Инверсия праймери

1. ЗАПОВЕДНЫЙ ОСТРОВ

Хотя о существовании Делоса я знала с детства, сама я оказалась на планете впервые. Делос входит в Союз Миров Земли, неуклонно сохраняющий нейтралитет в войне купцов с нами, сколийцами. При том, что все мы – земляне, купцы и сколийцы – люди, между нами не так много общего.

Возможно, поэтому Земля провозгласила Делос нейтральной зоной, заповедным местом, где солдаты купцов и сколийцев могли бы тихо и мирно встречаться.

В трогательной гармонии.

«Гармония»– их слово, не наше. На деле ни одного из нас никогда не увидишь беседующим с солдатом купцов – в гармонии или без.

Однако Делос оказался ближайшей обитаемой планетой к тому сектору космоса, где мы проводили учебные полеты, натаскивая нового члена нашего отряда, Тааса. Вот мы и отправились туда отдохнуть и расслабиться немного.

Теплым вечером мы вчетвером шагали по Аркаде. Вдоль тротуаров выстроилась бесконечная череда кафе и магазинчиков с карнизами, увешанными стрекотавшими на ветру деревянными трещотками и разноцветными лентами.

Каждую остроконечную крышу венчал устремленный в небо шпиль с нанизанными на него металлическими пластинами; их лязганье смешивалось с шумом толпы.

Город смеха и праздников, рай для загорелых женщин в ярких платьях и преследующих их крепких юношей.

Нервоплексовое покрытие шевелилось у нас под ногами, от чего я то и дело стискивала зубы. Никогда не понимала страсть большинства людей к этой штуке. Нет, не правда. Понимала, хотя и не разделяла ее. Считалось, что нервоплекс повышает комфорт. Вплетенная в него паутина молекулярных волокон и микроскопических компьютерных схем реагировала на прилагаемые к нему усилия, регулируя пружинящую реакцию тротуара в зависимости от интенсивности пешеходного потока.

Справа от нас в небольшом скверике люди толпились вокруг пары борцов в красном и зеленом трико. Люди подпрыгивали и пританцовывали от возбуждения, а нервоплекс подкидывал их, усиливая восторг.

Наша четверка – Рекс, Хильда, Таас и я – шествовала сама по себе. Жаль, что мы были не в штатском. В конце концов, мы же не на дежурстве. Все же на нас были мундиры Демонов: черные брюки, заправленные в высокие черные бутсы, черные рубахи под черными куртками. В яркой толпе мы выделялись словно торчащие из воды камни, и подобно обтекающему их потоку толпа пешеходов раздваивалась, пропуская нас. В толпе преобладали земляне – люди, которым редко удается увидеть хоть одного живого Демона, не говоря уж о четырех сразу.

– Тебе полагалось бы покричать немного с пеной у рта, Соз, – покосился на меня Рекс с ехидной улыбкой. – Здесь бы в минуту никого не осталось!

Я недовольно посмотрела на него. Образ Демонов-берсеркеров давно уже сделался почти обязательной деталью приключенческих голофильмов, на чем разбогатело не одно поколение продюсеров. Нас – Демонов, элитных пилотов космического флота Сколии.

– Я твой собственный рот пеной запечатаю, – буркнула я в ответ.

Рекс улыбнулся:

– Звучит соблазнительно.

– Помните Гарта Байлера? – чуть хрипло спросила Хильда.

– Он поступил в Джеханскую военную Академию в год, когда я ее заканчивал, – покопался в памяти Рекс.

Хильда кивнула. Ростом она не уступала Рексу, заметно возвышаясь над нами с Таасом. Ее шевелюра обрамляла лицо копной сена.

– Так вот, он прошел через душеспасителей.

Невроплекс застыл у меня под ногами. Я замедлила шаг, пытаясь прийти в себя. Собственно, причины так напрячься у меня не было: душеспасителями на нашем жаргоне именовались врачи-психиатры, лечившие тех из Демонов, кто не выдержал нечеловеческих нагрузок этой войны. Правда, когда кто-то из нас и лишается рассудка – что имеет место гораздо чаще, чем признает штаб Космофлота, – это происходит обычно тихо: все насилие, как правило, обращается внутрь, а не на остальных людей.

– И что с ним случилось? – поинтересовался Таас.

– Отправили в госпиталь, – ответила Хильда. – Потом он уволился в отставку.

