Второй шанс бабы Маши

Глава 1

– Убирайся из моего дома! Пошла вон, видеть тебя не хочу. Из-за тебя кормильца потеряли-и-и-и-и! – Женский голос перешел на визг, и я зажмурилась.

Ощущала себя лежащей на чем то твердом – похоже, доски, на которые накинули тряпицу, а может, и не накинули. В теле слабость, голова гудит от боли. Но больше страданий мне причинял сизый дым, что заменил собой весь воздух.

Я вдохнула пару раз, и желудок скрутили сухие спазмы. Сейчас меня вырвет. Я открыла глаза и перевернулась на левый бок. И меня все-таки стошнило, зато сразу стало легче дышать. Визжащая баба дала мне звонкую пощечину.

– Тварь! Гадишь в моем доме! Проваливай!

Она схватила меня за волосы и с силой дернула. От неожиданности и мгновенной боли слабость отступила. А на смену ей пришла злость. За волосы меня таскать? Я тебе устрою! Не на ту нарвалась!

Я приподнялась на кровати, надеясь найти что потяжелее и огреть нахалку, да так и замерла. Квадратная комната, условно разделенная печью на две части. В одной видавший виды стол, рядом две сдвинутые вместе лавки, а на них лежит… судя по одежде, мужик какой-то. Земляной пол, покрытый редкой соломой, и прямо на полу стоят горшки. Ни тебе полок, ни газовой плиты, ни холодильника, даже крана с водой не видно. Но может, это печь загораживает обзор?

В той половине, где находилась я, к стенам вплотную были придвинуты лавки, накрытые грязными, изношенными домоткаными ковриками. Деревянные стены почернели от времени и гари.

– Корми-и-илец! – Драчунья упала на колени, прямо на пол, рядом с мужиком и, закинув на него руки, продолжала истошно орать: – Приданое ей хотел? А она вон как на доброту нашу ответила. Лежит и не думает тебя, родненького, оплаки-и-и-ивать!

На бабе была надета серая рубаха, сверху просторный сарафан. Но какой-то странный по виду. Я таких в нашей деревне не помню. Да и саму бабу не знаю. И домов таких у нас не сохранилось.

Размеров быба была необъятных, прям как бочка под молоко с нашей фермы. И совершенно босая. Рядом с ней на земляном полу копошился ребенок, по виду года два, не больше. Одетый в простую рубаху, из-под которой проглядывали голые ножки. Такая кроха – и почти голышом на полу! Куда полиция смотрит? Беженцы? Но их не присылали к нам в деревню.

Баба тем временем проворно вскочила и метнулась ко мне и снова отвесила мне звонкую пощечину. Да так, что моя голова стукнулась об стену. Искры посыпались из глаз. Да остановите кто-нибудь уже ее!

Но этим все не кончилось. Она схватила меня за волосы и, рывком стянув с топчана, потащила в сторону двери.

– Убирайся! Под забором сдохни, чтоб тебя рогатый к себе забрал. Гадина, тварь, проваливай!

Она тащила безвольную меня, еще и пыталась придать ускорение пинками. Я же перестала что-либо понимать. Только, как могла, уворачивалась от ударов, но, к сожалению, не слишком удачно.

Тут дверь распахнулась, на пороге замер тощий подросток лет десяти. Коричневые штаны, рваные внизу, едва доходили ему до щиколоток, серая рубаха навыпуск и всклоченные светлые волосы.

– Матушка, оставь, не бери грех на душу. Я сам! – Так себе перспектива. Подросток стал оттаскивать от меня рассвирепевшую бабу и приговаривал со слезами в голосе: – Не надо, я прогоню ее.

Баба отпустила меня. Я с трудом встала и, оперевшись на подростка, вышла в подобие сеней, заваленных разным хламом, а выйдя из них, очутилась на улице. Стоп, это не моя улица! И вообще не наша деревня.

Где я? И что последнее помню, до того как услышала визг бабы?

Глава 2

А помнила я то, что меня пристегнули к кушетке раздолбанного уазика – Петька, вечно с бодуна, вызвался отвезти в районный центр. До того я поругалась с соседкой – ее хряк в очередной раз вырвался из загона и вытоптал мне огород, нарыл ям, в общем, половина урожая потеряна. Вот во дворе ноги-то и подкосились. Упала замертво. Очнулась у фельдшера, тот сказал, что, похоже, инсульт, но точно скажут в больнице. Поставил укол, и Петька меня повез.

