Глава 1
– Кровинушка моя! Ягодка сладкая! Очнись, открой глазоньки свои прекрасные, порадуй старуху! – Женский голос, наполненный слезами, тоской и болью, умолял и звал. Я попыталась открыть свинцовые веки и, судя по радостному ойканью, мне это удалось. Вот только взгляд мутный, расфокусированный, вижу вокруг себя только серые пятна в полутьме.
Нос заложен, поэтому вдыхаю ртом. Лежу и чувствую, что все тело горит, мне нестерпимо жарко, но чьи-то заботливые руки укрывают меня тяжелым, теплым и лохматым. Странно, пледа такого я у себя не припомню, да и давно живу одна, кто может меня так ласково звать? И как могла разболеться настолько сильно, если вечером ложилась спать совершенно здоровой? Не успев додумать ответы, провалилась в небытие сна.
Следующее пробуждение далось легче. Проснулась от того, что все мое тело осторожно протирали теплой тряпкой, а после этого массировали чем-то жестким и вновь укутывали в тепло. Припомнила предыдущий сон, про ягодку и открыла глаза. Все же было интересно, кто это обо мне заботится?
Надо мной склонилась полноватая старуха. Прорезанное глубокими морщинами лицо, нос с крохотной горбинкой, светлые глаза почти без ресниц и тонкая линия впалых губ. Определенно она мне не знакома. А ее одежда еще больше меня озадачила. Далеко не свежий сероватый чепчик, коричневое платье с глухим воротничком и сверху него серый же фартук. Кто так одевается в наши дни? И что она делает в моей квартире?
Переместила взгляд на окружающую меня обстановку, и у меня перехватило дыхание. Это не моя квартира! И не больница! Это вообще нечто, не поддающееся идентификации. Комната метров двадцать, примерно. Стены из бревен без коры, но они почернели от времени. Потолок – такой же бревенчатый и темный, тяжело нависает над головой. На одной из стен выложен из массивных камней камин, и в нем прогорают дрова. Это единственный источник света в комнате. Я специально разглядела потолок, там нет и намека на люстру, и привычных электрических розеток, кстати, тоже нет. Что происходит?
– Проснулась, ягодка! Всевышний отогнал хворь. – Улыбаясь беззубым ртом, старушка и ласково приговаривала.
– Вы кто? – Прошипела больным горлом, но услышала чужой голос. Мой-то родной – ниже и грубее, его ни с чем не спутаешь, а этот другой. И испугавшись своей догадки, вытащила из-под пожелтевшей шкуры, руку. Не моя! Перед лицом маячило тонкое белоснежное запястье, с упругой кожей и проступающими венами. Длинные пальцы заканчивались некрасивыми траурными каемками под ногтями.
– Так ведь Герд я, твоя кормилица и няня. Запамятовала в болезни, ягодка? – Старушка убрала мою руку под шкуру и повыше ее натянула.
– А я кто? – Задала следующий вопрос.
– А ты моя ягодка! Любимица первая! Троих ведь вас выкормила, но сердцем к тебе одной прикипела. – Вообще, не информативно. К тому-же у меня нет братьев и сестер.
– Что со мной случилось? – По всей видимости, вселенная дала сбой, и сейчас от ответа старухи зависит, подтвердятся мои догадки, или нет.
Старушка прекратила улыбаться и суетиться возле моей постели, отвела глаза, а затем присела на табуретку рядом с моей кроватью.
– Совсем ничего не помнишь? – Тихим голосом спросила она.
– Нет.
– Может оно и к лучшему. – Загадочно произнесла… как ее, Герд, кажется? Совершенно нетипичное для женщины имя. – Старый мост под вами обвалился, когда с ярмарки возвращались. Тебя вытащили из стылой воды, а вот батюшку твоего, барона, достали через день. Да и то чудом: он одежей за корягу зацепился. Добро, что на ярмарке закупили… все потопло. – При этих словах по ее щекам прокатились две слезинки.
Вот оно как! Попала, значит… Как попаданки в этих самых фэнтези…
Я предположила первое, что пришло в голову, после прочтения романа Полины Ром. Эх, жаль не узнаю, чем все закончилось у Марии, королевы Нисландии. Впрочем, сейчас у меня есть проблемы и поважнее, чем вспоминать недочитанную книгу.