Я терла лоб рукой, не в состоянии дальше следить за разговором. Мой пульс и дыхание участились, на висках выступил пот. Что со мной?

И тут я увидела. С той стороны Аркады за нами наблюдали двое: молодой человек и женщина, оба – в джинсах и блестящих рубахах. Они походили на студентов или влюбленную пару на прогулке. Ни тот, ни другая не улыбались.

Они просто стояли и смотрели на нас, забыв про пакеты хрустящей соломки в руках.

Что-то словно стянуло мне грудь стальным обручем. Я остановилась и сделала глубокий вдох. Блок, – подумала я.

Я не получила ожидаемого ответа. Все, что я увидела, отдав команду «Блок», – это псимвол, маленькую картинку, похожую на компьютерный символ, только мысленную. Ей полагалось мигнуть и исчезнуть. Вместо этого в моем сознании проявилась страница компьютерного меню. Я зажмурилась и меню заколыхалось словно пятна от яркого света на сетчатке. Когда я открыла глаза, мое восприятие сместилось, так что меню теперь висело в воздухе у меня перед лицом наподобие голографического изображения. В меню выделились три команды:

Перенос

Блок

Выход

Шрифт был мой, персональный; слова казались вырезанными из янтаря.

Перед словом Блок я увидела изображение нейрона со стенкой между стволом и разветвленными окончаниями – псимвол «Блок», которого я ожидала с самого начала. Вместо этого он парил в воздухе передо мной как часть обширного меню. Рекс и Хильда остановились, продолжая разговаривать как ни в чем не бывало и не обращая внимания на накладывающийся прямо на них список слов и символов.

У землян есть хорошее название для таких ситуаций: дикий бред. Еще лучше – бред сивой кобылы (интересно, что это за кобыла такая?). Что делает это меню в воздухе перед моим носом? Нет, неверно. Я знала, что оно здесь делает. Его выдал компьютерный центр, вживленный мне в позвоночник, когда я послала ему команду «Блок». Меню – результат его прямого воздействия на мой зрительный нерв.

Все правильно. За одним исключением: этого не могло быть. Очень уж неэффективно – не говоря о том, что не вовремя, – проходить всю цепочку проверок каждый раз, когда я отдаю команду своему центру. Мне полагалось увидеть только мигающий псимвол «нерв-стена», извещающий о том, что центр принял мою команду.

Я до сих пор думала о компьютере в моем позвоночнике как о «центре».

Обычно я давала прозвища всем компьютерам, с которыми мне приходилось работать. Но не этому. Согласитесь, давать имя самой себе – это уж слишком. Так и до раздвоения личности недолго.

Я подумала и послала центру еще одну команду:

«Переключиться на ускоренный режим».

Ответ прочитался в моем мозгу так, будто это была моя собственная мысль, только выраженная казенным компьютерным языком: «Рекомендуется режим проверки. С момента прохождения последней подтвержденной команды на постановку блока прошло слишком много времени».

Ясно. Провериться хочет. Я знала, что это означает: центр скрупулезно покажет мне каждый свой шаг выполнения команды. Обычно этот процесс протекает почти со скоростью света, с которой сигнал передается по оптическим волокнам в моем теле. Теперь мне предлагалось созерцать весь процесс в действий, дабы убедиться в отсутствии ошибок.

«Ладно, – подумала я. – Производи проверку».

Меню исчезло. Перед глазами у меня возникло другое изображение. Оно тоже висело в воздухе подобно голограмме: голубые силуэты двух студентов, не отводивших от нас взглядов. Центр наложил силуэты на реальное изображение, так что их фигуры казались мне светящимися.

«Эмоциональное воздействие этих источников приближается к опасному уровню», – сообщил центр.

«Сама знаю». Для эмпата вроде меня их «воздействие» означало только одно: страх. Страх такой интенсивности, что пот, выступивший на висках, стекал мне на шею.

«Заблокировать воздействие!»

«Выделяю вещество, подавляющее воздействие псиамина на мозговые клетки, включая рецепторы Р1. Выделение будет продолжаться до тех пор, пока воздействие не понизится до безопасного уровня».

Я поморщилась. «Ты что, не можешь просто сказать, что блокируешь его?»

«Я его блокирую», – нехотя согласился центр.

Воспринимаемый мною страх ослабевал. Я повела плечами, снимая напряжение; сердцебиение тоже успокаивалось. «Команду подтверждаю.

Переключиться на ускоренный режим».

