Китайская культурная революция

Великий китайский голод 1959–1961 годов, который китайцы называют «Тремя горькими годами», считается самым масштабным голодом в истории человечества. Природные катаклизмы случались: в 1959 году в Восточном Китае произошло катастрофическое наводнение, а в 1960 году более половины посевов пострадало от засухи, но основной причиной голода стала политика правительства.

Но давайте пойдем по порядку, поскольку Великий голод стал результатом «Большого скачка». Заветной мечтой Мао было иметь атомную бомбу, которую он уничижительно называл «бумажным тигром», но на самом деле всячески старался ее заполучить. Сталин был не настолько глуп, чтобы помогать Китаю обзавестись ядерным оружием, а вот Хрущев попался на весьма нехитрую наживку, которую подсунул ему Мао. Дело было так. В середине 1954 года Мао сымитировал намерение захватить Тайвань, о чем глава Госсовета КНР Чжоу Эньлай оповестил советское руководство. После нескольких обстрелов принадлежавших Тайваню островов президент Соединенных Штатов Дуайт Эйзенхауэр подписал с Тайванем договор о совместной обороне и заявил, что при определенных условиях его правительство может применить ядерное оружие. Голодный, как известно, отыщет еду и на вершине горы[20] – к тому времени в провинции Гуанси были открыты богатые месторождения урана. Мао дал понять Хрущеву, что Китай готов к ядерному противостоянию с Западом, которое не затронет Советский Союз, и Хрущев распорядился предоставить Китаю техническую помощь по созданию атомной бомбы… Как тут не вспомнить старую притчу о тигре, уговорившем глупых крестьян построить мост через ущелье, – когда мост был готов, тигр перешел по нему и съел всех простаков.

Советские специалисты построили в Китае ядерный реактор и циклотрон, а также начали обучение китайских ученых, но научно-технологическая помощь не носила характер благотворительности, и ресурсы для создания ядерного оружия предстояло изыскивать Мао. Для этого, а также чтобы обзавестись прочим современным оружием, вплоть до атомных подводных лодок, и был предпринят «Большой скачок» «из феодализма в коммунизм», который на деле отбросил страну назад вместо того, чтобы вывести вперед.

Мао говорил об индустриализации вообще, но главной его целью было развитие военной промышленности – винтовка рождает власть! В общении с ближайшим окружением Мао периодически обнаруживал свои истинные намерения, например мог сказать маршалам: «Сейчас Тихий океан нельзя назвать спокойным регионом, но он может стать таким, когда полностью окажется под нашим контролем».

Развитие промышленности оплачивалось сельскохозяйственной продукцией, больше ничего конкурентоспособного Китай производить не мог. Наряду с постоянными требованиями ускорить темпы индустриализации, Мао приказывал повышать урожайность и сдавать государству как можно больше продовольствия, больше, чем можно, максимально больше… При этом современные достижения аграрной науки в Китае не использовались, вместо минеральных удобрений применялись навоз и человеческие экскременты, а все «успехи» были чистейшим очковтирательством – в хозяйствах устраивались образцово-показательные поля, якобы дававшие невиданные урожаи. Мао родился в крестьянской семье и потому прекрасно понимал, что «по щелчку пальцев» невозможно увеличить урожайность в десять-двадцать раз, но он делал вид, будто верит бодрым рапортам с мест. Зачем? Затем, что эти рапорты позволяли требовать увеличения поставок: старайтесь лучше, берите пример с передовиков, и вы сможете полностью обеспечить государственные потребности! На деле же, ради выполнения спущенных сверху нереальных планов, чиновники «выжимали крестьян досуха», не думая о том, что обрекают их на голодную смерть.

Если же для сельского хозяйства пытались сделать что-то полезное, то вместо пользы обычно получался вред, примером чему может служить хотя бы упомянутая уже кампания по борьбе с воробьями. Для предотвращения конкуренции растений при слишком плотных посадках землю вспахивали (вручную) на глубину до полуметра, чтобы корни растений тянулись не вширь, а в глубину. Подобная вспашка, получившая одобрение Мао, называлась «переворачиванием поля», но правильнее было бы назвать ее «уничтожением плодородного слоя почвы». На «перевернутых» полях, в которые было вложено неимоверное количество труда, растения росли плохо. Строительство ирригационных систем, да и вообще любое строительство, велось с большой поспешностью, столь милой сердцу Мао, отчего построенное приходилось перестраивать, а то и забрасывать ввиду полной его бесполезности.

Уничтожение воробьев и выплавка стали в домашних печах – это наиболее яркие примеры волюнтаризма, свойственного второй китайской пятилетке 1958–1963 годов, которую и назвали «Большим скачком» (пятилетнее планирование было введено в КНР с 1953 года). Помимо этих акций были и другие: создание народных коммун, а также «переезд промышленности», начавшийся в июне 1964 года и ставший продолжением «Скачка».

