Нечисть. Хроники земли Фимбульветер

Редактор Олеся Шевцова

Дизайнер обложки Анюта Соколова

© Татьяна Авлошенко, 2024

© Анюта Соколова, дизайн обложки, 2024

ISBN 978-5-0056-6732-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пролог

Сколько существует мир, выплавленный некогда дыханием Изначального Дракона Магта из гигантского кристалла льда, столько происходят в нем прения жизни и смерти. Словно искусные бойцы, кружат они друг перед другом, отступают, нападают, но никто не может одержать верх.

Три года назад моровое поветрие почти полностью уничтожило род Вермъеров. Уцелел только наследник, Харальд. Сидел вместе с немногими выжившими верными слугами в обезлюдевшем, постепенно ветшающем замке Мёнлус, как ворон на погосте. И как только в пустых стенах нечисть не завелась?

Соседи считали, что молодому Вермъеру надо продать, пока не поздно, замок и оставшееся имущество и ехать в столицу. При дворе короля Хрольва, даже если не хватит ума и талантов занять высокое положение, всегда можно прокормиться в качестве приживала.

Но владетельный Харальд думал иначе. Он действительно что-то продал, пару раз сам сходил с купеческими караванами, а главное, несмотря на молодость, сумел так наладить хозяйство в замке и владении-херреде, что жить стало совсем неплохо.

А потом Вермъер женился. И снова всех удивил. Потому как взял жену не по расчету, богатую или хотя бы просто из хорошей семьи, а девушку безродную, бывшую воспитанницу своих родителей, к тому же старше себя. А еще на хуторах и в деревнях херреда, и даже в некоторых соседних замках толковали, что лучше белую росомаху в дом пустить, чем такую…

Но Харальду было все равно. Был он по природе добродушен и миролюбив, к тому же любил свою Урсулу.

А еще к лету, после года супружества, у них должен был родиться ребенок.

Идея поменять жилые комнаты принадлежала Урсуле. От нее вообще в последнее время никому в замке не было покоя. Хессу Вермъер то вдруг обуревало желание глубокой ночью поесть жареной колбасы, то она решала, что нужно срочно поменять обивку стен, и рвалась сделать это непременно сама. Харальд, любящий жизнь спокойную, размеренную и предсказуемую, а сейчас изрядно встревоженный здоровьем жены, предстоящими ей родами и своим будущим отцовством, совсем ошалел. Детные служанки только загадочно качали головами, а работники вспоминали, что выделывали во время беременности их собственные жены, и советовали хозяину с благоверной не спорить – для сохранения разума-де так полезнее.

Вермъер старался слушать умных людей. Вот и сегодня, захватив связку ключей и план замка, он пригласил с собой единственного выжившего в поветрие дальнего родственника, которого для удобства называл дядюшкой, и отправился осматривать закрытые комнаты.

Замок Мёнлус был построен по приказу короля Гуннара для его фаворитки Кримхильды Вермъер и замышлялся как место неги, веселья и радости. Насидевшись в вечно заснеженном Бьёрнкроге, монарх рвался на теплый, почти не затронутый подступающим ледником восток, к любимой женщине. Турниры, балы, состязания менестрелей – какое удовольствие от всего этого в чопорной столице? За королем следовал двор, челядь. Всех надо было устроить, разместить. В изящном, прелестном, как игрушка, Мёнлусе имелось множество комнат и комнаток, залов, галерей, служб.

Все это вскоре оказалось ненужным. Красавица Кримхильда умерла молодой, и горюющий по ней Гуннар никогда больше не бывал на востоке. Дочь короля и фаворитки вела замкнутый образ жизни. Клану Вермъер не суждено было преумножиться и возвеличиться. Людям, живущим в замке, просто не нужны были все его многочисленные комнаты и помещения. Роскошные покои запирали и оставляли на годы. О них забывали.

Уже к обеду Харальд и хеск Освальд порядком утомились. Ключи в давно не смазанных замках нежилого крыла замка поворачивались тяжело, со скрипом. И нужно было приложить усилие, чтобы просто отворить дверь. И все зря. Покинутые комнаты не отличались одна от другой – плотно закрытые ставни, старая мебель, серая от пыли, затхлый запах отсыревших, давно не топленных помещений. Не приведи Драконы, Урсуле вдруг захочется переселиться в одну из этих комнат. Это ж сколько придется убирать, чинить, просушивать!

К очередной двери ключа не нашлось.