Появился символ ускоренного режима работы.

Наконец-то. Я посмотрела на остальных. Ближе всех ко мне стоял Таас, не сводивший глаз с башенки дома напротив. Страх студентов окутывал его раскаленной аурой.

Я положила руку ему на плечо:

– Выключи их к черту.

Он не пошевелился. Его лицо под обычной оливковой окраской заметно побледнело.

– Это приказ, – настаивала я. – Задействуй блокировку.

Таас вздрогнул, потом зажмурился. Секунду спустя он открыл глаза и посмотрел на меня; цвет его лица постепенно восстанавливался.

– Ты как, ничего? – спросила я.

– Да, – он неуютно передернул плечами. – Очень сильные эмоции. Они застали меня врасплох.

– Меня тоже.

Рекс переводил взгляд с меня на Тааса и обратно. Потом повернулся к студентам, и я ощутила, как он блокирует их излучение. Хильда стояла дальше всех от меня, но, судя по ее отсутствующему взгляду, она тоже отдавала команду своему центру. Проблем с блокированием у них не возникало: их центры явно не отвлекались на проверку.

Что ж, я сама и виновата. Кто» как не я, потребовал от своего центра, чтобы он проверял все редкие команды.

– Не пойму, почему я поздно обратил на это внимание, – негромко произнес Таас.

– Это все чертов нервоплекс. – Я махнула рукой в сторону тротуара. – Он взаимодействует с толпой, усиливая эмоции. – Мы с Таасом оказались наиболее чувствительны к эффекту; он – как наименее опытный член группы, я – как самый сильный эмпат.

– Почему эти двое так расстроены? – Хильда ткнула пальцем в студентов.

– Что, они думают, мы им сделаем?

– Мне осточертело провоцировать эту эмоцию, – необычно тихим голосом произнес Рекс, запустив пятерню в темные волосы. Нет, уже не совсем темные. С каждым днем седых волос в его шевелюре становилось все больше и больше.

И все же, что случилось? Почему Таас так дурацки улыбается?

– Что смешного? – подозрительно спросила я.

– Мэм? – покраснел он.

– С чего это ты так разулыбался?

Улыбка мгновенно испарилась.

– Ничего, мэм.

Я рассмеялась:

– Таас, я же просила не обращаться ко мне «мэм». – В маленьких, тесно связанных группах вроде нашей нет нужды соблюдать формальности. – Так что смешного?

Он поколебался, потом махнул рукой в сторону студентов.

– Этот паренек реагирует на вас не так, как на остальных.

– Не так? – удивилась я. – Как же?

– Ему кажется, что вы… э-э…

– Что?

Таас покраснел сильнее:

– Ему кажется, что вы очень сексуальны.

Я почувствовала, как мое лицо тоже заливает краска.

– Но я же ему в матери гожусь!

– Ха! – хихикнула Хильда. – На вид ты куда моложе, Соз.

– Вот и не правда, – улыбнулась я. По правде говоря, Хильда первая сказала мне это.

Рекс ухмыльнулся, и я почувствовала, как Таас немного расслабился. Вся наша компания вроде бы успокоилась. Рекс открыл рот, чтобы сказать что-то, и его улыбка исчезла, словно дверь захлопнулась, а взгляд уставился куда-то за моей спиной. Я резко повернулась.

Купцы.

Разумеется, сами они себя купцами не называли. На самом деле они были эйюбиане, члены так называемого Содружества Эйюбы. Их было пятеро, все в серой форме с синими лампасами на брюках и алым кантом на рукаве. С такого расстояния я не могла разглядеть цвет их глаз, хотя вряд ли кто из них принадлежал к красноглазым аристо – членам высшей касты в строгой эйюбианской иерархии. Один из них отличался характерными для аристо четкими чертами, черными волосами, даже грацией. И все же в нем не хватало неуловимой отточенности аристо.

Возможно, это телохранители какого-то аристо. Для представителя низших каст купцов это, возможно, наивысшая социальная позиция. Я решила, что это исполнители, дети, рожденные от связи аристо с представителем низшей касты.

Они стояли на другой стороне улицы и смотрели в нашу сторону. Между нами бурлила обычная для Аркады толпа.

Меня охватил непривычный, иррациональный страх; пульс снова участился.

