Королевство Теней. Ложные Цари

Безусый оруженосец у стены приоткрыл рот. Его взгляд был голодным, почти собачьим, и он медленно провёл языком по губам. По залу, как волна, прокатился холод женских взглядов. Жёны бросали на мужей острые, обличающие глаза. Одна из них безмолвно накрыла ладонью глаза супруга.

– Лучшие духи из Дома Любви, Ваше Высочество, – улыбнулась Ларилиса. – Сведут с ума любого короля.

Они поклонились, улыбнулись словно лисицы, и отдалились.

Наконец, лорд-главнокомандующий Роберт Ратклиф, человек прямой и предсказуемый, приказал внести свой дар. Статуя принцессы в полный рост, вылитая из позолоченной бронзы, застывшая в танце. Работа Фабера из Миралайта, чьи руки, как шептали при дворе, направлял сам Создатель. Такие же статуи уже пылились в зимнем саду королевы – золотые идолы, отмечающие именины каждого члена королевской семьи в этом году. По залу пронёсся едва слышный шелест – кто-то прикрыл смешок кашлем. Лилиана заставила себя улыбнуться и поблагодарить лорда Ратклифа, глядя на своё золотое, безжизненное подобие.

Когда череда даров иссякла, в зале наступила выжидательная тишина. Лилиана искала его глазами в толпе придворных и, когда нашла, не смогла сдержать лёгкой улыбки. Принц Александр ответил едва заметным кивком и шагнул вперёд. Шум в зале стих не от страха, а от любопытства, когда он направился прямо к высокому столу королевской семьи.

Он остановился напротив Лилианы. На его губах играла уверенная, чуть самодовольная усмешка, которая ей так нравилась.

– Ваше Величество, – он склонил голову перед королём, но взгляд его был обращён к принцессе. – Если позволите, я хотел бы вручить свой подарок.

– Просим, принц, – ответил король Аурелиан, и в его голосе не было ни теплоты, ни вражды. Лишь наблюдение.

Александр вскинул руку, призывая Лилиану к себе.

– Пойдём со мной.

Лилиана с ответной, чуть смущённой улыбкой положила салфетку на стол. Она встала, и её отец, проводил её долгим, тяжёлым взглядом. Обойдя стол, она вложила свои пальцы в ладонь Александра. Он повёл её в центр зала.

– Я хотел подарить тебе то, чего ещё не видел мир, – прошептал он ей на ухо, и его дыхание пахло дорогим вином и чем-то пряным, гвоздичным. – Смотри.

По его знаку в зал внесли пять ларцов. Они были из чёрного эбенового дерева, отполированного до такой степени, что казалось, оно вбирает в себя свет.

Ларцы открылись беззвучно.

Пять золотых яиц покоились на ложах из чёрного бархата. Их поверхность была безупречно гладкой, но под ней, в глубине золота, вилась сложнейшая паутина из драгоценных камней.

Лилиана смотрела на них, и воздух ушёл из её лёгких. Она видела не золото и камни. Она видела, как извиваются выложенные самоцветами змеи. Ей почудилось, что одно из яиц едва заметно качнулось на своём ложе. Она услышала тишайшее шипение, похожее на шорох песка. Она рванула руку из хватки Александра, отшатнувшись. Её пальцы коснулись шеи, словно проверяя, на месте ли голова.

– Ты бледна. – Александр нахмурился, его идеальное лицо на миг исказила тень досады. – Что-то не так?

– Они… – начала она, и её голос надломился. Она откашлялась и попробовала снова. – Они ослепительны, мой принц. Ваша щедрость не знает границ.

– Ослепительны… – он снова улыбнулся. – Привыкай, любовь моя. С этого дня ты будешь купаться в сиянии золота.

Он сделал шаг к ней, но она, развернувшись, почти бегом вернулась к своему месту подле отца. Она села на стул, но не смогла расслабить ни единого мускула. Она смотрела в свою тарелку, но видела лишь переплетение золотых змей, и холод, исходящий от ларцов, казалось, пробрался в её собственную кровь.

Король молча налил ей вина из своего кувшина. Его рука слегка дрогнула. Его взгляд, тяжёлый и непроницаемый, был устремлён на Александра. На мгновение губы принца сжались в тонкую белую линию, но он тут же заставил их изогнуться в подобии улыбки и, резко развернувшись, покинул зал.

