Падение вверх. Хранитель

Feci quod potui faciant meliora potentes (лат.)

(Я сделал все, что мог. Кто может, пусть сделает лучше)

– Никогда не позволяй ангелу к тебе прикоснуться.

Звёзд видно не было, хотя небо, густо-фиолетовое, почти осязаемое, висело низко, почти касаясь высокой травы, которой сплошь был покрыт весь здешний край. Край невероятной доброты и сказочной дремучести.

– Не позволяй ангелу прикоснуться к тебе, пока ты не будешь к этому готов, – поразмыслив, поправился мужчина, нарушивший тишину летней ночи.

Он был довольно красив, насколько позволяла определить темнота, хотя и в летах, особенно по местным меркам. Густые тёмные волосы были зачёсаны назад, посеребренные сединой виски бликовали в отблесках костра. Лицо задумчивого мужчины украшала аккуратная бородка.

– И когда я пойму, что готов? – уточнил худенький мальчик, сидевший напротив. По большим тёмным глазам, точь-в-точь как у его собеседника, можно было догадаться, что это отец и сын. Мальчику было почти восемнадцать, но из-за худобы и чересчур тонких черт лица ему едва можно было дать пятнадцать лет.

– Ты уже будешь тем, кем должен стать. Но до этого ты уязвим, как…

– Как человек?

Мужчина вздрогнул и улыбнулся.

– Да, Кристиан, как человек.

Мальчик хотел было возразить, что он пока и есть человек, но вместо этого помолчал, а потом спросил:

– Ты любил маму, отец?

– Нет.

Вновь повисло молчание. Не напряжённое, а простое, будничное. Похоже, эти двое привыкли разговаривать через паузы.

– Анна была прекрасным человеком, – добавил наконец мужчина. – Прекрасной женщиной. Для меня она была особенной. Иначе тебя бы не было…

Мальчик молча покивал головой. Длинные волосы упали ему на лицо – он резким движением, почти с досадой, отбросил их назад. Мужчина с улыбкой проследил за ним – это движение кого-то ему напомнило.

– Я не мог её полюбить, – продолжил отец. – Я знал, что это невозможно… для меня. Но она всё поняла. И на всё согласилась.

– Соседи были уверены, что ты – мамин муж, и что ты на заработках в городе, – подхватил Кристиан.

– Она была единственной, с кем у меня могло быть будущее. Ты. Наше с ней будущее.

Повисла очередная пауза. Отцу с сыном явно некуда было спешить.

– Когда я стану таким как ты? – нарушил молчание мальчик.

– Не спеши. В выбранном возрасте тебе жить целую вечность. Тебе многому нужно научиться. Самое главное…

Вдали заухала сова. Мальчик с прежней досадой медленно обернулся на звук.

– Главное – не позволяй ангелу к себе прикоснуться.

Москва вдохнула осень полной грудью. Прохладный воздух позвякивал хрустальными лучами слегка озябшего белого солнца. Упоительный малиновый звон можно было расслышать за шуршанием шин многочисленных автомобилей и топотом толпы, несущейся по улицам бесконечным потоком. Расслышать было можно, но никто даже не пытался. Никто, кроме молодого парня в кричаще модной джинсовке, который стоял, прислонившись к стене, лицом к одной из старейших улиц города, блаженно щурясь на яркое, но холодное солнце, будто и правда к чему-то прислушивался… Неожиданно он вытащил из кармана дешёвую зажигалку, задумчиво повертел в руках, сокрушённо вздохнул, убрал её обратно и, сунув руки в карманы джинсов, медленно побрёл прочь.

Москва пела голосом Валерия Кипелова, доносившимся от одного из многочисленных торговых центров:

– Надо мною тишина,

Небо полное дождя…

Тишиной в оживлённом районе и не пахло, да и дождя вроде как не предвиделось, но Кипелов пел. Его, впрочем, тоже мало кто слушал внимательно. Разве что водитель чёрной «Тойоты», застрявший неподалёку в пробке, задумавшись, постукивая пальцами по рулю, начал бессознательно подпевать. Впрочем, мгновенно спохватившись, он чертыхнулся, нетерпеливо просигналил, нервно закрыл окно и включил радио, откуда донеслось тоскливое: «Всё потеряно, всё потеряно – оттого и шаги легки…» группы «Пикник». Мужчина в сердцах изо всех сил ударил рукой по рулю. Поток машин наконец сдвинулся с места.

