- -
- 100%
- +
Корректор Ирина Суздалева
Иллюстратор Ксенон
Дизайнер обложки Клавдия Шильденко
© Татьяна Авлошенко, 2025
© Ксенон, иллюстрации, 2025
© Клавдия Шильденко, дизайн обложки, 2025
ISBN 978-5-0067-0689-7
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Пролог
Говорят, что тем, кто постоянно живет в Кардисе и при этом любит этот город, вряд ли дорог разум.
Кардис сказочно красив с конца весны и до поздней осени – все время жизни листвы, с того дня, как деревья окутывает нежная зеленая дымка, и до того, как начнет тускнеть покрывающая землю мозаика всех оттенков золота и багрянца.
Все остальные дни он серый, сырой и хмурый. У этого города два обличия, он – оборотень. Такой же, как и я.
Очередная медная монетка ушла на глубину, даже не потревожив свинцовую рябь реки. Проходящий мимо усатый патрульный взглянул с подозрением, но задерживаться не стал. Ну, стоит на набережной Эневе молодой грустный парень – так пусть и дальше стоит. Помимо патл, которые щенок отрастил чуть ли не до пояса, ничего подозрительного или достойного внимания в нем нет. Бросил что-то в реку? Так не сам же через парапет сиганул, и мусор по воде не плывет. А до прочего стражу порядка дела нет.
Никому нет дела.
Я провел в Кардисе пять лет. Самых счастливых в моей жизни. Я сбежал сюда, как только закончил школу, с твердым намерением никогда больше не возвращаться домой. Слишком много плохого было связано с имением Туманное Озеро. Желают дорогие родственники прибрать его к рукам? Пожалуйста! Пусть бодаются с дядей Сэульвом и пытаются обойти закон. Три раза «Ха»! А про школу, где сперва травили, а потом просто делали вид, что меня не существует, и думать не хочу. Хватит!
С такими настроениями я приехал в Кардис. Сам удивился тому, что поступил в институт.
Сказать, что в Кардисе для меня началась новая жизнь? Нет, просто здесь я наконец-то начал жить.
Пять лет. А теперь все закончилось.
Наш тренер в фехтовальном клубе часто повторял, что не всякий удар нужно отражать. Иногда достаточно просто уклониться. Если же не получается ни того ни другого, можно попытаться использовать силу противника против него же.
Раз уж я в который раз оказался никому не нужен, то какой смысл идти против судьбы? Не проще ли наконец принять очевидное и примкнуть к себе подобным?
Последняя монета – «счастливый» медный пятак, с которым я прошел все экзамены, полетел в реку. Дальше на набережной делать было нечего.
Вербовочный пункт наемников располагался в полуподвальном помещении на окраине города. Ни вывески, ничего. Только чья-то шаловливая рука написала на двери мелом: «Послали к чертям? Вам сюда!» и изобразила указующую стрелку.
Вербовщик – мрачный лохматый мужик – походил на огородное пугало, к которому сверху приделали банный веник. Он окинул меня равнодушным взглядом и молча ткнул пальцем в стену, к которой были прикреплены несколько помятых листков. Разговаривать он явно не собирался – и без того ясно, чего ради люди являются в это небогоугодное заведение.
Шрифт, который выбрали для печати устава наемников, был крупным, а самого текста – мало. Смысл сводился к тому, что любой подданный королевства Сиргарен, достигший совершеннолетия, может записаться в серые отряды, а после убедить потенциального заказчика или капитана, набирающего народ на очередной контракт, в своей полезности. Подписать договор и выполнять его условия. Получить свою долю оплаты или угробиться в процессе достижения цели. Бойцы серых отрядов берутся за дела, которые больше никого не прельщают. Наемников называют «никому не нужные люди». Я бы сказал, люди, которых не жалко.
Я вернулся к столу. «Веник» еще раз оглядел меня, на этот раз с подозрением:
– Документы давай!
Я хотел привычно предъявить диплом, но вовремя спохватился, что здесь он ничего не значит. Выложил только паспорт.
– Восемнадцать есть?
