Посланник

– Желтков, который по одноклеточным, у нас очень категорично обо всём судил, – заметила Олеся.

– Вот, яркий пример одноклеточного доктора наук.

Пока учёные обсуждали с водителем фуры теорию антропогенеза, наступил вечер, и на горизонте показался посёлок. Через минуту фура остановилась на небольшой площадке у обшарпанного двухэтажного строения.

– Гостиница с виду плохенькая, но столовая тут!.. – Вася поднял глаза к небу. – И меня здесь знают. Так что накормят, как в лучших ресторанах Москвы.

– Не хотелось бы, – пробурчал Покровский. – В ресторанах Москвы кормят отвратительно.

– Как насчет сауны? Здесь прекрасная сауна. – Предложил Вася, оформляя документы на стойке администратора.

– Мы не любители, – быстро ответил Покровский. – Нам бы перекусить, вот это было бы в самый раз.

– Это сейчас организуем!

Путники отнесли свои рюкзаки на второй этаж и спустились в столовую.

– Людмила! – крикнул Вася, когда компания уселась за пластиковый столик, покрытый грязной клетчатой скатертью.

Из кухни вышла женщина в не очень чистом белом халате.

– О, какие люди!

Она наклонилась к Васе, и они обнялись.

– Накормишь наших гостей из Москвы? Так, чтобы они сюда каждую пятницу приезжали за твоими котлетами.

Людмила оценивающе посмотрела на Покровского и Олесю, как парикмахер смотрит на клиента, когда решает, как сделать из его головы что-то грандиозное, но понятное ему одному.

– Сейчас вы… – Вася начертил рукой в воздухе круг и сжал этот круг в кулак, пытаясь донести до гостей, что через пару минут произойдет главное событие в их жизни.

В столовой, несмотря на прекрасный вечер, народу не было.

– Странно, что никого нет, – насторожилась Олеся. – Вроде бы самое время для ужина.

– Что, страшно? – заулыбался Вася. – Думаете, что опять накормят отбросами? Народу здесь нет, потому что гостиница с виду дешевая и неприметная, да и поселок маленький. Но уверяю вас, именно здесь питается губернатор и большинство его родственников. И нам очень повезло, что их сейчас нет, а то бы пришлось расположиться на кухне. Хотя и там нас бы накормили, как римских императоров.

Из дверей кухни вышла Людмила. Она несла на подносе шесть глубоких тарелок.

– «Греческий» салат, – произнесла она, расставляя тарелки, – а вот это – «Буржуйский» салат.

– Почему «Буржуйский»? – спросила Олеся.

– А вот угадайте, – ответила Люда.

– «Греческий»… – разочарованно сказал Покровский. – С Греции его не люблю… Просто огурцы и помидоры с брынзой.

Вася и Люда загадочно переглянулись. Покровский с недоумением посмотрел на ложку, которой ему предлагалось есть салат, и положил в рот первую порцию «Греческого», в котором помимо сыра феты и оливок была еще какая-то зелень. Внезапно его глаза округлились. Он положил в рот вторую порцию.

– Обалдеть! – произнес он с набитым ртом. – Что это? Я не ел ничего вкуснее!

Вася и Люда сияли, как будто их объявили победителями конкурса сибирских кулинаров. В это время Олеся поглощала «Буржуйский», не глядя по сторонам.

– Как «Буржуйский»? – Вася весело толкнул локтем Олесю.

Олеся выпучила глаза и подняла вверх большой палец.

– Ладно, иду за горячим, – сказала повариха и радостно поскакала на кухню.

– Только не пойму, почему он «Буржуйский», – прочавкала Олеся.

– Вероятно, потому что там ананасы и курица, – предположил Покровский, который уже давно переключился с «Греческого» на «Буржуйский».

– И что? – не поняла Олеся.

– «Ешь ананасы, рябчиков жуй, день твой последний приходит, буржуй!» – разъяснил Вася.

– Оригинальное название, – одобрил Покровский.

В этот момент в зал вышла Люда. На подносе у нее возлежало огромное блюдо.

– Сибирская курица или курица по-сибирски, – тожественно произнесла она, перекладывая блюдо на стол.

Пахло от блюда умопомрачительно. Повариха разрезала толстый желто-коричневый прямоугольник на несколько частей и положила каждую часть в тарелку гостям. Блюдо представляло собой слойку, из которой выглядывали кружочки вареной картошки, лук, мелко наструганная курица, плавленый сыр и еще что-то расплавленное и зажаренное.