Москва манила на свои улицы прочь из душных башен. Но были те, кто на провокацию не поддавался. Например, студентка журфака, обитавшая на последнем этаже особенно серой и душной девятиэтажки, несмотря на то, что до диплома, как справедливо заметил сосед студентки, был ещё целый учебный год, решила немедленно засесть за этот самый диплом. Сосед, болезненно худой парень, обозвал соседку параноиком и сбежал на улицу, дабы не видеть удручающего зрелища корпящей над дипломом однокурсницы.

«Не ходи», – неслышно попросил кто-то.

«Иди!»– властно потребовали сразу несколько голосов. Парень не услышал, а может, сделал вид, что не слышит, однако пошёл.

А вместе с ним по улицам пошли сотни человек. Пошли, понеслись, побежали. Поехали. Солнце медленно клонилось к закату, а Москва в своей осенней эйфории не унималась – подгоняла, звала, неслась рядом вприпрыжку.

Задыхаясь от быстрого бега, молодой темноволосый мужчина, одетый в джинсы и новенькую кожаную куртку, на миг остановился и, облокотившись на кирпичную стену, пытаясь унять бешеное сердцебиение.

Времени оставалось катастрофически, смертельно мало.

Лихорадочный взгляд заметался по толпе и выцепил удаляющуюся высокую тощую фигуру в ярко-жёлтой ветровке. Глубоко вздохнув, мужчина бросился в погоню. Остановившаяся было грязно-белая иномарка, неспешно последовала за ним. На первом же перекрёстке её подрезал блестящий серебристый «Lexus». Иномарка разразилась бранными гудками и, взвизгнув шинами, прибавила скорости. «Lexus» в свою очередь развернулся и чинно сел ей на хвост.

Не выпуская из виду ярко-жёлтое пятно, парень в кожанке запетлял переулками между серых блочных домов. Перед одним из таких узких переулков иномарка спасовала. Из неё выскочил коренастый мужчина и, раздражённо хлопнув дверью, понёсся вглубь двора. Притормозивший было неподалёку «Lexus» опомнился и покатился в другую сторону, явно намереваясь объехать двор с другой стороны.

Тем временем погоня подошла к концу. Человек в жёлтом подошёл к одной из железных дверей и, потыкав пальцем в кнопки домофона, глухо потребовал у кого-то:

– Открой!

С противным писком дверь, словно нехотя, впустила его в тёмный подъезд и громко захлопнулась. В ту же секунду к ней подлетел парень в куртке. С видимым облегчением он прижался лбом к холодному железу двери и наконец отдышался. Водитель иномарки, притаившись за углом соседнего дома, наблюдал во все глаза.

Воровато оглядевшись и убедившись, что во дворе ни души, брюнет начал вести себя странно. Из кармана куртки он извлёк четыре длинных гвоздя с блестящими, словно посеребренными шляпками, и, по очереди приставив их острыми концами к углам железной (!) двери, методично и без усилий вогнал их в стальную коробку. Едва шляпка четвёртого гвоздя поравнялась с поверхностью двери, раздался визг тормозов, и во двор влетел тот самый «Lexus». Парень вздрогнул и, резко развернувшись, вжался спиной в дверь.

Из машины выбралась высокая блондинка в ослепительно белом пальто, за ней – двое мужчин самой непримечательной наружности. Хозяин иномарки за углом опустил глаза и отвернулся.

– Браво, – Блондинка несколько раз хлопнула в ладошию. – Я, признаться, не ожидала.

Брюнет молча смотрел на неё исподлобья. Спутников девушки он не удостоил и взглядом. А барышня, не двигаясь с места, осведомилась:

– Будешь защищаться? Ах да, – Она бросила взгляд на поблёскивающие в двери гвозди, – тебе больше нечем… А знаешь, у меня для тебя есть царский подарок. Я хочу подарить тебе жизнь.

Брюнет молча смотрел на неё, не отрываясь.

– Более того, ты сам выберешь, кем тебе в этой жизни быть, – продолжила красавица. – Захочешь – оставим всё, как есть. А можешь присоединиться ко мне. Ты не представляешь, что это за ощущения – безграничная власть, свобода, и ни за кого, кроме себя, не нужно отвечать. Просто сказка! Попробуй, ты не захочешь ничего другого.

Ответом ей было презрительное молчание.

– Ну хорошо, я вижу, ты принципиальный. Тогда вытащи из двери эти гвозди и отойди в сторонку. А лучше улетай куда подальше.

– Нет, – хрипло заявил парень, ещё сильнее вжимаясь спиной в дверь.

