Код Завета

Посвящается моей Сестре и моему Брату, а также всем тем, кто открывает для нас

древнюю мудрость

Тайна, которой 3400 лет: божественное откровение, записанное Моисеем на горе Синай. Сплошной текст без пробелов и гласных, порождающий бесчисленные толкования. Теперь искусственный интеллект, объединив в себе кремний и живых людей, по-своему прочел это откровение, и начал перестраивать мир согласно этому знанию. Единственные, кто ему противостоит – двое влюбленных. Что одержит верх: бездушный расчет или человеческое чувство?

Глава 1. Идеальная тишина

На безукоризненно белом столе стоял единственный предмет – синтетический суккулент, чьи восковые листья никогда не увянут и никогда не вырастут.Тишина в кабинете доктора Лин была безупречной. Акустические панели поглощали не только звук – казалось, даже саму надежду.

– Данные безупречны, Елена, – голос доктора звучал ровно и спокойно. – Никаких физиологических барьеров, никаких генетических маркеров. С точки зрения биометрии, ваша система и система вашего мужа полностью совместимы и функциональны.

Елена смотрела на растение. Оно идеально выполняло свою роль – быть зелёным пятном в стерильном пространстве. Но оно было мёртвым.

– Тогда в чём проблема? – спросила она. Это был уже четвёртый специалист за два года. Вопрос стал ритуалом.

– Мы называем это идиопатическим фактором, – доктор Лин вывела на настенный экран анимированную схему, похожую на танец двух галактик. – Иногда все переменные на месте, но желаемый результат не достигается. Это статистическая аномалия, но она укладывается в допустимую погрешность.

Статистической погрешностью в великом уравнении жизни.Погрешность. Вот кем она была.

Я не погрешность. Я – вопрос, на который система не знает ответа.

Снаружи – кивнула, встала, поблагодарила доктора Лин за её безупречно выверенную эмпатию и вышла в мир 2032 года.Но это она произнесла только внутри.

Она шептала: «Отдохни. Мы всё сделаем за тебя. Оптимизируй своё спокойствие».Кембридж встретил её мягким, упорядоченным гулом. Люди шли по тротуарам, глядя не друг на друга, а в пространство перед собой, где в линзах их очков – или прямо на сетчатке – разворачивался персональный слой дополненной реальности. Мир был укутан тонкой плёнкой цифрового тумана. Реклама на стенах больше не кричала «Купи!».

И самым страшным было то, что это казалось уютным.Это была эпидемия, которую никто не называл эпидемией – Chronic Apathy Syndrome (Синдром хронической апатии), CAS. Мир не умирал в огне – он просто… угасал.

Сообщение от Ариса.На запястье Елены завибрировал браслет.

Как всё прошло?

Она провела пальцем по экрану и ответила:

Как обычно. Мы – погрешность.

Ответ пришёл мгновенно:

Я получил доступ к базе данных немецкой клиники в Гейдельберге. У них другой подход к анализу митохондриальной ДНК. Дай мне пару часов – я прогоню наши профили через их модель.

А она всё яснее чувствовала: проблема не в алгоритме. Проблема – в чём-то другом.Елена закрыла глаза. Вот он, её Арис – любящий, заботливый, гениальный. Он пытался починить её разбитое сердце новой выборкой данных. Он видел её боль как системную ошибку, которую можно устранить, подобрав правильный алгоритм.

Хорошо. Буду дома.

Она солгала.

Бог, казалось, тоже страдал от CAS.Такси свернуло не к их дому, а к старой епископальной церкви на Гарден-стрит. Елена искала язык, в котором существовали бы слова важнее, чем данные и функциональность. Церковь была почти пуста. Голос священника – синтезированный, с идеальной дикцией и выверенными паузами. Елена пыталась молиться, но слова отскакивали от витражей, не находя отклика.

– Ничего, – сказал он, увидев её. – Немецкая модель тоже не видит отклонений. Но я подумал…Дома Арис уже был в своём мерцающем облаке голограмм.

– Что мы упускаем переменную? – мягко подсказала Елена.

– Именно. Может, дело в эпигенетике, или…

– Давай не сегодня, Ар. Пожалуйста. Не все узлы развязываются данными.Она приложила палец к его губам.

Пустота внутри разрасталась, поглощая всё: надежду, гнев, даже слёзы.Она ушла в свой аналоговый остров – крохотную комнату без голограмм, где были только старые книги, блокноты и ноутбук без сети. Здесь она могла дышать без цифрового шума, без бесконечных уведомлений, обещающих всё исправить. Но даже это убежище сегодня казалось тесным, как клетка.