В королевстве Сиргарен проживают представители разных рас, и власти время от времени предпринимают попытки вывести соответствие их возрастов, но затея эта каждый раз терпит крах. Поди подели на возрастные категории вечно юных русалок и рождающихся старыми кикимор. У гномов и эльфов, кроме них самих, вообще никто ничего не понимает. У оборотней детство равно человеческому, но чем старше обладатель двух сущностей, тем больше лет проходит до достижения нового рубежа. Для меня настоящая взрослость наступит через три года. Но трезвонить об этом на каждом углу я не собираюсь.
Раз уж повелел король Адельстан всех граждан считать людьми, то и совершеннолетие наступает, стоит прожить на свете восемнадцать календарных лет.
«Веник» демонстративно заглянул в мой документ, потом перевел взгляд на меня:
– А ты его часом не у старшего брата свистнул?
– Кого?
– Паспорт. А то ведь явятся родители, устроят скандал – во что мы ребенка втянули.
Мои точно не явятся.
– Мне двадцать один год.
Я хотел все-таки достать институтский диплом, но вербовщик уже протянул мне паспорт, скептически хмыкнул, а потом выложил на стол разлинованный бланк и поставил рядом чернильницу с воткнутым в нее облезлым пером.
– Анкету заполни. И расписаться не забудь.
Анкета была простой. Имя, возраст, где собираюсь жить ближайший месяц. Имена и адреса наследников.
– Куда тело в случае чего доставить, – любезно объяснил вербовщик. – Ну и барахлишко, какое от тебя останется. Если никого нет – ставь прочерк. Но не обессудь, закопают тогда за государственный счет, по низшему разряду.
Я мстительно вписал координаты тетушки Марджори. Она никогда не упускала возможности напомнить, какой я позор для рода Лусебрунов, так пусть позаботится о достойном, «правильном» погребении. А дело это муторное и хлопотное. Хотя я собираюсь выжить.
«Веник», едва взглянув на заполненную анкету, смахнул ее в ящик стола:
– Через два дня придешь за лицензией. А сейчас свободен.
Продавать свою жизнь оказалось совсем не сложно.
На круги своя
.…Дверь вылетает с полпинка. Стоящая посреди комнаты тетка с воплем кидается в угол. Да, есть чего испугаться – морда у меня сейчас и помимо трансформы зверская. Но мать-то, если верить легендам, должна была броситься в другую сторону, туда, где в манежике, испуганно тараща голубые глазенки, сидит розовый детеныш примерно года от роду.
Может, на няньку нарвался? Быстро перевожу взгляд на истошно визжащую особу. Точно мамаша. Не тетка, довольно молодая красивая женщина, только лицо от крика перекосило.
– Не трогай меня! Не трогай!
Да нужна ты мне, курица! И детенок твой черта сдался, но контракт есть контракт.
Замотав мелкого в одеяло, я выхватываю его из кроватки. Жду, что на меня сейчас набросится разъяренная тигрица, но ничего подобного не происходит. Горе-родительница по-прежнему верещит в углу, но даже сквозь ее визг можно расслышать топот на лестнице. Естественно, внутри замка должны находиться слуги.
Драться в коридоре мне сейчас совсем не с руки, но окно детской находится как раз в полутора метрах над крытой соломой крышей пристройки. Спрыгиваю, словно с горки съезжаю по наклонному скату, приземляюсь, ударяюсь обо что-то голенью…
Будь трижды проклят тот, кто убирает этот двор! В ноге что-то хрустнуло и, кажется, сместилось. Больно! Но это не горе.
Во дворе вовсю бушует драка. Люди в бело-зеленых ливреях сошлись в рукопашной с разнообразно вырядившимся сбродом. Холеный мужичонка только что не выпрыгивает из окна первого этажа, выкрикивая приказания. Ему нет дела до отпрыска любовницы, но как стерпеть то, что кто-то влез в его курятник? Месть, смерть и преисподняя!
Ребенок у меня на руках недовольно вякает, размышляет секунды три и заходится отчаянным ревом не хуже своей маменьки. На удивление голосистая семья.
Не блажи ты так, мелочь пузатая! Не колдунам на зелья тебя продать собираемся.
Передо мной вдруг оказывается оседланная лошадь. С другой стороны – еще одна. Бородач из нашего отряда, наклонившись с седла, протягивает руки:
– Дите не помял?
