© Катерина Баклушина, 2025
ISBN 978-5-0067-3755-6
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
От автора
Довольно забавно, но эта книга родилась из песни известной певицы, чьи альбомы на тот момент я слушала без остановки больше года (и сейчас слушаю, и не важно, когда вы открыли эту книгу). Я так погрузилась в атмосферу, что замечталась, представляя себя исполнительницей. Это немного странно, потому что у меня и голоса-то нет. Впрочем, мечтать можно обо всем, тем и хороши фантазии.
Конечно, только кривляния (а в моем случае это были бы именно они) на сцене не могли захватить полностью. Нужна была история покруче, я тот еще фантазер. Нужно было завернуть все так в голове, чтобы самой стало интересно.
Потому что иначе не считается.
И без антиутопии не вышло. Поэтому, действие происходит в вымышленной стране, тонущей в глубоком кризисе на фоне перепроизводства, процветания искусственного интеллекта и тотальной ненужности людей. Не интересно это, только про блестящие гитары и поцелуи строчить. Но блестящая гитара будет. Обещаю.
А потом, когда сюжет почти придумался, я решила, а почему бы не написать об этом книгу? Историю настоящей певицы, ее роста, любви и ошибок? Как будет чувствовать себя персонаж в подобном мире, сможет ли, выстоит ли?
Так и вышла целая история жизни Сью, считавшей себя скорее лгуньей, чем певицей.
Но разве вымысел может быть ложью?
Кто знает
…
«Будь добр к птицам.
Они единственные, кто будет петь
у твоей могилы, когда о тебе все забудут».
Надпись на кормушке где-то в Чехии.
Пролог
– И зачем тебе это все? Молодая девчонка, а пришла в стариковский дом. Может, ждешь еще, что я тебя буду угощать? – старуха внимательно смотрела из-под круглых очков на девчушку, топчущуюся на пороге.
– Здравствуйте, меня зовут Роли Лаит, и я хочу написать о Вас книгу, – выпалила она как на духу.
– Маловато ты обо мне знаешь, раз сунулась. Я вашего журналистского брата терпеть не могу. Просто на дух не переношу.
– К счастью, я не журналистка, иначе, и близко бы не подошла, – поспешила объясниться девушка, – заканчиваю курс на факультете Изящной словесности и стоящих высказываний в Тайрусе. Мне нужно написать книгу, причем всего за полгода. Вы знаете правила. Думаю, Ваша история вполне может потянуть на дипломную работу. Вас там еще помнят.
– Вот как. Быть может, они и помнят, только я уже давно не та, что была. Да и историю мою не знает никто, разве что пара идиотов, но и их уже нет на свете. Запомни, милочка, если хочешь прославиться на всех Холмах Митавры, играй по их правилам. И захлопни внутренности навсегда, не зря их живот прикрывает. Никто не знает мою историю, и поделом. А теперь пошла прочь.
Но Роли не уходила, прекрасно понимая, что однажды старуха высунется в окно, и вновь поковыляет к двери, неспешно и одновременно деловито, чтобы спросить, с чего бы назойливая гостья продолжает сидеть на лавке. В конце концов, любое дело стоит каких-то усердий, глупо не пытаться. Так уж вышло, что эта старуха заинтересовала ее по-настоящему, значит, стоило вцепиться, как клещ.
С детства Роли жила, овеянная волшебством музыки Сью Варген, блистательной поп-певицы с Холмов. Она знала наизусть половину альбомов, и учебу то выбрала только потому, что кумир детства училась там же. А если выйдет повторить успех? Правда, голоса у Роли не было, не повезло.
Через пару часов на белоснежной лавочке под палящим солнцем, эта затея перестала казаться такой притягательной. Девушка уже начала размышлять, что в следующий раз надо будет хоть шарф взять, чтобы прикрыть голову, да может перекус, кормить ее тут и правда не планируют. До последнего на сегодня автобуса до Мибера (из целых двух), где она смогла отыскать ночлег, оставалось каких-то полчаса, стоило уходить, пока совсем не вляпалась. И именно в этот момент замок щелкнул, и старуха вновь показалась на пороге.