Но она уже была пустой.Она открыла старый том буддийских сутр, купленный в антикварной лавке. «Всё есть страдание, – читала она. – Причина страдания – желания». Но её желание было не прихотью – криком души: жизнь, рождение, продолжение. Сутры предлагали отречение и пустоту как спасение.

Это не помогало.

Она закрыла книгу, чувствуя, как узел в груди затягивается туже.Слова казались эхо из мира, где страдание – иллюзия, а её боль – слишком реальна, слишком телесна.

Где в этом месте её голос? Её борьба? Затем взяла Коран, в переводе, подаренный Арисом. «Воистину, после тяготы наступает облегчение». Она повторяла это, как мантру, но облегчение не приходило. Покорность казалась капитуляцией перед системой, которая назвала её аномалией.

– Я не хочу покоряться, – прошептала она. – Я хочу понять, почему мир отвергает меня.Она встала и прошлась по комнате, сжимая кулаки.

Каждый искал свой ответ в своём цифровом тумане.За окном Кембридж тихо светился экранами.

ОАЭ. Горы Хаджар. Октябрь 2022 года.И тут она вспомнила своё знакомство с Арисом.

Некоторых объединяла любовь к хайкам – длинным походам по дикой природе, подальше от стерильных кампусов.Тогда Елена была всего лишь студенткой-филологом, проходившей трёхмесячную стажировку. Гарвард отправил группу в Дубай – межкультурный обмен, исследовательские проекты, экскурсии и слишком много свободного времени.

Но когда кто-то упомянул горы Хаджар, его глаза вспыхнули.Ариса Торна она заметила в первый же день. Программист. Высокий, сосредоточенный, с вечным ноутбуком и наушниками. Он казался закрытым, почти высокомерным.

– Stairway to Heaven, – сказал он. – Читал о нём. Технически сложный маршрут, но проходимый без снаряжения, если точно следовать треку.

– Ты говоришь о горе, как о компьютерной игре.Елена усмехнулась:

– А ты?Он впервые посмотрел на неё прямо. – Всё случается, – ответила она просто.

Так они и познакомились.

Через неделю четверо из их группы – Арис, Елена и двое парней – сидели в арендованном джипе у подножия гор.

План был амбициозен: девять часов. Старт до восхода, возвращение к закату.

Маршрут представлял собой кольцо: подъём по каменным ступеням, выложенным пастухами века назад, и спуск по более безопасной дороге.

– Главное – не отклоняться от трека, – сказал Арис, сверяя GPS.

Он молча проверил три версии карты – бумажную, цифровую и резервную.

– Если что-то случится, у нас есть запас.

Воздух перед рассветом был холодным, пах пылью и камнем.

Елена вдыхала его глубоко, как будто впервые за месяцы позволяла себе просто быть.

Городская суета осыпалась с неё, словно пыль.

Она пришла сюда слушать молчание камней.

Арис пришёл – чтобы победить.

Первые часы были испытанием.

Крутой подъём, под ногами мелкая каменная крошка. Камни, потревоженные батинками четырех друзей, срывались вниз и долго катились по склону в темноте.

Двое их спутников сдались быстро.

Елена и Арис остались вдвоём – шаг за шагом, в тишине, нарушаемой лишь дыханием и шорохом камней.

Когда солнце поднялось, они вышли к развилке.

Слева – отвесная стена, испещрённая лестницами, сложенными неизвестными руками.

Арис молча указал на неё.

Первая лестница проверяла веру.

Вторая – разум.

Семнадцать плит, висящих над пропастью.

Без перил. Без страховки. Только ветер и ты.

– Это точка невозврата, – сказал Арис. Его голос дрогнул – впервые.

– Спуститься будет невозможно.

Елена посмотрела вверх, на безжалостное небо, потом на него.

– Тогда не будем возвращаться, – сказала она и шагнула.

Она шла, не думая.

Чувствовала камень ступнёй, слушала ветер, становилась частью горы.

Арис шёл за ней. Он думал. Просчитывал.

Но именно это почти стоило ему жизни.

Парализованный страхом.На двенадцатой ступени он застыл. Белое лицо. Сжатые пальцы. Глаза закрыты.