Часть третья: Сад мёртвых роз

Шум пира постепенно стихал. Лилиана сидела, прямая, как изваяние, в своем шелковом гробу, и улыбалась. Улыбалась, чувствуя, как под столом холодеют ее пальцы. Она видела, как король, румяный от вина, откинулся на спинку кресла, как Люциан отправлял в свой ненасытный рот уже третий кусок торта, а их мать тревожно озиралась по сторонам, прислушиваясь к шепоту придворных дам. Киприан же, как всегда погруженный в свои мрачные думы, казался далеким и чужим.

– Прошу меня извинить, – произнесла Лилиана тихим голосом, поднимаясь из-за стола. Ее взгляд скользил по залу, выискивая знакомые черты. – Не знаете ли вы, где я могу найти принца Александра? – обратилась она к одному из стражников, стоявших у входа.

Тот, склонив голову, ответил:

– Ваше Высочество, принц вышел на свежий воздух.

Лилиана кивнула, покинула шумный пиршественный зал и углубилась во тьму коридоров, где царила сонная тишина, нарушаемая лишь тихим шорохом ее шелкового платья. Выйдя из замка, принцесса слегка поежилась. Прохладный ночной воздух окутал ее, он был как глоток ледяной воды после яда. Луна, словно серебряный серп, висела на темном бархате неба, отбрасывая длинные тени от старых деревьев.

Лилиана потерла плечи. Она искала глазами высокую фигуру Александра, но вместо этого увидела другую, почти растворившуюся в тени у мраморного бортика фонтана. Над ним из воды взмывала статуя Жар-птицы, чьи каменные перья и гордую шею обвивала извивающаяся змея. У подножия этого вечного поединка, на холодном камне, сидел Адриан. Он опустил руку в ледяную воду и смотрел на темную гладь, будто читал в ней свою судьбу.

Она замерла, надеясь остаться незамеченной, но он заговорил, не поворачивая головы, и голос его был глух и лишен всякого тепла.

– Сбежали от собственного обожания, принцесса?

Лилиана вздрогнула. Она медленно подошла ближе.

– Не понимаю, о чем вы.

– Правда? – он поднял на нее глаза. В них не было насмешки, лишь глухая, выжженная пустота. – Все эти люди там, наверху. Они пьют за ваше здоровье, лгут о вашей красоте, торгуют вашим будущим. А вы здесь. Ищете что-то в темноте.

– Я устала от этой лжи, – вырвалось у нее прежде, чем она успела подумать.

Адриан медленно, почти с любопытством, склонил голову.

– Значит, вы ищете правды, – он вытащил руку из воды, позволяя каплям стекать на камни, и поднялся. – И вы надеетесь найти ее в компании Александра? Он самый искусный лжец из всех. Он лжет даже самому себе и, что самое страшное, он в это верит.

– Вы… вы просто завидуете ему.

Он замер, и пустота в его глазах, казалось, стала бездонной. Слово не задело его – оно просто утонуло в этой пустоте, не оставив даже ряби.

– Завидую? – Адриан сделал шаг к ней, и она невольно отступила. – Я бы не хотел его судьбу и за все золото мира. Быть любимым всеми и нелюбимым никем – это ад страшнее моего. Я хотя бы честен в своём падении.

– Сегодня мой день. Неужели нельзя обойтись без этих колкостей?

– Ах да, ваш… Ваш день рождения. Простите, я совсем упустил из виду столь важное государственное событие. – Он театрально склонил голову. – Позвольте принести мои глубочайшие… поздравления.

Что-то в том, как он произнес это, заставило ее замереть.

– Это не ваш день, принцесса. Это их, – продолжил он, обводя взглядом сияющие окна замка. Он убрал с глаз темные волосы, а заодно и затаившуюся среди них серебряную прядь. – Это день, когда они празднуют удачную сделку.

Лилиана поежилась, хотя холода больше не чувствовала.

– День, когда они выставляют на обозрение жемчужину своего дома. День, когда они напоминают всем, чего стоит ваша кровь. А вы… вы здесь при чём? Ваше дело – красиво улыбаться и не опрокинуть на себя бокал с вином

– Вы ничего не знаете обо мне.

– О вас? – он вгляделся в нее так пристально, что ей стало не по себе. – Я знаю, что сегодня, в этот самый день, когда вас чествуют как будущее королевства… вам так же одиноко, как и мне.

– Откуда…

– Мы ведь рождены в один день, – его голос упал до трагического шепота. – Так что не говорите мне, что я ничего не знаю о вашем одиночестве. Сегодня я пью его вместе с вами. Только мое вино горче.