– Ладно уж, входи. А то еще измором будешь брать. Поболтаю с тобой, так и быть. Нигде нет этих репортеров? Ох, и умеют они портить жизнь простым людям.
Продолжая ворчать, женщина направилась вглубь дома, в маленькую, но уютную гостиную, наполненную теплым светом, бьющим из желтого леденцового окна. Вся атмосфера настолько не вязалась с манерами хозяйки, что писательница чуть не подпрыгивала от удовольствия. Ясно, что случай не простой, значит, разбираться будет еще интереснее.
– Значит, хочешь писать книгу? – холодно повторила старуха, глядя куда-то мимо, – представляю, что там могут написать такие дураки, как ты, узнающие по газетным обрывкам. Антология величайшей певицы современности. Правда же в том, что я величайшая лгунья современности и больше никто. Думаешь, хочу я это перед смертью выкинуть на чужой суд? У меня за жизнь было больше масок, чем у тебя помад в сумочке. Но, поверь мне, я не жалею.
Сообщив все это с невероятной раздражительностью, старуха принялась рыться во внутреннем ящике, стоящего поблизости стола. Наконец, вытащив, кажется, половину содержимого, она рассмеялась, обнаружив простую деревянную трубку, тут же на свет появился кисет и зажигательные пластины. Кажется, именно в этот момент Роли осознала, что на автобус ей уже не попасть. Впрочем, не так уж это и страшно. Наверное.
– Жалеть вообще ни о чем нельзя. Это я уже потом поняла. Вот скажи, Роли, что ты знаешь обо мне?
– Вы Сью Варген, женщина с потрясающим голосом, невероятным талантом писать стихи, создавшая несколько сотен уникальных композиций. Выступали по всему миру, практически со всеми оркестрами и исполнителями. А еще вложили огромные средства в три главных фонда, чем помогли невероятному количеству людей. В том числе и мне.
– Какие сладкие глупости. Впрочем, да, последние пятьдесят лет надо мной и правда неплохо поработали, чтобы сделать репутацию безупречной. Мне хватило внимания, статей и грязи в те времена, когда я была как ты.
– О чем вы? Я не слышала ничего подобного, наоборот, всегда вдохновлялась Вашей историей. Мало кто на Холмах может похвастаться тем, чем Вы.
– Да, инфоповодов я давала не много. Точнее, достаточно, да, но только в позитивном ключе. Знаешь, у кого лучше всего получается исполнять роль шута? У человека, познавшего истинное отчаянье. Впрочем, другие назовут это одиночество опыта. Значит так, это все я тебе расскажу. Подробно, не сомневайся. А потом, ты напишешь книгу, да. Может даже дашь мне почитать. И покажешь своим профессорам. Но издателям – только после моей, к счастью, уже не долгой смерти. Деньги бери себе, мне ни к чему. Как ты знаешь, никаких наследников у меня нет. А все свое я и так раздала. Даже этот дом купила с мебелью, да так и привязалась, не стала менять. Зачем?
Наступила тишина. Старуха пыхтела трубкой, а Роли молчала, чтобы не вспугнуть тягучий ход мыслей. Прошло почти полчаса, когда бывшая певица, наконец, решила открыть рот.
– Теперь бытовое. Жить ты, понятное дело, будешь здесь. Кто знает, когда на меня найдет вдохновение. Сегодня забрать вещи из дешевого мотеля, где ты решила остановиться, уже не успеешь, а вот завтра вперед, быть может, решишь вернуться. Комнату выбирай любую на втором этаже, я туда все равно не ходок. Единственное условие – никаких мальчишек пока работаем. Голову забивает, собьет с толку. А дуры мне тут ни к чему. Я плохо сплю по ночам, наверное, позову в это время, а может и днем. На старости чудишь. Все считают, что так и должно быть. Значит, почудим. Ах да, завтра придет Ру, моя помощница. По всем вопросам обращайся к ней. И скажи там, вегетарианка ты, или еще какая чертовщина. Ру не дура, она запомнит.
Снова наступила тишина. Не то, чтобы старуха уставала или задумывалась. Скорее, просто не хотела долго чесать языком. Но, Роли была не из тех, кто будут терпеть тягомотину, потому она позволила себе вопрос.