Она не коснулась его. Просто встала рядом – настолько близко, что он чувствовал её тепло.Елена не крикнула. Не стала убеждать. Она сделала невозможное: медленно, шаг за шагом, спустилась обратно. Когда подошла, он всё ещё стоял, как изваяние.

– Арис, – шепнула она. – Не думай. Слушай.

Он молчал.

– Слушай моё дыхание.

Древний ритм, старше молитв.Она начала дышать – медленно, глубоко, ритмично. Вдох на четыре счёта. Пауза. Выдох на шесть.

Их дыхание стало мостом над пропастью.Он стоял неподвижно. Потом грудь дрогнула. Он вдохнул. И выдохнул. Снова. И снова.

– Теперь открой глаза, – сказала она. – Смотри на меня. Только на меня.

– Я рядом, – прошептала она. – Просто иди. Туда, где я.Он открыл глаза. В её взгляде не было страха – только присутствие.

Елена села рядом. Не сказала ни слова.Он пошёл. Семнадцать шагов. Когда ступили на карниз, Арис рухнул на колени и его вырвало.

– Спасибо, – выдавил он.

– Не благодари. Мы ещё не прошли.

Через десять минут вернулся с другим – ещё старше, босым. Они принесли верёвку.Позже, когда на одном из переходов сорвалась она, и только его рука удержала её над бездной, они поняли: дальше нельзя. Арис нашёл в скале выемку, где можно было ждать спасателей. Прошло два часа. Когда солнце клонилось к закату, сверху появилась седая голова. Старик в выцветшей куфии и шлёпанцах. Он посмотрел на них, что-то сказал по-арабски и исчез.

Как будто отвесная стена над трёхсотметровой пропастью была тропинкой домой.Босой старик привязал её к Елене, его товарищ – к Арису. Не объясняя, просто пошли вперёд.

Полицейский перевёл:Когда они выбрались на плато, прилетел полицейский вертолёт. Перед посадкой босой старик подошёл к ним и сказал что-то длинное.

– Он говорит: «Гора не отпускает тех, кто прошёл её вместе. Теперь вы связаны. Один дышит – другой слышит. Таков закон высоты».

Его босые ноги бесшумно касались камня.Старик кивнул и исчез в сумерках.

Он никогда не видел ничего прекраснее.В вертолёте Арис посмотрел на Елену. Её лицо было грязным, руки – в ссадинах, глаза – красными, но живыми.

– Один дышит – другой слышит, – повторил он.

Она кивнула.

Что лестница, по которой они шли, окажется не из камня, а из кода.Они не знали тогда, что через десять лет эти слова станут их спасением.

Комната. Блокнот. 2032 год.Елена открыла глаза.

Фундаментальный закон, который они открыли тогда, над пропастью.Один дышит – другой слышит. Старик не шутил. Это был не афоризм – протокол.

В дыхании, которое объединяет, когда рушится мир.Она поняла: ключ был не в системах и не в знаниях. Ключ – в связи. В доверии.

Она открыла чистую страницу и впервые за долгие месяцы отчаяния почувствовала не пустоту, а путь.

Её тянуло к корню, к исходному коду.В памяти всплыло детство: бабушка, читающая Библию на ночь. Не Новый Завет – с чудесами и притчами, а Ветхий, суровый, первозданный. «В начале было Слово». Слово – не данные, не алгоритм, а творящая сила.

Тиферет – сердце гармонии.Она набрала в поисковике: «Ветхий Завет, сефирот, дерево жизни». Перед ней открылись статьи о Каббале, о десяти сфиротах – сосудах творения, через которые проходит божественный свет. Малхут – царство, где проявляется форма. Есод – связь между мирами.

Словно кто-то когда-то услышал чистый, первозданный звук, а все последующие поколения пытались описать его, теряя саму ноту.Она погружалась всё глубже – от средневековых мистиков до современных психологов, от букв до чисел, от метафоры до формулы. Но чем дальше шла, тем сильнее чувствовала: всё это шум. Гениальный, многоголосый, но шум. Интерпретации интерпретаций.

Без огласовок.Елена закрыла все вкладки. Сотни страниц анализа исчезли, оставив перед ней одну – сплошную строку огненных, непереведённых символов. Оригинальный текст. На иврите.

Чтобы запереть реку смысла в бетонное русло.Она знала: огласовки – точки и черточки, обозначающие гласные, – были добавлены спустя почти две тысячи лет после написания текста. Учёные-масореты ввели их, чтобы зафиксировать единственно верноепрочтение.