– Не дрейфь, баб Мань, щас мигом домчим, только бы ось не отвалилась.

По дороге, подпрыгивая на колдобинах – асфальт в нашу деревню, из пяти дворов так и не протянули, – я вспоминала свою жизнь. Восемьдесят семь лет пролетели как один день. А вспомнить и нечего. Детей муж мой Сашка из меня выбил. А потом и беременеть перестала. Нет, мужик он хороший был, рукастый. Вся деревня на нем держалась. Только вот как выпьет, так и давай чертей гонять. На утро извинялся, в ногах ползал. Верила и прощала каждый раз. Да что уж теперь. Вспомнить особо нечего. Послевоенный ребенок, вечно голодная. Надо было матери помогать, отец с войны не вернулся. А нас у нее пятеро было. Вот как начала с малолетства скотину пасти, так и до старости. Всю жизнь в соседней деревне проработала, сначала в колхозе, затем на ферме. Образование семь классов – некогда учиться было.

И до слез мне стало обидно за радость, что стороной прошла. За деток, что на руках не держала. Все мимо меня. Жую я свою горькую пилюлю и оплакиваю жизнь. А так хотелось по молодости приключений! Когда Юрий Гагарин в космос полетел, я аж задохнулась от восхищения. Ведь такой же, как я, деревенский парень, а смотри-ка ты! Прославил нашу Родину на весь мир. Вот бы мне так!

И были ведь мечты. Но то ли смелости не хватило, то ли денег. Почему в город не сбежала, когда нам стали паспорта выдавать? Да все потому, что сестры, братья. Надо о них заботиться, маме помогать. Эх!

Как же горько в тот момент я сокрушалась, что так жизнь сложилась. Жаль, что время назад не воротить. Я бы точно поступила иначе. И последнее, что помню, – это острая боль в груди. А потом провалилась в темноту, из которой меня вырвал истошный крик.

– Мэри, ты того, на матку зла не держи, – из воспоминаний меня вырвал голос мальчишки.

Мы уже вышли на улицу и стояли. Я старалась привести мысли в порядок и надышаться воздухом.

– Кто эта баба? И кто ты? И что это за место? – спросила я осипшим голосом.

– Жена твоего отца и моя мать, – парень торопливо оглянулся на дверь. – Пойдем, покуда мне за тебя не влетело.

– Да куда я пойду? Еле на ногах стою.

– Это дар, что проснулся в тебе, все силы забрал. Так матка сказала. Ты иди к колдунье. Там и схоронишься. Но обратно не ходи, мать прибьет. Сама уж выкручивайся, раз дар в тебе.

– Что за дар? Ох, что-то меня ноги не держат. Присесть бы.

– Ты к ведьме иди. У нее и отсидишься. А мне пора.

– Постой, где ведьму эту найти?

– Так напрямки иди, а как деревня закончится, в лес сворачивай. Там и разберешься.

Тут дверь распахнулась, и под оглушающий визг в меня прилетел глиняный горшок. Пожалуй, прав пацан. Уносить ноги поскорее надо, пока она и впрямь меня не прибила.

Глава 3

Волоча ноги, я потащилась в указанном направлении. Все смешалось, люди, кони… Мысли в голове были ватные и перескакивали с одного на другое. Уазик с Петькой, хряк соседки, дар, ведьма. Как собрать все воедино? И пить. Нестерпимо хотелось пить. Слабость такая, что хотелось только сесть и умереть. Кожа под волосами ныла. Щека огнем горела.

На улице было прохладно, и я начала замерзать. Ускорила, как могла, шаг. Не добегу – так согреюсь. Домики с той и другой стороны улицы мне не нравились. Ну кто так строит? Мазанки с соломенной крышей. Да и палисадников с цветами, радующими глаз, ни у кого нет. Да чего уж там, даже лавочек, чтобы посидеть и обменяться с соседками новостями, нет. Как здесь только люди живут?

Странным было и поведение немногочисленных людей, что встречались мне на пути. Они либо торопливо разворачивались и шли в другую сторону. Либо, завидев меня, не решались выйти из калитки. Но смотрели так, что в спине дыру прожгли.

А домов-то раз два и обчелся. Вот уже я «добежала» и до конца деревни. А дальше куда, вправо или влево?

– Мэри, никак получше тебе?

Пока я вертела из стороны в сторону головой… Ну как вертела – морщась от боли, посматривала налево и направо, рядом раздался скрипучий старческий голос.

