Лаки-бой

Город Сабха. Тогда он выполнял задание, но маскировал его под прогулку. Сумерки ложились мягкой вуалью, фонари вспыхивали один за другим – розовые, жёлтые. Воздух густел запахами цветов, свежего хлеба, кофе и бензина.

Впереди взвыла старая пластинка, раздались аплодисменты, смех. На маленькой площади толпились зрители: шёл уличный спектакль. Серая мартышка выделывала сальто, жонглировала шариками. Рядом стоял её хозяин – краснолицый, жирный, с сальными волосами. Люди смеялись, переговаривались, подбадривали.

А потом раздался крик. Ваня узнал этот звук сразу: визг боли. Он протиснулся сквозь толпу, оттолкнул плечом семейную пару и увидел, как дрессировщик хлещет обезьяну дубиной.

Мартышка взвизгнула и побрела к своим шарикам. Подняла один – он упал. Подобрала другой – и тот выскользнул. Она смотрела на игрушки, разбежавшиеся по асфальту, потом на руку. Осторожно, словно не до конца понимая, что происходит, погладила её.

И Ваня увидел. О, он увидел. Пальцы торчали в разные стороны, как вырванные стебли.

Красная пелена застлала глаза, в голове взорвался жар и хлынул во всё тело. Только что он стоял и смотрел, как обезьяна гладит переломанные пальцы, а через миг уже держал краснолицего, заламывая ему руку за спину и слушая хруст костей. Сначала локтевой, потом лучевой. Так же быстро сломал и вторую. Но этого было мало. Жар не спадал. Тогда Ваня почти ласково взял мерзавца за подбородок: в глазах у того стояла смерть, краснолицый увидел Мрачного Жнеца…

Ваня узрел его лишь однажды, но никогда не забудет. Очевидно, мозг в полнейшем тогдашнем раздрае создал себе крайне красочный глюк.

Тогда небольшой отряд, выполняя задание по ликвидации некой группы террористов, не успел сделать всё вовремя и напоролся на яростное сопротивление. Полегли все, как фарш из мясорубки, никого живым не взяли. Ваню посчитали мёртвым – так он и выглядел: тяжёлое ранение, контузия, он распластался ничком и надолго потерял сознание. А когда очнулся, не слышал уже ничего, зато ясно увидел Его…

Он был молодым и бледным, с тёмными глазами и тонким шрамом на щеке. Красивым невозможной, нечеловеческой красотой. За спиной трепетали огромные чёрные крылья. Чёрная хламида с капюшоном; легенды, выходит, не врали. Он ступал босиком по окровавленной земле и держал в руке древний серп, зазубренный, почерневший от времени…

Ваня попытался ползти, но это выглядело нелепо: отполз всего на два шага. Смерть – Мор, вспомнил он вдруг, так называли его римляне – смотрел прямо на него и медленно двинулся вперёд. И Ваня понял, что это значит.

И тут вдруг вспомнились ему слова из электронной книжки, которую он читал на базе, – длиннейший и крайне запутанный роман о том, как в вымышленной древности боролись за власть богатые кланы. Автор выглядел на обложке так, будто его вот-вот хватит апоплексический удар.

Но нашлась в этой книжке одна строчка, которая Ване сейчас пригодилась. В тот миг, когда узрел он Мора, прошептал её – нет, заорал шёпотом изо всех сил – запекшимися от крови губами, загребая в бессильной ярости кулаками землю и траву возле себя, словно мог зацепиться за эти корни и комья глины, удержаться в земном мире – и не упасть во мрак.

«Есть только один Бог – Смерть! Но Смерти мы говорим одно: не сегодня!»

И тогда случилось невероятное: Мор остановился, посмотрел своими неотразимыми глазами, усмехнулся и… исчез.

Только вот краснолицый этих слов не знал, и Ваня был готов позаботиться о том, чтобы Жнец взмахнул своим серпом.

Но тут его будто вышвырнуло из раскалённого тумана: кто-то сзади тянул его, железные клешни впились в локти и плечи, и морок отпустил. Ваня снова смог дышать…

А ещё он помнил, что в том же городе Сабха из-за ручной обезьянки вспыхнула жестокая война между кланами: зверёк украл платок с головы школьницы, и цепочка мести переросла в бойню с танками и миномётами.

Но сейчас Ване некому было надрать задницу за всех этих обезьянок, у которых были сломаны не пальцы, а мозги. Хотя кто знает здешние порядки – возможно, и пальцы тоже.