- -
- 100%
- +
Остановился. Солнце садилось, воздух становился прозрачным и холодным. Шатун достал старую винтовку. Поставил железные банки на камень. Выстрел. Звук рванул воздух, отдался эхом по пустырю. Он стрелял снова и снова. Гильзы звенели, как часы, отмеряя его одиночество. Каждый выстрел был не просто в мишень – он будто выстреливал из себя то, что копилось годами: злость, боль, страх быть ненужным.
Иногда закрывал глаза между выстрелами – видел мать, которой не было. Она стояла, тёплая, улыбающаяся, с теми глазами, которых он никогда не видел вживую.
– Сынок, я вернулась… – звучало в голове.
Он тихо усмехнулся.
– Вернулась, да… только поздно, – пробормотал и снова выстрелил.
Ночь опустилась быстро. Он сел на камень, снял кепку, провёл рукой по лицу. Ветер шевелил сухую траву, пахло порохом и пылью. Он чувствовал себя немного легче, как будто выстрелами очищал не оружие – душу.
Когда вернулся в контору, все уже спали. Только Даллас сидел в углу, курил. Они обменялись коротким взглядом – Даллас заметил что-то в его лице, но не спросил. Шатун просто кивнул и прошёл мимо, будто ничего не случилось. Ночь стояла тихая, только за окном дождь шептал по крыше, будто колыбельную.
Шатун лежал, глядя в потолок. Под рукой – старая куртка вместо подушки. Сигарета потухла сама, но он не заметил. Мысли блуждали далеко. Не о деньгах, не о драках, не о том, кто кого кинул – а о Жене. Он видел её не в куртке и не с усталым лицом, а в светлом платье. Лето, солнце, ветер в волосах. Она смеётся, а он стоит рядом, неловко, но счастливо.
– Жень, – тихо говорит он, – представляешь, свадьба. Без шума, без крика, просто мы.
И будто бы уже – дом. Маленький, старый, но уютный. На стене висит кружка с надписью «наш первый год». Женя беременна. Он садится рядом, осторожно кладёт ладонь на её живот.
– Привет, малыш, – шепчет. – Я тут, слышишь? Я не такой уж плохой, как думают.
Она улыбается, гладит его по волосам, а он слушает – будто внутри живота кто-то отвечает ему с того мира, где всё по-настоящему чисто. Он читает стихи, неуверенно, сбиваясь:
“Ты живи, родной, в тепле, без пуль, без холода, без боли. Пусть тебе достанется всё то, чего не было у нас с тобой…”
Потом он видит маму. Не ясно лицо, но сердце сжимается – будто она стоит в дверях, улыбается устало:
– Нашёл ты, сынок, наконец покой.
Шатун хочет сказать что-то, но губы не слушаются.
Глава 4: Охота и рыбалка
На следующий день команда решила отдохнуть от суеты города и своих дел. Шатун решил провести день с Женей – своей девушкой, а вместе с ними поехали Таня, Оксана, Мила и остальные ребята. Автомобиль летел по загородной дороге, солнце играло на капоте, ветер дул в лицо.
– Эй, Шатун, ты в порядке? – подшучивала Таня, пытаясь схватить его кепку.
– В полном порядке, – ответил он с лёгкой усмешкой. – А вот вы будете в порядке, если я вас всех обгоню на рыбалке!
Приблизившись к лесу, ребята выгрузились из машин, неся рюкзаки, удочки и охотничье снаряжение. Лёгкий запах шашлыка витал в воздухе, а солнце ласкало кожу.
– Кто первым идёт за куропаткой? – спросил Лис, поправляя рюкзак.
– Я! – крикнул Гога, и все засмеялись. – Только не попадайся на деревьях, а то придётся спасать.
Шатун вместе с Женей отправился к озеру. Он протянул ей удочку и показал, как правильно забрасывать леску. Женя смеялась, когда первая попытка закончилась плетением из шнура вокруг кустика.
– Ну, как настоящий мастер, – поддразнил Шатун. – Ты готова к чемпионату по ловле рыбы?
Пока девушки пытались освоить удочки, ребята шли охотиться на куропаток. Смеялись, подшучивали друг над другом, проверяли навыки. Каждый промах сопровождался смехом, удачные выстрелы – победными криками.
После охоты развели костёр, жарили мясо, делились историями, рассказывали смешные случаи из детства и детского дома.
– Помнишь, как Даллас нас пытался научить держать равновесие на деревьях? – хихикала Мила.
– И мы все падали прямо в лужу! – добавила Оксана.
