Принцессам скучать не полагается

Изгвазданная в грязи белая птица обнаружилась на самом краю болот. Дурачок застрял под корягой – то ли сам влез по дурости, когда унёсся, не разбирая дороги, то ли свалилась она с пригорка и придавила несчастного. Так или иначе, он явно устал, пытаясь выбраться из-под неё всю ночь и полдня, и теперь только придушенно шипел и всхрапывал, распластав по земле крылья и закатив глаза.

Дурная тварь. Что человеком был, что теперь.

Ну что ж его, на обед лисе теперь оставить? Не по-людски как-то.

Покачав головой, ведьма поднатужилась и сдвинула эту толстенную кривую ветку.

Гусь даже не попытался бежать, да что там, даже головы не поднял, будто совсем подыхать собрался. Рассудив, что ничего ему за пару минут не сделается, Барбеза таки отошла: до полянки, где она ставила обычно силки на кроликов, оставалось всего ничего. Вернувшись, она нашла гуся на том же месте, в той же позе.

Издох что ли? Но нет, серое тело чуть шевелилось.

Вздохнув, Барбеза ухватила гуся за шею, запихнула кое-как в корзинку, с которой пришла (толстый зад птицы торчал наружу, вяло свисало крыло), и возвратилась в избушку, кряхтя и охая по пути от натуги (гусак не только выглядел упитанным, но и оказался на самом деле тяжелёхоньким). Там она вывалила птицу на крыльцо, налила воды в плошку, да кинула горсть сушёных ягод – что уж было – и ушла заниматься своими делами.

К вечеру её новоявленный питомец пришёл в себя и даже спустился вниз пощипать траву. На старуху он косился и шипел ещё долго, но убегать больше не пытался. Даже когда через пару дней она наведывалась в город, чтоб пополнить припасы, то по возвращении обнаружила его на облюбованном местечке под порогом.

Так они и жили, с гусем. Ну а что? Вдвоём всё веселее.

Только щипался, гадёныш, противно, но в остальном, кажется, смирился с судьбой.

Она, конечно, пыталась возвратить ему прежний вид, но бестолку: руны плелись отлично, а вот силы в них почти не осталось. Ведьма испробовала не меньше десятка известных ей усилителей и уловок, но не шевельнула и пёрышка на неудачно попавшем под горячую руку перекидыше.

Первые дни она предпринимала попытки отыграть заклинание назад часто. Через месяц уже реже, а к концу года и вовсе бросила эту затею.

Ну судьба, видать, такая у мужика. Ладно, хоть суп никто не сварит.

                                          * * *

…Барбеза вернулась в реальность, снова потёрла щипок на бедре.

Паразит. Как есть паразит.

Беззлобно шуганув гуся с тропинки, старуха подошла к маленькому крытому дровнику, ухватила небольшой ларь, спрятанный сбоку под навесом, и водрузила его себе на спину. Хорошая, добротная вещь, только прошлой зимой сделала, в короткую снежную пору, когда из дома почти не выползала. После взяла с крюка рядом один из ножей – с коротким лезвием и рукояткой из оленьего рога – да петлю-переноску из плетёной кожи, прицепила всё к ларю. Оглянулась, поднялась по ступенькам и заперла дверь. Брать у неё, конечно, нечего, да и того жалко. Особенно книги. Да и с едой тогда этот вон как начудил. Ну да, авось, никто из людей тут больше не объявится. А вот звери набедокурить могут. Похлопав по солидному, хоть и малость ржавому засову, Барбеза отправилась в лес: проверить силки да поискать сморчков (сушёные грибы уже поднадоели), а то, глядишь, и гнездо какое найти, яйцами разжиться.

Не торопясь, она зашагала по дорожке и скоро скрылась из виду.