– Что ему сделается! – Сунув соучастнику верещащий сверток, вскакиваю в седло.
В глазах темнеет, дыхание перехватывает от боли. Но сейчас не до этого.
Бородач по-разбойничьи свистнул, и тут же наши сообщники по похищению, бросив драку с обалдевшими от такой наглости слугами, помчались к воротам, за которыми оказалось еще несколько оседланных лошадей из хозяйской конюшни.
Миг, и о нападении серого отряда свидетельствовала только клубящаяся над дорогой пыль.
Лошадей пришлось бросить у края болота. Вот странно: до людей мне дела нет, а животных всегда жалею. Хотя этим-то коникам ничего не грозит. Скакали мы недолго, никого не загнали, а седлал их, пользуясь суматохой, и выводил за ворота… этот… как его… Трэкул. Он, судя по ухоженной бороде, скаегет, а данный народ, живущий в общинах в соответствии с вековыми обычаями и по законам своей религии, ко всякой домашней скотинке относится бережно. Заберут лошадок слуги барона Феглица, вернут в родную конюшню.
Вот нам до дома хоть и близко, а добраться нелегко. Сюда мы дошли пешком. Чего там, казалось бы, – болото да лесок за ним, а там уже Сиргарен. Граница – одно название. Это только между нашим и здешним королем, подданным которого является барон Феглиц, конфликт, который никогда не перейдет в войну или что-либо серьезное, а местные жители с обеих сторон запросто шастают в гости к родственникам и за грибами-ягодами.
Но в тот день боги решили развлечься за наш счет. Когда отряд покидал владения барона Феглица, почти столкнулся с кортежем, возглавляемым каретой, герб на которой один в один походил на украшающий ворота усадьбы.
Тот, на чей дом мы совершили налет, был трусом и слюнтяем, а вот брат его занимал видный пост в системе безопасности королевства, слыл человеком умным и жестоким, а главное – сильно не любил, когда его старшого обижают. И именно в этот час черт принес его навестить родственника.
Кое-какая фора у нас была. Пока брат местный объяснит брату приезжему, что происходит, пока младший Феглиц пошлет по следу своих головорезов. По твердой земле мы бы точно успели уйти в Сиргарен, где имать нас в самой захудалой деревушке – значит провоцировать международный скандал, который никому не нужен.
Но лошади не могут скакать по узким болотным тропкам и трясине. Если же нас настигнут по эту сторону границы, то так в болоте и останемся. Никто не будет интересоваться судьбой наемников.
Похищенное дитя хлопот не доставляло. Ребенка нес скаегет. Ублаженный конфетой из моих личных запасов и куском сахара из общественных, мелкий не канючил, только поглядывал вокруг, явно захваченный новой обстановкой.
Худо было со мной. Я тащился в конце колонны. Мне кое-как примотали веревками к поврежденной конечности две относительно прямые палки, еще одну дали в руки в качестве костыля, но все понимали: прыгая на одной ноге, я либо отстану, либо буду задерживать отряд. Уходить в полную трансформу бесполезно: перелом в таком месте, что, даже скинувшись волком, поджать больную лапу и бежать не трех не получится.
Добравшись до очередного мшистого островка, я неловко завалился на него боком:
– Все, дальше без меня. Я прикрою.
Никто не стал возражать. Неписаный закон наемников: если ценой жизни одного можно спасти остальных и, главное, выполнить контракт, тем, кому не повезло, жертвуют не раздумывая.
Я оставался, вооруженный мечом и луком. Соучастники воткнули в кочку передо мной несколько стрел на случай, если появятся преследователи. Капитан пристроил рядом большой острый нож. Если попаду в плен, ничего хорошего меня не ждет. Но, скорее всего, раньше до меня доберутся пиявицы. Видел нескольких, выжидающе поглядывающих из трясины. Невинные детские личики, пухлые тельца до пояса. И змеиные хвосты ниже. Добычу эти твари предпочитают жрать заживо.
Во всех ситуациях коротким клинком зарезаться удобнее, чем мечом.
Наемники уходили молча, не прощаясь. Какой смысл? Мы никто друг другу, между нами лишь контракт. Который для меня уже закончился.
