Память Крови

Дизайнер Ирина Анатольевна Коновальчикова

© Бай Айран, 2024

ISBN 978-5-0064-6798-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Память Крови

Пролог

Гибкий черный дракон с глухим звуком приземлился, разметав в разные стороны клубы сухой пыли. Его темная чешуя едва ли не сияла в лучах знойного летнего солнца. Он переливался, похожий на живую водную гладь. И смотреть на него казалось почти невозможным занятием. Коэл повернул аккуратную точеную голову в сторону замка, и его тонкий хвост недовольно дернулся.

– Тише, мальчик, Янро больше не будет тебя воспитывать, – хохотнул молодой человек, похлопав черного дракона по выгнувшейся шее. Невольно Коэл чихнул, чем еще больше развеселил своего Всадника. Иной обиженно сложил крылья и, чуть дернувшись в сторону, скинул мужчину со своей спины.

Всадник поднялся на ноги, обтряхивая штаны, и проклиная дракона на странном, шипящем языке. Прищурившись, он смотрел в сторону замка, который мужчина так не любил. Но долг звал его, и противиться Серебру он не мог – Золотых драконов пока еще в этом мире не появлялось.

Кудрявые золотистые волосы были собраны в высокий воинский хвост на затылке, хотя на висках и над ушами они были словно чем-то выжжены. На мускулистой руке вилась угольного цвета веревка. Изумрудные глаза горели решимостью и непоколебимостью. Что-то знакомое было в этом человеке, но морщины, прорезавшие лоб, рассыпавшиеся по линии губ, черные кончики пальцев правой руки делали его каким-то другим. Непохожим на Роупа.

Но это был он.

Роуп стоял и смотрел на ворота, возле которых переминались от скуки стражники. В проеме появилось несколько фигур. Всадник устало почесал затылок и попытался разглядеть людей, шедших к нему. Палящее солнце заставляло жмуриться.

Но вот ему удалось увидеть её.

– Эверин?

I Предупреждения

«Королева Эверин Страстная привела Дейстроу к победе над давним врагом. Красная страна пала, жители ее приняли власть нового короля, и отныне государство стало восьмым герцогством Великого Королевства и носило название Эвлэнд.

Король Силенс Скопдей решил, что не будет насильно заставлять людей менять привычный уклад жизни, и предложил им самим выбирать, какой путь подходит для них сейчас. Те, кто не мог отказаться от войны, были изгнаны, но таких оказалось немного. Словно смерть самой Монтэи освободила ее солдат от беспричинной жестокости, которой они славились на все семь герцогств Дейстроу. Они оказались самыми обычными мужчинами и женщинами, мечтавшими о спокойной жизни крестьян или рабочих. Лишь некоторые заявили о своем знатном происхождении, но и это король Силенс принял, за что в народе получил еще одно имя – Силенс Благородный.

В замок Дейст приходили все новые люди, заявляющие о том, что они готовы стать подданными великого короля, и их Силенс принимал тоже. Власть его все крепла, а влияние росло. Вскоре он получил славу справедливого и благородного короля, хоть и крепкого на руку и наказание. В его холодности и черствости люди винили смерть его молодой жены.

Королева Эверин Страстная умерла в родильной лихорадке, подарив трону двух близнецов-наследников. Сына король нарек Кэмот, а дочь Кэндэл, но этим младенцам еще предстояло вырасти и получить настоящие имена по традициям, которые передавались из поколения в поколение. Так когда-то принц Силенс получил имя Силенс Скопдей Могучий, которое носит и по сей день.

Ходят слухи, что король до сих пор не справился с потерей жены, но не стал следовать примеру своего отца, который в горе привел королевство в упадок. Напротив, Силенс возродил Дейстроу не только победой над Красной страной, но и тем, что Всадники Ветра стали признанными людьми на территории королевства. Теперь знания о магии Динео собирались по крупицам со всех уголков мира и возрождались, дети, обладающие способностями, отправлялись в деревни Динео, получали учителей и наставников. Теперь король часто обращается за советом к Кругу Волхов, но сейчас маги молчат, отчего-то обещая только мир и спокойствие. Ни слова не было сказано о детях, которых королева Эверин подарила своему мужу.

Судьба Кэмота и Кэндэл поддернута дымкой неизвестности.