Блондинка закатила глаза.

– Неужели одна-единственная душонка не Бог весть какого человечишки стоит того, чтобы вот так глупо погибать?

– Ты даже не представляешь ценность человеческой души. Она гораздо дороже, чем жизнь любого из нас, – произнёс парень негромко, но твёрдо. – Ты не получишь его душу, никогда.

Девушка печально вздохнула.

– Ну что ж, раз ты выбрал…

Она кивнула одному из мужчин, маячивших за её спиной. Тот сорвался с места и, подлетев к брюнету, ударил его в живот.

Затянутое в чёрную кожу тело согнулось пополам и замерло, повиснув на руке убийцы. Нападавший сделал ещё одно резкое движение и выпрямился. В его руке тускло сверкнул короткий окровавленный нож с широким зазубренным лезвием.

Перешагнув через свалившееся к его ногам тело, мужчина вернулся к машине. Блондинка, брезгливо скривившись, молча уселась в «Lexus», её спутники последовали за ней. Мгновение спустя машина скрылась в соседнем дворе.

Казалось, что неожиданно пошёл снег. Всё это время стоявший за углом хозяин белой иномарки поднял руку, и на его ладонь спланировало маленькое невесомое белое перо… Перья кружились, опадали на землю, застревали в волосах мужчины. Приблизившись к лежащему ничком брюнету, он наклонился и тихо произнёс:

– Молодец… Ты успел.

Парень в кожанке зашевелился и поднял голову. Протянув ему руку, мужчина поинтересовался:

– Неужели оно того стоило?

– Конечно! – Он не сомневался ни секунды.

– Дело царское, – вздохнул мужчина, помогая парню подняться. – Какое-то время до него не доберутся… Пойдём!

Брюнет, с печальной задумчивостью смотрящий на собственное лежащее на мокром асфальте окровавленное тело, припорошённое белыми перьями, вздрогнул и, опустив голову последовал за мужчиной.

Errare humanum est (лат.)

(Человеку свойственно ошибаться)

– «Moscow callen!!!…»

– Ида!

– «Moscow callen!!!…»

Молодой человек цокнул языком, одним щелчком мыши сохранил открытый на ноутбуке документ, весело крутанулся на стуле, пружинисто вскочил на ноги и, подхватив со стола вопящий телефон, выглянул в соседнюю комнату.

– Ты зачем телефон у меня бросила?..

– Ага…

Юноша закатил глаза. Держа не умолкающий мобильник на вытянутой руке, свободной рукой он ухватил с дивана маленькую подушку в виде совы и легонько стукнул по не собирающейся оборачиваться темноволосой голове.

– Ай!.. Тим… Алё? Да… Да, дописала… Я… сегодня! Вечером пришлю! А… Хорошо, давайте занесу завтра. Всего доброго. Чего ты дерёшься?!

Последняя фраза была адресована всё ещё маячащему позади парню.

– Во сколько завтра вернёшься?

Девушка задумчиво вытянула ноги в узких джинсах и поболтала ими в воздухе.

– К часу, думаю, управлюсь, – решила она.

– Мы завтра идём знакомиться с нашими новыми людьми, – тихо, но веско напомнил юноша.

– Да помню я! – отмахнулась девушка, отвернувшись. На её лбу пролегла глубокая вертикальная морщина, и стало понятно, что она старше, чем казалось.

Девушка забралась с ногами на диван, вытащила гитару, спрятанную между стеной и подлокотником – музыка помогала ей успокоиться и сосредоточиться.

– …Легче пепла, прозрачней, чем глаза твоих детей –

Из окошек чердачных – стая белых лебедей…

Ты проснёшься однажды под навязчивый мотив,

Задохнёшься от жажды, тяжесть крыльев ощутив…

Презирая законы, шли под зелёное знамя любви! (прим. автора. Крыс и Шмендра, «Зелёное знамя любви»)

– Скорее бы уже этот год прошёл…

– Иди сюда…

Молодой человек крепко прижал к себе девушку. Он понимал – Ида всё ещё оплакивает предыдущего подопечного. Девушке всегда тяжело давалась разлука.

Рубашка на груди парня вмиг намокла от слёз девушки. За окнами вовсю загрохотала гроза. Молодой человек глядя в одну точку, бережно поглаживал Иду по вздрагивающей спине. Всё это они однажды уже проходили.