– И когда Вы готовы начать?
– А мы разве не начали, – старуха резко и хрипло рассмеялась, – ладно уж. Начать, так начать. Знаешь, мне бы хотелось, чтобы первой строчкой было: «Я всегда была ужасной трусихой. Настолько, что если бы по трусости проводились соревнования, то я бы даже не поехала туда». Мне нравится, запиши. Сварю-ка я нам кофе. Когда-то давно, один очень мудрый человек, живущий на границе между всем, чем только можно, научил меня, что под хороший кофе, можно разболтать любую историю. Даже ту, которую никогда не думал кому-то поведать.
– Это и правда хорошо звучит, хоть и в голове не укладывается. Впрочем, как раз то, что нужно, хорошая встряска. Раз уж мы будем писать антологию лгуньи, а не певицы.
– Надо же, еще есть на свете люди, которые могут что-либо понять.
Эта книга могла бы посвящаться Дже,
но он явно не заслуживает такой участи.
Роли Лаит
Глава 1
Чужое крыльцо, острые бургеры и гитара.
Я всегда была ужасной трусихой. Настолько, что если бы по трусости проводились соревнования, то я бы даже не поехала туда. Именно так я рассуждала, сидя на крыльце новенького дома Терли Сими, где проходила вечеринка. Вообще, мне должно было там понравиться, как всякой шестнадцатилетней девчонке: дешевое вино из пакета, громкая музыка и много красивых парней, желающих подержаться за задницу в жалком подобии танца. Но, почему-то, я испытывала страх, а не радость, хотя отпустили меня аж до двенадцати, круто. Бред сивой кобылы.
Вся проблема в том, что обратно отец вернется в лучшем случае только часа через два. Идти в дом желания нет, мерзко и скучно. Все в универе умоляли родителей отпустить. А я не просила. Просто согласилась на приглашение, не особо понимая, что тут вообще будет, и поставила отца перед фактом. Он тоже может поставить меня перед фактом, и проспать время, когда нужно забирать обратно.
В нашей семей просто обожают такие штуки. Если кто-то чего-то не особо хочет, обязательно сделает все таким образом, чтобы больше не просили. Ну, я и не попрошу. Эксперимент явно не удался. На побережье меня сложно было назвать тихоней, но все игры были более детскими, и куда приличнее. А здесь ни друзей, ни приятелей, вот тебе и веселый переезд.
Тем временем, ветер усилился, ночь совсем сгустилась, вокруг одинаковых домиков начали зажигаться фонари. Можно было пойти пешком, но я все еще отвратительно ориентировалась, к тому же не хотела нарываться на проблемы. Кто знает, как у них тут устроено. Говорят, есть местечки, где могут напасть просто потому, что такое время суток. Все-таки придурки везде придурки, никуда не денешься.
Мои размышления прервала машина, аккуратно остановившаяся прямо у подъездной дорожки. Ничего такая, лучше, чем у отца. Впрочем, здесь почти у всех лучше, а ездят с одной скоростью по тем же дорогам. Смысл платить? Видимо, еще один сытый балбес собирается на вечеринку, надеюсь, не прицепиться. Но, пальцы крестиком не сработали, вышедший из машины длинный нескладный парень направился прямо ко мне, и остановился всего в нескольких шагах.
– Здорово, – усмехнувшись сообщил он.
– И тебе не болеть. Что надо? Пройти мешаю?
– Туда, – он одновременно скривился и продолжил усмехаться, – ищи дурака. Просто хотел узнать, ты в порядке? Помощь не требуется?
– Думаешь дама в беде? – мне почему-то стало смешно, хотя все так и было вообще-то.
– Обычно люди не сидят на крыльце, сжавшись в комок, у дома с такой громкой музыкой и ярким светом. Видимо, тебе не зашло на вечеринке, ты решила сбежать, но со вторым пунктом возникли проблемы.
– Скоро должны забрать. Все в порядке.
Еще чего, помощь от него принимать. Потом еще сообщит, что обязана, и отдавай чем знаешь. У меня было не слишком много вариантов, и ни один меня не устраивал. Поэтому я отвернулась в сторону, показывая, что разговор закончен. Конечно, неприятности могли случиться со мной и здесь. И по дороге домой, если к двенадцати папа не появится. И вообще, где угодно.