Старуха бродила по лесу уже пару часов. Успела набрать грибов половину ларя – хорошую такую кучку мелких сморщенных шапочек-сеток. Вынула из ловушки перепёлку – тоже маленькую, но зато совсем свеженькую. Перекусила остатками помороженной брусники на краю топи, попила воды из родничка в сосняке – вкусной, пахнущей хвоей и весной.

Небо голубело в просветах между начавшими зеленеть верхушками деревьев подобно дорогой инкрустации или витражу в храме. Птицы пели – свистели, чирикали, щебетали, щёлкали и заливались трелями – настоящий оркестр. Дышалось легко, свободно, воздух казался лечебным после недавнего дождика.

Вдалеке, ярдов в двухстах, вышла из кустов можжевельника медведица. Бурая, но со светлым, почти золотым загривком. Старая знакомая.

Зверь потянул носом воздух, обернулся на старуху. Ведьма кивнула, будто поздоровалась. Впрочем, именно поздоровалась. С лесными обитателями Барбеза была на короткой ноге – уж такие умения не пропадут, с молоком матери впитаны. А этой медведице она и помогла ещё давешним летом: медвежонка из болота вытянула. Рисковала сильно, но уж как мать ревела – весь лес дрожал. Ничего, справились: бродит сейчас тоже где-нибудь поблизости вместе с братом.

Медведица ещё немного постояла, принюхиваясь, потом развернулась и скрылась в зарослях. Хорошего тебе года, мамаша.

Внезапно лесной шум и гам пронзила диссонирующая нотка, словно кто-то вступил не в такт. Старуха прислушалась.

Нет же, только ветер да птицы.

И тут же в один момент птицы смолкли. Далёкий тоненький крик с Болотищ уже нельзя было не расслышать. Кто-то попал в беду, сомневаться не приходилось.

Подобрав юбки, ведьма кинулась на крик, доносившийся из одного из самых глубоких и непредсказуемых закутков топи. Благо, в юности и за последние годы она запомнила тут каждую кочку, каждый плавень и зыбун.

Детский крик! Нехорошо. Ох, нехорошо! Дитёнки лёгкие, но дурные, затягивает их быстро. Успеть бы…

Продравшись сквозь длинную груду валежника – с позапрошлогоднего урагана – Барбеза выскочила на болото. Деревья тут росли реже, но завалы старых стволов, камыш да рогоз перекрывали обзор.

Крик стих, как если б несчастный пленник трясины выдохся, а то и уже утоп.

– Эй! Есть кто? – заорала ведьма во всю мощь слабых старческих лёгких.

– Помогите! – пробормотал кто-то. – Я тону, – мальчишеский голосок почти перешёл в шёпот.

– Сейчас, сейчас, малец, потерпи. Не шевелись только, слышишь!

Она спустила ларь, прислонила его к старой иве, раскорячившейся у воды, отцепила придушенную перепёлку от петли, бросила рядом. Оглядевшись, нашла обломанный крепкий сук почти без ветвей, прихватила его с собой.

Осторожно перепрыгивая с одной мшистой кочки на другую, Барбеза двинулась внутрь топи. Обойдя камышовые заросли, она тут же заметила мальчишку, лежащего на спине посреди одной из заводей. Он косил в её сторону краем глаза, но старался не шевелиться. Молодчина, соображает, что к чему.

– Эй, парень, – позвала старуха, – не двигайся пока. Я постараюсь тебе помочь. Только уж уважь бабушку, слушайся, ага?

– Ага, – почти одними губами прошелестел мальчик.

– Я подойду ближе, – Барбеза сразу двинулась вперёд. – Вон там, у того древнего пня, привяжу это, – она приподняла кожаную петлю-переноску повыше, – длинная, до тебя достанет. И пень крепкий, не смотри на вид, уж я знаю. Ещё палка вот. В общем, слушай и делай…

…Парень выполнил её указания в точности – вот все бы так – придержался за протянутую ветку, когда ведьма подползла с нею поближе, осторожно, стараясь не слишком барахтаться, просунул сперва руки, потом голову и плечи в брошенную петлю, помогал Барбезе вытянуть себя, медленно подгребая руками и ногами. Затхлой болотной жижи нахлебался, конечно, ну да зато жив остался.