А я до сих пор не научился смотреть в глаза ее дочери. Может, все потому что…»

Из личных записей королевского советника Хелла Беллса.

Я проснулся и мгновенно пожалел об этом. Тупая боль где-то в затылке и сухость, сковывающая мой рот и горло, напомнили мне о том, что вчера я впервые напился. Сквозь узкую щель меж закрытыми ставнями пробирался луч света, и он жег мои опухшие глаза и заставил пошевелиться, чтобы изменить положение головы на подушке. Лучше бы я этого не делал. Потому что затылок запылал еще более острой болью. Я вздохнул. Все равно придется встать. Солнце говорило о том, что уже утро, а значит, мне придется вылезти из объятий одеял и мягкой, пахнущей свежестью перины.

Перевернувшись лицом вниз, я упоительно вдыхал прохладный аромат чистого белья. Наверное, это один из положительных моментов моего незавидного положения. Но долго лениться в постели мне не позволят. Скоро придет дядя и вытащит меня из-под одеял. За пятки или колкими словами – каждый раз он выбирал для меня новый вид изощренной пытки. И, казалось, фантазия его не имеет пределов. Вот и сегодня, несмотря на то, что вчера был день Летнего Зноя, он придет и заставит меня пойти на тренировочный корт.

О, как я ненавидел эти утренние тренировки, но мой отец говорил, что мне надлежит учиться всему, что обязан знать настоящий принц. Мне хотелось воспротивиться и спросить, откуда ему это известно, но потом я понимал глупость своего положения. Мой кроль когда-то и сам был принцем, наследником трона. Но как я мог объяснить ему, что не испытываю восторга, держа в руках деревянный меч и выбивая пыль из своего дядюшки? К сожалению, отец даже слушать меня не хотел, видя во мне не только сына, но и воина. А воином быть я не хотел. Мне по вкусу были свитки и книги, магия, которая была во мне, но которой запрещали пользоваться. Отец боялся, что она погубит мою душу так же, как погубила мою мать.

Я вздохнул. Бесполезно спорить с отцом, если это касается моей погибшей матери. Это было больной темой. Можно сказать, просто катастрофически опасной. И когда я заикался о своем наследии, которое получил именно от королевы, отец становился темным, как грозовая туча, и воздухе зависала его тягучая Королевская магия. Если я продолжал стоять на своем, то стражники валились на пол, словно спелые яблоки с деревьев, ведь сила моего отца была расписана в песнях и легендах. Так что мне приходилось закрывать свой рот и ждать наиболее подходящего момента. Когда поблизости не было людей, чьей смерти я бы не желал.

Увы, разговор с отцом откладывался до лучших времен, а сейчас мне вновь предстоит притащиться на ненавистный корт и махать ненавистным мечом, воодушевляя своими неуклюжими успехами дядю. Он не упускал возможности ужалить меня своим острым языком, и я, привыкший к его наглому, вечно довольному лицу, уже устал отбиваться от саркастических шуточек и замечаний. Если я проигрывал ему, он злорадствовал, а если таки одерживал победу, то не обязательно отмечал, как он поддавался на этот раз. И так до бесконечности. Такой несносный наглец довел бы любого, но мое терпение пока выдерживало его атаки. Но я предчувствовал скорую бурю, и все же старался сохранять спокойствие. Быть может, именно этому он и пытался меня научить своим постоянным ядом? Я пожал плечами. И вновь пожалел об этом.

Такой боли голова моя еще не знала. И зачем мой отец в компании дядюшки выпивает по бочке вина каждый вечер? Я, конечно, преувеличиваю, но они любили этот напиток. А у меня от него миллионы кузниц работали в черепушке одновременно.

Он никогда не стучался. Так что когда дверь распахнулась, обдав мою влажную спину свежим воздухом, я попытался глубже зарыться в подушки, чтобы он меня не заметил и решил, что я уже ушел. Но провести этого плута мне не удавалось еще никогда, так что я лишь обреченно вздохнул, когда его длинные пальцы сомкнулись на моей щиколотке и дернули меня на себя.

Не зря возле моей кровати было застелено несколько ковров, один поверх другого. Перед глазами все кружилось, и я неуклюже мотал головой, пытаясь прийти в себя. Резкое пробуждение приятным ударом об пол – что еще мог приготовить для меня любимый дядюшка?