– Невообразимо! – произнесла Олеся, медленно разжевывая куриную запеканку.

– Да-а, вот это вещь! – согласился Покровский. – Капитально!

– Ну и для полноты восприятия, – сказала Люда и достала из кармана бутыль с красной жидкостью. – «Кровь олигарха».

– О, это любимый напиток нашего губернатора! – оживился Вася. – Только для ви ай пи гостей.

Темно-красную тягучую жидкость разлили в бокалы необычного вида с извилистыми ножками. Покровский взял слово.

– Я много разъезжал по свету, – начал он. – Нет, не так. Я руководитель экспедиций… Нет… Короче, я объездил несколько тысяч городов России и мира, в том числе Париж, Нью-Йорк и Шепетовку. Но нигде, ни в одной стране, ни в одном ресторане Европы и Московской области я не ел ничего подобного! За Ваши волшебные руки, Люда!

Люда покраснела и заулыбалась. Все чокнулись.

Пили медленно, втягивая красную жидкость, как настоящие дегустаторы.

– Что это? – наконец оторвался от рюмки Покровский.

– А, это нечто! – проникновенно ответил Вася. – Нечто, произведенное из манчжурской вишни по рецепту алтайских долгожителей.

– Это что-то совершенно замечательное и необъяснимое, – восторженно произнесла Олеся.

– Еще по одной? – с готовностью предложила Люда и разлила остатки по бокалам.

– А сколько тут градусов? – поинтересовался Покровский.

– Чуть больше сорока, – ответил Вася.

– Но алкоголь вообще не чувствуется! – восхитилась Олеся.

– Сейчас почувствуется, – пообещал Вася. – Ваше здоровье!

Выпили по второй.

– А нельзя ли заполучить рецепт этого произведения? – попросил Покровский.

– Вот чего нельзя, того нельзя, – ответила Люда, – секрет буддистских лам.

– Людмила, а может погорячее? – заговорщицки подмигнул Вася.

Люда многозначительно посмотрела на москвичей и плавно удалилась в помещение кухни.

– Сейчас произойдет такое, от чего вы потеряете последние капли рассудка, – сообщил Вася.

– Что же еще может быть прекрасней? – удивилась Олеся.

Из кухни снова вышла Люда. В руках ее был поднос с какими-то закусками и небольшая бутылочка с жидкостью коричневого цвета.

– Вот, – торжественно объявила она, поставив бутылку на стол. – Напиток «Судьба Рогозина».

– Какая она коричневая, – покачала головой Олеся.

– А здесь сколько градусов? – спросил Покровский.

– А здесь семьдесят, – улыбнулась Люда.

– Сколько?! – испугалась Олеся.

– А еще здесь 17 трав, собранных в диких степях Забайкалья на растущей Луне, – уточнила Люда, разливая «Судьбу» по рюмочкам.

Покровский поднес рюмку к носу.

– Божественный запах! Если позволите, тост… Давным-давно, когда еще не было Академии наук и вся земля была Кавказом, обезьяна спустилась с гор, стала работать и превратилась в гомо эргастера – человека работающего. Но потом она поумнела и стала гомо сапиенсом – человеком разумным. Когда многоуважаемый академик Коган услышал эту историю, он сказал своим студентам: «Не следует путать человека работающего с человеком разумным, ибо человек разумный – не работающий, а человек работающий – не разумный». Так выпьем за то, чтобы поскорее превратиться из обезьяны в человека!

– Прекрасный тост! – сказал Вася и все выпили.

– Господи, какая гадость! – сдавленным голосом прохрипела Олеся.

– Это бесподобно! – восхитился Покровский. – Это лучшее из крепких напитков, что я когда-либо пил.

– Это действительно лучшее, – ответил Вася. – Эта штука придает сил на две недели. Можно олимпийские рекорды ставить.

– И лечит от всех болезней, – добавила Люда.

– Ну, от всех или не от всех, а простуду убирает на следующее же утро, – уточнил Вася.

– Ух, меня прям в жар кинуло! – вытер пот Покровский.

– Ее много не надо, 100 грамм и достаточно, – сказала Люда, наливая по второй рюмке.

Все чокнулись и выпили.

– А вот у нас на курсе был такой случай, – неожиданно начала рассказ Олеся.