– Я… я не знала… – прошептала она.

Его губы скривились в подобии улыбки.

– Забавно вышло, да? В тот же день, когда мир получил свой лучезарный, обласканный солнцем подарок в вашем лице, он получил и тень к нему в придачу. Меня. Только вам пели колыбельные светочи, а мне – выли волки под окном башни.

Он стоял так близко, что она чувствовала холод, исходящий от его одежды. Но знакомая язвительная усмешка исчезла с его губ. Маска цинизма дала трещину, и в его выжженных глазах на миг проступило что-то совсем детское, отчаянно раненое. Что-то, что заставило ее забыть о его жестоких словах и увидеть перед собой не принца, а затравленного зверя.

– А теперь идите, – сказал он, снова становясь холодным и отстраненным. – Ищите своего принца в лабиринте. Там самое место для тех, кто запутался в себе.

Он резко развернулся и, не оглядываясь, растворился в темноте аллеи.

Лилиана поправила шелковое платье и медленно пошла к лабиринту. Она хотела доказать, что Адриан – лжец. Его циничные, отравленные слова все еще звенели в ушах, но она гнала их прочь. Она знала своего Александра. Знала его по коротким, украденным взглядам на пирах, по его сдержанной, почти застенчивой улыбке, по тому, как он однажды поднял оброненный ею платок – с таким благоговением, будто это была святыня. Она соткала его образ из этих мелочей, из девичьих грез и отчаянной надежды на то, что в этом мире лжи и сделок есть место для чего-то настоящего. Она шла найти своего прекрасного, печального принца, чтобы вместе с ним посмеяться над ядовитой желчью его отверженного кузена.

– Александр? – тихо позвала она, но ответом ей была лишь тишина.

Стены из черного тиса, влажные от ночной измороси, казалось, дышали, выдыхая запах прелой листвы и сырой земли. Каждый шорох заставлял ее вздрагивать, но она шла вперед, ведомая тонкой, почти неслышной нитью звука. Сначала это был лишь шепот, но потом она разобрала – тихий, прерывистый женский смех. А следом – низкий, бархатный мужской голос. Голос, которым не говорят о союзах королевств. Голос, которым говорят о любви.

Она пошла на этот звук, ноги двигались сами, словно чужие. За очередным поворотом, в небольшом уединённом гроте, где из пасти каменного льва била тонкая струйка воды, она увидела их.

Они лежали на каменной скамье, окутанные одним плащом. Александр и рыжеволосая служанка. Он не просто целовал ее – он пил из ее губ, с той отчаянной, животной жадностью, с какой умирающий от жажды пьет воду. Его руки блуждали по ее телу, сминая простую ткань ее платья.

Служанка вдруг открыла глаза и замерла. Ее смех оборвался. Она увидела Лилиану.

– Остановитесь! – вырвался у нее испуганный, сдавленный вскрик. – Остановитесь же!

Александр медленно, словно нехотя, оторвался от ее губ и поднял голову. Его глаза, сапфировые, затуманенные страстью, несколько секунд смотрели на Лилиану без узнавания. А затем в них отразился ужас. Он отпрянул от служанки так резко, будто прикоснулся к раскаленному железу, и в панике попытался натянуть на бедра штаны, которые не желали слушаться его дрожащих рук.

– Лилиана… – прохрипел он, и имя ее прозвучало как проклятие. – Клянусь всеми богами, это не то, что ты думаешь!

Она отчаянно замотала головой.

– Не то? – переспросила она, и ее собственный голос показался ей чужим, скрипучим. – А что же это, принц? Урок фехтования?

Служанка, дрожа всем телом, попыталась проскользнуть мимо, но Лилиана преградила ей путь.

– Ты, – сказала она, глядя на девушку. – Ты ведь знала, кто я. Ты видела меня на пиру. Ты знала, что он – мой жених.

Девушка в ужасе замотала головой, ища спасения во взгляде Александра.

– Она ни в чем не виновата, – вмешался принц.

– Не виновата? – Лилиана перевела на него свой пустой взгляд. – Здесь никто не виноват, кроме меня. За то, что посмела мечтать. – Она снова посмотрела на служанку, и голос ее стал тихим и ледяным. – Ты знаешь, что за связь с королевской кровью таких, как ты, вешают на городских воротах? Чтобы вороны выклевали их лживые глаза.

Девушка всхлипнула и упала на колени.

