Мир после бога

- -
- 100%
- +

Засыпал Адонай. И смотрел в бесконечное небо. И руками хватался за пепельный дым облаков, создавая разрывы и шрамы. Засыпал Адонай, и, как звезды на землю, летели
с опаленных ресниц его слезы. Как жемчуг. Он устал
и был стар. И старик Адонай засыпал. Так обидно ему перед сном за хулу и наветы; и за запах под пепельной кожей, в небесном дыму: запах смерти; и шрамов на столь изможденной натуре; и, боящихся жизни, еще не рожденных детей.
«Адонай»
Они знают праведный суд Божий, что делающие такие дела достойны смерти; однако не только их делают, но и делающих одобряют.
Рим.1:32.
© Артем Балиев, 2025
ISBN 978-5-0067-5716-5
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Глава 1
На серой стене бывшего горкома партии черным маркером была сделана огромная надпись: «ЕШ БОГАТЫХ». С ошибкой. Именно так, с ошибкой. И почему-то это было первое, о чем он подумал, когда открыл глаза.
Белый потолок с квадратными светильниками медленно покачивался, словно плыл в каком-то невидимом потоке.
«Тошнит».
Он несколько раз моргнул, попытался подняться, но безуспешно. В глазах на секунду потемнело, а когда все вернулось в норму, он осознал, что лежит на кровати, укрытый тонким одеялом, в комнате, напоминающей нечто среднее между спальней и больничной палатой. Все убранство тут составляли собственно кровать, прикроватный столик, широкий стол в дальнем углу, стул с высокой спинкой, здоровенное зеркало и деревянные полки, почти целиком заставленные книгами в разноцветных обложках. В окне напротив кровати виднелись огромные светло-серые облака с алыми прожилками, какие бывают только перед рассветом.
«Черт возьми, где я?»
Эта мысль быстро сменилась другой.
«Кто я?»
Он медленно приподнялся на локтях, сел и долго смотрел на пальцы ног, выглядывающие из-под одеяла. Потом закрыл глаза и принялся тереть лицо руками, надеясь, что это немного приведет его в чувство.
– Доброе утро, – раздался приветливый женский голос. – Вы уже проснулись, господин Морару?
«Морару? Я что, молдаванин?»
Он попытался вспомнить что-нибудь на молдавском, но, кроме странного слова «драсличены», в голову ничего не приходило. Видимо, из молдавского в нем была только фамилия, если это действительно его фамилия.
Он убрал руки от лица, открыл глаза и медленно повернул голову в сторону вошедшей. У открытой полупрозрачной двери, на которую он поначалу не обратил никакого внимания, стояла невысокая девушка лет двадцати в коротком больничном халате и белых кроссовках. Ниспадающие на плечи огненно-рыжие волосы, зеленые глаза, статная грудь и тонкая талия – ее определенно можно было назвать красивой. Красивой и совершенно незнакомой. И в руках эта незнакомка держала пузырек с лекарствами.
– Вы медсестра? – хриплым голосом спросил он, с трудом разжимая пересохшие губы
– Как и вчера, – мягко улыбнулась она, будто это было что-то само собой разумеющееся.
Как и вчера, повторил он про себя. Значит, в этой странной палате он лежит уже не первый день.
– Сегодня начинается ваша терапия, помните? – девушка подошла ближе и поставила пузырек на прикроватный столик. – Так что приходите в себя, умывайтесь и, пожалуйста, примите ваши утренние лекарства.
Он внимательно рассмотрел пузырек. Коричневое стекло, холодное на ощупь, внутри – с десяток разноцветных капсул. На белой этикетке, написанной от руки, красовалась его фамилия – Морару
– Что это? – спросил он. – Что за лекарства?
Девушка настороженно посмотрела на него, в ее глазах промелькнуло сомнение.
– Вы знаете, где находитесь, господин Морару?
– Нет, – честно признался он. – И я не знаю никакого господина Морару.
Она грустно улыбнулась.
– Очень жаль, что это опять произошло, – будничным тоном произнесла девушка. – Пожалуйста, выпейте лекарства. Это поможет.
– Опять? – он подумал, что ослышался. – Я что, не в первый раз просыпаюсь тут в полном беспамятстве?
Девушка отступила на шаг и внезапно поклонилась, ее рыжие локоны взметнулись осенним пожаром, невыносимо яркие на фоне белых больничных стен.