– Постарайся не думать…

– Не могу…

Её проблема была в том, что она слишком много думала. Постоянно всё анализирующий ангел – не лучший из хранителей… Все беды начинались с того, что она «вдруг подумала». Вот однажды она подумала – а что, если влюбиться? И влюбилась. Точнее, подумала, что влюбилась. Объектом высоких чувств был избран молоденький виконт из предместья Лондона. Детский сад, но как интересно! Слава Вcевышнему, Иделия не успела наломать дров. Само собой дурочке растолковали, что с ней будет, если она решится пасть. Ида тогда перепугалась до белых глаз, клялась, божилась, отрекалась, зарекалась… Её простили, но не наказать не могли. 150 лет на земле, среди людей, без крыльев, с сохранением благодати и обязанностей хранителя. Кроме того, для перестраховки к ней был приставлен компаньон и надзиратель в одном лице, правда крылатый. Тим ничем тогда не провинился, просто оказался под рукой. Ида любила снег и большие города – ей пошли на уступку. Место дислокации – Москва, подохранный объект – купеческая дочь (от греха!).

Человеческий век короток, а в предложенных обстоятельствах – вовсе мимолётен. Смута, война, революция, ещё одна война, вновь революция… Здесь Ида и потеряла свою подопечную. Напрасно Тим твердил про неисповедимые пути, напрасно увещевал… С земли даже ангелы смотрят на небо другими глазами. Утешало лишь то, что Ида сумела сохранить её душу… Ангел плакал, шёл дождь. Московская погода с того дня подчинилась Иде, полностью отражая её настроение. Снова началась война, и новый подопечный Иды ушёл на фронт… Она поклялась сделать невозможное. Он будто заговорённый выживал под градом пуль и снарядов, пережил голод и болезни, встретил день победы… и вот вчера на девяносто восьмом году жизни мирно скончался в окружении рыдающих детей, внуков и правнуков…

…Иде оставалось ещё чуть меньше года на земле…

– Ты не виновата… Ты всё делала правильно, – шептал Тим.

– Я знаю.

Ида подняла на него ещё мокрое от слёз, но уже спокойное лицо. Дождь как бы нехотя прекратился.

Кто следующий?

Антон верил людям – люди его предавали. Он верил фактам – факты оказывались подтасованными. Он верил себе – и напивался. В конце концов во всём мире остался только один человек, которому можно было доверять – Юлька, и у Антона не осталось выбора. Он верил Юльке. О том, чтобы верить в Бога, речи не шло вовсе. Антон был атеистом. Антон был нигилистом. Он был журналистом. Уже почти что дипломированным, как и Юлька, но она не то. Она вообще была сложным явлением, к ней Антон почти чувствовал что-то похожее на – о, ужас! – нежность. А, как логически размышлял Антон, где нежность – там и до влюблённости недалеко, а где любовь – там и Бог! Но раз Бога нет, значит, нет любви, нет нежности, значит (вот чёрт!) нет и Юльки! А Юлька между тем была, каждый день являлась в институт и капала Антону на мозги, тем самым разрушая всю его логическую цепочку. Думая на эту тему, Антон ощущал себя чуть ли не персонажем романов Достоевского. Он уже не мог жить без неё, бесился, орал, Юлька обижалась, срывала голос, мириться первым шёл Антон, всё начиналось сначала… Приближалась защита диплома…

***

– … А почему он уже взрослый? – искренне недоумевала Ида, исподтишка разглядывая высокого, худощавого, нескладного, но симпатичного молодого человека с недельной щетиной на впалых щеках.

– У него был… в общем, другой хранитель. – Тиму подобные разговоры всегда давались с трудом.

– Так… Договаривай. – В голосе Иды угрожающе звякнула сталь.

– Он умер, – сухо обронил Тим и отвернулся.

Это означало только одно – ангела убили. Убили те, кому была нужна душа этого мальчика.

– Он особенный? – недоверчиво спросила Ида, ещё пристальнее вглядываясь в объект.

– Да нет… Просто активный атеист. Слишком лакомый кусочек для демонов. Но они просчитались – он в них тоже не верит и ничего не боится. Пока что им нечего ему предложить…

– Прямо «Не верь, не бойся, не проси», – фыркнула Ида.

– Это ещё не всё. Смотри.

К парню приблизилась худенькая, почти бестелесная девочка и начала что-то эмоционально ему втолковывать.

– Это моя, – так же тихо пояснил Тим. – Она тоже теперь… одна.

– Нет, ну тут попроще будет, – неуверенно протянула Ида, немного помолчав.

– Не знаю.

– Ну что, вечером организуем «Явление народу»?

– Уверена? Может, пока не стоит?