Батюшка-барон, а я, стало быть, баронесса, хотя не факт. В старину как-то непросто титулы переходили от родителей к детям. Хорошо хоть не служанка, не крестьянка.
В этот момент, за моей головой послышался шум, потом меня охладило потоком воздуха, а следом предо мной появилась девушка-подросток. Темные волосы собраны в косу вокруг головы. Красивый овал лица, высокий лоб, тонкий нос, губы бантиком, вот только глаза чуть подкачали, мелковаты для пропорций лица. Но в целом девочка симпатичная. На ней серое платье с глухим воротом и длинными рукавами, а сверху накинут овечья безрукавка, мехом внутрь, на завязках.
– Как она? – Подросток обращалась к няне, но спрашивала явно про меня. А почему не спросить напрямую?
– Разговаривает уже! Всевышний даровал ей жизнь! – Старушка поднялась, едва девица влетела в комнату и сейчас стояла перед ней, слегка склонив голову.
– Вставай, храмовник скоро приедет. Надо с батюшкой попрощаться. – Достаточно резко и требовательно обратилась ко мне девица.
– Да куда ей вставать-то? Только жар спал. – Вступилась за меня Герд.
– А ты вообще молчи, я не с тобой разговариваю! – Прикрикнула на нее девушка, а потом вновь обратилась ко мне: – Сейчас ты не батюшкина любимица! Никто тебе больше поблажек делать не будет! Собирайся! – Зло выплюнула она слова мне в лицо, и, не дожидаясь ответа, ушла.
Я перевела взгляд на старушку, в поиске ответов. А та лишь тяжело вздохнула и опустилась на пол.
– Сестру тоже запамятовала? – Наконец, отозвалась она. Так эта мегера – моя сестра? Ну дела!
– Герд… – Не успела я договорить, как она прервала меня.
– Няня, ты всегда так меня называла, няней… – Угу, поняла, исправлюсь.
– Няня, я вообще ничего не помню! Ни кто я, ни где мы!
У старушки широко открылись глаза, и она испуганно прикрыла рот пухлой ладошкой. Недолго меня разглядывала, а затем кивнула и опасливо покосилась в сторону, куда ушла девушка.
– Вот горюшко-то. Все же стоило, может, лекаря позвать? – Герд еще немного помолчала, жалостливо качая головой, а затем, глубоко вздохнув, принялась рассказывать мне про меня же, иногда перескакивая с детали на деталь. Я осторожно задавала вопросы, направляя ее монолог.
Я – баронесса Далия Берси, девятнадцати зим от роду. У меня две младшие сестренки, та, что недавно заходила – Гулла, ей пятнадцать зим. Есть еще младшая – Фрея, той девять зим. Мать – Иде, а отца звали Ингмар.
Живем мы рядом с деревней, в северной части королевства Молбук. Королевство наше располагается в северных землях, на больших скалистых островах, омываемых холодным морем.
Семья наша живет очень скромно, раньше, еще до моего рождения у отца были четыре деревни, но денег никогда не хватало, и он не придумал, ничего лучшего, как по одной их продавать, и на эти деньги жить. А последние средства в виде запасов еды на все лето утонули, когда обрушился мост. Вот такая невеселая история выходила, если сократить все охи и ахи Герд.
Глава 2
Закончив рассказ, старушка глубоко вздохнула и замолчала. А потом спохватилась:
– Ты, небось, голодная? А я все болтаю и болтаю.
И да, желудок отозвался сухими спазмами, но хуже то, что внезапно захотелось нещадно в туалет.
– Мне бы в туалет. – Увидев удивление на ее лице, спохватилась. Какой туалет в королевстве? Пояснила: – На горшок очень хочется.