Я огляделась по сторонам и увидела женщину, торопливо уводящую нескольких детей подальше от двух наших групп. Она тоже оглянулась, перевела взгляд с купцов на нас и приказала своим отпрыскам поторапливаться. Младший захныкал, пытаясь задержать ее у витрины со сладостями. Женщина подхватила его на руки и, не обращая внимания на его громкий рев, скрылась в толпе.

– Как смеют они разгуливать здесь? – возмутился Таас.

– Ты что, хочешь, чтобы они получали специальное разрешение? – спросила Хильда. – Мы же пребываем в гармонии, ты что, забыл?

– Но они могут здесь шпионить! – не унимался Таас.

Рекс не сводил с меня глаз.

– Что не так?

Я судорожно глотнула:

– Тот, высокий. Он похож на Тарка.

Рекс напрягся:

– Но Тарк мертв.

Давно уже мертв. Десять лет как мертв. Я сама его убила.

– Кто такой Тарк? – удивилась Хильда. – Похоже на имя аристо.

Каким-то образом мне удалось совладать со своим голосом.

– Это и есть имя аристо.

Рекс коснулся моего сознания. За годы совместной работы мы с ним сблизились настолько, что я могла улавливать его мысли, если он направлял их в мою сторону с достаточным усилием.

«С тобой все в порядке?»

Я перевела дыхание, успокаивая пульс. «Да».

– Откуда ты знаешь этого Тарка? – поинтересовалась Хильда.

– Я проникла подпольно на Тамс. Десять лет назад.

– Тамс? – переспросил Таас. – Вы хотите сказать, на планету купцов?

Я кивнула:

– Меня… меня схватили.

– Вас что, раскрыли?

– Нет. Меня поймали не так, – мне пришлось сделать паузу, прежде чем продолжать. – Десять лет назад новым губернатором Тамса аристо назначили человека по имени Крикс Тарк. Его солдаты устраивали в городах облавы с целью набрать слуг ему в поместья. – «Слуги»у аристо означали практически всех во Вселенной, не принадлежавших к их касте. – Меня взяли именно во время такой облавы.

Таас пораженно уставился на меня:

– Вы были слугой у купца?

– Не слугой, – ответила я со спокойствием, какого сама от себя не ожидала. – Источником.

Таас побледнел и отвернулся. Хильда стиснула кулаки, от чего даже под курткой рельефно проявились мускулы. «Источник»– обычный термин аристо, о котором мне не хотелось бы даже вспоминать.

– Как тебе удалось бежать? – Хильда повела плечами словно борец, пытающийся снять напряжение.

Я только покачала головой. Я не могла говорить об этом. Купцы продолжали переговариваться, глядя на нас.

– Простите меня, праймери Валдория. Насчет Тамса.

Я старалась, чтобы мой голос звучал беззаботно.

– Таас, зови меня просто Соз, ладно? – я просила его об этом столько раз, что уже сбилась со счета.

Он покраснел.

– Слушаюсь, мэм.

Моего сознания коснулась мысль Хильды – гораздо слабее, чем это получалось у Рекса: «Я тоже прошу прощения». Потом уже спокойнее: «Дай мальчику время. Ты пугаешь его до мурашек».

«Мурашек?»– удивился Таас.

Рекс послал им мысленную улыбку. «Мурашки – живые или неодушевленные?»

Я попыталась улыбнуться в ответ. Я понимала, что Рекс хочет снять напряжение. И мне стоило бы радоваться: в первый раз Таасу удалось связаться с нами мысленно без помощи корабельной аппаратуры. И все же я не могла оторвать глаз от купцов. Они пошли дальше, то и дело оглядываясь на нас.

– Похоже, мы их раздражаем, – заметила Хильда.

– Но мы же не можем отпустить их просто так? – Таас нетерпеливо переминался с ноги на ногу, словно игрок в мяч, ожидающий движения соперника.

– На каком основании? – поинтересовалась я.

– Они же купцы, – переживал Таас. – Разве этого недостаточно?

Я качнула головой в сторону полицейских-землян, на всякий случай подтянувшихся поближе к нам.

– Не уверена, что они с тобой согласятся.

– Если бы не мы, купцы давным-давно разделались бы уже с Союзными Мирами, – упорствовал Таас.

– Если бы нам не приходилось отвлекаться на купцов, – возразила я, – мы и сами давным-давно могли бы овладеть Союзными Мирами.

Таас наморщил лоб.

– Разве вы не ненавидите купцов? Особенно после… – он запнулся.

– Уличные драки ничего не решают. Тем более что они здесь запрещены.