Я с трудом повернулась. За моей спиной стояла сгорбленная столетняя старуха, вся в черном, и держала за спиной вязанку хвороста. Изъеденное глубокими морщинами лицо, совершенно белые волосы и огромная бородавка на кончике носа, из которой росли черные длинные волосья.

Мэри? Помнится, парень так же ко мне обращался. Ничего не понимаю. И мне не получше. Еле на ногах стою.

– Простите, не подскажите, как найти… – Язык не поворачивался сказать – ведьму или колдунью. С другой стороны, если пацан ее так называл…

– Совсем, видно, худо тебе, раз не признала. Айда за мной.

Старушка, да какая она старушка, немногим постарше, обогнула меня, мелкими шажочками сбежала с насыпи и направилась в редкий лесок слева. Ох, настоящее испытание для меня – последовать ее примеру. И конечно, нога подвернулась. Я мешком свалилась в овраг. А когда стала опираться руками о землю, чтобы встать, вот тут меня и накрыло.

Лежала на земле – я. Опиралась на руки, судя по ощущениям, – я. Только руки – не мои. Тоненькие, словно цыплячьи, ручки с упругой кожей. Забыв обо всем, я поднесла ладонь к лицу и принялась ее разглядывать с разных сторон. Определенно, я могу ей управлять. Но как такое возможно? У меня широкие, натруженные за годы физического труда руки. Те, которые я помню. А эти тогда чьи?

– Дошло до тебя?

Старушка нависла надо мной, ехидно посмеивалась.

– Нет, – честно призналась я в ответ.

– Душа у тебя заблудшая. Вспоминай, чего хотела перед тем, как дух испустить.

Бабка поправила хворост за спиной и, развернувшись, опять стала уходить. А что это значит, про душу? И странно, что она меня знает, а я ее нет. Хотя сейчас мне все кажется странным.

Что она сказала? «Вспоминай, что хотела перед тем, как умереть», кажется. Вот в чем отгадка кроется. Но как?

Ладно, вопросы потом. Мне бы догнать ее и воды попросить. А еще привалиться спиной к дереву и заснуть, чтобы слабость прошла и голова перестала болеть. Или это слишком много для моего положения?

Глава 4

– На-ка тебе. Не ровен час, сгинешь. Хотя и не должна, – старушка протягивала мне палку, по виду достаточно крепкую.

– Спасибо, – я поблагодарила и начала приноравливаться, как бы мне опереться, чтобы подняться. Долго крутилась и смогла только встать на четвереньки. Все, так и поползу. На большее я сейчас не способна.

Старушка никуда не уходила и внимательно смотрела за моими манипуляциями. Затем скинула со спины вязанку и, растерев ладони, положила мне руку на голову. Тут же от ее ладони начала растекаться… Я даже словами описать не могу. Теплая волна силы. Она постепенно заполняла голову и спускалась к груди, а затем ниже и ниже. Боль ушла, настроение взлетело до «хочу приключений, и побольше». Не иначе запрещенные вещества. Но как? Между тем старушка отняла ладонь и, подхватив охапку, в который раз зашагала к лесу.

Я же вполне себе бодро поднялась, но палку не отпустила, с ней как-то надежнее. Теперь я шагала совсем с другим настроением. Птички пели только для меня. Свежий ветерок обдувал и звал на подвиги. Каждое дерево радостно махало ветвями только мне. Ну и я в ответ всем улыбалась и «делала ручкой».

– Переборщила я, видать, – старушка ждала меня у покосившейся избы, ворча себе под нос.

– А что вы сделали? Я прямо другим человеком себя ощущаю! Ой, – я спохватилась. – Спасибо за помощь. А все же, что это было?

– Ты много-то не тренькай. Сил я в тебя влила только до избушки моей дойти. Поторопись, а не то здесь останешься.

Да ладно! Как можно в доме сидеть, когда весь мир мне улыбается! Пить расхотелось, холод не чувствовался. Станцевать, что ли? Никогда в лесу не танцевала, а вот сейчас захотелось!

– Ой, цветет калина в поле у ручья… – затянула я и принялась кружить возле старушки. Изображала из себя лебедушку, плавно поднимая и опуская руки. Хорошо-то как! Почему я раньше так не делала?

Хватило меня на два круга. Потом как ледяной водой обдало. Голова будто на две части раскололась, и ласковые до того птички превратились в хищных коршунов, что своим противным трещанием выклевывали мой больной мозг. На ноги будто пудовые гири прицепили. Да и на руки. Висят, как плети. Грудь сдавила бетонная плита, и спину тоже, словно я под пресс попала. Дышать тяжело. Верните мне песни и пляски, пожалуйста!