Девочки стояли на берегу, удочки в руках, наблюдая за поплавками. Рыбки то и дело хватали наживку, и каждая победа сопровождалась радостным визгом:
– Моя! – закричала Мила, с трудом выдергивая небольшую рыбку.
– Ничего себе, у тебя руки золотые! – похвалила Таня, кивая в сторону Лиса, который на охоте чуть не упал в кусты.
Парни с ружьями и луками шли по лесной тропе, тихо переговариваясь:
– Шатун, смотри, я вижу следы куропаток! – сказал Гога, прищурившись.
– Отлично, держи себя в руках и не спугни, – шепнул Шатун, наблюдая, как Лис подкрадывается к цели с серьёзным выражением лица.
Тем временем девушки обсуждали:
– Ты видела, как Лис на охоте? – улыбнулась Таня. – Серьёзный такой… глаза у него просто обалденные.
– А Гога? – подсмеялась Оксана. – Немного неуклюжий, но смех у него заразительный.
Мила, показывая рыбку, поддразнила Лиса:
– Если ты так храбро охотишься на птиц, сможешь меня защитить, когда я упаду в воду?
– Конечно, – ответил Лис, притворно серьёзно, – но только если не буду отвлекаться на твою улыбку.
На другом берегу Шатун заметил, как Женя пытается вытащить крупную рыбку. Он подошёл к ней, слегка дотронувшись локтем:
– Давай, я помогу. Но помни: кто ловит рыбу первым, тот выбирает следующую шутку для остальных.
Женя засмеялась, их взгляды встретились на мгновение – тихий, почти невидимый флирт.
Когда солнце стало опускаться, ребята начали небольшое соревнование по стрельбе из лука. Девушки сидели на покрывале, наблюдая:
– Смотри, как Шатун сосредоточен, – прошептала Женя. – Мне нравится, когда он такой серьёзный.
– А Лис? – добавила Мила. – Тот как кот: тихо подходит к цели и внезапно метко стреляет.
Соревнование превратилось в игру с флиртом: ошибки сопровождались шутками, точные выстрелы – аплодисментами. Девушки смеялись, парни пытались показать мастерство и кидали игривые подколки.
Когда вечер подходил к концу, костёр освещал лица всех участников, отражая искры в глазах. Шатун с Женей отошли в сторону, чтобы насладиться уединением:
– Сегодня день был просто супер, – сказала Женя, присев рядом.
– Да, – улыбнулся Шатун, – мне нравится, что мы можем просто быть собой. Даже если завтра придётся быть сильными и серьёзными.
Они смотрели на огонь, на смех остальных, на отражение заката в воде – мир стал мягким, тёплым и простым. Шатун держал Женю за руку, она улыбалась, отражение солнца играло в воде. Казалось, мир существует только для них – без угроз, без страха, только смех и лёгкая летняя радость.
Вечер опустился мягким одеялом. Костёр потрескивал, парни сидели вокруг, перебрасываясь анекдотами. Гога лениво перебирал струны гитары, напевая под нос.
– А помните, как Шатун пытался поймать куропатку и чуть не упал в кусты? – хохотнул Лис.
– Ой, да, я же почти сдулся на пол! – смеялся Шатун. Женя шептала ему на ухо:
– Ты такой смешной, когда пытаешься быть серьёзным.
Мила наблюдала за Лисом, Таня подталкивала Гогу играть что-то романтическое. Вечер был наполнен лёгкой романтикой, смехом и тихими признаниями.
Шатун и Женя шептались, обсуждали план на чемпионат:
– Ты уверен, что сможешь обыграть всех? Или только меня тренируешь?
– Конечно, обыграю, – Шатун гордо поднял подбородок. – Но тебя не трону, обещаю.
Огонь играл на их лицах, отражая эмоции: страх, радость, лёгкий трепет, смех. Каждый взгляд и движение создавали невидимую сеть флирта и взаимной симпатии.
После костра ребята решили провести ночь в городе – кино и прогулка. В автобусе смех не стихал: Женя прижималась к Шатуну, Таня к Лису, Мила к Кривому, Оксана к Гоге. Пары тихо переговаривались, шутки и лёгкие прикосновения создавали атмосферу доверия.
В кинозале ребята нашли дальние места:
– Спокойно, никто нас не увидит. Только кино и мы, – подмигнул Шатун.
– Но если фильм страшный, ты будешь держать меня? – шепнула Женя.
Фильм шёл, но больше они смотрели друг на друга, тихо смеялись, играли с шляпами и капюшонами. Сердце прыгало при каждом случайном касании рук.