Последним шел коренастый скаегет, уже передавший ребенка капитану. Остановился рядом, поправляя секиру на поясе и вдруг, хекнув, взвалил меня на плечо. Боль в сломанной ноге была такая, что я сразу потерял сознание.
Я очень не хотел возвращаться в Туманное Озеро, но пришлось. Военные отреклись от серых отрядов давно и решительно, в госпитали наемников не принимают, а в гражданских больничках, где всем очень быстро становится известно, кто ты и при каких обстоятельствах попортил здоровье, долго находиться непереносимо. Велико удовольствие, когда на тебя или пялятся, как на хищного зверя в зоопарке, или пытаются объяснить, насколько неправильно ты живешь. Дядя Сэульв, по крайней мере, ничем подобным заниматься не будет.
Так оно и оказалось. Родственник строго следил за тем, чтобы я выполнял все указания врача, а что до всего остального, так Сэульв Лусебрун еще несколько лет назад сказал, что жизнью своей и репутацией я, закончив школу, волен распоряжаться, как мне самому заблагорассудится.
Другое дело дядин денщик Ахиней. Он то ли счел своим долгом развлекать хворого, то ли, будучи человеком общительным, рад был невольному слушателю.
Бесконечное число раз пересказывал он добравшиеся из столицы сплетни о случившемся там скандале.
Жена известного в Сиргарене финансиста сбежала с любовником в сопредельное государство, да еще прихватила с собой единственного рожденного в законном браке сына. Оскорбленный толстосум заявил, что готов отпустить неверную (получше тебя, стерва, найду!), но при этом лишить ее содержания. Привыкшую к роскоши даму такое положение вещей не устраивало, да и задетое самолюбие покоя не давало. Она ответила, что в таком случае не отдаст бывшему мужу ребенка.
Малыш стал призом в этой игре взрослых, будто и не человек он был, а яркая вещица, которую родители пытаются отобрать друг у друга. Так продолжалось, пока не вмешалась маменька финансиста. Старая леди не стала платить юристам, а сразу наняла серый отряд, недвусмысленно поставив задачу: ее внук должен быть при ней, а средства и затраты при достижении цели ее не волнуют.
Похоже, бабушка была единственным человеком, который мелкого искренне любил и которому тот нужен сам по себе, а не как средство шантажа и прочих пакостей.
Блудливая невестка со всеми своими адвокатами ничего не могла сделать против суровой свекрови, а финансовый туз оказался во всем послушен воле матушки.
Эх, не было у меня такой бабушки. А отец слишком долго плавал, а потом утонул в море-океане. А ведь могла жизнь и по-другому сложиться.
Ну а для нашего похищенного все закончилось хорошо. И для отряда тоже – оплату по контракту все получили приличную. Только я основательно застрял в Туманном Озере. Ладно хоть дядя Сэульв расшугал любопытных соседей, быстро пронюхавших, чем я занимаюсь и какую роль играл во всей заварушке, и повадившихся ездить в гости. Скандал в столице взбудоражил провинциальное болото. Обыватели жаждали подробностей.
Но адмирала в отставке Лусебруна не одолеть, и меня, слава дяде, быстро оставили в покое.
Вообще мне сейчас жаловаться – только бога гневить. Скаегет Трэкул вытащил меня из болота и на плече доволок до небольшого городка по нашу сторону границы, где сдал с рук на руки толковому хирургу. Перелом голени, несмотря на мои эскапады, оказался чистым, без осколков и смещений. К середине зимы кость срослась, но нога еще болела и слушалась плохо, боялась ходить. Я отучал ее от этого страха, таскаясь сначала по своей комнате, потом по коридорам, потом по заснеженным тропинкам и аллеям возле дома. На костылях, с палкой, безо всякой опоры, каждый раз увеличивая маршрут на несколько шагов. У меня была цель – летом самостоятельно пройти небольшой лесок близ Туманного Озера.
А пока что я выбирал на аллее приметное дерево и пытался добраться до него без остановки. Только ухватившись за ствол, позволял себе отдохнуть.
С утра внезапно потеплело, снег начал таять. Мокрый гравий скользил под сапогами. Зато дух от лиственниц шел потрясающий. Добравшись до облюбованного дерева, я обхватил ствол руками, прижался лбом к сырой коре. Хорошо…
– Взыскуешь единения с природой?