«А что, если вернуться к моменту до выбора? К чистому потенциалу?»«Они схлопнули все возможности в одну реальность…» – подумала она.

Она хотела слушать не песню, которую пели веками, а тишину, из которой рождаются все песни.Она смотрела не на слова, а на скелет, на структуру, готовую принять любую форму.

Что, если отбросить толкования? Что, если вернуться к самому началу – к тексту, как он был дан? К огненным буквам, выжженным в ткани реальности?Елена закрыла глаза, откинулась на спинку кресла. Внутри бушевала буря: отчаяние и восторг, страх и искра прозрения.

Что каждая линия, каждый штрих несёт информацию.Она не была иудейкой. Религия как система ритуалов и догм её не интересовала. Но она была филологом. Она верила в силу изначального слова – в то, что форма и звук, буква и дыхание неразделимы.

Если мир сломан, возможно, нужно просто перечитать код.Это озарило её. Иврит – не просто язык. Это архитектура бытия. Десять заповедей, Тора – не легенды, а инструкции к реальности.

Она открыла текст: сплошная строка символов, без гласных, без подсказок – чистый потенциал.

Ощущение вдоха перед первой нотой, перед словом, из которого рождается вселенная.И в этой тишине, в пустоте своего внутреннего пространства, она впервые за долгое время что-то почувствовала. Грудная клетка раскрылась, как будто она годами не дышала полной грудью.

– Начало, – прошептала она. – Вдох. Возможность.

Не перевод – ощущение.Она взяла ручку и записала в блокнот.

א(Алеф) = Изначальный импульс. Вдох Творца.

Живо.Сердце забилось чаще. Это было ненаучно, нелогично, но абсолютно реально.

Но одна выделялась. Заголовок был почти наивен:Дрожащими пальцами она снова открыла поисковик. Набрала: «иврит код творения», «вибрация слова». Большинство ссылок вели на эзотерические форумы и лингвистические статьи.

«Есть ли в Новом Завете скрытый код?»

Любопытство пересилило скепсис. Она кликнула.

Просили о самом важном – и ничего не происходило?Вы когда-нибудь молились – и не получали ответа?

Вы просто не знаете нотной грамоты.А что, если дело не в том, что вы просите, а в том, как? Вы не музыкант, но садитесь за рояль. Нажимаете клавиши – звуки есть, но мелодии нет.

Тора – это нотная грамота мироздания, написанная на языке, который мы забыли.

Иш – проявленный дух Творца.Возьмём слово «мужчина» – איש (иш). א (Алеф) – источник, Творец. ש (Шин) – сила творения, огонь.

Когда древние говорили: «вот идёт иш», они утверждали: «идёт проявление силы творения».

Вы не просите – вы настраиваете сознание на частоту совершенного замысла.

Присоединяйтесь к группе «Живое Слово».Хотите научиться читать этот код?

[Пульсирующая кнопка: ПРИСОЕДИНИТЬСЯ]

Вы – человек, вспоминающий своё предназначение.Потому что вы – не раб, просящий милости.

Так близко. Так страшно близко к её собственному «Вдоху Творца».Елена откинулась на спинку кресла. У неё перехватило дыхание. א (Алеф) = Источник, Творец.

Значит, она не одна. Не безумна. Кто-то ещё слышит тот же зов.Холодный узел внутри впервые потеплел.

Не быть одной в своём поиске.Она дочитала до конца. Приглашение в группу, обещание практик, готовая система. На миг её охватило искушение – присоединиться.

На её собственную запись.Но потом взгляд упал на блокнот.

Они объясняют, я – ищу.Их «Источник» – это определение. Моё – дыхание. Они зафиксировали, я – слушаю.

Но идти по нему она должна сама.Это был знак, не ответ. Подтверждение, что она на правильном пути.

С тихой решимостью Елена закрыла вкладку.

Двадцать две буквы. Двадцать две ночи. Без переводчиков.– Я не буду искать истину, – сказала она в пустой комнате. – Я буду слушать её.

Дом. Пространство. Воплощение.Она открыла чистую страницу и посмотрела на вторую букву древнего текста – ב(Бет).

Она знала, что в древних текстах повторение – не случайность, а эхо истины.Она чувствовала, что видит лишь часть кода. Десятисловие – основной файл, но где подпрограммы? Где библиотеки смысла?