Старушка тут же понятливо закивала и потянулась за серым мешком, что лежал у меня в изголовье. Пару раз встряхнула его, осмотрела с разных сторон и откинула шкуру, под ней я, оказывается, лежала совершенно нагая. Мгновенно стало зябко, тело покрылось мурашками, и я торопливо натянула на себя мешок, который оказалась чистой, но далеко не новой рубашкой аж до самых щиколоток. Тепла она мне особо не принесла, и еще сильнее захотелось в туалет. Хотя, казалось – куда уж сильнее. Няня тем временем уже натягивала мне на голову теплое серое платье, а после него, сверху, овечий жилет. Только после этого тело начало согреваться, а я перестала стучать зубами.
– Нако вот, – пододвинула к моим ногам деревянные башмаки-колодки, а сама метнулась в темный угол.
Оттуда она вынесла пузатый невысокий горшок с крышкой. Наконец-то! Подхватила его и, завернув за край кровати, отвернулась. Все же непривычно и стеснительно делать такое при свидетелях. После этого жизнь начала возвращаться уверенными шагами. Слабость никуда не делась, горло по-прежнему саднило, да и отек в носу до конца не прошел, но если передвигаться медленно, то вполне можно жить – голова не кружиться, да и соображать я начала почти нормально.
– Ягодка, ты присядь, ножки твои обую. – Няня кивнула на кровать, и я послушно на нее присела.
Приподняв одну ногу, она надела на меня теплый чулок, и подвязала его веревкой вокруг ноги над коленом. Также поступила и со второй ногой. Затем отошла на шаг и, окинув меня взглядом, удовлетворенно кивнула.
– Пойдем-ка на кухню, ягодка моя, я там молочко для тебя давеча принесли.
Няня шла в темный угол, хотя, они все здесь такие, и поминутно оглядывалась на меня. А у меня возникли сложности с ходьбой. Дело даже не в том, что в деревянных колодках ноги изрядно скользили. Главную опасность представляла высота колодок. На вскидку, это сантиметров пять, а если нога подвернется? О последствиях лучше не задумываться, поэтому шла крайне медленно, осторожно переставляя ноги в непривычных башмаках.
Но впереди меня ждало следующее испытание, в виде ступеней. Едва мы вышли из двери, оказались в небольшом холодном коридоре. Справа глухая стена, напротив нее лестница вверх. Но Герд пошла на ту, что спускалась вниз, и я медленно последовала за ней. Благополучно спустившись на первый этаж, она завернула налево, ну и я следом.
Едва зайдя внутрь,почувствовала, как тело окутало тепло, а в нос ударили запахи слегка подгорелого хлеба, жареного лука и, кажется, каши.
– Тира, посмотри, кого я привела! – Звенящим от радости голосом Герд уведомила стоящую возле очага женщину. – Осталось ли молоко, что принесли для госпожи?
Кухня представляла собой помещение, по размеру напоминающее то, в котором я очнулась. В центре стоял громоздкий деревянный стол, с лавкой во всю длину. Вдоль стен, прямо на полу, какие-то горшки разных размеров, корзины, пара ящиков и просто посуда, тарелки и кружки. Одним словом, полная антисанитария.
На стене, слева от входа, виднелись два узких и длинных окна, а у противоположной стены-очаг. Стоящая возле него женщина повернулась на голос няни, окинула ее и меня недовольным взглядом. Затем стряхнула со стола прямо на пол луковую шелуху, и кивнула на лавку.
Пока мы присаживались, она откуда-то из другого помещения вынесла глиняный кувшин, нагнулась и подняла с пола щербатую чашку. Дунув в нее, поставила на стол. Налила молоко из того самого кувшина и достала кусок лепешки. Причем все это она делала в полной тишине.
– Храни тебя Всевышний, Тира! – Поблагодарила ее няня и придвинула мне еду.
Что сказать? Молоко оказалось очень густым, ароматным и даже слегка сладковатым. А вот лепешка твердой. Но я осторожно ее откусывала и запивала молоком. Хорошо бы его подогреть, но об этом я подумала, лишь выпив половину. Глотать было немного больно, но голод – не тетка.
– Тира, налей-ка еще чуток молока. – Проследив, что моя кружка стремительно пустеет, няня попросила для меня добавки. Причем сама не пила.
А после второй кружки на меня навалились сытость в обнимку со слабостью. Полежать бы не мешало, но памятуя слова сестры, решила ее не злить лишний раз.