– Ладно. Тогда я пока посижу здесь с тобой. Чтобы все действительно было в порядке.
В ответ, я лишь хмыкнула что-то неопределенное. Нравится мол, так валяй, делать тебе нечего по ночам. Скоро надоест и поедешь, знаю я таких. Но длинный почему-то не уезжал. Сидел, смотрел на небо, а мне было спокойно и легко. Хотя, с людьми у меня такое редко случается. Обычно как-то наоборот.
– Я тебя понимаю. Тоже бы, наверное, соврал. Не люблю, когда лезут всякие. Но, прошел уже час, а ты все еще тут. Может, мне все же стоит тебе помочь и доставить домой?
– Слушай, давай по-честному. Я не местная, правил ваших не знаю. Но расплатиться мне нечем, садиться к незнакомцам в машину я не привыкла, и вообще стараюсь за себя отвечать сама.
В этот момент из печной трубы вылетело пару ракет, взорвавшихся фейерверками над домом. Веселье явно перешло через край. В отдалении зазвучали полицейские сирены.
– Ладно, отрубленная голова лучше тюрьмы. Бежим отсюда.
Усмехнувшись в который раз, он одним движением подхватил меня с крыльца, и за пару секунд мы оказались у машины. Стартовали раньше, чем усилился звук сирены, и всего через пару минут оказались в безопасности и от все еще взрывающихся ракетниц, и от служителей закона, готовых арестовать первых, кто под руку подвернется.
– Ладно, в какой лес тебя везти?
Признаться, я опешила настолько, что сначала просто открывала рот, как рыба. Но, потом поняла, что это просто шутка, и впервые за вечер рассмеялась.
– На углу Сиреневой улицы, одиннадцатый дом. Там еще флюгер забавный такой.
– Точно, я его как раз пару недель назад приметил. Раньше не было – а теперь есть. Не похож на магазинный. Откуда?
– Мама раньше делала. Она скульптор, хобби такое.
В ответ парень лишь хмыкнул (в сто двадцать первый раз), и надавил на педаль. Что ж, скорость он явно любил. И я тоже. Мы гнали по узкой хорошо освещенной улице, а вокруг не было ни души. Не удивительно, что перед моей лужайкой он затормозил всего минут через пять. Отец тащился все пятнадцать. Видимо, что-то в моей голове перемкнуло в этот момент, поэтому я выдала:
– Если хочешь, можешь зайти, угощу тебя какао. Только не кричи, если увидишь маму. Она у меня страшная.
Давно бы следовало объяснять людям по-человечески, что я вовсе не шучу. Мама и правда выглядела не лучшим образом. Да и вообще все было не лучшим образом после того, как у нее нашли прогрессирующую дрянь, медленно, но верно уничтожающую орган за органом. Поэтому, сейчас мама скорее походила на странное существо в трубках, чем на живого человека. Но, в это время она наверняка спит, поэтому вряд ли напугает моего странного гостя.
Мы тихонько прокрались через прихожую сразу в кухню, где, к моему удивлению, горел свет.
– А я уж думал тебя выдадут мне с мигалками, – заявил отец, поворачиваясь на высоком табурете.
Выглядел он при всем этом чрезвычайно довольным.
– Я не совершеннолетняя. Тебе пришлось бы приезжать за мной в тюрьму.
– Так-то завтра утром, – небрежно отмахнулся мой старший предок и был таков, – смотрю, ты привела гостя. Познакомишь?
– Собственно, этот человек и увез меня от потенциальной расправы. Приходится платить чашкой какао.
– Джереми Чар, – тут же протянул руку мой, похоже, новый приятель. Надо бы запомнить (для истории как минимум). Или даже нескольких историй, все же, их обычно примерно столько же, сколько слушателей, кто бы что ни говорил.
– Рад, рад, вы юноша избавили меня от множества хлопот. Но, раз чашка какао вам уже обещана, тогда с меня печенье. Борт Варген, рад знакомству. Сью, ты уже готовишь? Сделай и мне тоже.