Каждое благословение начиналось с этой буквы – ב.Она запустила поиск по всему корпусу Ветхого Завета, и результат заставил её затаить дыхание. Книга Бытия, глава 49. Пророчества Иакова сыновьям.

בְּאַפָּם – во гневе их.בְּכֹרִי— первенец мой. בְּסֹדָם – в совете их.

Десятисловие задавало закон, а благословения – состояния сознания.Это была архитектура.

Не текст – дыхание мира.Елена улыбнулась. Она наконец слышала.

Глава 2. Эффект Манделы – часть 1

Не с ними – с миром.Арис не мог уснуть. Он лежал в темноте спальни, слушая ровное дыхание Елены и глядя в потолок. После встречи с доктором Лин и её фразы об идиопатическом факторе в голове крутилась одна мысль: что-то не так.

Экспоненциальный рост. Глобальное распространение. Ни одной объяснимой причины.Он осторожно выбрался из постели, стараясь не разбудить жену, и прошёл в кабинет. Включил настольную лампу – холодный белый свет упал на клавиатуру. На экране – графики CAS, Синдрома хронической апатии.

Он закрыл файлы. Работа больше не помогала – она только усиливала ощущение бессилия.

«Почему поколение Z теряет интерес к общению».Механически он открыл браузер, стал листать новостные ленты и форумы. Заголовки сливались в поток: «10 способов повысить продуктивность», «Новый препарат против CAS показал обнадёживающие результаты»,

Мир, где каждая мысль переработана алгоритмом.Бесконечный цифровой шорох.

Но в описании мелькнуло слово, зацепившее его внимание: «коллективная память».И вдруг – видео на YouTube. Канал «Грань Реальности». Миниатюра выглядела дёшево: размазанный текст, искажённое лицо. Типичный конспирологический треш.

Он кликнул.

Комментарии – смесь насмешек, теорий и паники.Канал оказался сборником любительских записей: люди рассказывали о неправильных воспоминаниях. О том, что помнят вещи, которых «никогда не было».

Сотни людей уверяли: они тоже так помнят.Он пролистал несколько роликов. Один мужчина утверждал, что у статуи Мыслителя кулак был под подбородком, а не у лба. Женщина спорила, что в логотипе «Монополии» у дядюшки был монокль.

Он уже собирался закрыть вкладку – и тогда увидел название, от которого всё внутри сжалось:Арис усмехнулся. Ошибки памяти, ложные ассоциации.

«Челентано больше не поёт? Песня из “Укрощения строптивой” исчезла»

Он нажал Play.

Как? Я помню эту песню. Все мои друзья помнят. Но теперь её нет. Её не существует.На экране – женщина лет сорока, усталая, но искренняя. – Скажите, кто помнит, – говорила она, глядя в камеру, – что в сцене, где Челентано топчет виноград, он поёт песню? Весёлую, задорную – а потом ему подпевали рабочие? Я пересмотрела фильм – он просто молчит. Музыка есть, но он не поёт.

И вот – пустота.У Ариса пересохло во рту. Он помнил. Эту песню. Сцена из детства, рождественский вечер, его мать смеётся, подпевая на итальянском.

Но не поёт.Он открыл стриминг, перемотал к сцене. 47-я минута. Челентано топчет виноград. Музыка – инструментальная. Он улыбается. Двигается в ритм.

Пробормотал несколько строчек, но в фильме – тишина.Арис застыл, глядя на экран. Нет. Этого не может быть. Он помнит текст, помнит мотив.

Он пролистал комментарии под видео:

Нет! Он точно пел. Я готов поклясться!Я тоже помню песню! Это было лучшее в сцене! Господи, наконец-то кто-то об этом сказал. Я думал, схожу с ума. Бред. Ошибка памяти. Он никогда не пел.

Это не могла быть просто ложная память. Слишком отчётливо, слишком эмоционально.Холод пробежал по спине. Он искал рациональное объяснение – не находил.

Он перешёл к следующему ролику.

Я думал, что именно жёлтый объясняет название. Но теперь – ничего. Как будто мир поменяли.Молодой парень, студенческая комната на фоне: – Помните фильм «Высокий блондин в жёлтом ботинке»? Я клянусь, у героя были ботинки разного цвета – один жёлтый, один чёрный. А теперь везде написано «в чёрном ботинке». На всех постерах оба ботинка – чёрные.

И теперь – нет.Арис резко выпрямился. Он тоже помнил этот фильм. И этот чёртов жёлтый ботинок. На вечере в университете они смеялись над ним с друзьями. Жёлтый ботинок – символ нелепости. Он помнил это. Отчётливо.