Выбравшись, не стенал и не жаловался, послушно потащившись за старухой след в след по выбираемой ею тропке. И только ступив на сухое, наконец, расслабился и почти мешком упал вниз, тяжело дыша и икая от перенапряжения.

– Ну ничего, ничего, милок. Обошлось же всё, а? – ведьма похлопала парнишку по плечу. – Не переживай, выведу тебя. До вечера уж дома будешь.

– А вы разве меня не съедите? – между приступами икоты бросил малец, без испуга, но с беспокойством.

– Съем?! Я?!! – поразилась Барбеза. – Да на черта б ты мне сдался. Я вон грибы ем и птиц, – она указала на ларь. – Да с чего ты вообще взял такое?

– Ну вы же та ведьма, с болот, разве нет? – мальчик немного отошёл от случившегося и выпрямился, усевшись поудобнее спиной к стволу. Зелёный навес ивовых ветвей отбрасывал на его хмурое лицо колышущиеся тени. Но сурово сведённые брови старуху нисколько не смутили.

– Ведьма? Ну да. Это я. Барбезой люди зовут. Только детей я не ем, да и вообще… огр я что ли, по-твоему, человечину жрать? – она покачала головой. – Просто старушка из лесу. Да не бойся, не трону.

Совсем рядом из кустов высунулась медвежья голова. Мальчишка завизжал и вжался в дерево, загребая ногами.

– А ну кыш, – строго сказала Барбеза давней знакомице, – не пугай мне тут приятеля. Иди давай по своим делам. Мы тоже скоро уберёмся из твоих владений. Вот посидим чуток и двинем.

Медведица шумно фыркнула, пошевелила ушами и скрылась.

– Напугался, а?

Мальчишка был серо-зелёного цвета, но в глазах, обращённых на ведьму, загорелся огонь неподдельного интереса. Страха и опаски перед ней как не бывало.

– Я тоже так хочу, – прошептал он. – Ну вот так, со зверями. Научите!

– Э-э, парень! Торопыга какой! Мы ещё из Болотищ не выбрались толком, а туда же… научите. Ха! – она нагнулась, вскинула ларь на плечо. – Подымайся, давай. Домой пойдём. Ученичок, тоже мне…

                                          * * *

Но парнишку проняло не по-детски.

Выводя его из топей, Барбеза успела наслушаться и о его семье – мать да сестричка младшая – и о тяжком житье в городе без отца, и о строгом учителе в школке. Мальчишка болтал не переставая, всё время возвращаясь к медведице в лесу и тому, как старуха с ней пообщалась. Про то, что он только что тонул в болоте, малец, кажется, совсем забыл.

Всё больше воодушевляясь по пути, Зазку – так он назвался – разглагольствовал о том, как сделается великим волшебником, словно древние маги. Глаза его горели, щёки раскраснелись. Он то и дело подёргивал Барбезу за рукав, снова и снова спрашивая, возьмётся ли она обучать его ведьминским премудростям.

Старая ведунья пыталась и отговариваться, и игнорировать, и даже прикрикивать, но, как-то само собой вышло, что уже на подходе к городу она согласилась. Помутнение ли какое нашло или просто скука и одиночество взяли своё, да приходить к себе ведьма разрешила.

Радостно взвизгнув, парень обнял старушку.

Ничуть ведь не боится, паршивец. Кто, спрашивается, час назад думал, что она его сожрёт?

Вот ведь, дети… Переменчивые и отходчивые. Плохое быстро забывают. Ну, глядишь, и про затею с ученичеством так же забудет.

