Мой милый прокурор

Он застрял на полпути, и прокричал: – Я прокурор! Не арестуйте меня!

Американский турист пожал плечами: «We just wanna swim, man».

Позже капитан протянул ему микрофон:

– Вы с женой – великолепная пара. Что скажете?

Он посмотрел на Жанну, на её живот, на море:

– Любовь – не приговор, – сказал он тихо. – Она держит за руку. И даже если на тебе детский жилет и ты прокурор в плавках – она всё равно твоя.

Вечером свечи освещали кафе у воды, саксофон шептал мелодию. Он взял её руку:

– Когда я сижу напротив тебя, я не прокурор. Я просто человек, которому дали награду, о которой он даже не просил. Ты – эта награда. Как закат, который нельзя спутать ни с чем другим.

Жанна улыбнулась:

– А ты – мой ответ. Даже на те вопросы, которые я не успела задать.

Позже они шли босиком по мокрому песку. Жанна обняла его сзади:

– Обещай, что даже если всё изменится, мы найдём минуту для таких вечеров. Пусть даже на балконе с халвой и чаем.

– Обещаю, – сказал он. – Я теперь не только прокурор. Я – муж. И почти отец.

Ночь была мягкой, словно кашемировый плед. Камин трещал. Тёплый свет падал на книги, на подушки, на её плечо. Они устроились на полу, с чашками айрана и финиками.

– Расскажи что-нибудь, пока я не усну, – попросила Жанна.

Он закрыл глаза и начал тихо:

– В детстве я заблудился и сел под дерево. Читал вслух всё, что знал. Я думал что если говорить – меня кто-то услышит. И услышал: белка, мальчик, дядя. Главное – я услышал себя. С тех пор, когда страшно, я шепчу себе сказки. Не чтобы верить, а чтобы помнить: даже один – ты не один.

Жанна улыбнулась, зевая:

– Ты как старик в теле молодого прокурора. Сказочник…

Они обнимались. Тишина была почти ощутимой, как плотная ткань.

– Я думала, что мечтаю выйти замуж за писателя, – сказала Жанна. – Который будет писать мне письма, даже если я рядом.

– А теперь я знаю, что вышла замуж за прокурора, который говорит так, будто каждое слово – письмо ко мне.

Он положил её руку на сердце:

– Ты слышишь? Вот так звучат мои письма. Здесь.

Звёзды вышли на дежурство, охраняя их тишину. Главное – не быть прокурором. Главное – быть рядом.

Глава 10. Тишина мотеля. Кофе и тень прошлого

Ночь пахла перегретым асфальтом и старым кондиционером. Кофе в бумажном стакане остыл, но Кувейт всё равно пил – не ради вкуса, а чтобы не уснуть. Сон сейчас был бы роскошью, а роскошь – не для тех, кто ищет правду в городе, где она продаётся по часам. Мотель был дешёвый, с видом на парковку, где свет фонаря вырезал из темноты силуэты машин, похожих на забытых свидетелей. На стене тикали часы – слишком громко, как будто время тоже нервничало.

На столе мигал экран планшета: запись драки снова и снова крутилась, как заезженная пластинка. В кадре – вспышки света, лица, и одно из них, самое знакомое, исчезающее в темноте. Саид. Музыкант, который умел говорить честнее, чем министры. Кувейт поставил видео на паузу и посмотрел на замерший кадр.

– Ты ведь знал, что тебя сотрут, да? – сказал он тихо. – Но всё равно пошёл туда.

Ответа не было, только жужжание кондиционера и мягкий стук ветра в жалюзи.

Он достал из внутреннего кармана фото Жанны – с пляжа, где всё было просто: солнце, смех и ананас в руках. Странно, как мир может меняться за один перелёт. Там – шляпа, песок и смех. Здесь – бетон, пыль и мёртвый экран. Он вспомнил, как она сказала в ту ночь в Майами: «Ты можешь быть кем угодно, лишь бы не потерял себя.» И вот теперь он сидел в номере, где стены пахли пылью и отчаянием, и пытался понять, не потерял ли.