– Господин Морару, – произнесла она официальным тоном. – Добро пожаловать в Санаториум. Наш центр психического здоровья гостиничного типа готов предоставить вам все необходимые услуги во время предстоящего лечения.
«Она что, каждый раз вот так приветствует меня, когда я просыпаюсь?»
– Это все, конечно, очень здорово, – сказал он. – Но я все еще не понимаю, почему я тут нахожусь.
– Господин Морару, пожалуйста, примите лекарства. Это поможет вам вспомнить.
Тот, кого эта девушка называла господином Морару, внимательно посмотрел на нее, потом еще раз оглядел свою комнату. «Центр психического здоровья гостиничного типа, говорите? Да, это действительно похоже на правду».
– Выпейте, пожалуйста, – настойчиво повторила медсестра.
Он кивнул, послушно взял пузырек, высыпал на ладонь горсть разноцветных капсул.
– Вода у вас под кроватью, – слова девушки опередили возникший в голове вопрос.
Чуть наклонившись, он действительно увидел под кроватью несколько бутылок с водой без этикеток и каких-либо надписей. Отвинтив крышку с одной из бутылок, Морару запрокинул голову, запихнул в рот все капсулы разом и сделал жадный глоток. Комок лекарств слегка царапнул горло, но все-таки проскочил под напором воды. Оставалось только надеяться, что медсестра не соврала и это действительно поможет ему вспомнить.
Мир слегка качнулся и стал чуть-чуть правильнее. Нет, воспоминания не нахлынули волной, но глухая стена беспамятства, кажется, дала трещину.
– Что это за таблетки такие, – Морару закрыл глаза и принялся тереть виски, предчувствуя надвигающуюся головную боль.
– Вас доставили сюда три дня назад в очень тяжелом состоянии, – вместо ответа сказал девушка. – Доктор Кровин лично подбирал для вас препараты. Нормотимики, стабилизаторы и другие. Но прежде всего те, которые смогут убрать побочный эффект уколов.
– Уколов?
– Вы жаловались, что боитесь спать, потому что вам снятся кошмары. Доктор Кровин предложил – и вы согласились – попробовать одно лекарство, которое подавляет сновидения. Вам сегодня что-нибудь снилось?
Он покачал головой.
– Если и снилось, то я не помню.
– Видите, значит лекарство работает.
– Но с побочками, – безо всякого ехидства добавил Морару.
Девушка пожала плечами.
– Это очень серьезное лекарство, господин Морару. Да, дезориентация и кратковременная амнезия могут быть следствием приема.
«Господин Морару, господин Морару, в какую же дурку тебя занесло?» Странно, но чем чаще он произносил в голове свою фамилию, тем более знакомой она ему становилась. Странные ассоциации и обрывки смутных воспоминаний кружились вокруг этой фамилии, пытаясь зацепиться за слово из шести букв, как за спасательный круг. И у них это получилось бы, вот только нарастающая головная боль мешала Морару как следует сосредоточиться. «Нужно попросить обезболивающее. Или анестезию».
– Анестезия, – тихо произнес он.
– Что, простите? – не расслышала девушка.
Он не понял, что сказал это вслух. «Анестезия, анестезия». Слово казалось ему каким-то особенным, когда он проговаривал его. А потом все прояснилось.
– Анастасия. Настя, вас же так зовут?
Щурясь от головной боли, он вопросительно посмотрел на нее и странно улыбнулся.
– Да, Матей Эдгарович, все верно. Видите, я говорила, что лекарства помогут.
«Матей Морару? Черт, точно молдаванин».
– Еще бы голова не болела, было бы прекрасно.
– Это пройдет, не переживайте. Теперь приходите в себя, я зайду попозже и провожу вас на первый сеанс терапии.
– Хорошо.
Морару скинул одеяло, намереваясь встать. Девушка покраснела и отвернулась.
– Извините, – он быстро вернул одеяло на место, прикрывая свое готовое к бою хозяйство, – А где моя одежда?
Медсестра обошла кровать слева, прикоснулась рукой к стене. Раздался легкий щелчок, и часть стены бесшумно отъехала в сторону, открывая полки с аккуратно сложенной на них одеждой. Морару присвистнул.
– Технологично.