– Вон там мой дом, – Зазку махнул рукой в сторону опрятного беленького домишки, – дальше я сам, – он скинул с плеч и передал ведьме ларь, который вызвался понести (вежливый мальчонка, тут уж нечего возразить). – Так я приду? Может, завтра после полудня. А бумага и карандаши у меня есть, ага. Я всё-всё запишу, честно.

Глядя в светлую голубизну обращённых на неё глаз, Барбеза не нашла в себе сил отказать. Пусть его… придёт, так придёт… а там видно будет, что с ним делать.

Учить, что ли?

Покачав головой вслед убежавшему парнишке, она крякнула, расправляя старые кости, и пошла назад, на свою полянку.

                                          * * *

И как-то так оно и пошло.

Мальчонка явился на следующий день, как и обещал. Завалил бабку грудой вопросов, на которые, впрочем, она большей частью ответа сразу не дала. Записывал, что мог, черкая в потрёпанной толстой тетради: тут проблем не было, писать его научили, пусть и выходило как курица лапой. Совал нос в каждую щель её маленькой избушки: к его вящему разочарованию он не нашёл ни чёртовых узлов, ни кусачих гримуаров, ни жутких пыточных орудий – только мешочки с травами, камушки, простые, хоть и старые книги, да кучу разнокалиберных котелков и ступок.

На уверения Барбезы, что жертв ни она, ни большинство других ведьм никогда не приносили, Зазку недовольно поджал губы. Эх, и почему все ожидают от них жути какой?

Кстати, странным образом парень практически сразу подружился с гусем. Ну как, сразу… сперва наглое пернатое щипнуло маленького незнакомца за зад, налетев из-за кустов. Но не на того напал: мальчишка тут же развернулся и зарядил хороший такой щелбан прямо в лоб птице. Гусь откинул голову и сел, разевая клюв: казалось, сейчас он вскинется и заклюёт наглеца, но нет. Внезапно он стал ходить за Зазку хвостом, будто верный пёс.

Животные и дети… непредсказуемые маленькие существа…

Историю гусака Барбеза выложила новому приятелю незамедлительно: старалась напугать, если честно. Она чувствовала себя неуютно, непривычно, слыша постоянно звенящий внутри её дома чужой голос, видя эту светящуюся энтузиазмом мордашку. Всё-таки столько лет одной прожить… старые привычки…

А парнишка ничего, оказался очень даже смышлёным.

Довольно скоро он научился определять, когда ведьма порет чушь и отбрёхивается, а когда говорит серьёзно. Так же быстро он запоминал и названия трав, их употребление, время сбора. Легко научился ходить почти бесшумно, наблюдать за зверьми и птицами, не тревожа их, даже дикий мёд собирать (а пчёлы там злющие).

Не успел закончиться и первый месяц лета, как Зазку упросил старуху обучить его рунам. Дело немного замедлилось, но мальчик старался. Так и до заклинаний недалеко, а там, глядишь, и природные силы подключаться. Нет, особых врождённых способностей у него Барбеза не отыскала, но упорство и время и из замухрышек порою делали великих ведьм. Примеры были. Честно сказать, её саму охватил азарт: а какое наследие сможет она оставить после себя? Кто знает, вдруг вот этот самый мальчонка возродит былую волшебную славу Ильфании.

В общем, чего только они не творили – благо, мать Зазку оказалась женщиной понимающей и дальновидной. Недельки через две после спасения мальчика из болота она позвала старушку в гости. Смущалась да и опаски своей не скрывала, но взваром с пряниками напоила, слушала внимательно и ходить сыну на обучение к ведьме разрешила. То ли боялась, что та проклянёт за отказ, то ли, что вероятнее, понимала, что не запретит парню бегать в лес тайком. А так она хоть знать будет, где её дитя обретается.

Хорошенькая девчушка лет пяти – вдвое младше брата – совсем по-взрослому заявила, что тоже станет ведьмой, когда вырастет. Они посмеялись, конечно, но от внимательного взгляда Барбезы не ускользнула светящаяся внутри ребёнка сила. Мать не могла не замечать такого. Может, потому и отнеслась к старой колдунье благосклонно. Обычным учителям с таким не совладать. Ну да до того у них ещё несколько лет.