– Ну и фунс с ней! – устало ругнулся Харальд.

– Нет, нет, что ты! – запротестовал дядюшка Освальд, тщетно пытающийся заглянуть в замочную скважину. – А вдруг там… там…

Муж покойной тетки Харальда до смешного трепетно относился к имуществу Вермъеров. Мысль о том, что что-то может пропасть или затеряться, приводила его в ужас.

Хозяин замка Мёнлус только рукой махнул и отправился за помощью.

Кхарнарь Боссе, мастер на все руки, пошуровал в замочной скважине длинной спицей, ловко вытолкнул ключ, вставленный с той стороны (ох, тогда бы уже следовало насторожиться!), а потом отпер дверь.

Харальд вошел. Посмотрел. Быстро вышел, вытолкнув впереди себя любопытно сунувшегося следом хеска Освальда.

Комната мало чем отличалась от других – та же затхлость, полумрак, пыль. Только лежала та неровно, словно по давно покинутой комнате кто-то прошел. Так же много лет назад. А еще было среди этих выстуженных стен страшное – два мертвых высохших человеческих тела. Женщина в платье, какие носили лет сто назад, лежала на кровати. Рядом в кресле сидел мужчина, одетый по моде тех же времен. У ног его валялся на полу кинжал.

– Какой ужас! – всплеснул руками хеск Освальд. – Кто же это? Что здесь произошло? Может быть…

– Не имеет значения, – резко оборвал родственника Харальд, запирая дверь поднятым с пола ключом. – Потом похороним по-человечески. Никому в замке ни слова. Начнут болтать, Урсула узнает. Ни к чему ей это.

Никто из трех мужчин не заметил, что, когда открыли дверь, из комнаты скользнула едва заметная темная тень.

Глава 1

«…Такие вот дела, друг Ларс, творятся в нашем оберегаемом Драконами Мёнлусе. Говорят, что к началу весны Урсула успокоится и умиротворится, но, боюсь, к тому времени уже я начну чудесить, потому как окончательно рехнусь. Посему прошу: приезжай хотя бы ненадолго. Хоть с нормальным человеком пообщаюсь. Герду тоже буду рад видеть. Хельге и Оле Свану, а также почтенной Гудрун поклон, а Вестри купи от меня на базаре самую лучшую мясную косточку.

И в конце письма торопливая неровная приписка:

«Ларс, я Урсулу очень люблю, и ребенка нашего будущего тоже, но никаких сил от этой кутерьмы нет. Очень прошу, друг, приезжай!»

Аккуратно сложив письмо, я убрал его в карман и положил перед собой чистый лист.

Получив неделю назад от обычно спокойного и невозмутимого, как печь в доме, Харальда это паническое послание, я сам почти испугался и сразу решил ехать в Мёнлус к другу. Хорошо, наша домоправительница Гудрун, многодетная родительница и нянька, успокоила: женщины в положении всегда капризничают, а мужья от этого на стенку лезут. Ничего необычного и пугающего в семье Вермъеров не происходит, но поддержать друга и мозги ему малость вправить, конечно же, стоит. А заодно выяснить у кухарки из Мёнлуса, чем она пироги для румяной корочки смазывает.

Оставалось договориться с людьми, от которых мой отъезд зависел.

Выслушал почти часовую гневную речь хессира нашего Тюккерта, бургомистра, взывающего к моей несуществующей совести и сожалеющего, что нерадивого хрониста нельзя прогнать со службы к фунсам бараньим, но все же давшего мне свободные дни. Под обещание привезти с востока что-нибудь для города полезное. Жаль, Герда не смогла со мной поехать. Будто в ее оранжерее больше некому цветы поливать!

Но меня она отпустила легко. Даже странно, учитывая, какие переживания связаны для моей радости с замком Мёнлус и играми, которые вела его нынешняя хозяйка, Урсула Вермъер. Огорчена Герда была только из-за разлуки со мной. Но какие могут быть сомнения, если Харальду нужна помощь? Иногда удивляюсь, как девочка, прожившая почти всю жизнь одиноко, затравленная, обиженная, может так ценить, понимать и уважать дружбу.