– Можете пока осмотреться, – сказала девушка, стараясь не смотреть в его сторону. – Это поможет быстрее прийти в норму. Помимо спальни в вашем распоряжении ванная и личный кабинет. Как выйдете в коридор, увидите две двери. Ванная слева, ваш кабинет – справа.
Когда Настя оставила его одного, Морару поднялся с кровати и первым делом подошел к зеркалу. Огромное, почти в полный рост, оно отражало совершенно незнакомого ему человека. Поджарое тело, худое лицо, заросшее темной с проседью щетиной, взъерошенные черные волосы, глубоко посаженные зеленые глаза. Ни одного прыщика на коже, ни родинок, ни татуировок, ни шрамов. Гладкая и бархатистая кожа, розовая, как у младенца, будто бы (от этой мысли Морару поежился) совершенно новая.
Он прищурился. Незнакомец в отражении сделал то же самое. Он поднял руку и больно ущипнул себя за щеку, пристально следя за отражением в зеркале. И оно тоже больно ущипнуло себя за щеку. Что ж, оставалось признать, что в зеркале действительно он сам и что это совершенно не похоже на сон.
Взгляд упал на книжную полку рядом с зеркалом. Морару пробежался взглядом по корешкам книг, медленно проговаривая про себя названия, надеясь, что они пробудят во нем хоть какие-то воспоминания. «Морфология волшебной сказки», «Исторические корни волшебной сказки», «О волшебных сказках и другие эссе Профессора», «Тысячеликий герой», «Сага об Эрикёзе», «Хроники Амбера», «Как писать книги», «Фатерланд», «Рубеж», «Человек в высоком замке». Из каждой книги торчали разноцветные закладки, подсказывающие, что все они были внимательно прочитаны, возможно, не один раз.
«Ну и вкусы у тебя, господин Морару».
Он подошел к окну. Бескрайний лесной массив раскинулся до самого горизонта, упираясь в едва различимые очертания далекой горной гряды. Огромные кучевые облака, подернутые рассветным багрянцем, неторопливо проплывали над этим зеленым морем, в котором нельзя было разглядеть ни единого признака цивилизации. Вид очень походил на ожившую сувенирную открытку откуда-нибудь с Алтая, которая коротает свой век, примагниченная к уютному холодильнику.
Смутные картины всплыли в голове Морару: горная дорога, трясущаяся машина, ненавязчивая музыка, запах сигарет и каких-то лекарств. Его куда-то везли, за рулем был странного вида пожилой человек с обеспокоенным лицом, который все время что-то рассказывал.
– Марк, – имя само всплыло у него в голове. – Его зовут Марк.
Но кто он такой, этот Марк? Тут его взгляд снова упал на книжную полку. Внимание Морару привлекла одна книга, чем-то неуловимо выделяющаяся среди прочих. Он взял ее в руки и прочел вслух:
– Матей Морару. Хребет апостола.
Его имя. Его книга. Его черно-белая фотография на глянцевом обороте. Морару раскрыл книгу, пролистал несколько страниц, нашел выходные данные.
– 2020 год. Издательство Марка Фишмана.
Еще один кусок головоломки встал на свое место.
– Конечно, – выдохнул он.
Матей Морару, 38 лет, относительно известный писатель. А пожилой человек с обеспокоенным лицом, везущий его сюда – это сам Марк Фишман, глава издательства и давний друг его покойного отца. Но почему он, Морару, здесь оказался?
– Вы жаловались, что боитесь спать, потому что вам снятся кошмары, – повторил он слова Анастасии.
Морару подошел к полкам с одеждой, выбрал серый пижамный комплект, который идеально сливался с аскетичной обстановкой палаты. У кровати он заметил пару мягких тапочек, тоже серых, обулся и вышел за дверь. Как там говорила Настя: справа – кабинет, слева – ванная? Он приоткрыл левую дверь и заглянул внутрь. Действительно, ванная. Нашарив рукой выключатель, Морару включил свет. Белоснежный кафель, унитаз в углу, раковина, зеркало с подсветкой, просторная ванна и вмонтированная в стену душевая кабина. На крючках, как в гостинице, заботливо развешены свежие полотенца, стеклянные полки заставлены тюбиками, флакончиками и какими-то банками.