– У нас есть занятия и приятнее, хойя. – Хильда хлопнула Тааса по плечу. – Лично я не прочь выпить.

Я так и не знаю точно, что на языке Хильды означает «хойя»; судя по всему, что-то вроде «милый мальчик». Таасу еще предстоит понять, что это слово не простая тарабарщина. Вот интересно будет посмотреть на Хильду, когда она будет объяснять Таасу, почему называет его милым мальчиком.

– Эй, Хильда, хойя, ты хочешь напиться? – ухмыльнулся Рекс.

– Сам хойя, – буркнула Хильда, но тут же улыбнулась. – Ну по крайней мере несколько стаканчиков.

– Я тоже не против выпить чего-нибудь, – согласилась я. Чего-нибудь покрепче, отшибающего память…

Ночь уже час как теснила закат, сужая полоску розово-красного неба на горизонте. Сутки на Делосе длятся шестьдесят два часа и закат соответственно тоже кажется бесконечно долгим. Народу на Аркаде прибавилось: люди пользовались возможностью отдохнуть от дневной жары. Не так просто переносить тридцать часов непрерывного солнечного света, так что единственными по-настоящему комфортными оставались вечерние и ночные часы, а также раннее утро.

Небо над нашими головами окрасилось в темно-лиловый цвет. В спектре излучения Делосского солнца больше лиловых лучей, чем у большинства звезд с обитаемыми планетными системами, да и атмосфера Делоса почти не рассеивает его. Даже находясь на уровне моря, здесь ощущаешь себя как на высокой горной вершине. У горизонта толпились легкие облака, подкрашенные снизу в розовый цвет, темневший по мере того, как на крыши Аркады надвигалась ночь.

Мы шли вдоль бесконечной череды баров. В сумерках ярко светились головывески: ослепительно розовый цветок, зависший над дверью, кружащиеся в хороводе золотые жуки, гроздь зелено-голубых планет, обращающихся вокруг огромной голубой звезды… Головывески, голореклама – вся улица была заполнена круговертью световых и цветовых пятен. По стенам зданий вверх и вниз носились, разбрызгивая искры и меняя очертания, самые фантастические животные.

На нас обрушивались потоки музыки – то буйно-веселой, то протяжной. По мере приближения к очередной двери звуки усиливались, но стоило нам пройти мимо, как они слабели и пропадали в уличном шуме. К этому добавлялись крики зазывал, вещавших на самых разных языках Союзных Миров. Те, чьи возгласы я могла разобрать, пытались соблазнить проходящих напитками, курительными палочками и зернами масляничных растений, уводящими в мир мечты или заставляющими тебя заниматься любовью без устали много часов подряд. В воздухе висел аромат жареного мяса и пряностей.

Большинство головывесок было мне непонятно. Потребовав у центра меню-переводчик, я решила опробовать его на красивой вывеске, гласившей:

«КОНСТАНТИНИДЫ».

«Перевод», – скомандовала я.

«Греческий язык, – ответил центр. – Перевод: Константиниды».

– Очень ценная информация, – пробормотала я себе под нос.

– Так куда зайдем? – спросила Хильда.

Я ткнула пальцем в сторону облезлого здания. Крыша его украшалась единственным шестом с проржавевшими почти насквозь пластинами, жалобно дребезжавшими на ветру. Головывеска над входом была на английском языке – единственная, которую я могла прочесть без переводчика.

– «У ДЖЕКА»– объявила я.

– Напоминает древнюю Землю, – заметил Рекс.

– Скорее уж древнюю развалину, – фыркнула Хильда.

– Пошли, Хильда, – рассмеялся Рекс. – Не бойся.

– Но почему именно сюда? – допытывалась она.

– Потому, – ответил Рекс, – что здесь замечательно воссоздана атмосфера древней Земли.

– А это так уж хорошо?

– Зайдем и увидим, – улыбнулась я.

Итак, мы зашли внутрь. Вдоль одной из стен тянулась потемневшая от времени деревянная стойка. Стулья рядом с ней были обшиты лоснившейся от долгой эксплуатации красной тканью. Остальную часть помещения занимали столики, покрытые красными и белыми скатертями. За стойкой стоял человек, протиравший стакан; на рубахе и белом фартуке виднелись жирные пятна.