И опять меня замутило.

– Вот дурья твоя башка, – сплюнула в сердцах старушка и, подхватив меня под руку, потащила в дверь.

Бах! Мне снесло голову от удара о дверной наличник.

– Да наклонись ты немного! – ворчала бабка.

Со второй попытки мы все-таки успешно зашли и оказались в кромешной темноте. Но через пару шагов очутились в достаточно тесной, но уютной комнатке. Белые занавески на окнах. Крошечный стол и табурет возле него. Печь, разномастные сундуки вдоль стен и за печью топчан. Вот туда старушка и скинула мою тушку.

– Лежи. Сейчас травок тебе заварю, а то, неровен час, отойдешь к Всевышнему.

Смешно бабуля пошутила, только и подумала я перед тем, как провалиться в сон.

Глава 5

В последующий день, а может и несколько дней, бабуля поила меня горьковато-сладким настоем с отчетливым травяным вкусом и время от времени поднимала на горшок. Воспоминания были размыты, как сквозь мутное стекло, помню, что просила ее положить на голову руку, почему-то мне этого сильно требовалось. А она лишь ворчала в ответ.

И вот в один из дней сознание вроде прояснилось. Я открыла глаза и тут же ощутила на себе пристальный взгляд. Напротив меня на лавочке сидела та самая старушка, что ухаживала за мной, и внимательно вглядывалась в меня.

– Ну что, лучше тебе? – Голос неприятный, скрипучий. Прям как по стеклу водят чем-то жестким. Неужели у нас, стариков, такие голоса?

Первым делом я попыталась вспомнить все, что случилось до того. Хряк, инсульт, уазик, злобная баба и встреча со старушкой. Как будто все так, да не так. Зверь-баба таскала меня за длинные волосы, а у меня всегда была короткая стрижка. Голова услужливо подсунула воспоминание о молодой коже на ладонях. Я вытянула руку и убедилась. Да, так и есть – молодые руки. Но в целом картина мира и моего пребывания здесь не складывалась. Если я умерла, то место это ни на рай, ни на ад не походило. Хотя откуда мне знать.

– Не знаю. Где я? И спасибо за помощь.

– Ты у меня в доме, – последовал короткий неинформативный ответ. И снова молчок.

Мне так много надо узнать, только вопросов. И тут всплыло очередное воспоминание: моя спасительница называла меня заблудшей душой, кажется.

– А я кто?

– Тут сразу и не разберешься.

Бабуля задумчиво трогала бородавку на носу и перебирала пальцами противные черные волоски, росшие из нее.

– Ты, Мэри, девка никому, кроме отца не нужная. Уронила первую кровь, и в тебе проснулся дар. Но перед тем отец твой – пусть пирует в кущах Всевышнего – отправился на услужение барону, что хозяйничает на этой земле. Заработать на приданое тебе хотел. Да пришибло его деревом. Несколько дней в горячке пролежал – и того. Ты рыдала и рвала на себе волосы, а потом слегла. Мачеха тебя выгнала. Так по деревне шепчутся. А сама-то что помнишь?

Ясности рассказ не добавил. Отец? Да я не помню его живым. Только по желтой мутной фотографии. Да и какая я девка?

Вместе с тем наступила минута истины. Открыться старухе или промолчать и валить все на потерю памяти?

Второе, конечно, безопасней. Но по глазам вижу, что старуха знает обо мне гораздо больше, чем открыла. Вот только страх за свою жизнь не давал сказать правду. Как здесь отнесутся к моему попаданству? А это, судя по всему, оно и есть. Может, сразу кол в сердце загонят? В общем, решила я еще немного поболтать.

– А ты кто?

Старушка, которую ранее я приняла за столетнюю, при ближайшем рассмотрении оказалась гораздо моложе, почти моя ровесница. Мы уже болтаем, значит, можно переходить на «ты», и к тому же она меня тоже на коротке называет.

– Я местная колдунья. Сослана в эти земли за то, в чем была не виновата. Навечно сослана. Но ты ведь не об этом хочешь спросить?

В ловушку заманивает или подталкивает к раскрытию себя? Странно, что с легкостью призналась в колдовстве. Сослана. Одни вопросы.

– Колдунья? И правда можешь любого заколдовать?