А так впервые прозвучало мое имя. На самом деле, это даже забавно. Два человека могут делать вместе кучу всяких вещей, но не иметь ни малейшего понятия, что там у кого написано в паспорте. Хотя, так даже интереснее.
Потом мы почти полчаса пили какао, и отец умудрился выведать из Джереми кучу информации: оказывается, он учится в том же университете, что и я, что не удивительно, городок явно не мог похвастаться большим количеством приличных учебных заведений. Его семья держит большую закусочную недалеко от мастерских, где подают острые бургеры в сочетании с музыкой, исполняемой маленькими небольшими бандами. В их семье двое детей, брат мечтает накопить много денег, чтобы купить дом побольше, а сам Джереми о приличной гитаре. А больше он ничего особо о себе не рассказал.
Услышанного для отца оказалось достаточно. Чтоб вы понимали, он у меня страстный музыкант. Не человек – оркестр. Освоил орган, битбокс, бубен и контрабас. А гитар дома в районе десяти штук. Было бы больше, если б не переезд. В доме на побережье осталось штук пятьдесят. И домашняя подпольная студия звукозаписи. Вот так они и проговорили, а потом пошли в гостиную упражняться. Я сначала думала спрятаться, как обычно, но потом не выдержала, выбралась посмотреть. Что сказать, получалось у них отлично. Вот тут-то отец и умудрился брякнуть:
– Мы со Сью часто развлекаемся игрой на всяком. Только она еще и поет, не рассказывала? Играть пока не очень выходит, да, но поет отлично. И песни пишет, уже целую кучу создала.
Вообще, тут он не прав. Играла я вполне сносно, особенно простые вещи. Да, на гитаре и пианино, а не на ста восьмидесяти двух инструментах. Однако, в глазах Джереми тут же возник охотничий азарт.
На следующий день мы встретились после занятий на стоянке велосипедов, чтобы пройтись пешком. Дже прожужжал мне все уши гениальным планом, родившимся ночью:
– Мы будем выступать вдвоем. Начнем с бара отца, он нас точно пустит, это я беру на себя. Попробуем каверы, а там наши песни прорепетируем. А как закончим универ, махнем по всей стране. Только представь, ты и я, летим на моем мустанге по степям, выступаем в каждом маленьком городке. О нас будет говорить все! Так и до Холмов Митавры доберемся.
– Ну прямо нас там заждались. Ты не видел ни одной строчки, написанной мной, я не была в баре. Тебе не кажется, что ты, ну, слишком спешишь что ли?
Конечно, он так и остановился посреди тротуара. Хорошо, что здесь велодорожки идут отдельно, в моем родном городе его бы сразу сбили.
– Да мы катастрофически опаздываем! Это же такая хорошая идея, что надо бежать, чтобы вообще что-то успеть, да хотя бы оставаться на месте.
Подметив цитату, я поняла, что книги мы читали в детстве одинаковые. Не человек, а сплошное совпадение. Так что не удивительно, что я не смогла устоять. И уже через пятнадцать минут мы ели самые вкусные острые бургеры в мире. Я все еще думаю, что это лучшая еда на свете. Потом мы осматривали сцену. Тогда я в этом не понимала вообще ничего, абсолютно, поэтому мне понравилось. Понравилось, что была гитара с блестками, легкая, как перышко. И высокий табурет рядом с микрофоном. И даже куча проводов вокруг. Хотя, Джереми почти сразу инструмент меня ее отобрал. Сказал, что девчонка с гитарой смотрится странно (особенно с блестками. Блестки вообще – фу). И вообще, он играет, я пою. Нечего тут.
Сейчас для тебя это звучит забавно, но тогда именно Джереми принимал решения. Мне оставалось только кивать и улыбаться, как обычной девчонке. На самом деле это только кажется, что плыть по течению легко. Соглашаться, упираясь лбом во внутренний барьер своего эго и маленького «хочу», твердо общая себе, что однажды твой тоненький голосок услышат. Зато, как научишься стоять на своем, уже не свалишься. Самое забавное, что при всем этом именно с Дже у нас не было ничего «моего» и «твоего». Только наше.