– Быстрее вставай и одевайся! – властно приказал он, опустив все эти глупости о «добром утре» и прочих признаках хоть какой-нибудь вежливости. Мой дядя не отличался ни утонченными манерами, ни благодушием, ни состраданием.– Сегодня нас ждет замечательнейшая прогулка. В седле.

Я закатил глаза, но одно меня порадовало.

– Не будет тренировки? – с надеждой спросил я, натягивая рубашку, которую дядя кинул мне прямо на голову. Тактичность тоже не была его коньком.

– Не будет. Сегодня есть дела поважнее. И завтра, скорее всего тоже.

Я буквально не верил своим ушам, потому что дядя никогда не радовался тому, что я пропускаю его каждодневные утренние уроки.

– Что?

– У тебя эль в ушах? – насмешливо спросил дядя, потирая руки и вглядываясь в распахнутое им самим окно.– Более важные дела ждут наследного принца.

Я неловко застыл, надевая на себя кожаные штаны по привычке. Ведь не будет тренировки? Вздохнув, я отправился на поиски своих сапог. Прошлым вечером в пьяном бреду я решил, что они отличное метательное приспособление, чтобы затушить свечи на столе. К счастью, я не поджег собственную комнату, иначе отец выпорол бы меня публично.

Дядя оценивающе посмотрел на меня. Я в очередной раз застыл под его пристальным взглядом светло-зеленых глаз. Год за годом ни глаза, ни взгляд этот не менялся, но менялось мое отношение к нему. Если я раньше боялся дядю потому, что он совершенно не старел, то теперь я благоговел перед ним, испытывая одновременно и страх, и ужас, и уважение, и любовь. Лет с шести он стал для меня почти целым миром, когда я наконец сумел понимать его фантастические истории, которые он любил рассказывать, посадив меня на колено. Так же делал и мой отец. После этого он начал действительно меня учить. Сначала письму, потом манерам, даже танцам, вот чего я терпеть не мог, так это учиться танцам у того, кого от этого занятия воротило. Когда мне исполнилось восемнадцать, меня стали учить военному делу. И день мой состоял из утренней тренировки на корте, а потом я превращался в мальчика на побегушках для любимого дяди. Ничего сверхъестественного, говорил мне он, все через это проходили. Но я мог только возмущаться и проклинать первые недели деревянный меч, от которого болели руки и спина.

Дверь распахнулась вновь и в комнату, похожий на летнюю грозу, вошел мой отец. Мне достался его суровый, осуждающий взгляд. Тут же стыд зажег мои щеки, и я покраснел. Какой позор! Я пытался причесать пальцами свои растрепанные волосы, которые были еще слишком коротки, чтобы я мог носить хвост воина. Да и не заслужил я еще этого, как говорил мой король. Теперь отец смотрел на дядюшку.

– Ты думаешь, он готов? – вкрадчиво спросил он, вновь не сводя своих проницательных серебристых глаз с моего лица. Я нервно вздохнул и пытался не шевелиться, чтобы не спугнуть его магию. Мне нравилось ощущение щекотания, когда отец стоял рядом и не контролировал свою магию, и она свободным ручьем текла вокруг него.– Он еще слишком мал, Хелл. И почти ничего не знает.

– Будет ему сорок лет, Силенс, и ты будешь рад прижать его к своей отцовской груди, – посмеиваясь, парировал дядя. Я еще никогда не видел, чтобы с отцом кто-то так фамильярно и нагло разговаривал. Но на то дядя Хелл и был советником короля, чтобы быть ему в какой-то степени наставником в вопросах двора и государства.– Мальчишка готов. Ты ведь готов, сопля?

Интересно, у меня когда-нибудь получится поставить этого напыщенного индюка на место, ведь если говорить о любви, то там и до ненависти недалеко. Но кулаки мои не сжимались, я лишь инстинктивно пытался нашарить где-то в себе магию, которая была присуща мне по рождению.

– Прекрати, Кэм, – резко одернул отец, почувствовавший это. – Придет время, и ты научишься тому, о чем так страстно мечтаешь…

Я недоумевал, но верил отцу.

– Страстно… – с какой-то грустью эхом повторил дядя, и глаза его вдруг наполнились печалью, которую я замечал в нем редко, но довольно часто, чтобы сделать вывод – это всегда касается моей матери.