– Стоит! За души этих детей убивают. Я в таком деле партизанить не собираюсь, я за объединение фронтов!

– Ты ещё от той войны не отошла.

– Ты как будто отошёл, – огрызнулась Ида. – Все, кто там был, не отошли…

– Пойдём, у нас ещё часа два… Мне обязательно с тобой идти?

– Да! Мне они не поверят. А у тебя крылья.

– Опять?

– Ну согласись, это аргумент. И впечатление производит. Хотя… на девчонку ты и без крыльев впечатление произведёшь…

Ида ошиблась – Тим оказался не в Юлькином вкусе.

– Вы кто? Что вам нужно?

Вежливо позвонившие в дверь ангелы молча воззарились на открывшую дверь девушку.

– Нам нужно с вами поговорить, – осторожно начал Тим.

– Юль, кто там? – донеслось из недр квартиры.

– Не знаю! Вы кто?

Иду так и подмывало брякнуть: «Мы пришли к вам с миром, мы несём вам любовь», где-то она вычитала подобную фразу, и она Иду жутко веселила. Но в данный момент это было бы цинично и неуместно.

Пауза затянулась. Наконец Тим вздохнул, молча взял Юлю за руку и повёл вглубь квартиры. Ида проскользнула следом и закрыла за собой дверь.

– В чём дело? – на пороге гостиной возник жутко недовольный Антон.

– Не знаю, – пискнула Юля, даже не делая попыток вырвать у Тима свою ладонь.

– Сядьте, – властно попросила Ида. Лицо Антона пошло красными пятнами. Подобная наглость настолько его обескуражила, что он слегка растерялся.

– Мы всё объясним, – тихо пообещала Ида. – Антон, сядь, пожалуйста.

– Откуда?..

Их взгляды встретились. Этот молчаливый поединок остался за Идой. Необъяснимая сила заставила Антона опуститься на диван рядом с уже сидевшей там сжавшейся в комочек Юлей.

– Кто вы? – уже в который раз прошептал он.

– Мы ваши ангелы-хранители.

Антон вздохнул, кашлянул и, наконец сбросив оцепенение, расслабился.

– Ах во-от как, – издевательски протянул он, сузив глаза. – А ну пошли вон!

От его резкого окрика Юлька вздрогнула и подняла умоляющий взгляд на молчавшего Тима. Антон резко вскочил с дивана и, одним прыжком оказавшись возле Иделии, схватил её за плечо, явно намереваясь силой избавиться от непрошенных гостей… Один взгляд полный нежности, жалости и твёрдости на миг лишил Антона его решимости, и этого оказалось достаточно.

– Тим…

Ангел вздохнул, слегка опустил ресницы, миг – и за его спиной возникли огромные кипенно-белые сияющие крылья.

Крылья… У каждого ангела они разные. Различной формы, цвета, и сияние у всех тоже своё. Конечно, это зависело в большинстве своём от их обладателя. Крылья Тима Иделия находила чересчур уж классическими. Своих она уже не помнила…

Сказать, что будущие журналисты были впечатлены увиденным – ничего не сказать. Конечно, Юльку пробрало сильнее. Юные девушки всё воспринимают острее нежели представители сильного пола. Кроме того, Тим всё-таки был её ангелом, и связь между ними была крепче. Девушка сидела не шелохнувшись, а из её глаз медленно текли крупные слёзы. Антон так и остался стоять посреди комнаты, глядя поверх Идиной головы на чудесное видение. Молчание затягивалось.

Первой тишину нарушила Юлька:

– А можно… потрогать?..

– Какие же вы все… одинаковые, – с досадой буркнула Ида. Тим бросил на неё укоризненный взгляд и ободряюще улыбнулся Юле:

– Конечно, дитя моё, тебе – можно.

Ида страдальчески закатила глаза. «Дитя моё». И охота ему строить из себя канонического проповедника… Не умеет он с современной молодёжью общаться, подумала она.

Юлька медленно сползла с дивана и боязливо приблизилась к ангелу. Робко протянула дрожащую руку, помедлила мгновение и наконец решилась.

Наощупь – перья, просто перья, но какой эффект!

Юлька вдруг всё поняла. Всё увидела, всё осознала. И – поверила. Потому что в отличие от Антона, себе верить она ещё не разучилась. Слёзы вновь заструились по её щекам.

– Вы что с ней сделали? – ожил Антон. – Чего вам надо?