Все происходящее казалось немного нереальным. Это точно со мной происходит?! Сон, да и только… Вот сейчас проснусь по настоящему и пойду себе кашу на завтрак варить, да чайник с водой кипятить. Нормальный электрический чайник, а не эти их… – я оглядела стоящую на полу посуду.
От сытости и слабости невольно начала вспоминать прошлую жизнь. По всему выходит – умерла я там, дома, в своей квартире. Что ж, каждому судьба свой век назначила. Мой, значит, как раз там и кончился…
Единственное радовало – отступила, наконец мигрень, что мучила меня несколько дней. Я пару дней глотала таблетки, но они лишь ненадолго ее притупляли. Уже собиралась идти к участковому терапевту. Да и сразу бы сходила, только там постоянные очереди, и записываться требуют заранее, а как я заранее-то запишусь, если боль только два дня, как появилась, и мне все казалось, что скоро пройдет?
А сейчас сижу на кухне у незнакомых людей, в незнакомом мире, и голову распирает от вопросов. Как такое со мной могло приключиться? Почему именно я? Особых знаний или навыков у меня нет, да даже высшее образование не получила в свое время. Все не до учебы было. Как пришла на завод наш металлургический сопливой девчонкой, так всю жизнь и проработала. Начинала с уборщицы, потом предложили помогать на складе, а уж на пенсию выходила начальником склада одного из цехов. Да, были времена!
Муж, да Бог ему судья, замерз по молодости в сугробе пьяный. Сильно уж он это дело любил. Меня всем цехом жалели, за судьбу мою. Денег в дом не приносил, а бывало, что и мои воровал, когда прижмет выпить. Правда, руки никогда на меня не поднимал, может, поэтому и терпела? А когда похоронила его, вот тогда с сыночком, с Сашенькой, мы и зажили в покое.
Правда, по баракам пришлось помотаться, зато дитя всегда под присмотром соседей оставалось. Ну и я их детей досматривала в свой черед. А уж когда моя очередь на квартиру подошла, вот тут мы крылья-то и расправили. Заводчане помогли мебель справить, а потом уже добротной сама постепенно обзавелась. Всего хватало в жизни, и в целом не на что жаловаться мне. А что замуж больше не вышла? Так мне и одного раза хватило с лихвой.
Сашенька выучился на слесаря, и ко мне на завод пришел, но в другой цех. Хорошим специалистом стал. Его все хвалят. Оттого, может, и в лихие годины удержали, не пустили в ларьке торговать. Сейчас у него своя семья. Жену выбрал тихую, улыбчивую – Томочку. Она в первый же год ему сына подарила – Стасика, а еще через три года, дочурку – Светочку. Папину радость. Глядя, как они живут душа в душу, поровну им квартиру свою завещала. Как они там сейчас без меня? Подумать страшно. Ладно хоть у них все хорошо складывается. Теперь квартиру мою продадут, да деткам возьмут жилье…
Впрочем, всего этого я никогда не узнаю. Слезы невольно начали застить глаза и я решительно смахнула их. Нечего тут! Умерла, так умерла!
Глава 3
– И долго тебя ждать? – В дверном проеме возникла та же девушка, но, по-моему, она стала еще злее. Интересно, почему она так ведет себя? У нас в прошлом были трения? И где мать, в конце концов? Почему ребенок раздает приказания?
Положа руку на сердце, я сама немного виновата: сижу, в мечты и воспоминания погрузилась… А ведь времени у меня нет! Что было – то прошло и не вернется. Кончилась моя прежняя жизнь, а о новой я ничего не знаю. Старательно оттягиваю момент знакомства со своей новой семьей, понимаю, что жестами, манерой речи, взглядом, да чем угодно выдам себя в миг. Какой была моя предшественница? Робкой или дерзкой? Может, она своим поведением настроила всех против себя? Как давеча сестренка обмолвилась? “Ты теперь не любимица отца”!