И вот снова, как два года назад, сижу я в трактире в Остейне. Совесть велела хотя бы ненадолго заглянуть к хеску Блумелю, местному хронисту, и почтенный старец на радостях изрядно задержал меня, показывая «прелюбопытные документики», относящиеся к истории родного города и окрестностей. Похоже, он эти два года эти сведения усердно копил. Просидели до вечера. Как ни хотелось скорее попасть в Мёнлус, тащиться туда ночью не было никакой возможности. Так значит, снова знакомый трактир, даже шлюхи и шулера те же, от которых я отмахивался в прошлый раз. И барк местный хозяин по-прежнему варит так, что это пойло хочется срочно приравнять к особо жестокому оружию и запретить законом. Снова я пишу письмо Герде, переживая, что излишне многословен, любимая, чего доброго, сочтет болтуном, а завтра с утра в заведение ввалится рыжий верзила и позовет меня в свой замок, а там…

Нет, будем надеяться, на этот раз я просто приехал в гости к другу.

Раньше Харальд здорово смахивал на медведя. Сейчас тоже, но только на какого-то облезлого и очумелого. И зеленоватый цвет лица плохо сочетается с огненно-рыжей шевелюрой. В Къольхейме в клане часто рождались дети, но не замечал, чтобы ожидание оказывало на будущих отцов столь разрушительное действие. Впрочем, я могу этого не помнить, ведь родительский замок пришлось покинуть, когда мне было десять лет, а потом, когда приезжал, просто не приглядывался, неинтересно было.

Урсула же, как и прежде, была прекрасна собой, но теперь к этой красоте прибавилось истинно королевское величие. Будущие роды, похоже, нисколько ее не смущали. Зато Харальд переживал за двоих. Даже со мной все разговоры сводились к тому, как его женушка почивала, что изволила откушать, в каком настроении пребывает, да не болит ли у нее голова.

Очевидно, мне недостаточно хорошо удавалось изображать должный восторг и сочувствие, потому как прямо посреди очередного взволнованного рассказа Харальд вдруг замолчал и виновато развел руками.

– Ты уж извини. Выдернул тебя, а сам, как петух у зеркала, для себя кукарекаю. Совсем ополоумел, да? Тебе это все неинтересно. Но, понимаешь, это же мой ребенок будет. Вермъер! Здесь, в замке, жить. Кроме меня, никого из семьи не осталось, а тут снова будет. Это ж чудо, а, Ларс?

Не знаю. Мне обо всем этом можно не задумываться. Если жена ведьма, то о детях и размышлять нечего. Да и Герда как-то призналась, что если б даже могла родить, все равно не стала бы. Она не умеет делить любовь, а все ее нежность и верность принадлежат мне.

А за Харальда я рад. Хоть он сейчас и напоминает линялую сову днем, но явно счастлив.

Мой приезд все же оказался кстати. Начав болтать о всяческой ерунде, не связанной с событиями в замке Мёнлус, друг постепенно успокаивался, веселел. Похоже, ему и вправду надо было всего лишь соскочить с колеса повседневности. При этом у меня оставалось время еще раз съездить в Остейн к хеску Блумелю, ознакомиться с документами, которые, несомненно, будут полезны Университету, и скопировать их; покопаться в замковой библиотеке, написать очередное письмо Герде. Все, включая Урсулу, были довольны.

Сумка хрониста заполнялась листами с записями, а душа моя – тоской по Герде, но три дня из обещанной другу недели мы провели очень хорошо. А потом пришлось ехать на бал.

Я не люблю подобные сборища. Сильно устаю от общества незнакомых людей, от шума, от необходимости вести себя каким-то особым образом. Был на нескольких балах, сопровождая Хельгу (ее законный супруг Оле Сван, раз посетив празднество в честь приезда в Гехт короля, с тех пор при первой же опасности начинает изображать сиволапого стражника, тупого и манерам не обученного, которому, к тому же, срочно нужно на патрулирование), а также приходилось присутствовать и по личному приглашению, как вурду. Как-то раз выводил в свет Герду, ей было интересно. Всякий бал – тоска смертная. Хорошо, если найдется кто-нибудь знакомый, с кем хоть поговорить можно, а то просто зря убитое время и настроение.

Так что предложение Вермъеров отправиться с ними в замок Сол на праздник в честь совершеннолетия соседской дочери меня отнюдь не обрадовало. Попробовал отказаться, но Харальда мысль о том, что он пригласил друга в гости, а теперь бросает одного, привела в ужас. Заверения, что ничего страшного, что я с большим удовольствием проведу время в замковой библиотеке или еще раз съезжу в Остейн, действия не возымели. Пришлось собираться.