Весь гонор растерял, подумала Ида, похож на заблудившегося ребёнка. Да кто он ещё, по сути? Голос юного журналиста-атеиста и впрямь дрожал и звучал жалобно, с истерическими нотками.

– Мы хотим вам помочь. Защитить вас.

– От кого, – пролепетала всё ещё не отрывающаяся от крыльев Тима Юля.

– От тех, кто убил ваших предыдущих хранителей. От тех, кому нужны ваши души.

Юлька пошла красными пятнами, Антон напротив побелел.

– Бред какой-то… А ты что молчишь? – напустился парень на Иду. – Где твои крылья?

– У меня их нет. Пока.

– Что значит – пока?

– Я однажды допустила ошибку и теперь расплачиваюсь за неё. Через год мне вернут крылья… если с тобой к тому времени ничего не случится. Ты поможешь мне?

Антон молча сжал кулаки и опустил глаза.

– Это ведь и в твоих интересах…

– Нет!

Юлька вздрогнула и отдёрнула руку. Тим убрал крылья.

– Нет! – громко повторил Антон. – Не нужна мне ваша ангельская ересь. Убирайтесь!

Треснуть бы тебя по глупой башке, с тоской подумала Ида, но вслух спорить не стала.

– Как хочешь, – кивнула она. – Оттого, что ты меня гонишь, я твоим хранителем быть не перестану. Да, мне будет трудно, но хуже в конечном итоге станет тебе.

– Угрожаешь?

– Угрожать тебе будут другие, не мы.

– Я не верю! Никаких других нет! Всё вы врёте! – Антон орал с такой силой и злобой в голосе, что на его глазах выступили слёзы, Юля отшатнулась от него подальше, а Ида поморщилась.

– Катитесь отсюда, – неожиданно тихо сказал Антон и отошёл к окну.

Иделия глубоко вздохнула и решила взять инициативу в свои руки.

– Тим, уведи её, пожалуйста, нам с Антоном надо поговорить…

– Она никуда не пойдёт, – подскочил без пяти минут дипломированный.

Ида слегка подняла бровь, Тим молча взял беспрекословно подчинившуюся ему Юлю за руку и вывел из комнаты. Хлопнула входная дверь.

– Куда они пошли? – рявкнул Антон.

– Ну, зная Тима, он повёл твою подругу в кафе, где до полусмерти закормит её пирожными. Всё будет нормально, вернёт её в целости и сохранности через часок, – заверила парня Ида, усаживаясь на краешек дивана. Антон, помедлив пару секунд, сел на противоположный подлокотник и насупился.

– Любишь её? – невинно поинтересовалась Ида.

– Кого? Юльку? Вот ещё!

– Я так и думала. В смысле, думала, что ты так ответишь. Ты бы не признался.

– Тебя это не касается!

– Конечно-конечно…

Ангел и человек помолчали, глядя в стенку, Антон – злобно, Ида – выжидательно.

– Значит, этого, белобрысого, зовут Тим? – уточнил журналист. – А тебя?

– Иделия. Ида.

– Значит так, ангел Ида, – заявил Антон, разворачиваясь к собеседнице всем корпусом, скрестив руки на груди, – ты сейчас валишь из моей квартиры и больше никогда сюда не возвращаешься. А я не обращаю внимания на то, чем будет грузить Юльку твой дружок. Идёт?

– Гляди-ка, не обманул, – слегка удивилась невозмутимая Ида. – Ты и вправду её не любишь.

– Ты с чего взяла? – вспылил Антон, но тут же осёкся. – То есть… конечно, не люблю, это же бред…

– Любовь не терпит безразличия, – пояснила девушка. – Если тебе правда всё равно…

Антон не отвечал, только шумно сопел, не в силах ни возразить, ни подтвердить.

– Ты в меня не веришь…, – неожиданно грустно сказала Ида.

– Верю, – буркнул Антон, отворачиваясь. – Просто ты мне не нужна.

– А ты хочешь попасть в ситуацию, когда я тебе понадоблюсь?

– Не будет такой ситуации…

– Дурачок… Не зарекайся…

– Уйди, а? – чуть ли не в отчаянии попросил Антон.

Ида со вздохом поднялась с дивана.

– Я не прощаюсь… Всё будет хорошо. Ты не один.

– А я хочу быть один!

Ида не стала спорить и просто тихо вышла.

Ты не умел одного –

Сражаться и проклинать,

И ты забудешь его,

Но он вернётся опять,

Нальёт столетний коньяк,

Разгонит в снах вороньё,

Возьмёт в уплату пустяк –

Лишь вырвет сердце твоё.