А Зазку вполне сможет к тому времени стать проводником для сестрёнки в мир волшебства, если не наиграется.

Потом они и всей семьёй приходили уже в её избушку, посмотреть, поговорить.

Потом появились и другие дети: друзья Зазку не смогли остаться в стороне да так и увязывались за ним то один, то второй.

После пошли их родители… соседи… приятели…

В начале осени полянка перед домиком Барбезы частенько была полна народу – в основном, малышни – внимательно слушающего её объяснения о связях в природе, о переплетениях судеб, о старых войнах, о чудовищах и спасителях. Откуда-то и силы взялись не только разглагольствовать о былом, но и показывать, показывать и учить. Ловить магические ниточки из всего сущего и сплетать их в заклинания, творя чудеса. Ну так, мелкие чудеса: танцующие огни, послушных её воле зверюшек, вылеченный зуб. Зелья варились безостановочно почти. Пошла слава по городам и деревенькам. Забытье ей теперь не грозило.

А вот гуся расколдовать так и не получалось.

Уж сколько они бились и так, и эдак, а всё ни к шуту. Один раз, было, чуть лысой птицу не сделали. Обошлось.

Только и оставалось, что вздыхать о прежней мощи Ильфанийского коло. Уж такому ведьминскому конклаву перекинуть кого-то в другую личину было проще, чем чихнуть. Эх…

Бархатное золото и рубиновый багрянец залили все опушки у Болотищ. Ярко полыхали купы клёнов на холмах и, курлыча, засобирались в дальний путь журавли.

Скоро только высокие сосны, мощные ели да густой можжевельник останутся зеленеть на сереющей в приближении зимы земле. Утрами холодало: прозрачный воздух словно похрустывал, а топи кое-где прихватывал тонюсенькой паутинкой первый ледок.

Но несмотря на неизбежное увядание природы, Барбеза чувствовала себя нынешней осенью невероятно живой, помолодевшей даже. Вон, и полную корзинку нести будто легче, а грибов в этом году валом. Она улыбнулась, расправила плечи.

За спиной громко хрустнула ветка.

– Это мы! – из-за кустов к обернувшейся ведьме вышли мальчик и медвежонок-подросток – уже крупный, но ещё слишком неуклюжий. – Ба! Мы там такое нашли, пойдём! Ты должна взглянуть.

Старуха покачала головой.

– Эх, Зазку, столькому уж научился, а всё не запомнишь, что я всё-всё в округе знаю, с малолетства ещё. Что там у вас?

– Нет, правда, там совсем древность. Да и с ходу не заметишь – травами заплело. Пойдём. Боро, возьми груз.

Вздохнув, Барбеза передала корзину подставившему пасть медведю. Тот аккуратно сжал ручку зубами и потащил ношу, продираясь через кусты.

– Позёр! – цокнула ведьма, но не удержалась и потрепала ученика по вихрам. – Почто животину заставляешь?

– Ему нравится, сама же знаешь.

– Ага, соты медовые ему нравятся, вот что. Сколько сегодня скормил, а?

Мальчишка потупился, но потом быстро вскинул голову и потянул старушку за собой.

– Сколько-то. Пойдём уже.

Небольшая, почти идеально круглая поляна встретила их звенящей тишиной. Как и всегда тут было. Медвежонок уже улёгся на самом её краю и ждал.

Барбеза ухмыльнулась, хмыкнула, пытаясь отогнать накатывавшую грусть.

– Вот же, посмотри, – Зазку кинулся на середину прогалины, упал на колени и принялся разгребать руками сухую траву, вырывая и отбрасывая пучки.

– Эй, стой, вот те зонтики не тронь! Отрава! Не видишь, что ли?

