Героизм, не противоречащий доброй нравственности, мало трогает людей: только героизм, который разрушает нравственность, вызывает в людях и удивление, и восторг.
Шарль Монтескье
Предисловие
Гунны – древний народ, пришедший в Европу из предгорий Алтая и Азии. Впервые упомянут в источниках в связи с разгромом ими остроготского объединения Эрманариха около 375 г.
Как говорит большая Российская энциклопедия – Крупнейшее из объединений гуннов в 370-х гг. возглавлял Баламбер. Отдельные группы гуннов входили, наряду с готами и аланами, в объединение Алатея и Сафрака (Сафракса). В 420-х гг. началась консолидация гуннов. Их единовластным правителем после гибели Уптара в походе против бургундов и других событий стал Руга. В 434 г. Ругу сменили его племянники – Аттила и Бледа.
К середине 5 в. сложилась держава гуннов, простиравшаяся от Подунавья до Поволжья и Северного Кавказа и включавшая, кроме гуннов, аланов, гепидов, группировки, составившие в дальнейшем остготов, и многие другие народы. В разной степени зависимости от неё находился и ряд народов лесной зоны Европы.
Проблема общественной организации гуннов вызывает споры между историками. Ряд исследователей считают, что они жили в условиях военизированных кровнородственных отношений, позволявших племенной верхушке паразитировать за счёт грабежа покорённых народов. В то же время некоторые учёные полагают, что, испытав влияние Китая и Ирана, гунны имели достаточно развитые общественно-политические институты. Соответственно по-разному оценивается и роль гуннов в развитии народов Европы.
Хотя гунны оставались кочевниками, их «базы» и «базы» подчинённых им объединений, где проживали ремесленники и другие обслуживавшие их группы населения, выявлены на Дону. Такими «базами» были, вероятно, и некоторые полузаброшенные античные города на Дунае, Пантикапей в Крыму и др. Материальная культура собственно гуннов известна плохо. С ней связывают имеющие азиатские прототипы литые котлы с грибовидными ручками, диадемы, некоторые другие украшения, золотые обкладки луков, деревянных скульптур и чаш, трёхлопастные ромбические черешковые стрелы. Бо́льшая часть археологических находок, связываемых с кочевниками гуннского времени, имеет европейские истоки.
В византийской историографии термин «гунны» использовался для обозначения, помимо собственно гуннов, ряда других кочевых народов Европы, в том числе венгров. Образ безжалостных диких гуннов, разрушителей культурных ценностей, был распространён в средневековой христианской литературе, воспринят писателями Нового времени, получил отражение в изобразительном искусстве и кинематографии.
Первая глава
Шаман
Языки пламени большого костра высоко вздымались вверх, выбрасывая в морозную зимнюю ночь кучные брызги искр. Ярко освещая кроваво-красным цветом обширную долину, спрятавшуюся между каменистых горных хребтов, усыпанных толстым слоем снежного покрова. В тихом безветрии, треск сухих сучьев старого валежника, снова и снова, заглушал гулкий, прерывистый звук бубна, смешанный с дикими воплями странного существа похожего на человека. Длинные, седые волосы, при каждом его движении, болтались, словно ветви старого ясеня от малейшего дуновения ветра. А лохматая, местами рваная, шкура, висевшая на тощих плечах, будто рыжий саван накрывала его худое тело. Безобразную фигуру существа дополняли, длинный, горбатый нос, торчавший клином между растрёпанных по лицу волос, и безумные, широко открытые на выкате глаза, которые, в отблеске пламя, отражались зловещим сине-зелёным цветом. Однако это был человек. На некоторое время он стихал, уступая соло костру, а затем, с новой силой принимался бить в бубен. Разрывая тишину ночи жуткими заклинаниями, будившими обитателей заснеженной долины. Хотя, мало кто спал здесь, в это время.