Нормальные люди, когда их окликают, оборачиваются. Я одновременно с движением корпуса делаю подшаг в сторону и чуть сгибаю колени, уходя из-под возможного удара. Это уже на уровне инстинктов, вбитых в меня даже не службой в серых отрядах (всего-то один контракт!), а предшествовавшими ей тренировками, когда наставнику надо было за короткое время сделать из меня справного бойца. В какой-то мере это удалось.
Но то, что хорошо проделывать, если надежно стоишь на ногах, не всегда удается, когда хром и слаб. Не докрутив поворот, я привалился плечом к стволу лиственницы.
По голосу уже понял, что ко мне подошла девушка. Но это не значит, что защищаться не придется. Детство в Туманном Озере научило: слово, взгляд, выражение лица могут причинить боль не меньшую, чем удар кулаком.
Черт, когда-нибудь меня это отпустит?!
Я поднял глаза. Имени девицы не помню, но, несомненно, знаю ее. Здесь, на берегах Узкого озера, народ не меняется годами. А я, несмотря на замкнутый образ жизни, все же вынужден был посещать школу.
– Сударыня?
– Не помнишь меня? Я – Каролина.
Каролина… Немудрено, что я не узнал ее. Мы вместе учились в школе, но она уже тогда была яркой личностью. Вольнодумная отличница, позволяющая себе спорить с учителями, звезда всяческих мероприятий, кладезь талантов, она принадлежала к настолько другому миру, что я даже не думал о ней ни во время учебы, ни тем более после окончания школы.
И вот сейчас она стояла передо мной и улыбалась приветливо, радостно.
Что мне было делать? Сказать, что не знаю ее, и гордо удалиться прочь, отчаянно хромая и раскачиваясь из стороны в сторону? Жалкое зрелище.
Лучше уж, разведя руки в стороны, изобразить поклон.
– Здравствуй, Каролина. Я помню тебя.
Каролина имела ко мне свой интерес и не скрывала этого. По-прежнему переполненная энергией умница, она решила освоить журналистику. Для начала – написать статью, которой мог бы заинтересоваться какой-нибудь известный журнал. Но где взять достойную тему в тихой провинции? А тут возможность узнать о жизни серых отрядов от самого настоящего наемника!
Я рассказал Каролине то, что она хотела услышать. Больше ради того, чтобы побыстрее отвязалась. Но на другой день она приехала снова. Потом еще раз. От Кортезьена, небольшого городка, где сейчас жила начинающая журналистка, до Туманного Озера было не так уж далеко. Каролина говорила о том, как обстоят дела с очерком, который благосклонно принял толстый литературный журнал. Потом о своей жизни. Расспрашивала о моей. И однажды я понял, что не просто так сижу на скамейке в начале подъездной аллеи, а дожидаюсь появления в урочный час моей… Той, кто подарила мне дружбу.
В детстве друзей у меня не было. В школе травили, а потом, когда дядя Сэульв научил давать отпор, просто игнорировали. В институте была своя компания, вместе проводили время, много и искренне смеялись. Тогда же я пробовал встречаться с девушкой. Все закончилось после получения диплома.
То же в фехтовальном клубе. Собрались, погремели оружием, разошлись.
А Каролина… С ней было легко. Казалось, можно говорить обо всем на свете.
Я тоже писал книжки. Больше для себя. Каролина же была настроена весьма решительно и шла к успеху. Она вправду была талантлива. Тем не менее читала мои вещи и хвалила. И свои произведения, – не только статьи в журналы и очерки! – она показывала мне первому.
Мне стали нужны и дороги эти встречи, разговоры, восклицания Каролины: «Что бы я без тебя делала!». Впервые в жизни я знал, что кому-то интересен и нужен.
Иногда мы спорили. Упорно, но без злобы.
– Что-то тут не так, – говорила Каролина, выслушав мой рассказ о неудачном контракте. – Не может быть такого, чтобы человека бросали на верную смерть.