– Этот напиток совершенно развязывает язык, – шепнул Вася Покровскому.

Покровский уже это понял. Его настроение улучшилось до такой неприличной степени, что все стали казаться ему братьями и хотелось сделать для них что-то хорошее. Например, поведать какую-нибудь сокровенную историю или сообщить пароль от Госуслуг. Пока Олеся рассказывала случаи из своей интимной жизни, Покровский налил всем еще по одной и влился в общий разговор. За беседой он не заметил, как Вася ушел.

– Спать пошел, – пояснила Люда, – ему ведь завтра в рейс.

– Да, правильно, – согласился Покровский. – Мы тоже, наверное, пойдем. Сколько с нас за всю эту прекрасную музыку?

– Нисколько, Вася рассчитается.

– Ну Вася Васей, а вот примите и от нас в знак, так сказать, безмерного восхищения. – Покровский протянул Люде пятитысячную бумажку.

– Гранд мерси, – Люда взяла деньги. – Я вам сейчас еще кое-что принесу.

Через минуту она вышла с большой тарелкой, на которой лежали рулетики из ветчины и тертого сыра с чесноком.

– О, я знаю, что это, – оживилась Олеся. – Это рулетики. Я часто такие делаю, ничего особенного.

– Ну-ну, – сказала Люда.

Покровский разлил остатки «Судьбы Рогозина», все выпили и закусили рулетиками.

– Да что же это такое! Из чего они?! – восхитилась Олеся. – Уж такая ерунда, но сделана божественно!

– Действительно, в чем секрет? – спросил Покровский, поедая третий рулетик. – У нас в Москве на каждом углу такие, чеснок с сыром, не более. От этих же оторваться нельзя. Или опять секрет фирмы?

– Секрет прост. Берете любую поваренную книгу и строго соблюдаете рецептуру.

– Точно! – согласилась Олеся. – Мы-то все на глазок, тем более, когда готовим такую ерунду.

Когда рулетики и спиртное закончились, Олеся и Покровский пошли спать.

Утром Вася постучался к москвичам в полшестого, а в шесть все уже сидели в пустой столовой и ждали что-то особенное на завтрак. Из кухни вышла свежая, как будто и не пившая вчера Людмила.

– А вот наш фирменный завтрак, только для очень дорогих гостей. Одно из любимых блюд нашего губернатора.

– Яичница?… – разочарованно протянула Олеся.

– После рулетиков я готов поверить в то, что Вы, Люда, любой бутерброд можете превратить в фуагру, но яичница… Я немного удивлен, – согласился с Олесей Покровский.

– Если не будете, отдайте мне, – сказал Вася, уписывая свою порцию.

Покровский и Олеся не решились остаться без завтрака и принялись за яичницу.

– О Боже мой! – округлила глаза Олеся

– О, Господи! – зажмурился Покровский. – Это перекрыло весь вчерашний ужин.

– Как можно сделать такое с яичницей?! Я не ела ничего вкуснее! – простонала Олеся, – Я сейчас тарелку съем.

– Под эту яичницу можно открывать отдельный ресторан, отбоя от желающих не будет, – причмокивая от удовольствия, предложил Покровский. – А можно еще?

– Конечно, – ответила Люда и довольная ушла на кухню.

– В девять утра сюда приедет губернатор, – сказал Вася, – и именно на эту яичницу. Он сюда приезжает несколько раз в неделю завтракать.

– Я не могу понять, – сказала Олеся, – она довольно соленая, но в меру… Как можно так точно угадать, чтобы не пересолить. И вид у нее странный, как будто ее рвали вилкой, а потом долго соскребали со сковородки.

– Может секрет в яйцах? – предположил Покровский. – Может здесь при столовой куры?

– Нет, – ответил Вася, – секрет этого блюда – только в руках повара. Это гений. Люда только приносит и, так сказать, администратор. А повар – один местный старичок-алкаш. Он так готовит!.. Причем самые обычные блюда, но никто не может повторить. Вы еще его жареную картошку не пробовали.

– Что, прям алкаш? – удивилась Олеся.

– Ну как… Ну поддает дедушка сверх меры.

Люда принесла добавку. Ее умяли за пару минут.

– Спасибо Вам огромное, Люда, – сказал Покровский, когда все встали из-за стола и направились к выходу. – Если буду в этих местах в радиусе тысячи километров, то на питание – непременно к вам!