Бал в замке Сол, жилище безземельных вурдов Ливъенов, был… Бал как бал. Наверное, здесь даже можно было неплохо повеселиться, если б я умел это делать. Или хотя бы знал кого-нибудь, кроме Вермъеров. Но едва меня представили хозяйке торжества, Сигрид Ливъен, восемнадцатилетней блондинке, как Урсулу, чье состояние было уже заметно, тут же окружили местные дамы старшего возраста, а Харальд, впав в ажиатацию, закручивался вокруг жены снеговой поземкой и, как казалось, не замечал ничего и никого вокруг. Не желая быть вовлеченным в свиту хессы Вермъер, я незаметно отступил за колонну к окну. Постою здесь сколько-нибудь – вряд ли задержимся надолго, Урсула быстро утомляется, – а потом поедем обратно.

Место было выбрано удачно. Отсюда при желании можно было разглядывать бальный зал, сам же я никому не мешал. От окна слегка тянуло разгоняющим духоту сквозняком, и даже музыка звучала здесь не так громко. Сюда бы еще удобный стул и хорошую книгу…

– А вы что тут стоите?

За колонну заглядывала Сигрид Ливъен.

Когда нас представляли, я быстро приложился к затянутой в тонкую перчатку изящной ручке, не украшенной ни одним из колец Хустри, и произнес несколько полагающихся к случаю вежливых слов. Именинницу не разглядывал, заметил только, что у нее золотистые локоны, по местной моде рассыпанные по плечам. Сейчас понял, что соседка Вермъеров среднего роста, стройна, но не худа, хороша собой. У нее веселые карие глаза и приятный голосок.

– Вы почему не танцуете? – спросила Сигрид, делая шаг так, что мне пришлось отступить глубоко за колонну. – Неужели вам никто здесь не нравится?

– Ваши подруги прелестны. Но, к сожалению, я танцую так, что пригласить даму значит выказать неуважение к ней.

Девушка тихо рассмеялась.

– Никакие они мне не подруги. Вы про них правда так думаете?

– Хронисты не лгут.

– А вы точно хронист? – по-девчоночьи заложив руки за спину и склонив головку к плечу, Сигрид внимательно рассматривала меня. – Я всегда думала, что хронисты все такие унылые, ходят в черном и всюду носят с собой скучные пыльные книги. А вы симпатичный. А вы правда с севера?

– С северо-запада. Родился в замке Къольхейм близ Барсова перевала, сейчас живу в городе Гехте.

– И как у вас там? Всякое странное говорят.

– Медведи с самоварами по улицам не ходят, – развел руками я. – Зато Университет имеется.

– А правда, что у вас снег не тает до конца даже весной и осенью? А летом то жижа, то ледяная корка? Не хочу я у вас жить! А у нас на вершинах холмов цветы цветут. Вот как странно, одна земля, всего несколько дней пути, а все такое разное. А вы где-нибудь еще бывали? Вас ведь Ларс зовут? А я Сигри.

– Можно лучше Сигрива?

– Как та златопряха? – девушка озорно дернула себя за локон. – Похожа?

– В детстве это была моя любимая сказка. Я даже мечтал отыскать пещеру Сигривы.

– Не нашли? Ну и ладно. Зато меня встретили. Только волосы я нипочем не обрежу! И к прялке в жизни не подойду! Вы когда еще к нам приедете?

– Сожалею, но это вряд ли. Скоро собираюсь домой.

– А что у вас дома?

– Служба. Семья, жена.

– Ну, что жена! Может быть, она вас и не любит, иначе бы не отпустила. Я бы вот никогда… Оставайтесь! А сейчас пойдемте танцевать. Я обижусь, если вы откажетесь. И вообще, я слышала, как Хильда Вермъеров говорила нашей Гуднё, что вы хорошо фехтуете. Значит, и танцевать сумеете. Вы только слушайте, что я говорю, и через каждые три шага поворачивайтесь. Ну, давайте руки. Обнимите меня за талию. Раз, два… три. Ах!

Заметки на полях

Бал в замке Сол гремел всю ночь. Только к рассвету гости наконец разъехались по домам. Сигрид Ливъен поднялась в свою комнату. Продолжая танцевать, сделала несколько пируэтов, присела в глубоком реверансе, а потом, рассмеявшись, скинула туфли и с разбегу бросилась на кровать. Выдернула из-под головы подушку в форме сердца, прижала к груди.

Хорошо, хорошо, как же все хорошо!