Помню, в тот же вечер, мы засели с ним на чердаке родительского дома, прямо под маминым флюгером, и он внимательно вчитывался в каждую строчку моих восьми (восьми тысяч) тетрадок с текстами.
– Хорошо, что твой отец разболтал этот секрет. Серьезно, ты могла бы вообще не рассказать. Но это то, что другие должны знать. У тебя талант. Я не шучу.
– Конечно, ты не шутишь, – в тот момент я и сама была настолько серьезна, насколько это вообще возможно, – я и сама считаю себя талантливой. В конце концов, не просто же так меня взяли в университет без экзамена. Им вообще публикации в Глабере оказалось достаточно. И они сами мне написали. Вообще, знаешь, не плохо сложилось.
– Более чем. Это же главный литературный журнал, – Дже аж присвистнул, – ты просто шкатулка с сюрпризами!
– Булочка с изюмом, изюм я не люблю, – вспомнила любимую присказку, – да не, на журнал мне сиренево, это отец отправил. Понимаешь, маме очень хорошо подходит местный климат, плюс для таких, как она тут есть специальный центр. Сегодня утром перевезли, наконец-то. Если мы будем жить здесь, то сможем ее навещать. Она почти даже понимает происходящее. В общем, отец нашел, что универ берет типа талантливых…
– Ты талантливая! – перебил Джереми.
– Окей, берет талантливых без экзаменов. Не то, чтобы он переживал, что я не сдам, но знаешь, одной проблемой меньше. В общем, он отправил мое стихотворение в Глабер, а они тут же напечатали. Странные. Это я все к тому, что вообще не сомневаюсь в себе. Скорее, я сомневаюсь, что найдется много людей, способных хоть что-то понять. Поэтому, стихи для академических собраний пишу сложные, а вот песенки простые. Условно простые. Да ведь?
– Ну, так, – он как обычно усмехнулся, – боюсь представить, что там в сложных. Наверное, я и слов таких не знаю. Ну да ладно, мне еще три года учиться. А у тебя тоже пять лет учеба?
– У меня два, но у всех остальных на курсе пять, как и у тебя. Но, как они говорят, мне и занятия не нужны. Просто им будет приятно повесить табличку с моим именем, когда я начну печататься в Глабере каждый выпуск.
– А за это платят? – тут же расчетливо спросил Дже.
– О да, но такие копейки. Но, мне и не интересно особо. Пока по крайней мере. Хватает того, что есть.
В ответ Дже лишь задумчиво покивал. Так началась наша пред концертная жизнь. Всего на репетиции мы потратили что-то вроде пары месяцев, собираясь то у меня, то в парке, то после закрытия бара, чтобы попробовать аппаратуру. Забавно, Джереми всегда хвалил мои стихи, но ничего не говорил про голос. Хотя, обычно все делали акцент именно на умении петь.
Мне же в тот момент было категорически все равно, кто и что там говорил, потому что впервые в жизни, я была абсолютно и беспардонно счастлива. Стоило подойти к микрофону, закрыть глаза, как меня накрывало огромной волной, даже перед пустым залом. Знаешь, все, что мне нужно было в этой жизни – просто петь.
Петь, и не важно как, когда и что. Мне легко давалось большинство каверов, про мои и говорить нечего. Хотя, Джереми все время пытался выдать их в разных жанрах, обходя стороной лишь поп и все сочетания с ним. Он объяснял это так:
– Ты должна понять, это для дураков. Красивые блондинки, куколки с длинными ногами и маленькими головами, блестящие гитары. Ты куда глубже, ты настоящая.
Конечно, дураком тогда был он. Но я ничего не говорила. Просто смотрела на него, параллельно размышляя, как забавно, что человек одновременно может быть очень красив и очень не красив. Наверное, так не бывает, но Дже казался расположенным одновременно на столь разных концах спектра, что захватывало дух. Во-первых, он был длинный как каланча, что каким-то образом ему шло, хотя такие чаще получают дурацкие прозвища. Блондин со странной стрижкой, когда сзади длиннее, чем спереди, не знаю, как называется, не люблю такие, но ему подходило. Странным крючковатым носом, таким нелепым, но в композиции звучащим что надо. То есть вы поняли, да? Если Джереми разобрать по частям, то все они будут ужасны. А все вместе давали странный эффект. Единственной не ужасной частью я считала глаза – круглые и желтые, как у большой птицы, всегда внимательно повернутые в твою сторону. Они как будто спорили со смешливым ртом, готовым ухмыльнуться любой глупости. А глупостей вокруг было много.