– Я ж сказал, что из Москвы будут ездить! – подмигнул Вася

– Была б она капельку поближе – ездили бы, – ответил Покровский.

Компания вышла из облезлой гостиницы с лучшей кухней мира и направилась к машине. Вдруг раздался истошный вопль Олеси. Все испуганно обернулись. Олеся показывала пальцем на дорожный указатель с названием посёлка.

– Кормиловка!!! – орала Олеся. – Посёлок называется Кормиловка! Капе-ец!

Вася сиял от произведённого на гостей впечатления. Он специально скрыл название населённого пункта, чтобы потом эффектно его объявить. Но Олеся упростила ему задачу.

Как только фура отъехала от гостиницы, Олеся, переполненная эмоциями, заёрзала в кресле.

– Никак не могу забыть яичницу, – сказала она. – И почему повар – алкаш? Почему, как гениальный специалист, так спивается?

– Ну, это всеобщая русская беда, – ответил Вася. – Не знаю как в Москве, а у нас в Сибири если не пьешь или не сидел, то значит и не мужик. Столько под эту водку толкового народу сгинуло. А все потому, что культ. Культ водки.

– Совершенно согласен, – ответил Покровский. – И не удивлюсь, если это культ не сам по себе вдруг появился.

– Конечно… Государство – это четкая система. В нём само по себе ничего не появляется. Только дурак может считать, что в государстве может быть бардак.

– И главное оружие в этой системе – идеология, – согласился Покровский. – В девяностые культ водки активно насаждали. Что ни фильм, то про ящик водки, что ни песня, то про море пива.

– О, как мы в институте бухали! – вспомнила Олеся, – Я один раз в метро на эскалаторе уснула.

– И мы, – ответил Покровский. – Помню, как сам считал, что много пить – это круто. Вот витало такое мнение в обществе. А вообще девяностые вспоминаются, как время истинной свободы…

– Когда хочешь развалить страну, дай ее гражданам свободу, – мрачно сказал Вася.

– Почему? – удивилась Олеся. – Разве свобода – это плохо?

– Ты не помнишь, ты в девяностых еще не родилась, а мы помним, – ответил Вася. – Вот дали людям свободу. В творчестве, в бизнесе, во всём. И что стали делать люди? Они стали писать матерные песни, кидать своих партнёров по бизнесу, убивать за квартиры родственников, трахаться направо и налево, бухать и торговать наркотиками. Вот и вся свобода.

– Такова человеческая природа… – согласился Покровский. – Человек – это звучит подло. Из всех животных человечек – самая мерзкая тварь, говорю как палеонтолог.

– Неужели в людях нет ничего хорошего? – возмутилась Олеся. – А Пушкин, а Александр Матросов, а наши родители? Я конечно прошлое время знаю только из телевизора, но вот когда смотришь фильмы про войну, там все – очень хорошие люди. А мне мой дедушка фронтовик рассказывал, что в этих фильмах всё правда, такими люди и были на самом деле.

– Это потому что так хотело государство, – ответил Вася. – И в войну, и после войны сволочей хватало. Но государство построило такую систему, что все сволочи вынуждены были поджать хвост и сидеть тихо, потому что в этом и состоит функция государства – сохранять общество в человеческом виде и не дать его гражданам поубивать друг друга. А в девяностые система поменялась, и подонки получили полнейшую свободу действий. В результате хорошие люди оказались в дерьме, а плохие – в шоколаде.

– А зачем это нужно государству?

– Государству это не нужно. Это нужно внешним врагам государства, чтобы ослабить экономическую и военную мощь страны.

– Я, конечно, слышала, что Ельцин якобы работал на Америку. Но я не понимаю, при чем тут свобода. Как матерные песни могут ослабить военную мощь страны?

– Матерные песни не могут и, кстати, лично я ничего против них не имею. Я говорю о том, что люди в своем большинстве такие существа, которые, получив свободу, не созидают, а разрушают.

– То есть свобода – это плохо? И что же теперь, в концлагере жить? – возмутились Олеся.

– Свобода – это первый шаг к концлагерю… – ответил Вася. – Вот дали в конце 80-х людям свободу, и страна рассыпалась. Теперь на её бывшие территории вводится иностранный военный контингент. И если ты думаешь, что новые хозяева будут для коренного населения расшибаться в лепёшку, чтобы обеспечить каким-то там хорватам счастливую жизнь, ты ошибаешься. Скорее, медицинские опыты будут на них ставить.