Как прекрасно быть взрослой, иметь право распоряжаться собственной судьбой, но при этом молодой, вся жизнь впереди, и она твоя!

Как здорово танцевать, веселиться всю ночь до утра и не чувствовать усталости!

Как приятно быть красивой, всеми любимой! Вечно в центре внимания, принимая как должное восторженные взгляды и слова, знать, что все желания твои будет исполнены.

А еще сегодня – Ларс Къоль.

Высокий, прямой, может быть, излишне хрупкий, но такой, такой…

Светлая челка рассыпается, падает на лоб. Хочется запустить пальцы, откинуть ее назад.

Глазки умненькие. А ресницы каки-и-ие!

Ах, люблю, люблю, люблю!

Говорят, что на хронистах чуть ли не проклятие лежит. Но это так романтично!

А еще Ларс женат. Все время золотое кольцо пальцем гладит. Фи, подумаешь, глупость сделал! Ведь он раньше не знал, что любит только меня. Пойдет в храм Хустри, оставит там венчальное кольцо, и все.

Ничего мне об этом сегодня не сказал? Так это местные только и делают, что мычат о своей любви. А Ларс гордый.

Много где был, много что видел. Только на север к нему все равно не поеду, вот еще. Будем жить здесь. И давать балы!

Ах, до чего же, до чего же, до чего же все чудесно!

А в замке Мёнлус Ларс Къоль, сидя у стола, писал письмо.

«Милая, дорогая моя Герда!

Быть может, я сам привезу тебе это послание. Так как, чтобы отправить его, надо ехать в Остейн, а я думаю в ближайшее время вернуться в Гехт. Сил нет, как хочу домой. Не подумай дурного, мое солнце, в Мёнлусе хорошо, и я очень рад видеть Харальда, но без тебя все не так. Или все же ты здесь, со мной? Сегодня мне показалось, что я видел тебя. Помнишь, как мы уезжали из Мёнлуса? Ты стояла на том же месте, под радугой, и смеялась. Я смотрел сквозь ресницы, а когда открыл глаза, тебя уже не было, только солнечные полосы и тени на склоне холма.

Харальд говорит, что из-за переживаний за Урсулу скоро свихнется. Я, наверное, тоже, но только от тоски по тебе. Будем мы с рыжим на пару выть на луну, сидя на крепостной стене, а потом я без всяких караванов и трактов рвану к тебе через Белое Поле.

Хотя нет. То есть, я к тебе рвану, а Харальд не спятит. Он действительно носится с Урсулой, как жрец вокруг статуи Дракона, только сейчас уже замечает, что происходит в мире, но не касается его любезной. Кстати, тебе по три раза на дню поклон передает.

Мы неплохо проводим время. Сегодня Вермъеры вытащили меня на бал к соседям…»

Попутчики по каравану убеждали Льота подождать до утра – куда одному по темноте через Белое Поле тащиться? По свету все поедем, купно веселее и безопаснее. Дело говорили, но парень все-таки не выдержал и сорвался. Ночь тихая, снега отражают лунный свет, кхарн сыт и не устал, да и сколько тут до родного хутора добираться? Кто или что может помешать молодому крепкому арендатору, который в окрестностях Остейна и замка Мёнлус каждое серое дерево наперечет знает? А ведь дома Асвейг. Как обрадуется, когда увидит! И лежит за пазухой, неощутимо согревает кошель, в нем сережки с красными камешками, такие, о которых молодая жена давно мечтала.

Сани бежали резво. Вон в стороне уже видны тонкие башенки замка Мёнлус, значит, и до дому недалеко. Сейчас ночью даже лучше ездить, дорога по холоду крепче.

Асвейг, наверно, уже спит, думает, муж только утром приедет. Войти неслышно, положить сережки ей на подушку. Чтоб, как проснется, увидела, обрадовалась.

Что-то черное бежало от замка наперерез саням. Кошка выскочила и прыгает по сугробам? Говорят, хозяйская кухарка прикармливает хвостатых. Нет, это что-то большое, плоское, похожее на тень человека, только самого его рядом нет и в помине. Подивившись, до чего же странные облака скользят порой перед луной, Льот снова принялся смотреть вперед. Тень, пропустив сани, неслышно прыгнула на них сзади.

Асвейг снился хороший сон. Виделось, что Льот, который только утром должен вернуться из Остейна, приехал сейчас, тихонько вошел в комнату и крадется к кровати. Желая подыграть мужу, Асвейг сделала вид, что спит. Жесткая ладонь ласково коснулась щеки. Шаги прозвучали обратно по направлению к двери. Льот вышел прибрать кхарна.