– Ой! – парень отдёрнул ладони от очередного куста. – Правда твоя, ба. Да уж и так видно.

В расчищенном просвете ярко белел гладкий овальный камень, установленный вертикально, подобно стеле или надгробию.

Ведьма снова вздохнула, шагнула ближе, тронула пальцами блестящую, кажущуюся влажной поверхность, ощущая, как потеплел обломок веточки, хранимой за шиворотом.

– Знаю, Зазку, знаю. Я ж говорила, что знаю. Взгляни, – она обвела широко раскинутыми руками всю полянку, – посмотри внимательно! Перед тобою, мальчик мой, остатки некогда великого Ильфанийского коло! Могущественнейшего конклава ведьм, что когда-либо видел свет… ну и ещё парочки… Всё, что сохранилось. Видишь, камни разрушились, попадали. Да и ведьм-то почти не осталось, разве что я. А что мы тут творили! Ух! Тебе и представить не получится. Магию, настоящую магию, а не деревенские фокусы! Короли слушали нас, приезжали за советом и помощью! Коло – это сила!

– Так давай починим эту штуку, – парень сказал это просто, словно такое дело было обыденностью.

Барбеза даже потеряла дар речи на миг. Ни разу, даже в самых смелых мечтах, она и не задумывалась о восстановлении каменного круга.

– Э-э… но как…

– А что такого? Камней вон много. Поставим на место, делов-то? А каких не хватит, так Карсун выточит: ты его внучку лечила недавно, помнишь?

– Выточит… поставим… – ведьма впала в прострацию… старые хороводы… песнопения… прошлая жизнь встала перед глазами во всей красе… Она опомнилась. – Для кого поставим-то, а? Одна я тут, товарки мои все поумирали, понимаешь?

– А мы? Ты же нас учишь. Меня, Леллю, Фанни, Пертоса, Жиму… – он принялся перечислять всех детей, приходивших к ней послушать сказки. – Мы знаем мало пока, но только начали же, а? Разве оно не поможет нам узнать всё лучше? Разве тебе не поможет… ну… делать больше… не знаю, как сказать…

– Творить, – Барбеза стёрла покатившуюся по щеке слезу. – Коло поможет творить. А магия и есть творение.

– Ба, ты чего? Ты плачешь, что ли?

– Плачу, милый, плачу, но это хорошо, – старушка ухватила мальчишку за плечи, притянула ближе, обнимая, – это отлично. Мы ещё покажем всем, да!

Он кивнул, не понимая, как разобраться в странном настроении ведьмы.

– Тогда к делу, а? – всплеснув руками, Барбеза поднялась на холмик в разрушенном каменном круге, окинула всё взглядом, выпрямилась – прямо-таки королева, принимающая парад. – Построим себе новое кольцовье!

И укусит за бочок

Старый тракт выливался из леса, стелясь широкой полузаросшей полосой среди высокой травы. В голубой дымке вдали виднелись предгорья – лиловое марево с нечёткими границами.

Припекало не слишком: весна только-только уступила права лету, и солнце разминалось, готовясь войти в полную силу. Бегущие барашками облачка, подгоняемые свежим бризом, давали пёструю тень, лохмотьями ложившуюся на землю.

Пожалуй, к полудню он доберётся до места, если не станет слишком уж беречь коня. Впрочем, эта скотина, по дешёвке купленная у хозяина постоялого двора двумя днями ранее, не стоила беспокойства. Издохнет, так и шут с ним.