На эстраде в углу играл маленький оркестр. Инструменты были мне незнакомы: тыквообразные коробки с натянутыми струнами, золотые трубы с выдвигающимися и задвигающимися секциями, толстые барабаны. Тем не менее звук получался приятный, а ритм располагал к танцу с молодым человеком, певшим что-то лирическое. На экранах над эстрадой мелькали яркие голомультики.

У столиков нас поджидала женщина в короткой юбке. При виде ее Таас расплылся в улыбке.

– Мне здесь нравится, – заявил он.

– Давайте-ка займем столик, – предложил Рекс.

Хильда улыбнулась Таасу и мотнула головой в сторону официантки.

– Хорошенькая, да? Давай не будем драться. Прибережем это для купцов. Я все равно сильнее и больше тебя.

– Что? – выпучился на нее Таас.

– Она не хочет драться с тобой из-за официантки, – объяснила я.

– Но почему я должен драться с Хильдой из-за официантки?

Я пожала плечами. Я плохо разбираюсь в женской красоте. Другое дело в мужчинах. Мне официантка представлялась просто слишком юной девицей в слишком тесной юбке. Должно быть, эта штука здорово затрудняет кровообращение.

Рекс рассмеялся:

– Может, нам троим стоит предложить себя ей – пусть выбирает.

– С чего это ты взял, что она вообще выберет кого-то из вас? – улыбнулась я.

– А почему троим? – так и не понял Таас.

– Я, ты, Рекс. Ясно? – терпеливо объяснила Хильда.

Таас сделался совсем пунцовым:

– Так тебе нравятся женщины? Не мужчины?

– Ну разумеется, – ответила Хильда.

– Ох. – Таас почесал подбородок. – Ладно. Возможно, ты и сильнее меня, зато я стильный.

Официантка подошла к нам и, запинаясь и краснея, обратилась по-английски к Рексу:

– Вам нужен столик?

– Не понимаю ни слова из того, что ты говоришь, – ответил Рекс по-сколийски с самой вредной своей улыбкой, – но голос у тебя красивый.

– Она говорит, что нам нужен столик, – перевела я.

Хотя, видит Бог, нам нужен был не столик, а выпивка. Я включила программу перевода. Меню висело в воздухе на фоне официантки, переводившей испуганный взгляд с меня на Тааса, а с Тааса на Хильду. Вполне возможно, у меня на лице было такое же отсутствующее выражение, как у них.

«Не спеши», – посоветовал мне мой центр.

Рекс снова улыбнулся официантке.

– Они просто медитируют, – объяснил он по-сколийски.

Она моргая смотрела на него, потом огляделась в поисках кого-нибудь, кто мог бы прийти ей на помощь.

«Переведи:» Мы хотим выпить и закусить «, – подумала я.

– Чем могу служить вам? – спросила официантка у Рекса. Перевод ее слов на сколийский прозвучал у меня в уме, помешав сформулировать ту фразу, что я собиралась произнести по-английски. Официантка тем временем краснела все сильнее.

– Черт, – пробормотала я.

Мой центр создавался для боя, не для перевода. Как знать, может, мне и стоило бы добавить к нему модуль с дипломатическими познаниями. Я держалась бы в обществе гораздо свободнее, да и непосредственно в общении это не помешало бы. Однако мой центр был под завязку нагружен модулями с военной информацией, и я не имела ни малейшего желания заменять хоть один из них. В конце концов, от этого может зависеть моя жизнь. И расширять его объем мне тоже не хотелось. Моя биомеханическая система и так достигла предела возможностей современной технологии.

И вдобавок мне вовсе не мешает попрактиковаться в английском без подсказок на ухо.

» Конец программы «, – подумала я. Меню исчезло, а я обратилась к официантке на лучшем английском, который смогла выжать из себя без посторонней помощи.

– О'кей мы сесть здесь? – махнула я рукой в сторону столика у дальней стены.

– Разумеется. – Ее лицо понемногу приобретало нормальный цвет, а на моих щеках, напротив, заиграл румянец. Она покосилась на Хильду с Таасом, взгляды которых снова сделались более или менее осмысленными, и слегка расслабилась. Я – тоже.

Она взяла со стойки несколько меню и направилась к выбранному нами столику. Мы двинулись следом; она оглянулась на Рекса и снова зарделась.

Проследив ее взгляд, я вдруг заметила, как тесно облегают брюки ноги Рекса. Штанины казались его собственной черной кожей, пугающей и возбуждающей одновременно. И еще руки. Что ощущают они, когда…