– Конечно, настоящая, скажешь тоже. Не пластиковая же. Но ты не прав, и гитара с блестками, и светлые волосы сами по себе не делают тебя искусственной. И даже в простых строчках может быть много смысла.
– Такое я играть не буду, а спорить глупо. Кстати, первое выступление уже в пятницу в семь.
Вот тут я бы натурально упала со стула, но мы, к счастью, сидели на траве в парке.
– И что мы будем презентовать? Сколько у нас времени?
– Думаю, минут десять. Разогрев группы Бубз, ты их слышала, когда мы сидели на прошлой неделе.
– Блеск, никто и не заметит, пока будет выбирать по меню. Хотя, выбор там очевиден.
Почему-то я скорее удивилась, чем напугалась. И даже не стала заморачиваться образом и макияжем. Зачем? Я же не на сцене театра Девери, чтобы выпендриваться. Зачесала волосы в хвост, простые джинсы, казаки, рубашка и майка. Все так ходят, правда. Ну, разве что украшений добавила. Тут ничего не поделаешь, люблю все эти браслеты, подвески, серьги. Мама раньше смеялась, что я как сорока. Ну да.
В районе семи раздался звонок в дверь, и уже через пару минут мы с Дже и моим отцом мчали по тихим спальным улицам мимо рядов одинаковых коттеджей. Думаю, мой друг специально так гоняет, слишком скучно смотреть в окно. Да и на дороге никаких происшествий. Даже белки не выпрыгивают.
Конечно, отец собрался с нами. Мне это скорее досаждало, чем радовало, слишком много критики. Но, спорить было бесполезно. В баре он тут же занял место у стойки, где открывался лучший обзор. Народу пока не было, обычно все собираются ближе к восьми, а то и к девяти, в пятницу принято гулять до субботы. Пока лишь пара завсегдатаев звонко чокались пивными кружками размером с их головы, Ниэль протирала столы, подмигивая бармену, но он не замечал ее в упор, перетаскивая бочки под стойку. Шумно крутился вентилятор, пытаясь выгнать привычную для этого времени года жару, как всегда безуспешно.
На улице раздался шум, залаяла собака, и через минуту в просторный круглый зал хлынула неукротимая энергия. Группа Бубз в полном составе явилась на последнюю репетицию. Хоть мы и были знакомы, я не прекращала пялиться на них без всякого стеснения. Во-первых, парням это нравилось, во-вторых, они сделали все, чтобы притягивать взгляды. Для начала скажу, что их фирменный стиль звучал так: я просто надену все, что есть в шкафу. Что мешает, торчит – режь ножом. Желательно максимально тупым, чтобы лохмотьев было побольше. С волосами они поступили примерно тем же образом, завершив образ диким макияжем. Думаю, они просто брали все подряд, не особо разбираясь для чего нужны эти мазилки. Я в пять лет так же делала.
– Эй, эй, кто тут у нас? Ребятки, вы не слишком жаркие для разогрева? – закричал через пол зала барабанщик, обращаясь к Джереми.
– Какие люди! – он выглядел очень довольным, что настоящие музыканты признали его, – Немного попляшем на подоле ваших фраков, а там милости просим.
Они громко засмеялись, обменялись рукопожатиями и посмотрели на меня:
– Надо бы вам стиль придумать. А то смотришь и не понятно, кто вообще перед тобой. Как тебе наш прикид? Нравится?
– А то, – я согласно закивала, усмехаясь совсем как Джереми.
– Воооот, значит так. Белые рубашки – прошлый век. Пошли во двор, покрасим их баллончиком, – их солист являл собой настоящий вихрь, так что спорить было бесполезно.
В результате, мы высыпали во двор всей толпой, и тут же поплатились новенькими рубашками, которые подверглись атаке черной краски и пары ножниц. Получилась странная абстракция, которая, впрочем, могла сойти за что-то крутое. Тем временем басист извлек из багажника их старой машины широкополую кожаную шляпу и вручил мне с шутовским поклоном.