Телефон мигнул: сообщение от Жанны.

«Не геройствуй. Просто живи. Наш сын хочет, чтобы его отец был рядом, а не в сводке новостей.»

Он усмехнулся – коротко, почти беззвучно.

– Я не герой, Жанна, – прошептал он. – Я просто тот, кто не умеет закрывать дела, пока не поймёт зачем.

Он открыл блокнот и написал: «Когда ищешь правду слишком долго, она начинает искать тебя. Но не факт, что тебе понравится, как она выглядит.»

В этот момент с улицы донёсся звук – что-то между шорохом и шагами. Он приоткрыл занавеску. Двор был пуст. Только рекламная вывеска напротив – “Stay Lucky, Sleep Easy” – моргала красным и белым, как сердце на издыхании. Он почувствовал знакомое напряжение – ту смесь интуиции и усталости, когда знаешь: за тобой смотрят. Но кто именно – это вопрос, который убивает медленнее, чем пуля.

Он достал планшет снова. Кадр 23:14 – всё та же вспышка, то же лицо. И вдруг в отражении стеклянной двери – тень, которой раньше не было. Он перемотал, замедлил. Тень двигалась отдельно от всех – мимо камер, как будто знала, где их слепые зоны. У кого-то была карта этого города неоновых ловушек.

Он открыл окно, вдохнул сухой воздух Вегаса. Ночь пахла электричеством, потом и чем-то железным – будто город знал, что его снова будут допрашивать. Где-то внизу проехала полицейская машина. Синий свет отразился в стекле, прошёл по стенам, по его лицу. Он выглядел усталым, но в глазах было что-то острое, как лезвие.

Он закрыл ноутбук, выключил свет и остался сидеть в темноте. Только кофе пах, и вентилятор вращался – будто весь Вегас дышал в унисон с ним. И в этой тишине он понял: утро придёт. И с ним – ответ. Даже если придётся за него заплатить.

А где-то далеко, в другом часовом поясе, Жанна повернулась во сне и положила руку на подушку рядом, где раньше лежал он. И шепнула сквозь сон:

– Возвращайся, пока ветер не переменился.

Но ветер уже переменился.

Глава 11. Встреча с первым свидетелем

Ночной перекрёсток дышит паром. Фонари мигают, будто устают от собственной яркости.

Асфальт ещё хранит дневной жар, и от него тянет запахом резины и бензина.

BMW стояла у обочины, выцветшая, но всё ещё дорогая – как бывшая звезда, которая не успела понять, что её время прошло. На капоте – слой пыли, на лобовом стекле – след от ладони. Той самой ночью именно эту машину остановили.

Кувейт подошёл медленно. Офицер Дерек Брансон – лысоватый, с глазами человека, который давно разучился спать спокойно. Он затянулся сигаретой и выдохнул в сторону фонаря.

– Мы остановили их около двух ночи, – сказал он, не глядя. – Нарушение полосы. Обычная проверка.

– И?

– И ничего. Бумаги в порядке, водитель трезв, на заднем сиденье – двое. Мужчина и девушка.

– Саид был там?

– Возможно. Не уверен.

Кувейт достаёт планшет, включает кадр. Лицо Саида освещено светом фонаря, словно сценой. Брансон дёргает щекой – узнал.

– Почему отпустили тех людей? – голос прокурора спокоен, но в нём есть металл.

Брансон бросает окурок.

– Потому что… это Вегас.

– Не понимаю.

– Здесь у всех – покровители. Кто-то звонит, и ты уже не полицейский, а мебель.

– И всё?

– Не всё.

Он замолкает. Достает из кармана старую рацию, тёртую, как будто с ней спят.

– Тогда по каналу прошёл приказ. Коротко: «Не трогай. Там свои».

– Чьи?

– Выше нас. Гораздо выше.

Молчание зависло, как дым.

Кувейт открыл блокнот, сделал запись:

«Покровительство сверху. Компромат? Связь с МВД?»