– Возможно, в вашем королевстве и действуют такие законы, но ты не вправе судить её, – отрезал Александр. – Она служит мне и является подданной Люмерии.

Лилиана одарила его презрительным взглядом, который мог бы спалить его дотла.

– Законы? – она рассмеялась. Короткий, сухой, лишённый всякого веселья смех. – Ах да, законы… Вы говорите о законах, только что нарушив клятву, данную перед двумя королевствами? Вы говорите о моих законах, только что растоптав мою честь?

– Отпусти ее, Лилиана, прошу, – его голос сорвался на мольбу. – Это касается только нас.

Она нахмурила брови и отступила в сторону. Служанка посмотрела на Александра, будто ожидая приказа.

– Уходи, Лея, – выдохнул он.

Рыжеволосая девушка, не веря своему спасению, кивнула и поспешно скрылась в тени лабиринта.

– Ты не должна была этого видеть, принцесса, – произнес он, когда они остались одни. В его голосе не было вины. Лишь досада.

– Не должна была?.. – прошептала она. – Я не должна была видеть, как мой жених, мой будущий муж… предаёт все, во что я верила?

Он тяжело вздохнул.

– Позволь мне объяснить тебе, Лилиана, потому что, кажется, ты неправильно поняла суть нашего союза. То, что ты видела… – он неопределенно махнул рукой в сторону скамьи, – не имеет никакого отношения к тебе. Или к нам.

Она смотрела на него, не веря своим ушам.

– Не имеет… отношения? Александр… Ваши клятвы! Ваши письма… Ваши слова…

– Слова? – он нахмурился, искренне пытаясь понять. – Я обещал тебе свою верность как принц Люмерии и будущий король после моего отца. И я сдержу это обещание. Моя рука, мой титул, моя корона – все это будет твоим. Разве я обещал тебе свое сердце?

Она не ответила. Она лишь смотрела на него, и по её щеке медленно покатилась одна слеза.

Капля коснулась каменной плиты у её ног. В тот же миг сотни роз, ещё мгновение назад живых и гордых, почернели, а их лепестки с сухим хрустом осыпались на землю.

Александр в ужасе отшатнулся, глядя не на неё, а на внезапное увядание, что охватило сад.

– Чувства, принцесса… – его голос дрогнул, но он заставил себя говорить. – Это роскошь, которую мы, в отличие от таких, как Лея, не можем себе позволить. Я думал, тебя этому учили. Это лишь способ выжить в той клетке, в которую мы оба заключены.

Принцесса прикусила губу до крови.

– Не приближайтесь ко мне больше, – сказала она.

Лилиана развернулась и медленно пошла прочь, оставляя его одного посреди мёртвого сада. Он смотрел ей вслед, пока её силуэт не растворился во тьме. Тишина давила, звенела в ушах. И вдруг этот покой разорвал сдавленный, яростный рык, вырвавшийся из его груди.

– Проклятье! – он с размаху ударил кулаком по каменной пасти льва, не обращая внимания на боль в разбитых костяшках. – Проклятье!

Он пнул иссохший куст розы, и тот с треском рассыпался под ногами. Александр тяжело дышал, опершись рукой о холодный влажный камень. Боль в руке отрезвляла, гася пламя гнева и оставляя после себя лишь пустоту, ледяную и беспросветную.

Когда дыхание выровнялось, его взгляд упал на землю, усыпанную увядшими лепестками. Медленно, уже без ярости, а с холодным любопытством, он наклонился и поднял один из почерневших цветов. Тот оказался хрупким и невесомым, словно пепел.

Александр медленно растёр его между пальцами. На ладони осталась лишь серая пыль. Он посмотрел на неё, и его губы тронула короткая, несчастная усмешка.

Глава 5

Королевская охота

«Он гнал зверя, пока не понял, что стреляет в собственную тень.»

– Из хроник Дома Равенир

Часть первая: Кровавый праздник

Под копытами коней шуршал ковёр из червонного золота и палой листвы, устилая путь всадникам. Королевская охота, последний жестокий праздник увядающего года, готовилась обагрить своей агонией осенний лес вблизи столицы.

Король Аурелиан, сидя на своём буром коне, с какой-то отчаянной нежностью поправил бархатный костюм на своей дочери, юной принцессе Лилиане. Она настояла на своём присутствии и сейчас, изящная и хрупкая, напоминала лесную нимфу, случайно забредшую на кровавый пир.