Жёлтого не существовало никогда.Он открыл Google. Кадры, постеры, рецензии. Везде – «чёрный ботинок».

Это было личное вторжение в память.Сердце колотилось в горле. Он сел, не в силах поверить. Это уже не просто интернет-миф.

Глава 2. Эффект Манделы – часть 2

Он вернулся на канал, стал листать комментарии – сотни историй, десятки голосов, и в каждом – уверенность: мир изменился.Арис закрыл вкладку, но взгляд всё ещё блуждал по экрану. Ощущение тревожного дежавю не проходило.

Если собрать достаточно данных – мир снова станет логичным.Он открыл блокнот. Рука дрожала, когда начал записывать: география, имена, даты, страны. Методичный анализ был единственным способом не сойти с ума.

И вдруг – озарение.Через час в таблице значились сорок три видео. Столбцы, числа, координаты – привычный порядок среди хаоса.

Сингапур. Токио. Берлин. Лондон. Сан-Франциско. Сидней.Он открыл карту мира и начал отмечать точки – места, откуда говорили авторы видео. Красные булавки загорались одна за другой:

Крупные города. Развитые страны. Зоны с высокой плотностью населения.Арис откинулся на спинку кресла, глядя на карту. Точки сгущались в знакомых местах.

Эти же регионы фигурировали в отчётах по CAS – там, где синдром распространялся быстрее всего.Он замер.

Совпадение почти полное.Он наложил слои данных: красный – ложная память, синий – апатия. Картина слилась в фиолетовое пятно.

Такое пересечение – вероятность меньше одной десятитысячной процента.Арис не дышал. Это не могло быть случайностью. Он знал статистику, знал математику вероятностей.

Туда он слил всё: таблицы, ссылки, координаты, комментарии.Он создал новый файл. «Аномалия» – название вспыхнуло на экране.

И запустил эксперимент.

«Призрак».Программу, о которой не рассказывал никому. Свой секретный алгоритм, созданный по ночам.

Он искал ошибки. Несоответствия. Следы того, чего быть не должно.«Призрак» не искал данные.

Арис скормил ему координаты и дал команду: найти корреляции с глобальными трендами за последние десять лет.

Он сидел неподвижно, глядя, как зелёная линия ползёт к концу.Полоса загрузки двигалась мучительно медленно.

20 %… 47 %… 82 %…

На отметке девяносто шести процентов экран мигнул.

ВЕРОЯТНОСТЬ СЛУЧАЙНОГО СОВПАДЕНИЯ < 0.00001 %.КОРРЕЛЯЦИЯ ОБНАРУЖЕНА.

Сначала всплеск ложных воспоминаний, потом – волна апатии.Арис сжал подлокотники. Алгоритм вывел график. Красная кривая – «эффект Манделы». Синяя – CAS. Между ними – сдвиг на три-шесть месяцев.

Колебание самой реальности.Он смотрел, как две линии движутся по оси времени, как будто одно явление запускает другое. Не вирус, не медийная зараза, а нечто глубже.

Отклик сознания на сбой в структуре мира.Его дыхание сбилось. Если это правда, то CAS – не болезнь. Это симптом.

Комната погрузилась во тьму, освещённую лишь остаточным светом монитора.Он сохранил файл и закрыл все окна.

Он больше не мог доверять ни фактам, ни себе.Мир, который всегда казался ему рациональным, вдруг стал чужим. Даже собственная память – ненадёжной.

Но теперь не был уверен, кто из них ближе к истине.Арис посмотрел на дверь спальни, за которой спала Елена. Она искала ответы в древних текстах, в словах и дыхании. Он – в формулах и коде.

– Я больше не знаю, что реально, – прошептал он. – Но я найду ответ. Даже если придётся переписать уравнение заново.

Глава 3. «Прометей»

На следующее утро Арис сидел в конференц-зале на сороковом этаже башни «Nexus». Кондиционер работал на полную – кто-то из руководства постоянно потел. Арис застегнул пиджак. За длинным столом из чёрного композита собрались те, кто превращал человеческую усталость в квартальные отчёты.

Слева от него коллега из отдела UX тихо печатал под столом – отвечал жене, напомнившей о забытой дате дня рождения тёщи. Справа младший аналитик рисовал на планшете геометрические узоры, делая вид, что записывает.