В мае 1958 года на Второй сессии VIII съезда КПК по предложению Мао Цзэдуна была принята программа экономико-политического развития страны, известная под названием политики «Трех красных знамен». Первым знаменем стала новая генеральная линия партии, направленная на скорейший переход к коммунизму, вторым – «Большой скачок», а третьим – создание народных коммун по советскому образцу. Однако в создании коммун Мао пошел дальше советских колхозов, приказав обобществить все имущество крестьян подчистую, за исключением личных вещей. Из своих жилищ крестьяне переселялись в казармы, принимали пищу в общественных столовых, детей отдавали в подобие интернатов и т. п. По сути, из крестьян формировались трудовые армии. Темпы «коммунизации» были стремительными – в июле 1958 года начали, а к концу сентября уже закончили. Около 120 миллионов домашних хозяйств (98 процентов от общего количества) были объединены в 26,5 тысяч коммун. Не отвлекаясь на личные дела и подсобные хозяйства, крестьяне стали работать больше, но не лучше, поскольку рабский труд никогда не бывает эффективным. Предполагалось ввести коммуны и в городах, но сложность задачи отвратила от этого намерения.

Прием пищи в общественной столовой одной из народных коммун КНР. Фотография из «Альбома с фотографиями, посвященными 10-летию Китайской Народной Республики 1949–1959». 1959

Изначально в коммунах была введена уравнительная система оплаты труда, который, по советскому образцу, учитывался в так называемых трудоднях, но неурожаи 1959 и 1960 годов вынудили руководство страны внести коррективы в первоначальный проект. Полное обобществление имущества было осуждено как «левый перегиб», крестьянам были возвращены приусадебные участки, общественные столовые ликвидировали, ввели принцип оплаты «по труду», разрешили продавать излишки на рынках, короче говоря – частично восстановили прежний уклад. Полностью же система народных коммун была ликвидирована только к 1980 году.

Что же касается «переезда» промышленных предприятий из прибрежных районов (где они в большинстве своем находились) в отдаленные горные районы, то он был вызван желанием Мао уберечь важные заводы от ударов с воздуха во время будущей войны, в неотвратимости которой Мао не сомневался. Более тысячи предприятий демонтировали и перевезли вглубь страны. «Переезд» сопровождался строительством необходимой инфраструктуры, начиная с дорог и заканчивая электростанциями. С военно-стратегической точки зрения «переезд» был бесполезной затеей, но Мао сказал – и народ стал делать. Делалось все в привычной спешке, проекты строительства создавались «на глазок», да и вообще эта затея была плохо продумана. Тем не менее она растянулась более чем на десять лет, нанесла огромный урон китайской тяжелой промышленности и «съела» более 200 миллиардов юаней – экономический ущерб от «переезда» превысил ущерб от «Большого скачка».

Бедственное положение Китая осложнялось тем, что рассчитывать на помощь Советского Союза уже не приходилось. В апреле 1960 года, когда отмечалась девяностая годовщина со дня рождения Владимира Ульянова-Ленина, Мао опубликовал статью «Да здравствует ленинизм!», в которой обвинял советское руководство в заигрывании с США и предательстве дела коммунизма. Хрущевскую политику «мирного сосуществования двух систем» и тезис о возможности «мирного перехода от капитализма к социализму» Мао назвал проявлением ревизионизма, иначе говоря, отступничества от основополагающих принципов марксизма. «Винтовка рождает власть», – повторял он. Захватить власть без насилия невозможно, поскольку никто добровольно ее не отдаст. Хрущев в статье не упоминался, формально она была направлена против югославского руководителя Иосипа Броз Тито, но эта уловка не могла никого обмануть – Пекин бросил вызов Москве, и этот вызов запустил процесс разрыва отношений, в результате которого закадычные друзья превратились в заклятых врагов.

Первая китайская атомная бомба была взорвана 16 октября 1964 года в пустыне Гоби. Радость Мао была большой, но не полной, поскольку средства доставки ядерного заряда китайцам пришлось разрабатывать самостоятельно – эту технологию не удалось получить до разрыва отношений между КНР и СССР. «Большая рыба всегда выскочит из рук», – говорят китайцы, а еще говорят, что «в поспешности кроются ошибки». Впрочем, Мао не поспешил со своей критикой «советского ревизионизма», а просто плохо просчитал ходы и расклады – он хотел увеличить котировки своих акций в глазах советского руководства, но в результате обвалил их курс до нуля. Что ж, бывает…

Китайский антисоветский плакат 1967 года[21]

После того, как Хрущев был смещен в октябре 1964 года, Мао попытался наладить отношения с его преемником, генеральным секретарем ЦК КПСС Леонидом Брежневым, для чего отправил в Москву для участия в торжествах, посвященных очередной годовщине Октябрьской революции, делегацию во главе с Чжоу Эньлаем. Во время приема в Кремле к Чжоу подошел советский министр обороны маршал Родион Малиновский и нелестно отозвался о Мао Цзэдуне: мол, не хочется, чтобы «какой-то Мао» мешал налаживанию отношений между нашими странами. После Чжоу Малиновский обратился к члену Политбюро ЦК КПК маршалу Хэ Луну: «Мы избавились от нашего дурака Хрущева, теперь ваш черед избавиться от Мао, после чего мы снова сможем дружить». Чжоу выразил протест Брежневу, тот принес извинения, сославшись на то, что Малиновский был сильно пьян и потому сказал лишнее, но было ясно, что маршал зондировал почву по указанию советского руководства. Мао насторожился в ожидании новых происков Москвы. Разумеется, ни о каком налаживании отношений с Советским Союзом впредь не могло быть и речи. Брежнева и председателя Совета министров СССР Алексея Косыгина китайская пресса иначе как «ревизионистскими собаками» или «буржуазными прихвостнями» не называла.

Примечания