На опушке их уже ждали. Егеря в зелёных мундирах держали под уздцы запасных коней. Псари едва сдерживали рвущиеся со смычков своры гончих, чей нетерпеливый лай смешивался с низким гулом сотен голосов.

Валентин тронул поводья своего чёрного жеребца, поравнявшись с Робертом – главнокомандующим Целестора.

– Снова сотня загонщиков, – глухо проговорил Роберт, не поворачивая головы. – Целый полк, чтобы развлечь одного короля. А в трёх днях пути отсюда некому было даже похоронить мертвецов в Дакине.

Валентин медленно повернул голову.

– Братство Света?

– Не иначе, – кивнул Роберт, его рука судорожно сжалась на рукояти меча. – От деревни остались лишь остовы печей. Вырезали всех, кого нашли. Поцелованных тьмой… Женщин, детей… простолюдинов. Они больше не прячутся, Валентин. Они перешли к войне. Но куда делись остальные? Полсела словно сквозь землю провалилось…

Валентин нахмурился. Его рука в перчатке легла на луку седла.

– Исчезли? – переспросил он. – Или присоединились к этому сборищу отверженных, жаждущих нашей крови? Мы должны быть готовы к тому, что они попытаются проникнуть и в Весперу.

– Это печальные вести, – произнёс Роберт. – Сила Братства стремительно растёт, словно ядовитый гриб на гниющем пне. Нам нужно действовать решительнее.

– Эти люди веками жили в угнетении. Они смирились со своей судьбой, не ведая другой жизни. Они знают своё место – место рабов, низших из всех разумных созданий, – твёрдо произнёс Валентин. Его слова были пропитаны ядом, а голос проникал в душу, словно шипы розы, растущей на могиле. – Я не раз говорил его величеству, что если он проявит к ним милосердие, дарует им права, которых они никогда не имели, – не пройдёт много времени, как они восстанут против короны. Учуяв запах свободы, они уже никогда не наденут кандалы добровольно. Они вцепятся в них зубами и вырвутся из своих оков, а потом с тем же рвением будут грызть и самого короля, и его семью, и всех нас, его верных подданных.

Роберт кивнул, соглашаясь.

– Но ведь именно за это его и любят, – возразил он. – За его доброту. Народ обожает его.

– Да, любят, – усмехнулся Валентин. – Раб всегда любит доброго господина. Любят, пока не почувствуют, что хлыст в его руке дрогнул. Король, которого любят, – это удобный король. И такая слабость губит целые королевства. Посмотри вокруг, Роберт. Разве не здесь, на нашей земле, зародилась эта ересь? Разве не мы позволили ей разрастись?

– Осторожнее, Валентин. Нередко такие слова приравниваются к государственной измене, – нахмурился Роберт, но в его глазах не было угрозы.

– Ты ведь не просто так завёл этот разговор, старый вояка? – Валентин заглянул в глаза Роберту. – Король не слышит тебя, верно?

Роберт поднял голову, и в его взгляде мелькнуло отчаяние.

– Я пытался предупредить короля, но он погружён в свои празднества и не слышит моих слов. Его сердце занято лишь пирами, турнирами и звоном кубков. Он не видит надвигающейся бури, не слышит её рокочущего грома. Может быть, ты, как советник короля, сможешь его вразумить.

Валентин устремил взгляд к своему брату, который ехал слева от него на белоснежном коне, в доспехах, рядом со своими сыновьями.

– Пока Константин здесь, я вряд ли могу надеяться на благоволение короля. Но я попытаюсь что-то предпринять. Это зашло слишком далеко, и устранение Братства теперь является делом государственной важности.

Роберт кивнул и, выдержав недолгую паузу, вновь обратился к соратнику.

– Обитель Проклятых… Тёмное сердце нашего королевства, – прошептал он, словно боясь потревожить спящих богов. – Как там дела? Ноктюрны размножаются, как крысы на развалинах.

Лицо Валентина на мгновение исказила гримаса неподдельной боли и усталости.

– Клетки ломятся от их жаждущих тел, – глухо произнёс он. – Мы вынуждены были… предавать огню тех, для кого не нашлось места. Тех, кто так и не дождался лекарства от шёпота.

– Боги… И как вы решаете, кто?..

– Жребий, – горько усмехнулся Валентин. – Древняя, как мир, система. Кто родился в более низших сословиях – тот и сгорит в огне. А лекарства… его всё ещё нет. Века проходят, а мы всё так же блуждаем во тьме.

– Давайте сосредоточимся на охоте, – откашлялся главнокомандующий, отводя взгляд. – Дичь сегодня особенно осторожна.