«Видимо, ты сильно заботишься о своей внешности. А еще тебя не считают потенциальным самоубийцей, иначе бы дверь ванной была заперта на ключ». Решив, что этого достаточно для объяснения самого наличия в психиатрической палате собственной ванной, Морару выключил свет и заглянул за вторую дверь.
– Охренеть.
Это была не комната, а целая студия. В центре стоял черный письменный стол с разложенными на нем бумагами и прочей канцелярией. Над столом вздымалась спинка дорогого кожаного кресла; в дальнем углу возвышались колонки какой-то невиданной аудиосистемы, рядом с ней аккуратной стопкой были сложены диски и грампластинки; слева от стола вдоль стены тянулась барная стойка с таким количеством бутылок и стаканов, будто тут недавно проходила грандиозная попойка. Вот только стул за стойкой стоял один-единственный. Справа располагалось шикарное панорамное окно, цельный кусок непробиваемого стекла, из которого открывался уже знакомый вид на бесконечную лесную даль.
Вот только всего этого не должно, нет, не могло быть в заведении, которое имеет дело с психическими больными. Почему он так в этом уверен? Не потому ли, что однажды уже побывал в настоящей лечебнице для душевнобольных?
– Да что это за место такое?
Но вид того, что Настя называла «его кабинетом», помог Морару кое-что вспомнить. А именно, как он сидит в мягком кресле и о чем-то разговаривает с человеком в темных очках. В голове зазвучал его голос, вежливый, дружелюбный: «Простите, но были ли попытки суицида? Нет? Только кошмары? Тогда я вполне могу предоставить вам люкс».
Морару подошел к барной стойке и стал изучать стоящие на ней бутылки. Минеральная вода, грушевая газировка, горький тоник с лимоном. Ни одного намека на алкоголь. Что ж, подумал он, хотя бы это выглядит правдоподобно.
Он развернулся, прошел за стол и сел в кресло, ощутив странное чувство чего-то родного и привычного, хотя и – пока что – незнакомого. Осмотрев стол, Морару заприметил несколько ящичков, внутри одного из которых оказались начатая пачка сигарет, зажигалка и пепельница. Ему сразу же захотелось курить, хотя до этого момента он даже не думал об этом. Чиркнула зажигалка, клубы сизого дыма взмыли над исписанными ровным (очевидно, что его) почерком листами бумаги. Мир стал еще чуточку правильнее.
Не выпуская изо рта сигареты, Морару принялся изучать листок за листком, пытаясь понять, что именно они собой представляют. Бессвязные описания, зачеркнутые абзацы, странные каракули на полях, сделанные будто от скуки. Никакой системы, даже нумерации страниц нет. Больше всего это походило на черновики какой-то книги, а, возможно, что и нескольких книг. Он же писатель, так что вполне допустимо использовать свое пребывание в больнице как способ творческой изоляции от мира. Морару не знал, почему именно эта формулировка пришла ему в голову, но она его более чем устроила.
– Выпендриваешься, господин Морару, – сказал он себе. – Пишешь от руки, хотя мог просто попросить ноут. Желательно с интернетом, где я мог бы хоть что-то найти про себя самого.
Книга была еще одним ключом к его памяти. Он сидел, курил, не замечая, что пепел падает на рукописные буквы, и вспоминал, что именно из-за книги он сюда и попал. Матей Морару не мог написать книгу, которую так ждал от него Марк, у него начались проблемы со сном, вот издатель и устроил ему своеобразный отдых, совмещенный с лечением. Все для того, чтобы он пришел в себя и смог работать.
– Да, – кивнул он, – так все и было, – он еще раз посмотрел на исписанные листки бумаги и добавил: – Значит, из-за книги мне начали сниться кошмары? Или нет?
Но вот о том, что это были за кошмары, Морару мог сейчас только догадываться. И почему-то ловил себя на ощущении, что ему не очень-то и хочется о них вспоминать. Он достал еще одну сигарету, закурил и попытался сосредоточиться на головной боли, которая, хоть и ослабла, но уходить вовсе не собиралась.
– Привет, дружище, – раздался голос у него за спиной.
Голова вмиг прояснилась, мир вокруг стал почти целиком родным и понятным. Не хватало лишь одной маленькой детали.
– Давно не виделись, – голос прозвучал теперь чуть поодаль, около двери.
– Кто это?
Морару затушил сигарету, подошел к двери, выглянул в коридор. Никого.