Потом посмотрел на офицера:

– Вы ведь знали, что в машине может быть человек, которого ищет полгорода. Почему не сказали?

Брансон медленно ответил:

– Потому что у меня есть семья.

И потому что в Вегасе молчат не из трусости. А из инстинкта самосохранения.

Кувейт закрыл блокнот. Сделал шаг назад, чувствуя, как ночь становится тяжелее.

– Спасибо, – сказал он.

– Не благодарите, – отозвался Брансон. – Просто если начнёте копать – копайте быстро. Тут долго живут только те, кто не спрашивает.

Ветер прошёл по улице, поднял пыль, шорох газет, свист проводов. И где-то вдалеке, за неоновыми вывесками, снова вспыхнули те же слова, что преследовали Кувейта последние двое суток: «Не трогай. Там свои».

Глава 12. Первые следы

Три дня спустя жара не спадает. Асфальт гудит, как натянутая струна.

В придорожном кафе между Невадой и Аризоной пахнет кофе и усталостью.

На табурете у окна – Сиара Джонс. Когда-то официантка в ночном баре Red Glass. Теперь – свидетель, прячущая взгляд за солнцезащитными очками.

Кувейт садится напротив. Без галстука, с помятым блокнотом.

– Вы знали Саида?

– Не совсем. Он просто… флиртовал. Весёлый парень, любил шутить.

У него были глаза человека, который слишком много знает и делает вид, что не знает ничего.

Она делает глоток воды. Руки дрожат.

– В ту ночь он стоял у люка, говорил по телефону. Я подумала – пьяный.

Потом подъехал Cadillac. Чёрный, без номеров. Вышли трое.

– И что было дальше?

– Пули. Много. Быстро. Они знали, куда целиться.

Кувейт молчит. Смотрит, как её пальцы медленно касаются стакана – будто ищут опору.

Он записывает: «Короткая дистанция. Стреляли профессионалы. Цель – не грабёж. Ликвидация.»

– Лицо водителя? – спрашивает он.

– В очках. Тёмные, как ночь. Но… – она запинается, – на запястье был браслет. Металлический, с гербом. Я подумала – полиция. Или кто-то, кто хочет, чтобы так думали.

Кувейт поднимает глаза:

– Почему вы уехали из штата?

– Потому что после того вечера возле дома стояла та же машина. Только без фар.

Она сжимает руки, ногти впиваются в ладони.

– Я не видела лиц. Но чувствовала взгляд. Такой… будто меня уже похоронили.

Он закрывает блокнот.

– Теперь вы под защитой.

– Вы правда в это верите?

– Нет, – честно отвечает Кувейт. – Но если не верить, зачем вообще жить?

Он выходит на улицу. Песок шуршит под ботинками, солнце режет глаза.

На телефоне мигает уведомление из базы ФБР:

«Cadillac, модель 2019. Зарегистрирован на компанию “Nevada Logistics”. Директор – А. Чалов.»

Кувейт усмехается. Ветер треплет страницы блокнота.

Первые ниточки начали складываться в сеть – тонкую, как ложь, и прочную, как власть.

И где-то в этой сети уже шевелилась рука, которая не любит, когда её ищут.

Глава 13. Настроение и атмосфера

Каждое действие, каждый звук Вегаса – будто сигнал тревоги. Монеты звенят – как пули в барабане револьвера. Музыка из казино не успокаивает – она глушит крики.

Город живёт по своим законам: чем громче смех, тем ближе беда.

Кувейт идёт по бульвару, где асфальт пахнет жжёной резиной и дешёвой надеждой.

Рядом вспыхивает неоновая вывеска: “Welcome to Paradise.” Он усмехается – раю здесь давно не место.

Слева – женщина в красном платье. Справа – охранник, что слишком внимательно смотрит в его сторону. Каждый здесь что-то продаёт: тело, совесть или молчание.

Он достаёт блокнот. Пишет медленно, будто каждое слово – это пуля: "Правда не умирает. Она просто зарыта глубже, чем те, кто боится её найти."