Впереди верхом ехали принцесса Лилиана и король. Их голоса звонко разносились по округе, смешиваясь с шелестом листвы и щебетанием птиц. За ними следовали два принца, словно две тени сияющих королевских особ.

– Видишь, как она к нему льнёт? – прошипел Люциан, скривив губы. – Никогда женщин не брали на облаву. Им бы в замке сидеть, шелками шуршать. Даже здесь от неё покоя нет.

Киприан добродушно усмехнулся, глядя на брата с отеческой печалью.

– Не нам судить о любви отца к дочери, пока сами не окажемся на его месте.

– Я ведь знаю, зачем она увязалась! – не унимался младший. – В прошлый раз спугнула оленя, которого мы гнали неделю. А до того умоляла пощадить лань, и мы вернулись с пустыми руками! Она – проклятие для нашей охоты! Явилась сюда, в единственное место, где мы можем побыть с отцом наедине!

– В сострадании нет ничего постыдного, Люциан. Так же, как и в убийстве ради забавы нет доблести.

– Ты всегда вставал на её сторону. Не знаю даже, чего я ожидал.

Киприан покачал головой и тяжело вздохнул.

Где-то впереди раздался гулкий треск трещоток загонщиков и нетерпеливый лай псов, учуявших зверя. Протяжный, чистый звук егерского рога пронзил тишину.

И вот сквозь завесу деревьев, освещённый золотыми лучами восходящего солнца, показался силуэт величественного оленя. Мощные ноги несли его легко, как ветер несёт облака. Король Аурелиан поднял руку, давая знак охотникам остановиться. Они замерли, напряжённо наблюдая за добычей.

Олень заметил их присутствие и застыл на месте, оценивая угрозу. Воздух наполнился напряжением, охотники прицелились. И тут раздался сухой щелчок тетивы – стрела короля нашла свою цель. Но олень, жалобно взревев, лишь припал на раненую ногу и тут же бросился в чащу.

– В погоню! – проревел лесничий, и вся кавалькада, с гиканьем и топотом, ринулась за ним.

Валентин, прежде чем сорваться с места, бросил на лесничего острый, как клинок, взгляд.

– Кто этот новый лесничий? – бросил он Роберту, прежде чем пришпорить коня. – Где Рикард?

– Король послал за ним гонцов, но они не вернулись, – мрачно ответил главнокомандующий. – Пропали. Как и те люди в Дакине.

Часть вторая: Сын пепла, сын крови

Адриан и Александр, не сговариваясь, выбрали самую короткую, но и самую опасную тропу, ведущую наперерез добыче. Они неслись почти вровень, и колючие ветви хлестали их по лицу.

– Что же тебя так развеселило за столом, кузен? – голос Александра был пропитан ядом. – Неужели позор твоего рода так забавляет?

Адриан оскалился.

– Что ты! Меня позабавил твой отец, который ведёт себя, словно капризная девочка.

– Замолчи, грязнокровка! – в голосе Александра прозвенела сталь.

– Ты позволяешь языку быть быстрее меча, Александр. Это тебя и погубит.

Александр зло рассмеялся, желая уколоть кузена ещё сильнее.

– Лучше проследи за языком моего дорогого дядюшки, а то слишком уж глубоко он засунул его в зад короля!

– Ты лишь жалкое эхо своего гнусного отца! – бросил Адриан, и его пальцы в чёрной перчатке сделали едва заметное, плетущее движение в воздухе.

Александр вдруг почувствовал, как по спине пробежал ледяной холод, не имеющий отношения к осеннему ветру. Ему показалось, что мир на мгновение потерял краски. Он бросил взгляд на землю и замер. Его собственная тень, лежавшая на опавших листьях, зажила своей жизнью. Она вытянулась, исказилась, а затем её голова медленно повернулась и посмотрела на него пустыми, чёрными провалами. Тень насмешливо помахала ему рукой. От этого нечестивого зрелища у Александра перехватило дыхание, голова закружилась, и мир качнулся.

Принц потерял равновесие и с криком вылетел из седла. Испуганный конь рванул в сторону, но нога принца застряла в стремени. Александр кувыркался по земле, пока лошадь волокла его по корням и крапиве. Наконец стремя лопнуло, и конь исчез в чаще. Тень тут же вернулась на своё место.

– Сучье отродье! – закричал покрытый грязью Александр, поднимаясь с земли и яростно размахивая руками.