– Ууу, вижу к нам вернулись старые проблемы, – насмешливо произнес голос откуда-то из спальни. – Ну так иди сюда, познакомимся заново.
В спальне тоже было пусто.
– Где ты? – спросил он.
– Зеркало, – отозвался голос.
Но ни у зеркала, ни тем более за ним, разумеется, никого не было. Если только…
Вот умница.
…в нем.
Давай снова знакомиться. Матей понял, что голос звучит не в комнате. Он звучал внутри его собственной головы. Отражение в зеркале ехидно осклабилось, хотя собственное лицо Морару, как ему казалось, оставалось совершенно неподвижным. Я твой очень-очень старый друг.
«Конечно, – подумал Морару. – Ты звучал в моей голове, когда я писал свою первую книгу. Успокаивал меня, когда я хоронил отца. Отговаривал меня жениться. Радовался, когда я разводился. А теперь пришел навестить меня в больнице».
Когда вернулась Настя, Матей Морару, писатель, которого странные ночные кошмары довели до бессонницы и нервного срыва, почти все вспомнил и был готов приступить к терапии. О, это будет интересно. Голос в голове звучал радостно и возбужденно.
Первое, что Морару увидел, когда вышел из палаты – панорамное окно во всю стену, такое же, как в «его кабинете». Рядом с окном расположились пара удобных кожаных кресел серого цвета, стеклянный столик и горшок с неизвестным ему растением ядовито-зеленого цвета. Вид из окна мало чем отличался от виденного ранее: бескрайние леса да очертания гор вдалеке, обрамленные облаками. Серо-сизый уличный свет падал на начищенный до блеска кафель, такой холодный, что он почувствовал это даже сквозь свои мягкие тапочки. Это ощущение вместе с пугающей бесконечностью лесного пейзажа заставили Матея Морару поежиться второй раз за утро.
Они прошли через анфиладу комнат, каждая из которых была точной копией предыдущей: окно во всю стену, кресла, столик, ядовитая зелень растения в горшке и дверь больничной палаты напротив всего этого. Никаких плакатов, картин, графиков, расписаний; ни одного журнала на столике, ни одной розетки на стенах, не говоря уже о телевизоре или радиоприемнике. Никаких людей, ни в халатах, ни без. Пустое, аскетичное, холодное пространство, в котором единственные капли живого цвета – это бесконечный лес снаружи и зелень одинокого растения внутри.
– Скромненько тут у вас, – отметил Морару.
Когда его привезли сюда, он был слишком дезориентирован, чтобы обращать внимание на внутреннее убранство клиники. А потом и вовсе не покидал своей палаты, иначе, рассуждал он, эта мысль пришла бы к нему гораздо раньше.
– Для наших пациентов очень важно, чтобы вне палат их ничего не отвлекало от лечения, – туманно ответила девушка.
Ну да, – пробубнил голос у него в голове, – или чтобы у них было меньше желания выходить из палаты.
Настя бросила на него какой-то странный взгляд, будто бы тоже услышала это, и прибавила шаг. Морару смотрел на ее огненно-рыжие волосы, на тоненькую фигурку в обтягивающем белом халате и думал. Думал, что эта девушка вызывает в нем какие-то очень странные чувства. Ему очень нравилось находиться рядом с ней, видеть ее глаза, чувствовать ее запах, но при этом в этих чувствах не было ни капли секса. Будто бы он встретил сестру, которой у него никогда не было, но которую он всегда любил.
У вас с ней уже что-то было, малыш, да? – насмешливо поинтересовался голос.
«Нет». При всей симпатии, которую он почему-то испытывал к Насте, мысль об этом «чем-то» вызывала у него рьяное отторжение.
Ого, видать ты и правда поехал кукухой. Ку-ку, хе-хе.
«Отъебись», – зло подумал Морару и голос умолк.
Череда однообразных комнат наконец-то подошла к концу. Свернув в кишкообразный коридор, они прошли вдоль стен, увешанных черно-белыми фотографиями в массивных железных рамах, и остановились у высокой двери, гораздо более высокой, чем двери больничных палат. Девушка постучала.
– Да-да, – раздался из-за двери вежливый, уже знакомый Матею голос.
Медсестра приоткрыла дверь, заглянула внутрь и спросила:
– Эльдар Александрович, к вам господин Морару, примите?