Но это только половина беды! Храмовник. Это кто? Батюшка местный? Я к нему на исповедь ходила раньше?! У таких глаз наметан, они с одного взгляда почуют неладное. А сестрица не упустит момент, судя по всему… только вот выхода нет, идти все одно нужно…
Итак, раз я была любимицей отца, значит, мой мир рухнул с его смертью. Плюс моя болезнь. Поэтому вид у меня должен быть максимально скорбный и отреченный. Я могу не слышать посторонние разговоры, что называется – находиться наедине со своими горем.
Я не стала ничего отвечать сестре, лишь тяжело поднялась, держась за стол. Опустила голову вниз, разом пряча и взгляд, и лицо от посторонних, и медленно пошла в сторону, куда она, топнув деревянным башмаком, убежала.
Няня тут же меня догнала и проводила в залу напротив. Только мы пересекли небольшой холл, как в нос ударил зловонный запах.
Большое пространство, метров сто квадратных, по моим наблюдениям, но особо разглядывать не ко времени. С опущенной головой, с трудом приноравливаясь к неудобной обуви, я не в силах была внимательно рассмотреть помещение. Выхватила взглядом только общее: большой камин у стены слева, стены, отделанные камнем, а не деревом, как в моей комнате. На правой стене стрельчатые окна, но они не пропускают свет. Каменный пол из огромных булыжников серого цвета.
А посередине комнаты, на широкой лавке, лежит тело, одетое в зеленый бархатный камзол, такие же брюки и белую рубашку с кружевным воротничком. Лицо мужчины и кисти рук грязно-зеленого цвета с пересекающимися в разных направлениях гнилостной сетью сосудов и с образованием пузырей на коже. А вонь стоит такая, что глаза слезятся! Но мне это и к лучшему. Возле покойника что-то напевно произносит невысокий, с большим брюхом мужчина в коричневой сутане. Язык, на котором он разговаривает, сколько бы я ни прислушивалась – не понимаю.
Ближе к камину, на деревянном стуле с прямой высокой спинкой сидит хрупкая черноволосая женщина, и не отрываясь смотрит на тело почившего. Рядом с ней – моя сестра, и еще одна девчушка, поменьше ростом. Она всем тельцем прильнула к боку женщины, но та как будто не замечает испуганного ребенка. Женщина полностью погружена в свое горе и, кажется, до остальных ей дела нет.
Ближе к двери, спиной ко мне, стоял мужчина в темно-зеленом камзоле, черных брюках и высоких сапогах. Его волосы, собранные в хвост на затылке, перетянуты простым кожаным шнурком.
Мне с каждой минутой становилось хуже. Жар, исходящий от камина, плотно окутал меня горячим коконом. Воздуха катастрофически не хватает, но хуже всего – зловоние. Оно заполнило собой все пространство и въелось в кожу. Подступающие спазмы я душила в самом зачатии и думала только о том, чтобы все побыстрее закончилось. Силы мои на исходе, и их еле хватает, чтобы стоять, оперевшись на прохладную стену спиной.
– Далия! Крошка! Подойди к семье. – Сквозь пробку в ушах услышала голос, а подняв глаза, увидела, что все взгляды устремлены на меня. А ко мне обращается с приветливой улыбкой храмовник.
Испарина выступила на лбу. Страх сковал тело. Что делать? Дойти до камина для меня сейчас сравни подвигу. Меня только стена и держит. А не пойти? Присутствующие уже меня заметили, и вряд ли оставят в покое. Не стоит привлекать к себе излишнее внимание. Нужно собрать остатки сил… сделать шаг-другой и дойти до стула, на котором сидит женщина. Возможно, мне удастся на него опереться?
Сделала глубокий вдох носом и оттолкнулась от стены. Шаг, колени предательски дрожат, жар все больше охватывает тело, глоток бы свежего воздуха! Следующий шаг: жар и слабость достигают своего апогея… Поравнявшись с незнакомцем, я замираю – подкосились ноги. Последнее, что помню – стремительно летящий в лицо пол. Додумать остальное не успеваю, потому как проваливаюсь в чернильную темноту обморока.
Сквозь туман небытия слышу чьи-то голоса. Но слов разобрать не могу. Только интонации. Вроде бы кто-то кричит, а другой извиняюще мямлит в ответ. И снова пустота.