– Мне кажется, вы сгущаете краски, – ответила Олеся. – Никто СССР не разваливал. Люди сами выбрали независимость. И никакой иностранный контингент на их территории не посягает, а если и посягает, то опять же с согласия граждан для их внутреннего спокойствия. А вот то, что делает сейчас России, вот это как раз и есть посягательство на территории независимых и суверенных государств.

– Что ты имеешь в виду?

– Крым она имеет в виду, – ответил за Олесю Покровский.

– Но ведь граждане Крыма сами решили войти в состав России, – возразил Вася.

– Они это сделали под давлением. Это была чистой воды агрессия! – возмущенно заявила Олеся.

И ты так думаешь? – обратился Вася к Покровскому

– Так думает вся интеллигенция мира и все здравомыслящие люди России, – ответил Покровский. – Аннексия Крыма незаконна.

– А почему, можно узнать?

Покровский немного помолчал, подбирая слова специально для шофёра.

– Постараюсь объяснить… В конституции России, Украины и многих других государств прописано, что для отделения части страны необходимо провести референдум среди населения всей страны. Решение об отделении Крыма было принято на крымском референдуме, а должна была голосовать вся Украина, так как Крым это часть Украины. Поэтому отделение Крыма незаконно. Так понятно?

– Понятно, но это не совсем так.. В современных Конституциях России и Украины у республик нет права на отделение. Но на момент отделения Крыма в 2014 году в Конституции Украины такая статья была и там, как ты справедливо заметил, допускалось отделение, но только по результатам всеукраинского референдума.

– Ну вот, – перебил Покровский, – в чём тогда вопрос?

– Вопрос в Украине. В марте 1991 года в СССР состоялся всесоюзный референдум, на котором более семидесяти процентов граждан проголосовало за сохранение СССР. Из этого следует, что Украина на сегодняшний день это территория России. А значит и Крым – без всяких крымских референдумов – является территорией России.

– Но ведь Украина отделилась! И она уже не Россия, – вмешалась Олеся.

– А на каком основании она отделилась?

– После всесоюзного референдума в том же 1991 году был проведен всеукраинский референдум. По его результатам и произошло отделение, – уточнил Покровский.

– А был ли законен этот всеукраинский референдум? В соответствии с законом «О референдуме СССР» отменить решения референдума СССР может только новый референдум СССР этого же уровня. А повторного всесоюзного референдума по вопросу сохранения СССР не проводилось, поэтому решение об отделении Украины, принятое в 1991 году на республиканском референдуме, то есть только среди жителей Украины, прямо нарушило и волю граждан СССР, и закон. Так что юридически отделение Украины незаконно.

– Вы ещё и в юриспруденции шарите, – зло процедила Олеся, которая не нашла, что возразить Васе на его аргументы.

– Так я юрист, – весело ответил Вася.

– Да?.. А что же тогда шофером работаете?

Вася рассмеялся.

– С чего ты взяла, что я шофером работаю? У меня ИП. Я из Красноярска в Москву рыбу вожу. Чтобы водителя не нанимать сам за рулём.

– Серьезно? – удивился Покровский. – Высшее юридическое?

– Сибирский федеральный университет, юрфак

– Капец… – покачала головой Олеся и отвернулась к окну.

– Неожиданно, – согласился с ней Покровский. – Но вернемся к нашему спору. Ведь результаты незаконного, как ты утверждаешь, референдума на Украине в 91 году – это тоже воля ее граждан. Разве справедливо ее не учитывать только ради соблюдения закона?

– Тогда давай будем последовательны, – согласия Вася, – результаты референдума в Крыму о присоединении к России – это тоже воля его граждан, почему ты предлагаешь ее не учитывать?

– Потому что российские власти в Крыму могли подтасовать результаты! – горячо возразила Олеся.

– Так и на Украине в девяносто первом украинские власти могли подтасовать результаты, – ответил Вася.

Воцарилась тишина, которую нарушал только гул мощного немецкого мотора. Некоторое время ехали молча.

– В честность выборов в России давно никто не верит… – после долгой паузы заговорил Покровский. – У нас какая-то неправильная демократия, недодемократия.