– А, Настенька, конечно, пусть заходит, – ответил из-за двери доктор Кровин. – Я давно уже жду его.
– Идите, – прошептала она, обращаясь к Морару. – Увидимся после сеанса.
Морару вошел. Если внутреннее убранство Санаториума навевало холод и тоску, то кабинет доктора Кровина, наоборот, горел яркими красками, излучал тепло, спокойствие и уют.
Круто. Они сделали на чужом безумии неплохое состояние.
С этим Морару было трудно не согласиться: мебель из мореного дуба, персидские ковры, коллекции наградного оружия, портреты каких-то исторических личностей в позолоченных рамах, полки с книгами в дорогих переплетах. Однако, несмотря на роскошь, все было обставлено со вкусом и чувством меры. И в центре всего этого, в одном из двух кожаных кресел, рядом с мраморным кубом, выполняющим роль журнального столика, сидел доктор Кровин.
Это был невысокий человек лет пятидесяти, в строгом черном пиджаке и с черными же очками на дружелюбном лице. Эти очки поначалу смутили Матея, но потом он вспомнил: Эльдар Кровин был совершенно слепым.
Интересно, зачем слепому доктору вся эта роскошь? И книги? Зачем слепому книги, малыш?
«Не нашего ума дело».
– Матей, доброе утро, – доктор поднялся с кресла и поприветствовал своего пациента легким кивком головы. – Проходите, садитесь. Как вы себя чувствуете?
– Здравствуйте, Эльдар Александрович, – сказал Морару, устроившись в кресле напротив доктора. – Снов я не видел, с утра болела голова и было тяжеловато вспомнить, кто я такой.
– Понимаю, – доктор присел, поправил дужки очков. – Извините, но эти лекарства единственное, что я могу предложить, пока мы не разобрались в ситуации.
– Никакой претензии, доктор. Просто констатация факта.
– Хорошо, – доктор кивнул. – Наверное, вы бы хотели покурить?
Матея несколько озадачил этот вопрос.
– Д-да, – неловко ответил он. – А здесь можно?
– Если уж в вашей палате можно курить, то в кабинете главврача и подавно. Сигареты и пепельница там, – он махнул рукой в сторону длинного стола, исполняющего одновременно роль подоконника. – Можете положить их на этот булыжник, – добавил он, имея ввиду мраморный куб между ними. – Я тоже не отказываю себе в курении во время беседы, если пациент курящий, разумеется.
– Какая все-таки интересная у вас клиника, – не удержался от ремарки Морару, поднявшись.
– Не совсем клиника, – доктор Кровин улыбнулся. – Это заведение для богемы, политиков и других состоятельных граждан, которые хотят с комфортом поправить свое психическое здоровье, не привлекая лишнего внимания.
Морару понимающе кивнул, хотя доктор и не мог этого видеть. Он взял со стола сигареты неизвестной марки, зажигалку, пепельницу и перенес это все на куб-столик. Снова оказавшись в кресле, Матей закурил. Сигареты имели пряный, непривычный вкус.
– Импортные? – поинтересовался Морару.
– Без понятия, – признался доктор, – один из постоянных пациентов регулярно присылает мне пару блоков.
Эльдар Александрович подался вперед, пробежался пальцами по поверхности мраморного куба перед собой, ловко вытащил сигарету из пачки, нащупал зажигалку и тоже закурил.
– Пепельницу? – Морару почему-то не хотелось, чтобы доктор запачкал пеплом свой черный пиджак.
– Спасибо, но я, пожалуй, воспользуюсь вот этим, – доктор Кровин чуть наклонился в сторону, взял что-то с пола. – Так мне будет удобнее.
Морару понимающе улыбнулся – Эльдар Александрович держал в руках длинный стакан с водой.
Когда они покурили, доктор спрятал стакан с плавающим в нем окурком обратно за кресло, достал из кармана пиджака диктофон, нажал на маленькую красную кнопку и спросил:
– Вы готовы начать нашу беседу?
При виде маленького черного прямоугольника Морару охватило легкое волнение.
Прикольно, – хмыкнул в голове голос. – А чего это ты так разволновался?
«Будто бы я собираюсь заняться сексом, хотя знаю, что в комнате установлена камера наблюдения».
Ох, малыш, да у тебя реальные проблемы.
Морару облизнул пересохшие губы.
– Может быть не надо записывать?