– Ягодка моя! Посмотри на меня. Все глаза по тебе выплакала. – Доносится до сознания старческий голос. А потом кто-то гладит меня по голове.
Кто такая ягодка? И что со мной? С трудом припоминаю последние события. Ложилась спать в своей квартире, сжимая зубы от проклятущей головной боли. Потом, правда, приснился весьма реалистичный сон про средневековье, со мной в главной роли. И там, кстати, меня тоже называла ягодкой старуха-няня. Её звали Герд…
Не успев додумать, распахиваю глаза… и все повторилось. Я лежу на кровати, а рядом, на табуретке, сидит та самая няня и обращается ко мне:
– Ягодка моя! Говорила я им, что нездорова ты, только кто старуху-то слушать будет? А погляди – ж, как все обернулась. Горячка проклятущая вернулась к моей ягодке. – Причитает она.
– Пить… – Потрескавшимися губами смогла произнести только одно слово.
Старушка со скоростью, несвойственной ее возрасту, стремглав пропала из моего поля зрения. Скрип двери и тишина. Значит, это был не сон? И я действительно неведомым образом попала в чужое тело.
Снова легкий скрип двери, и вот уже няня протягивает мне щербатую кружку с густым травяным ароматом. Пробую приподняться, но слабость каменной плитой прижимает меня к кровати. Тогда няня приподнимает мою голову и подносит к губам кружку. Не торопясь, маленькими глотками пью густую жижу с горьковато-сладким вкусом. После чего опускаюсь на кровать.
– Расскажи, что произошло? – Слабым голосом обращаюсь к няне.
– Говорила я им, что слаба ты, жар только спал. Так никто старуху не слушал. – С обидой повторила она. – А вот хворь-то и вернулась! Ты два дня в горячке металась. Только сегодня полегче тебе стало. Стоны прекратились. Вот оно как! А батюшку твоего схоронили в семейном склепе. Хорошо, хоть попрощаться успела.
При этих словах я вспомнила то самое “прощании” и содрогнулась. Не приведи такому повториться!
Глава 4
Поддерживаемая няней, сходила на горшок и вновь легла. Слабость не давала даже рукой пошевелить. И тут мне пришла на ум мысль узнать о себе побольше. На разговоры сил хватало, а на все остальное – нет! Значит нужно лежать, набираться сил и разговаривать.
– Няня, расскажи, сколько мне зим? – А сама потянулась почесать голову, да так и застыла. Рука коснулась преграды из плотной шапки волос. Почему-то раньше я об этом не задумалась хотя, понятно почему. Слабость, болезнь, знакомство с семьей, страх, быть раскрытой. Много чего. Распутав и вытянув прядь, посмотрела на цвет – темно-русый. Волосы жесткие, густые и, судя по всему – длинные.
– Оссподи всемогущий! Неужли опять все позабыла? – Герд смотрела на меня со страхом, прижимая пухлые ручки к груди. – Девятнадцать тебе минуло, ягодка. Я ж тебе говорила!
– И правда – девятнадцать! Вот я растяпа! – Я постаралась успокоить няньку: – Все помню, не волнуйся, и про гибель батюшки, и про маму и сестер. Почти все… Про судьбу мою вот только ты не рассказывала мне.
Я немного напряглась. Девятнадцать лет – возраст опасный в любом мире. В каком возрасте здесь обычно девушек замуж выдают? А у настоящей Далии Берси жених есть? А как сосватали? Вряд-ли по любви!
– Крестьяне и в девятнадцать дочерей отдают, но они крепче здоровьем. Знать обычно дожидается двадцати двух зим. Народ мы северный, женщины поздно созревают. Поэтому так. – неторопливо повествовала Герд.
– А я как? Может, помолвлена с кем? – Прежде чем ответить, старуха тяжело вздохнула и отвела взгляд.
– Чтобы жениха найти, надо загодя приданое собрать. Батюшка твой покойный озаботился этим. Продал деревеньку-то, да деньги брату отослал. Тот в городке лавку тканей держит. Снарядил тот значит корабли, батюшкины деньги потратил, да только не вернулись корабли те. Не пустые, ни с товаром. Уже три зимы минуло как, да видно, и ждать нечего.