Асвейг проворно соскочила с постели.

Еда еще с вечера стоит в печи, там же котел с подогретой водой. Скатерть на столе чистая. Белье на постели вчера меняла. Что еще? Самой одеться. Встретить мужа нарядной, у накрытого стола.

Льот вошел и, не взглянув на жену, протопал к сундуку у стены. Открыв, начал рыться, выкидывая вещи на пол.

– Льот?..

– Ухожу я, – не оборачиваясь, бросил муж. – В Остейне бабы получше тебя, курицы щипаной, есть.

– Льот…

Асвейг прижала ладони к лицу, словно любимый ударил ее.

– Что смотришь? – он наконец повернулся от сундука. – Надоела ты мне, дура. Думаешь, любил тебя? Приданое хорошее давали. Славно на те денежки было в Остейне гулять!

Он захохотал. Черная раскоряченная тень, как безумная, плясала по стенам.

– Будет теперь мне воля! А ты хоть сдохни здесь, только лучше станет!

Топоча сапогами, Льот вышел за порог.

Медленно, словно в задумчивости, Асвейг развязала пояс платья.

Бочонок для масла оказался как раз нужной высоты.

Узорчатая тесьма, – сама плела – впилась под подбородок.

– Асвейг? Что ты…

Льот стоял на пороге.

Молодая женщина отшатнулась.

Вылетел из-под ног, покатился прочь бочонок.

Хрустнула хрупкая шея.

И в последний свой миг Асвейг увидела: черная тень за спиной мужа отделилась, встала отдельно.

Льот…

Глава 2

Встали поздно. С вечера, а вернее, с ночи, Харальд переживал, что Урсула утомилась на балу, ей надо хорошенько отдохнуть. Глядя на солнечный вид жены друга, в это трудно было поверить, ну да не мне судить.

Лениво, чуть ли не через силу, завтракали, обсуждая, как бы провести день. Я уже почти уговорил покряхтывающего и сомневающегося Харальда погонять кхарнов по окрестностям, как на пороге возник печальный, непривычно растерянный дворецкий Биргер и поведал о страшном.

Асвейг Кнет, жена арендатора из харальдова херреда, повесилась. Об этом сообщил ее муж, только что прибредший с хутора пешком. О такой беде полагается говорить с владетельным вурдом, но Льот, глядя пустыми глазами, выложил все кухарке Хильде, которая первой попалась ему на пути, и повернул назад. Пока женщина сокрушенно причитала, пока решала, что делать, пока разыскивала Биргера и подробно, со вздохами и своими домыслами рассказывала ему о случившемся… Теперь Льот должен быть на полпути к хутору. Если, конечно, идет туда.

Харальд так старался скрыть произошедшее от Урсулы, что за Льотом мы пустились с большим опозданием. Догнали его уже возле хутора. Поднимаясь на крыльцо, мужчина даже не оглянулся. Мы вошли следом.

В доме было хорошо, уютно. Чистая, просто, но мило украшенная комната, накрытый к трапезе стол. Здесь жили, радовались, любили. Но сегодня ночью здесь погибла молодая женщина.

Асвейг лежала на кровати. Нарядное платье, прибранные волосы. Но некий беспорядок в облике и на накрытом столе говорили о том, что наряжалась и готовилась хозяйка второпях. Незастегнутая пуговка, задравшийся рукав, выбившаяся прядь волос, неровно положенная на стол ложка. Асвейг торопилась встретить, обиходить, накормить мужа. А не сунуть голову в петлю.

На чуть примятой подушке алели две капли. Кровь? Сережки с красными камешками.

Льот, покачиваясь, стоял посреди комнаты, смотрел на Асвейг. Хмельным от него не пахло, только заметна была на лбу свежая ссадина.

– Почему? – растерянно спросил он. И вдруг, воздев стиснутые в кулаки руки, запрокинул к проклятой балке страшное оскаленное лицо. – Почему-у?!

Льота Кнета увезли в Мёнлус. Послали гонца в Остейн, в Палату Истины. В ожидании представителей государственной власти, мы с Харальдом сидели на крыльце. Было зябко, но в дом идти не хотелось. Не из-за лежащей в комнате мертвой. Вернее, из-за нее, но дело было не в страхе или нелюбви к покойникам. Казалось, здесь умер не только человек.