– Не хочешь знамо говорить, – многозначительно протянула она. Затем опять принялась тискать бородавку. – Дар у меня людей исцелять, оттого в народе и прозвали колдуньей. Ты это, поднимайся потихоньку. Исти будем.

Бабуля в один момент потеряла интерес к нашему разговору. Встала и, подхватив скамейку под собой, ушла к столику.

В гостях как принято? Что сказали – то и делай. Я приподнялась на локтях. Слабость и мушки в глазах. Но если переждать, то зрение становилось четким. Покачиваясь из стороны в сторону, я села и свесила ноги. Посмотрела на грязные ступни, торчащие из под длинной серой юбки. К ней прилипли семена, репьи, пушинки, да и сам подол в грязи и чуть рваный. Позорище! Я всегда придерживалась принципа – пусть одежда не богатая, но в моих силах содержать ее в чистоте. А сейчас? Да я не помню, когда последний раз такой грязнулей была.

Начала торопливо собирать с юбки мусор и складывать его в ладошку. И тут открыла еще одну неприятность. От меня знатно попахивало. Как я такая к столу присяду? Стыдоба да и только. Кусок в горло не полезет.

– Мне бы помыться, – жалобно пискнула я.

– Да уж не мешало бы, – хозяйка оказалась рядом. – Ручей у меня за домом. Сама дойдешь?

И тут я вспомнила удовольствие, которое подарила мне старуха на пороге ее дома.

– А можно мне немного того… – я не знала, как сформулировать. – Когда ты руку мне на голову положила.

– Сила это моя. Но ты от нее дуреешь. Или это твоя сила на мою так откликается. В общем, не дам, сама справляйся. Палку дать?

Да зачем мне эта палка! Мне сейчас больше всего в жизни хотелось еще раз почувствовать в себе ту радость. Вновь услышать, что все вокруг меня любят. И птицы, и каждая травинка.

– Ну пожалуйста. Капельку совсем, чтобы только помыться.

Да что это со мной? Сама не узнавала себя. Никогда не унижалась, а тут выпрашиваю невесть что. И продолжила против своей воли:

– Я тебе добром отплачу, что хочешь для тебя сделаю. Дай капельку.

– Сказала же – не дам! Вот тебе палка, – бабуля придвинула нехитрую помощницу поближе ко мне. – Вот рубаха, ношеная, но чистая, моя. Вот хламида, моя же. Иди сама.

И тут меня накрыло волной ярости. Вот что ей стоит? Я же чуточку прошу. Не убудет от нее, а мне радость! Злая и гадкая старуха. Я сжала кулаки от злобы и с ненавистью посмотрела на нее.

И тут произошло странное. Старушка заговорила вслух, будто сама с собою.

– Да что же это я стою без дела-то? Да и в лес надобно, за травами отправляться. А почему чашек на столе две?

Она рассеянно посмотрела на стол, окинула взглядом все вокруг. А потом, как мешок с картошкой, грохнулась на лавку.

– Мэри…

– Да здесь я. Уже иду, – огрызнулась я.

– Вот, значит, дар у тебя какой! – старушка повернула ко мне удивленное лицо и замолчала.

Глава 6

Я откинулась на свою лавку, подобно ей. О чем это она? Померещилось чего? От старости, что ли, заговаривается.

– Что я пропустила?

– Дар у тебя – отводить глаза.

Бам! Это стукнулась палка, которую я выпустила из руки от такой новости.

– С чего ты взяла?

– А с того. Вот отказала я тебе, и тут же как закрыл кто мои воспоминания. Будто и нет тебя здесь. А потом смотрю – чашек-то на столе две. Оглянулась – а вокруг никого. Понимаешь? Я не видела тебя! Засобиралась в лес и задумалась – почему с утра не ушла, как обычно? Тут только про тебя вспомнила. А там и ты голос подала.

Пришел мой черед признаваться.

– Разозлила ты меня. Прямо разорвало меня изнутри от гнева после отказа твоего. Смотрю, а ты сама с собой заговариваться начала.

– Дар прорвался.

Помолчали. Каждая обдумывала свое.

Я вообще мало что понимала и склонялась к сумасшествию старухи. Да и своему, пожалуй.

– Ну, рассказывай. Чем ты заслужила такой дар? Уж больно он редкий.

Ох, все же придется сознаваться. Да и знает старуха многое. Думаю, что готова к моей правде.

– Сдается мне, что умерла я в своем мире. А пред этим горько жалела, что впустую жизнь прожила.

Дальше рассказала ей всю свою жизнь по верхам: детство, молодость, тяжелая работа, непутевая личная жизнь и, наконец, инсульт.