Пропали, значит, денежки. Ну да, рискованный проект. И в итоге семья осталась и без деревни, и без денег. А приданого как не было, так и нет. Но и жениха у меня нет, а значит есть три года, чтобы что? Осмотреться, вспомнить какую-нибудь диковину и внедрить ее в этом мире. Так делают все нормальные попаданки. Чем я хуже? Деньги потекут рекой, наша семья станет уважаемой, женихи выстроятся в очередь. Знай – выбирай! Так ведь в романах пишут? Да? Мне бы только чуть окрепнуть.
– А почему сестра моя как будто зла на меня?
– Гулла-то? Да мала она еще. Ты же все с батюшкой повсюду была. А младших он редко с собой брал. Вот и завидовала она всегда тебе. Правда, и тебе бы помягше с ней… – старуха подозрительно долго молчала. – Ты же старшая, и любой спор между вами заканчивала одинаково. Дескать, я старшая, мое слово – закон! Да еще и приложить ее могла. Не было мира меж вами.
Как говорится: одна задериха – другая неспустиха! Вот и весь конфликт.
– А кто были все те люди, ну когда мы с батюшкой прощались… – Собственно, я примерно догадывалась, кто есть кто, интересовалась, чтобы подтвердить свои догадки, да узнать про мужчину, что стоял ко мне спиной?
Рассказ няни расставил все на свои места. Мать я правильно определила. Это именно она, убитая горем, сидела на стуле. Рядом две сестры. Святого отца зовут Георг, а спиной ко мне стоял наш сосед, истинный господин Варди.
– А истинный господин – это титул у него такой? – Поковырявшись в памяти, не вспомнила подобного.
– Та нет, барон он, ровно как и ты. Это обращение к вам такое. К тебе – истинная госпожа, а к мужчине – истинный господин.
С семьей разобрались, про незнакомца узнала. Правда, лица его я так и не увидела, потому как потеряла сознание. Но сейчас это не важно. А вот хозяйство – крайне важно!
И тут радости ждать не приходилось. Деревня, в которой стоит наш дом, перешла батюшке в качестве приданого за невестой – моей мамой. То есть мамой той, что родилась и выросла в этом теле. Так вот, деревня эта едва ли насчитывает три десятка дворов. Так мало? Из скотины только козы, да не у всех, и куры. Правда, последние в каждом доме.
– А почему не заводят коров? От них и мясо, и молоко. И в уходе нетребовательные. – Я от мысли, осенившей меня, даже приподнялась на локтях.
– Так ведь нет в этих землях ни лугов, ни полей. Только лес столетний, да река, будь она неладна. Чем скотину-то кормить? Да и покупать животину не на что. Батюшка твой последние крохи соскреб, да на ярмарку за всем поехал. А на обратной дороге… – старушка опять тяжело вздохнула и выдержала паузу. – В общем, не родит эта земля ничего толком.
Ну вот с этим я готова поспорить. Я знаете ли тоже не из субтропиков родом. Но на Урале у нас и картофель, и морковь, и лук, и капуста. Все успевало вырасти и созреть. А тепла, считай – три с половиной месяца на всё.
Мне от завода, в свое время, десять соток выделили. Дом поднимать некому, поэтому соседи помогли с сарайчиком маленьким, а остальную землю я чем только не засаживала. До следующего урожая нам с Сашенькой хватало. И на заготовки я большая мастерица. Варенье никогда не переводилось, огурцы соленые да капуста квашеная! Все умею готовить, ничего не пропадет в хозяйстве!
Я тут же повеселела от своих воспоминаний. Это неизвестность угнетает, а когда есть хоть какой-то план – тогда думать нечего. Бери и делай! Так у нас на заводе говорили.
– А управляющий у нас есть? Мне бы книги доходные посмотреть?
Правду люди говорят. Учись – в жизни все пригодится. И романы про попаданок я сейчас вспоминаю с теплом и благодарностью к авторам. Кладезь знаний! Остается только припомнить, как именно там развивались события.