– Хватит об этом. Вам пора, – зло прервал отец, смерив дядю Хелла ненавистным взглядом. Для меня это тоже было причиной для размышлений, но я никогда не мог понять этой тихой вражды между ними.

Застыв посреди комнаты перед мужчинами, я немного замешкался, не зная, что мне делать дальше. Дядя не говорил, куда мы собираемся, и стоит ли мне брать с собой этот отвратительный меч, который подарил отец в день моего рождения полгода назад. Или мы отправимся не так далеко, или напротив.

– Тебе не кажется, что он похож на испуганного оленя? – тихо, но достаточно, чтобы услышал я, весело спросил советник у короля. – Или на лося?

– Оставь, Хелл, ты своим ядом доведешь мальчишку, – улыбнулся отец.

Я улыбнулся тоже. Потому что знал, для моего короля не составляет труда проникнуть в мое сознание и понять, насколько я устал от саркастического яда своего дяди. Но в чем я был уверен, так в том, что отец никогда не предаст ни моего доверия, ни моих секретов, а мой дядя никогда не оставит свой действенный способ воспитания племянника. К счастью, на мою сестру это не распространялось.

– А Кэндэл с нами? – с надеждой спросил я, соскучившийся по компании сестры.

– У твоей сестры есть более интересные занятия, Кэм, и тебе надо привыкнуть, что теперь вы не всегда будете вместе, – строго заметил отец, который устал за последние месяцы от моей (не сомневаюсь, что и от ее по мне) тоски по сестре.

Раньше мы действительно были неразлучны. Совместные игры и шалости, познание собственных магий, которые позволяли нам разворачивать грандиозные пакости, даже рутинное обучение в компании Кэндэл было не так отвратительно. Я привык поверять своей сестре все, что меня беспокоило и получать пусть неуклюжие детские советы, но те, какие шли от самого сердца. Хотя мне порою и не надо было ничего говорить, она все понимала в молчании слов. Ведь мы были не просто брат и сестра, а близнецы, рожденные вместе. Нам всегда говорили, что наша мать отдала свою жизнь, чтобы дать ее нам, но я не испытывал по этому поводу никаких угрызений совести. Я не мог сказать, как я к ней отношусь, ведь я ее никогда не знал и не видел. Мог ли я ее любить? Возможно. Ведь она умерла, рожая нас. Или ненавидеть? За то, что она все-таки не постаралась и не осталась с нами. Я не мог разобраться в своих чувствах и всегда недоумевал, когда сестра начинала говорить о матери, вспоминая восхищенные рассказы дядюшки или отца. Но от этого мы не становились дальше друг от друга. Только когда нам исполнилось по восемнадцать, король заявил, что нам предстоит долгий путь в два года, за которые нам предстоит стать настоящим принцем и принцессой.

Готовили нас обоих, потому что право наследования в Дейстроу передавалось по праву рождения, пол значения не имел. Но никто не мог засвидетельствовать, кто из нас родился первым. Отец и дядя были слишком увлечены моей матерью, а лекарь, принимавший роды, бесследно исчез, не оставив после себя никаких следов. В этом было нечто мистическое, но король предпочитал списывать все на глупое совпадение. Так что мы с Кэндэл обладали равными правами на трон, а значит, через два года я стану наследным принцем, а моя сестра наследной принцессой. Но я скептически полагал, что до этого времени надо было еще дожить, а пока мир готовил для меня нечто интересное, чем каждодневные прыжки с мечом и прислуживание горячо любимому дяде.

– Точнее сказать, никогда, – обиженно буркнул я, не в силах уже переживать постоянное одиночество из-за отсутствия сестры.

– Кэмот! – начал отец тоном, которого я всегда опасался в наших спорах с ним. На выручку мне пришел дядя.

– Ну все, Ленс, завелся. Отстань от ребенка. Неужели королю нечем заняться, коли как донимать долговязого мальчишку? Идем, Эмма, нам пора.

Я заскрежетал зубами, но поспешил кивнуть в знак прощания королю и выскользнуть вслед за дядей из комнаты. Я уже научился сдерживать свою ненависть и злость, но мне было нелегко сносить оскорбления Хелла. Все же на все требовалось терпение, которого год от года я в себе не находил.