Я не пытался ее разубедить. Просто ее версия нашего мира лучше, добрее и справедливее. В нем один и тот же человек не может в обществе институтских преподавателей пить чай с пирожными и быть оставленным в болоте на поживу кровожадным тварям. Пусть она и дальше будет в этом уверена.
– Ты действительно считаешь, что дети зло? – кипятится Каролина в другой раз. – И что женщина, мечтающая о семейном счастье, – свиноматка?!
– Нет. Мне обидно именно потому, что к твоей героине относятся как к таковой. А детей надо рожать, если действительно будешь их любить. А не ради чьих-то целей.
Я так вообще неизвестно чего ради появился на свет. Отец, едва поняв, что его сын – оборотень, а значит, по умолчанию не годится во флот, где испокон веков служили все Лусебруны, сразу вернулся к своей эскадре. Маменька восемь лет окутывала меня холодом, а овдовев, сразу уехала с любовником. Больше детей у нее не было. Прочие родственники пытались объявить меня бастардом. Оборотни – каприз природы, мы, как и русалки, рождаемся в обычных человеческих семьях. Но в роду Лусебрунов такого не могло случиться никогда! Не иначе как стерва Амалия с кем-то нагуляла! Если бы не дядя Сэульв, загибался бы я сейчас в специальной школе, мало чем отличающейся от тюрьмы. Но и адмирал бросил ради моего воспитания любимое дело – с трудом приведенный в приличное состояние Северный флот. Всем от моей нелепой жизни сплошные неприятности, так кому она изначально была нужна? Просто потому, что так положено?
– А еще этот твой… Обманул ведь девушку! Я не верю, что хоть любовь, хоть дружбу можно строить на шантаже.
Каролина сердито молчит. Обиделась. Но не надолго. Разговор удается свернуть на другую тему, и мы снова друзья.
Как хорошо, когда есть человек, которому можно смело говорить то, что думаешь.
Был долгий снежный февраль, сумеречный март и ранний теплый апрель. Я начал нормально ходить гораздо раньше, чем планировал. Ведь это нужно было еще и Каролине.
Ради тех, кто принимает тебя таким, как есть, хочется сделаться лучше.
Какой черт навел нас в тот день на разговор о клятой истории про деторождение и шантаж, единственной, которая мне не нравилась? Почему она была мне мучительно неприятна, будто дело касалось меня лично? Слово за слово мы наговорили друг другу резкостей, оба обиделись, разошлись, даже толком не попрощавшись.
День я кипел от возмущения, но в урочный час все же сидел на нашей скамейке. Причина нашей ссоры не стоит того, чтобы терять друга.
Каролина не пришла. Не явилась она и на следующий день. Верно, ее обида была сильнее моей. Вечером я сам отправился к ней с предложением мира. Нужно нормально поговорить с Каролиной, не сердиться и не обижаться, а все объяснить.
…Слова близкого человека хлестали, как кожаный ремень. Ей больше не нужно общение со мной. Прежде было нужно, теперь – нет. Если я люблю ее, то должен любить во всем. Пусть это послужит мне уроком на будущее. Я явился, преследуя какую-то корыстную цель? Но хорошо, если я смирюсь и признаю…
Я слушал, а разум и душа отказывались принимать происходящее, заменяли его другой картиной. Перед глазами плясали красные флажки охоты на волков. Я полз к ним с перебитым хребтом.
За что же она так со мной?! По незажившим ранам, прицельно… Каролина слишком хорошо знала меня.
Я хотел повторить, что любовь и дружбу нельзя строить на шантаже, но вместо этого выдохнул:
– Волка нельзя выдрессировать, только приручить.
Мне хватило сил, чтобы повернуться и уйти. Несколькими днями позже я совершил ошибку – отправил Каролине письмо.
Я плохо умею говорить. Каролина что-то не так поняла, надо написать ей, все объяснить. Ведь мы друзья! Я так думал…
Когда я опускал письмо в почтовый ящик, уже знал, что ответа не будет.
Сидение в Туманном Озере утратило всякий смысл и стало не просто неприятным, а невыносимым. Нет смысла рваться туда, откуда тебя прогнали. Собрав вещи, я отправился в Кардис. Лицензия наемника была при мне. А еще я хотел отыскать и поблагодарить спасшего меня скаегета Трэкула.
Трэк борется с гоблинами