– Так что просила – то и получила! – прокомментировала мой рассказ хозяйка. – Ну да так тому и быть. Иди к ручью. Силы не дам! – безапелляционно заявила она.

И я, подобрав палку и повесив голову от расстройства, маленькими шажками пошла на выход. А сама иду и бурчу себе под нос: вот, жалко ей доброе дело сделать для больной меня.

И вдруг до меня дошло! Да я же как племянник бабки Дуси наркоман Игорек – на все согласна, что дозу кайфа получить. Вот вели мне сейчас старуха на колени перед ней упасть – в ногах валяться буду. А ради чего? Ну да, удовольствие, какого раньше никогда не испытывала. Эх, баба Маша, негоже тебе на старости лет так себя вести.

Решила – и как отрезало! Не буду просить, и вообще – избегать надо подобное. А то свою жизнь закончу под забором. Да!

– Спасибо тебе, – у двери я остановилась и, повернувшись, поблагодарила старушку. Голова чугунная. А познакомиться-то со своей спасительницей забыла. – Как тебя зовут?

– Колдунья, ведьма…– отмахнулась она от меня.

– Нет. Вот ты обращаешься ко мне – Мэри. А как к тебе обращаться?

– Вон ты про что… Люса. Так меня звали, но давно я уже не слышала своего имени.

Вот те раз! Люська получается? Надо же! Занесло меня невесть куда, а имя как отголосок прошлого за мной потянулось. Знак? Точно. Верный знак, что за Люсю надо держаться!

Вышла, повернула налево за угол и стала дом обходить. С обратной стороны к нему примыкал сарай, я так его обозначила. Ветхая постройка по размерам чуть ли не с сам дом. Рядом разбит, судя по аккуратным пятнам травы, какой-то огородик. А дальше то, что мне нужно, – ручей метров двух шириной.

Оглянулась вокруг. Дом Люси стоял на поляне, со всех сторон окруженной пролеском. Но людей не видно. А еще воздух! Я, всю жизнь прожившая в деревне, сразу ощутила его чистоту и свежесть. Это вам не город, где в декабре то ли черемухой пахнет, то ли сиренью.

Здесь пахло разнотравьем, с легкой хвоинкой и едва уловимым запахом мхов. И еще теплынь! Помниться, когда меня, то есть Мэри, в общем, меня новую злая баба выгнала из дома, я дрожала всем телом от холода. Впрочем, могла и болезнь так сказаться.

Хватит думать! Приступаем к водным процедурам.

Еще раз оглянувшись, я стащила с себя сарафан вместе с нижней рубахой и осталась нагишом. Осмотрела, как смогла, новое молодое тело. Непривычно, но даже интересно. Прислушалась к собственным ощущениям. Пожалуй, мне это нравится.

Зашла по щиколотки в ручей и, присев, помылась наскоро в прохладной воде. Эх! Мне бы в баньку родную. Остатки хвори выбить березовым веничком, да жаром вдоволь надышаться. Что толку вот так, в ручье, грязь по телу размазывать. Но когда еще удастся насладиться баней, да и удастся ли вообще.

Выйдя, я прямо на влажное тело накинула Люсину нижнюю рубаху. Хорошо! Несмотря на, прямо скажем, скромное мытье, тело задышало и слабость отступила. Сверху я накинула черную хламиду, что служила, по видимости, верхним платьем. И, подхватив свою грязную одежду, направилась к дому. Свое я намеревалась выстирать чуть позже. Когда найду чем да чуть окрепну, тогда и постираю.

Сложила стопочкой грязное у входа. Им же обтерла ноги и зашла внутрь.

– Разобралась?

– Да, я же деревенская.

– Ну тогда садись, Мэри, к столу. Каша поспела. Исти будем.

Вот на этом моменте почувствовала голод. Дай мне сейчас буханку хлеба – разом проглочу. Благо у меня у новой зубы все на месте, как в молодости. Я уже и забыла, что это такое.

Люся показала на лавочку напротив себя, и я послушно на нее опустилась. На столе стояли две глубокие глиняные чашки, рядом котелок, отдаленно напоминающий чугунок, на небольшой тарелочке выложен крупно порезанный сыр. Две чашки и кувшин. Ах, еще две деревянные ложки.

Хозяйка положила мне в тарелку серую массу, по виду напоминающую густой клейстер. А из чего каша, сколько бы я не приглядывалась, разобрать не могла.