Советник буквально несся по коридорам замка, и если бы я не был таким высоким, то вряд ли бы поспевал за ним, разве что только бегом. На пути нам встречались служанки, которые тут же миловидно вспыхивали и присаживались в реверансах, приветствуя дядю и меня. Как истинный джентльмен, дядя успевал раздавать теплые улыбки и добрые замечания каждому человеку. Видимо, не зря отец называл его «крысой, знающей вход в любую нору». Несколько грубая формулировка, но факт оставался фактом. Хелл Беллс являлся достоянием этого замка, и все слуги были верны ему не меньше, чем самому королю. Я восхищался его способностью запудрить мозги любому и обвести его вокруг пальца, потому что знал яд дяди не понаслышке. Он был далеко не милым и добродушным парнем-рубахой, а жестким тираном, знавшим свою истинную власть.

– Хватит копаться в своих мыслях, Эмма, ты не найдешь там разве что большую дымящуюся кучу ничего, – через плечо бросил дядя, его губы изогнулись в злорадной улыбке.– В такой маленькой голове просто не может быть больших мыслей, – заключил он, когда мы наконец-то вышли во двор Дейста.

Я огляделся, надеясь увидеть родное лицо сестры, но меня ждало разочарование. К нам шел капитан Коктон, как всегда улыбающийся и сияющий жаждой к жизни. Правда, я помнил его раздавленным и серым, но сейчас он выглядел лучше. Хотя я тоже иногда тихо ненавидел его за грубые удары длинной палкой, когда дяде казалось, что его истязаний надо мной мало, и ему необходима компания.

– Прекрасное утро, мой принц, милорд, – как всегда добро поприветствовал Коктон.– И обещает быть хороший день, – сказал он, прищурившись и глядя на солнце, которое пока еще грело, а не опаляло, но нам еще предстояло это ощутить на себе. Я поморщился. Мне не нравилась эта затея. Уж лучше привычная тренировка в несколько часов, а потом бег за дядей. Я не любил изменений, и с удовольствием провел бы этот день, сидя в кресле в замковой библиотеке и читая древние свитки, которые я успевал таскать из кабинета дяди. Он ни разу не замечал их отсутствия, а я пополнял свои знания о магии, которой обладал.

– Хватит киснуть, Эмма, – похлопал меня по плечу Хелл, наградив своей фирменной кошачьей улыбкой. Она меня пугала. Наверное, это очень странно иметь дядю, который год от года лишь хорошеет.

Коктона даже перекосило от такого обращения ко мне, но, видимо, он привык к общению моего дяди и отца, так что не стал даже делать замечания советнику. Это меня задело еще больше. Как можно быть и чувствовать себя принцем, когда тебя каждый день унижает собственный дядя? Я устал от этого и жаждал сбежать от них.

– Даже не думай об этом, Эмма. Я выпорю тебя. В конюшне. На радость грумам и мальчишкам, – пригрозил Хелл. Я тут же в уме посчитал лунные сутки и приуныл. Сейчас от дяди своих намерений и желаний не скрыть, два дня назад миновало полнолуние, и с каждым мгновением советник становился все более сильным и совершенным Волхвом.

– Бастард, хватит издеваться над мальчиком, – все же решил заметить Коктон, стянув с себя кожаные перчатки для верховой езды.

– Ты не поверишь, мой дорогой Ворн, я говорил эту фразу сегодня утром нашему королю, и он решил передать эту миссию мне, – весело заявил Беллс, уверенно направляясь к конюшне.

Я поморщился от запаха конского навоза и уныло плелся вслед за мужчинами, которые сцепились языками друг с другом, обсуждая какие-то дела государственной важности. Я любил это выражение, потому что оно легко объясняло мое непонимание того, о чем они говорили. Слишком часто я слышал такие слова, которые встречались в свитках – Динео, Всадники Ветра, чистая природа, Волхвы. Сначала я пытался разобраться в обрывках этих разговоров, но после бросил это бесполезное занятие, и нашел себе новую загадку. Почему капитан Коктон зовет дядю бастардом? Да и вообще, почему мы с сестрой привыкли называть нашего советника дядей? Как-то я пытался завести этот разговор с отцом, но он лишь промолчал. А советник сурово, но честно ответил: «Слишком рано. Потом». Что же, я не умел ждать, но с нетерпением ожидал, когда же наступит долгожданное «потом».