Азтарк сплюнул, убрал с лица вылезшие из низкого хвоста волосы, натянул шляпу на глаза, чтоб меньше щуриться, и вдавил шпоры в бока животному. Уставший конь даже не попытался взбрыкнуть, только как-то зло всхрапнул и ускорил аллюр. Рысить по кочкам приятного мало, но на галоп тварь неспособна. Ладно, главное, добраться уже. Она ждёт: Азтарк чувствовал затаившуюся скверну всем нутром. Погоди ж у меня…

Примерно посреди пути пришлось спешиться, давая коню отдышаться. Потом искать ему водопой. Тьфу! Надоело уже это необъятное поле. Да и вообще всё нынешнее путешествие порядком приелось: и чего его понесло в такую даль? Хотя знамо, чего: деньги бургомистр той вшивой дыры, очертания которой уже угадывались впереди, предлагал немалые.

Худо-бедно, но через несколько часов мужчина подъезжал к воротам городка. Не полдень, конечно, но ещё день: пожрать и подготовиться к ночи он успеет. Заодно разузнает про предстоящую работёнку поподробнее. И то сказать, сорвался Азтарк сюда очень уж быстро: ну, первое-то, чтоб никто другой дельце не заграбастал, а с ним и увесистый мешок серебра, предложенный в задаток, второе, эманации скверны на единственной улике оказались чересчур необычными… и сильными. Азарт охотника откликнулся немедленно.

Город вырос перед ним как-то сразу – вот не было, а вот уже тут. Изогнутый силуэт с несколькими башнями и громадным смотровым колесом посередине отчего-то напомнил потягивающуюся пёструю кошку. Только что хвоста не хватало. Дурной признак: коты – питомцы скверны, самые что ни на есть. С детства он терпеть не мог этих подлиз: вечно себе на уме – то ластятся, а то впиваются когтями, пуская кровь. Тьфу!

Спрыгнув с надсадно хрипящего коня, он отстегнул баулы от седла, вскинул их на плечо, пнул ставшую ненужной животину в бок, отгоняя от себя – эта дохлятина ему уже не пригодится, и зашагал к высокой арке в городской стене. Стенка хлипенькая, но поднятая сейчас к самому верху проёма решётка новая – не из дерева, а полностью кованая, значит, деньжата тут водятся. Так посмотреть, вон сколько народу валит: с той стороны, откуда прибыл он сам, никого, а вот со стороны гор и Озёрного края так и прут.

Прямо за воротами городок раскрывался небольшой кривой площадью, окружённой приземистыми цветными домишками. Слева у стены притулилась будочка, рядом с которой стоял сонный стражник с пикой – больше церемониальной блестяшкой, чем оружием. Изредка тот бросал короткие взгляды на входящих, но никого не проверял и даже ничего не спрашивал. Несите ваши денежки, как говорится, и мы закроем глаза на что угодно.

От замощённого булыжником пятачка расходились веером улочки – узенькие и будто бы пьяненькие, так их вело в разные стороны. Только широкая центральная аллея, усаженная буками, стрелой уходила вглубь города, туда, где за рядами домов поднимались высоченные ярмарочные сооружения – горки, карусели, жёлтый бок гигантского шатра. И вправду, не зря ему говорили, что ярмарка в Мерлузе стоит того, чтоб взглянуть. На неё не поскупились, и отсюда было заметно.

Азтарк не спешил, осматриваясь. Справа вяло переругивалась кучка зазывал: договариваться они явно не собирались, но и в драку никто не лез, разве что, когда из-за ворот показывался новый визитёр, пихались и толкались по-настоящему, без шуток, стремясь подобраться к новой жертве торговли первыми.

Его самого толпа обтекала, обходя стороной, словно все они чуяли силу. Ну, пожалуй, что и чуяли. Он криво ухмыльнулся сам себе. Ещё бы.

Одна девчонка из тех, что заманивали на аттракционы, всё-таки рискнула приблизиться. Смелая. Или чистая от дряни, раз не побоялась.

– Первый раз в Мерлузе? – карие глаза под косой прядью чёлки излучали искренний интерес: ну уж дудки, торгаши и не такое изобразят. – Вы выбрали удачное время, господин. Летняя ярмарка в самом разгаре. У нас столько всего! Могу вам предложить Пещеру троллей или Чёрное ущелье…