– Не знаю, обрадую тебя или расстрою, но государство и демократия – это вообще не совместимые понятия. Так что демократии нигде нет. И быть не может.

– Это ты как юрист утверждаешь? – удивился Покровский. – А что же у нас по-твоему?

– То же, что и везде. Государство. Аппарат для управления и принуждения, состоящий из специально назначенных людей, имеющих власть для управления и принуждения. О какой власти народа здесь можно говорить.

– Так тех, кто назначает этих людей, выбирает народ.

– Это означает, что народ имеет право выбора, но право выбора не означает наличие власти. Все решения за народ принимают выбранные им люди и принимают по своему усмотрению.

– А разве может быть по-другому? Нельзя же проводить всенародный референдум по каждому вопросу из повестки работы Госдумы.

– Теоретически можно. Для этого депутат по каждому вопросу должен проводить голосование среди своих избирателей и до сведения Госдумы доводить результаты, которые учитываются, как один голос. Вот если депутат будет посредником между народом и исполнительной властью, передатчиком мнения своих избирателей, а не своего собственного, то это и будет власть народа.

– Ну, по времени такая процедура равносильна тому же всенародному референдуму. Я понимаю, что для истинного народовластия времени не жалко, но как тогда затянется принятие любого закона.

– Я бы так категорично не утверждал. Например, в России для принятия закона проводятся десятки заседаний, работа над проектом закона в профильных комитетах, три чтения в Госдуме, так что иногда эта процедура растягивается на годы. И при этом мнением народа никто не интересуется. А на проведение референдума уходит по закону от трёх до шести месяцев. Так что референдум, получается, даже немного быстрее.

– Не думаю, что наша власть уступит простым людям такую привилегию как принятие законов.

– Не уступит. И совершенно правильно сделает. Представляешь, что будет, если пациенту доверят самостоятельно определять стратегию своего лечения или, например, жильцам многоквартирного дома позволят выбирать технологию возведения бетонных перекрытий, которую они будут определять путём общего голосования? Управление государством – это такая же специфическая сфера деятельности, требующая профессиональных знаний, соответствующего образования, владения всей полнотой информации, в том числе совершенно секретной. Управлять государством должны специалисты, народ к этому не должен иметь никакого отношения. Другое дело, моральный облик этих специалистов.

– Но ведь тогда это будет диктатура, – испугалась Олеся.

– Почему будет? Она есть. Весь мир так устроен. А без диктатуры будет хаос.

– Фашизмом пахнет… – насторожилась Олеся.

– Даже близко не тянет, – возразил Вася.

– Шмони-ит… – не унималась Олеся.

– Олеся, пойми, все экономические системы и политические режимы – это фикция. Всё зависит от морального облика людей, управляющих страной, и только от него. Если во главе страны стоит порядочный человек, заинтересованный в процветании своего народа, то совершенно неважно, социализм будет, капитализм, демократия или диктатура. Люди при таком правителе будут жить прекрасно, а страна будет процветать. Если же у власти будет садист или иностранная марионетка, то какую социально-экономическую формацию не выбери, стране кердык.

– Если следовать твоей логике, – сказал Покровский, – то любой стране кердык, потому что история не знает порядочных правителей, сплошные моральные уроды.

– Вот прямо чтобы порядочных – не знает. Но если моральный урод не будет иностранной марионеткой, этого уже достаточно, чтобы страна процветала. Населению, конечно, придётся туго, но на то оно и население…

– А что, разве за всю историю не было ни одного нормального правителя? – удивилась Олеся. – Вот, например Сталин. Многие тоскуют по его правлению. А я вот никак не пойму. Одни говорят, что Сталин – мудрый вождь, который сделал из Советского Союза сверхдержаву, другие – что кровавый палач и при нём все сидели в лагерях за анекдоты про Брежнева. Как могут быть такие разные мнения об одном том же человеке?

– А я вот не пойму, – возмутился Вася, – как можно этого не понимать! Это же так просто. Сталин был уголовником, поэтому его методы управления были типичные для уголовника – кровавые и жестокие. Но вместе с тем он был очень умным человеком. Россия при нём развивалась и достигла невиданных высот, потому что он считал Россию своей вотчиной. Как раз то, о чём я только что говорил: моральный урод и одновременно не марионетка. Это Ленин обещал немцам и англичанам, которые привели его к власти, преподнести Россию на блюдечке. А Сталин никому ничего не обещал.