Мы проходили мимо стойла, где уже умирал старый черный конь. Его звали Шудо, говорили, что он был скакуном моей матери. Я вздохнул. Я не знал ее совершенно, но каждый день мне внушали любовь к ней. Сжавшись внутри до состояния полного напряжения, я постарался расслабиться, но сделать это в конюшне, где было так много людей и животных, я не мог. До нас донесся собачий лай, гончие жаждали отправиться на охоту, и когда Хелл проходил мимо, были готовы выпрыгнуть из собственных шкур, лишь бы дядя похвально погладил их по носу. Я не понимал охоты, это был неравный спорт, где на стороне одних были собаки, луки, арбалеты и лошади, а на стороне других только лапы и природное чутье. Ястребы мне тоже не нравились, так что птицы отвечали мне такими же холодными и бесстрастными взглядами, какими награждал их я сам. Хелл все распинался по поводу какого-то свитка, который он никак не мог найти. Я напряг слух, опасаясь, что это касается моих проделок, которые пока что оставались никем незамеченными. Интересно, какую пытку придумает для меня дядя, если узнает, что я натворил? По моей спине побежали мурашки.

– Это так важно? – спросил Коктон, а в это время его пальцы ловко пробежались по сбруе коня, которого оседлали для него. Капитан ловко запрыгнул в седло, так что мне лишь оставалось позавидовать его ловкости.

Хелл одобрительно кивнул мне, а сам похлопал по шее своего жеребца. Меченый брыкнулся, едва не ударив мощной головой своего хозяина, но советник лишь улыбнулся. Я пораженно глядел на шкуру коня, покрытую многочисленными шрамами. Жеребец неожиданно повернул свою лобастую голову и посмотрел прямо на меня. В глазах его было что-то, чего не найдешь в обычном взгляде животного.

– Ну, мой мальчик, он похож на оленя, но охотиться на него мы не будем, – заявил Хелл, устраиваясь на спине своего коня.– Пошевеливайся, Эмма, мы можем опоздать.

Вздохнув, я все-таки забрался на свою лошадь. Точнее на ту, которую мне выделил дядя. Я не бывал обычно в конюшне, предпочитая общество книг и размышлений, а не аромата навоза и звонких копыт. Отец удивленно говорил, что мама, обладающая Динео, души не чаяла в природе, а я от нее чураюсь. Хоть король никогда и не утверждал, что я обладаю магией, он всегда на это надеялся. И почему все было так сложно? Способности, так с шестнадцати лет, свобода так только с момента коронации. Свободы. О, как я жаждал ее, уставший от постоянных понуканий отца и дяди. Иногда я чувствовал себя не принцем, а забитой собачонкой, которая была забавной игрушкой при дворе. Но у меня была одна радость. Моя сестра. Которую у меня тоже безжалостно отобрали.

Мои пальцы сами собой гневно сжались на поводьях, и я очнулся, только когда получил ощутимый подзатыльник от дяди.

– Не спать, принцесса, мы еще даже не выехали, – одернул он и резво шлепнул моего коня по крупу. Тот мгновенно сорвался с места, а я едва не выпал из седла.

Мы выехали за пределы замка, и я с любопытством оглядывал окрестности, потому что из Дейста выезжал очень редко. Разве что спускался вместе с советником в портовый город, но от запаха моря меня мутило, а крики чаек буквально резали слух. Так что я не всегда был рад таким прогулкам. Но теперь нас окутывала тишина, навеянная зноем. Казалось, ни одно животное не считало разумным выбираться из своего убежища под палящий солнцепек. Мой дядя всегда отличался своеобразием, так что я не спорил, лишь молча понукая лошадь и понуро глядя в землю, ждал окончания этого уже бесконечного дня. Мне не нравились резкие перемены, и я привыкший к спокойному течению жизни, был не рад ехать по какой-то запыленной дороге неизвестно куда. Кто бы знал, как я мечтал, что пройдут эти два года, я стану наследным принцем и, наконец, получу возможность уехать из замка, освободиться из-под опеки отца и дяди. У трона останется еще один наследник. Им будет моя сестра. Так что корона от моего своенравного поступка совершенно не пострадает.

Это были лишь мечты маленького глупого мальчика. Я сомневался, что у меня хватит духа бросить отца. Потому что я видел, как он смотрит на сестру, и никогда бы не простил себе, если бы оставил его наедине с таким ужасным горем. Быть может, я не знал свою мать, но я знал, какую боль она оставила в сердцах тех, кто ее любил.