Знаешь, при всем этом мы хохотали как сумасшедшие, не выпив ни одного стакана.
Тем временем народ стал собираться, и отец Дже вышел на крыльцо, не особо надеясь утихомирить нашу компанию, скорее просто подать сигнал к началу. Не знаю где, но по дороге Джереми раздобыл очки в виде черных звезд, и не глядя в зеркало пошел на сцену. Он и так знал, что невероятно крут.
А дальше? Не знаю, как это описать. Маленькая сцена, высокие табуреты, где сидишь, как на жердочке. Микрофон. Первые ноты. И все, оно накрывает с головой. Ты расслабляешься настолько, что позволяешь мелодии полностью захватить тебя. И поешь, поешь. Похоже на репетиции, только там волна шла из тебя во вне, доходила до стен, таяла. Теперь же, пройдя через людей, она возвращалась в сто раз сильнее, почти сбивала с ног, но у самых кончиков пальцев вдруг оборачивалась мягкой пеной.
Я жила у моря и знаю, как это бывает. Там, в простом баре, на скрипучей сцене, я впервые осознала, что это – единственное, чего я вообще хочу в этой жизни. Мы сыграли три песни, как и планировали, но мне не хотелось останавливаться. Кавер и две моих. А потом я посмотрела прямо перед собой и поняла, что им понравилось. Да, они были в восторге!
И тут Дже сказал:
– Спасибо вам! Встречайте группу Бубз!
Мне кажется, в зале есть те, кто предпочел, чтобы мы остались на сцене? Но, вечеринка продолжалась, ребята выкатились, ударив таким драйвовым роком, что уже через пару минут я отошла от барной стойки и принялась танцевать. Энергии было так много, что казалось, мы все можем взорваться. А на пятой по счету песне фронтмен вдруг заявил:
– Сью, детка, ты же знаешь нашего «Цыбубыдза»?
Конечно, я знала, там и знать нечего. В отличии от нас, ребята не слишком заморачивались текстами. Впрочем, сейчас я была готова повторять любую ерунду. Поэтому просто запрыгнула на сцену и мы принялись нести всю эту ахинею дуэтом. Дже смеялся так, что чуть не упал со стула. А потом не стал дожидаться, и тоже запрыгнул. Партия у них с гитаристом вышла, что надо.
Уже потом, папаша Джереми рассказывал, что в тот вечер получил королевские чаевые, да и выпивка шла на диво активно. Ему пришлось обливать нас из шланга во дворе в два часа ночи, прежде чем мы угомонились и перестали выкрикивать строчки. Мокрые, но счастливые, всей толпой мы сбежали туда, где наша энергия не мешала мирным гражданам – в парк, чтобы пробежаться по лугам, залитым туманом, почти упасть в пруд и сосчитать все созвездия. На обратном пути мы зашли в единственную работающую в пять утра закусочную, знаменитую блинами со сливками.
Через пару дней эти забавные музыканты уехали в очередной тур по маленьким городкам, видимо, забыв про наш на пару лет. В результате я их больше не видела, а жаль. Мало кто умеет так веселиться без капли спиртного, и уж точно чего-то другого.
На следующий день я пришила к лоскутам рубашки, похожим теперь на бахрому, серебряные звезды, оставшиеся у меня от одного из кукольных наборов. Если уж у Дже есть очки. Ему понравилось, кстати, видимо, звезды – не блестки, достаточно интеллектуальны.
Что бы там ни было, но наше выступление зашло публике, и мы получили целый вечер, правда в понедельник неделю спустя. Что тут говорить, учебу в результате почти забросили, целыми днями сидели на чердаке, повторяя строчку за строчкой. Не знаю, как у Дже, мне было проще – не забывай приносить новые стихи раз в пару недель и можешь вообще не появляться на занудных лекциях. Поняв, что в ближайшее время я не стану успешна в академических занятиях, начала рассылать стихи в Глабер и прочие подобные ему журналы. Как показала практика, именно это принесло мне диплом, а не жалкие попытки блеснуть хоть чем-то на экзаменах.