью, единственным центром этого вихря была его рука на её талии. Она ощущала её сквозь шёлк и корсет, как горячее клеймо – властное, неоспоримое, обжигающее.

Последний аккорд замер в воздухе, и мир резко обрёл чёткость. Он притянул её к себе, и её щека коснулась холодного, расшитого серебром воротника камзола.

– Твой страх отравляет меня, принцесса, – прошептал он, и его пальцы, холодные от перстней, легко скользнули по её запястью. – Ты ведь не сомневаешься, что я способен тебя защитить?

Не дожидаясь ответа, он чуть усмехнулся и, будто продолжая танец, повёл её к пустующему креслу по правую руку от короля. Место, которого не смел коснуться даже наследный принц.

Александр сдержанно поклонился, после чего отошёл, вновь растворившись среди придворных.

Не успела Лилиана опомниться, как старый церемониймейстер трижды ударил своим жезлом о каменный пол, и его голос прокатился под сводами зала:

– Час даров!

Великие лорды выстраивались в очередь, чтобы положить свою верность к ногам юной принцессы. Всякий знал: щедрость в этот день – это не любовь к принцессе, а яд или лекарство для короля.

Первым выступил лорд Аленар Венсар – румяный, как налитые солнцем гроздья с тех виноградников, что кормили его дом и тщеславие. Его люди, согнувшись под тяжестью, вкатили в зал двенадцать бочонков. Дубовые клёпки были стянуты отполированной медью.

– Целесторское, урожая года вашего рождения, Ваше Высочество, – пророкотал Венсар, склонив седую голову. – Чтобы дни ваши были долгими.

Слуги выставили следом дюжину меньших бочонков, из которых тянуло густым, греховным ароматом вишни.

Король, до этого момента безучастно разглядывавший свой кубок, оживился. Он кивнул виночерпию, и тот с проворством суетливой мыши наполнил чашу. Аурелиан пригубил, и по его лицу разлилось тёплое, довольное выражение.

Вино Венсаров, тёмное, как умирающий закат, хранило свои тайны крепко. Старухи шептали, будто их лозы пьют не воду, а сны старых богов, похороненных под виноградниками. Лорд Аленар поймал взгляд короля и чуть заметно кивнул. Лилиана вежливо улыбнулась, но от запаха терпкого вина у неё свело скулы.

Следом прошагали Торвьеры. Дикие, заросшие бородами мужи, пахнущие хвоей и сырой землёй. Их лорд Вараск Торвьер, обряженный в лохматый бурый плащ, шагнул вперёд. Его люди громыхнули перед правителями пятью бочонками, из которых сочился густой, тёмный мёд.

– Сладчайший мёд наших лесов, чтобы судьба принцессы была так же сладка, – прорычал он.

Но в зале каждый второй знал: этот мёд не собран, а отбит. Украден с пасек дома Мелисар, чьи земли Торвьеры метили кровью уже которое столетие.

И словно в ответ на его слова, из рядов гостей выступил лорд Ливиан Мелисар. Его лицо было бледным и спокойным, но улыбка морозила кожу. Его слуги бросили на пол у подножия стола три медвежьих шкуры. Огромные, с пустыми глазницами и бурыми, запёкшимися пятнами на меху.

– Чтобы принцессе было тепло в холода, – произнёс Мелисар тихо, но его голос прорезал гул зала.

Вараск Торвьер издал звук, похожий на рычание зверя, которому вспороли брюхо. Его рука метнулась к рукояти топора на поясе. Один его шаг сотряс помост. В тот же миг стражники в королевских ливреях сомкнули ряды, выставив вперёд древки алебард. Холодная сталь отгородила одного лорда от другого. Лилиана вцепилась пальцами в резные подлокотники своего кресла, дерево впилось в её ладони.

– Пчела может ужалить… но после этого дохнет. Помни это, Мелисар, – прошипел Вараск.

Прежде чем лорд Торвьер успел сказать что-нибудь ещё, вперёд выпорхнули Равениры.

Леди Ларилиса двигалась первой. За ней следовали три дочери, неотличимые друг от друга в своей юной, порочной красоте – светлокожие, с густыми волосами, отливающими спелым гранатом. Платья из тончайшего шёлка, винных и ржавых тонов, обрисовывали их тела. Ткань почти не касалась кожи, будто стеснялась её, открывая плечи и ложбинку груди.

Лилиана проследила за взглядом отца. Король слегка подался вперёд. Его губы приоткрылись, а в янтарных глазах, помимо свечного света, вспыхнул тот самый взгляд, который рождает бастардов и войны. Рядом с ним королева застыла. Пальцы, обвитые кольцами, так сжали ножку кубка, что металл застонал о грань её перстня. Но смотрела она не на гостей, а на того, кто должен был быть выше этого.

Равениры подошли к помосту. Они склонились без слов и возложили дары к ногам Лилианы. Одна из сестёр подняла флакон – вытянутый, из тёмного стекла, с крышкой из золота. Среди гостей поплыл аромат: ночной жасмин, горький дым и что-то сладкое, животное, запретное.