Над многочисленными юртами, разбросанными в шахматном порядке, тёмными струйками, в безоблачное, звёздное небо поднимался неторопливо дым горящих очагов. Из некоторых, то и дело, выглядывали любопытные дети, пытаясь во тьме рассмотреть силуэт худого человека у большого огня. Но чьи-то властные руки, в тот же миг, затаскивали их обратно внутрь. Жители долины томились в нервном ожидании важного решения вождей своих племён, собравшихся в одной из юрт, стоявшей рядом с огромным костром. Там, где бесновался одетый в старое тряпьё известный в этих местах шаман.
В этом, 370 году, прошедшее лето оказалось засушливым, а наступившая зима принесла сильные морозы и обильные снегопады, причинившие людям немалые беды. От небывалого доселе холода начался массовый падёж скота. Даже дикие звери, в поисках пищи, ушли отсюда. Оставив племена без охотничьих угодий. Голод, словно опасный, жестокий хищник подкрадывался ко всем обитателям предгорья Алтая. Перед людьми, как много лет назад, снова встал вопрос. Умереть с голоду, забив последнюю скотину, или же воинственным набегом опустошить богатые земли соседей? У каждого вождя племени по этому поводу было своё мнение. Потому, не став спорить в такой ответственный момент, они предпочли своим шаманам, одного, общего. Отшельника и колдуна, по прозвищу Дигло, который, и взывал сейчас к духам предков, открыть ему великую тайну будущего. Удобно расположившись вокруг горящего очага, обложенного круглыми камнями, прежде, чем принять важное решение, все терпеливо ожидали вначале услышать слова великого шамана. Нудное, томительное ожидание продлилось всю ночь. Лишь когда на безоблачном небосводе погасла последняя звезда, и в узкий шанырак юрты пробились первые лучи рассвета, на входе показался измученный силуэт Дигло. Неторопливо пройдясь по юрте и сев в отведённое ему почётное место у очага, он, прищурив глаза, проницательным взглядом осмотрел всех присутствующих. А затем, сиплым голосом проговорил;
– Духи предков открыли мне великую тайну.
Дигло помолчал немного и продолжил:
– Гунны больше не вернутся из похода на свои родные земли.
У многих вождей это известие вызвало неприятную оторопь, отразившуюся на лице непониманием. И Дигло, заметив это, пояснил им.
– Земли, на которые ступит нога Гуннов, окажутся богаче и сытнее их родных мест. В их шатрах поселится богатство и власть, которых мир прежде не видывал. Древние государства падут под натиском гуннской конницы, а их правители будут искать милости и снисхождения у великих вождей, рождённых в пути вашими женщинами.
В шатре раздался громкий крик одобрения. Но шаман попытался успокоить их, предостерегая.
– Но всему приходит конец. Слава, власть и богатство Гуннов исчезнет также быстро, как и обретётся. Я видел его лицо. Жестокое и властолюбивое, но уже, обречённое на преждевременную смерть.
– Чьё лицо?
Шёпотом спрашивали Дигло вожди племени, и тот, устремив на них тяжёлый взгляд, нехотя ответил им:
– Того, кто жаждет власти и богатства больше, чем все вы.
По шатру пронёсся недоверчивый смех, собравшихся на совет вождей племён, всегда желавших единоличной власти. Но шаман, словно не заметив этого, невозмутимо продолжил:
– Лицо того, кто желает править всем миром и зальёт кровью половину землю, жестоко пройдясь по ней огнём и мечом.
Он снова помедлил, окутывая свою речь большей важностью, и словно нехотя, проскрипел:
– Лицо последнего вождя Гуннов. Так сказали мне духи.
Закончил Дигло свою речь, опустив взгляд на тусклый огонёк в очаге. А вожди, переглянувшись, отбросили все сомнения в сторону и друг за другом, единогласно постановили;
– Походу быть!
После чего, поднявшись, молча, направились к выходу.
Шаман, услышав это, разочарованно произнёс им в спину;
– Что ж! Воля ваша, великие вожди! Но помните, что вопреки сказанному мной, вы приняли безумное решение. Ибо голод переживут многие, а то, что ожидает ваш народ впоследствии, лишь малая часть!