– Так какой управляющий у твоего батюшки? Сам он всем занимался. Да и заниматься -то особо нечем было. Доходов, говорю же, не приносит деревня энта. Не зря она по бумагам как Старая Пустовка проходит – пустое место и есть. – Отмахнулась от моих вопросов Герд.
Так даже проще получится, вновь обрадовалась я про себя. Бумаги, они наверняка в кабинете хранится. По праву старшей дочери вызовусь их разобрать и узнаю положение дел. Только вот умею ли я читать?
На этот вопрос няня уверенно заявила, что матушка с нами со всеми сама занималась. Счету и грамоте мы обучены. Хоть и не приветствовал этого батюшка.
– Он ведь, как говорил: женщина должна детей рожать, да мужа ублажать! А что до грамоты – то ей ни к чему. Но матушка ваша, все же учила вас, ох и крепко они ругались оттого.
Вот здесь следует маме этого тела поклон отвесить. Надеюсь, что знания у меня остались от предыдущей хозяйки?
Рассказанное няней придало немного сил и уверенности в завтрашнем дне. Я попросила принести мне поесть и стала вспоминать. Отныне все необходимое должно храниться в моей голове. Нужно составить план действий и, главное – окончательно выздороветь.
– Няня! А сейчас на улице как? Лето или зима? – Остановила старушку своим вопросом у самой двери.
– Зимнее солнце уже летним меняется, а это значит, что весна скоро. Дни то долгими становятся! – Улыбнулась мне в ответ она.
Зимнее солнце? Это полярная ночь, что ли? Никогда не видела своими глазами. Только слышала, будто в северных широтах в летнее время ночью так же светло, как и днем. Ну ничего. Мне, по всей видимости, предстоит лично познакомиться с этим природным явлением в будущем.
Глава 5
Весь этот день я провела в обдумывании своего положения, и разговорах с няней. Она принесла мне поесть: густую рыбную похлебку и кусок чуть зачерствевшей лепешки, весь день поила заваренными травами, добавляя по чуть меда в напиток.
– Нашенские, собранные в нужное время, пей – в них вся сила! – Приговаривала она каждый раз, поднося к моим губам темную сладковато-терпкую жижу. А я и не спорила, пила, да на горшок бегала.
После еды, под убаюкивающий голос старушки, глаза сами собой закрылись, меня склонило в сон. Проснувшись, продолжила интересоваться новостями.
Няня рассказала, что матушка моя слегла после похорон. Смотрит в одну точку, ни с кем не разговаривает. А как получше ей становится – спрашивает, не вернулся ли с ярмарки муж. Плохие новости, ей бы о детях думать, перенести свое внимание на них, но видно сильно она была привязана к мужу. Фрея – младшая из сестер, все с ней рядом сидит. А Гулла тенью по дому ходит.
Одним словом, дом постепенно погружается во мрак и уныние. А это самое худшее. Обратно дорогу сложно найти. Люди теряют опору, им не за что зацепиться, никто их взбодрить не может. И чем дальше – тем хуже. Надо поскорее подниматься и начинать наводить порядок! Мне, одновременно, было и страшновато, и одолевал зуд любопытства: какой она окажется, эта новая жизнь? Справлюсь ли я?
На следующее утро я почувствовала бодрость в теле. Само собой разумеется, лучше бы полежать еще денек, да окрепнуть, но на моих плечах отныне семья и хозяйство. Поэтому некогда отлеживаться. Да и не я привыкла попусту в кровати лежать. Чуть полегче становилось – вперед, за работу. Всю прежнюю жизнь надеялась только на себя!
Попросила няню помочь мне одеться. Двигалась без резких движений, с перерывами, дожидаясь, когда мушки в глазах перестанут роиться. Ничего, привыкну ко всему и обязательно справлюсь.
Туалет, одежда, волосы. Волосы – особенно долго. Этакой красоты в прежней жизни у меня не было. Герд потратила на косу чуть не половину часа, приводя в порядок и бережно расчесывая густые пряди. И вот мы с няней осторожно спускаемся на кухню. Здесь за столом сидит Гулла, доедает серую, похожую на клейстер кашу. Рядом над своей порцией сидит Фрая.
– Доброе утро всем! – Улыбнулась с порога и села рядом со средней сестрой.