После фильма они вышли на пустые ночные улицы, смеялись, бегали за последним автобусом, гуляли по городу. Свет фонарей отражался в лужах, прохожие казались фоном для их маленького приключения. Каждая пара шла рядом, держась за руки или плечи, шептала тихие слова, смеялась и строила планы на будущее.
– Мне нравится, когда ночь такая тихая, – сказала Женя, прижимаясь к Шатуну.
– Мне тоже, – ответил он. – Как будто весь город наш.
Лис и Таня тихо обсуждали планы, Мила шептала Кривому смешные истории, Оксана дразнила Гогу. Каждая пара возвращалась домой, чувствуя тепло этой ночи, тихий восторг и маленькое счастье – даже среди суматохи их жизни, эти моменты становились настоящей передышкой.
Даллас, оставшись один, завёл мотор и поехал к Люде. Она не смогла присоединиться к компании – сказала, что устала, но мысли о ней тянули сильнее любого шума.
Дорога была тихой, ночь мягко ложилась на город, фонари отражались в лужах, как разбросанные монеты.
Когда он подошёл к дому, Люда уже ждала – куртка на плечах, волосы распущены.
– Всё-таки приехал, – сказала она, чуть улыбнувшись.
– А ты думала, я не найду тебя? – ответил он спокойно, но в голосе было что-то мягкое.
Они пошли в парк. Фонари светили приглушённо, ветер шелестел листвой, где-то вдали слышался лай собаки. Даллас подшучивал, она смеялась, иногда прятала взгляд.
– Знаешь, – начала Люда, глядя куда-то вдаль, – мне кажется, весь мир против меня. А я просто пытаюсь найти место, где могу дышать.
Он не сразу ответил. Потом тихо, будто боясь спугнуть момент, сказал:
– Я знаю.
Он осторожно взял её за руку. – И ты найдёшь. Если захочешь – я рядом.
Она опустила глаза, пальцы дрогнули, потом снова подняла взгляд. Между ними повисла пауза – не холодная, а почти живая. Тишина, в которой не нужно было слов.
Они сели на скамейку. Говорили о мелочах – о ерунде, о детстве, о том, что болит, но уже не так сильно. Иногда смеялись. Плечи соприкасались, дыхание сбивалось в одном ритме.
Люда вдруг сказала:
– Спасибо, что ты здесь. За то, что слушаешь. Понимаешь… даже когда я сама не понимаю себя.
Даллас посмотрел на неё чуть дольше, чем нужно:
– Для меня важно не просто быть рядом, а понимать.
Она кивнула. На мгновение всё будто замерло – даже свет фонаря не дрожал.
Потом Люда тихо добавила:
– С тобой… я не боюсь.
Он усмехнулся, чуть сдержанно:
– Только не говори это никому. Я же не герой.
– Я и не просила, – ответила она, глядя прямо в его глаза.
Они сидели ещё долго. Ни он, ни она не знали, что будет дальше – но в эту ночь им этого и не нужно было. Был только парк, дыхание рядом и ощущение, будто всё плохое на мгновение ушло куда-то далеко.
Когда они возвращались из парка, улицы уже опустели. Только редкие машины проносились мимо, отражаясь в лужах. Даллас шёл чуть впереди, руки в карманах, ветер трепал ворот куртки. Люда молчала, но он чувствовал – она всё понимает, даже без слов.
Он краем глаза видел – как мимо проходят парочки, как кто-то смеётся, кто-то целует кого-то, кто-то держит за руку. Всё просто, как будто само собой. И в этот момент его будто кольнуло. В груди стало странно – не больно, но жгуче.
«Вот оно… то, чего у меня никогда не было», – подумал он. – «Любовь. Простая, настоящая. Не как у нас – не игра, не страсть, не ночь, после которой каждый идёт своей дорогой. Настоящая – когда без человека будто воздух теряет вкус. Когда молчание с ним важнее, чем разговор с кем угодно.»
Он смотрел на Люду – её тихую походку, волосы, колышущиеся от ветра.
«Она не такая, как те, что были раньше. И не такая, как я привык. В ней нет фальши. Она… как свет среди наших тёмных дел. Может, поэтому страшно. Потому что я не знаю, что делать с этим светом. Не умею.»
Он усмехнулся про себя, но глаза оставались серьёзными.
«Мир без любви – как еда без соли», – подумал он. – «Я всю жизнь ел пресное, считал это нормой. А теперь вдруг почувствовал вкус – и не знаю, что с ним делать.»
Люда, будто чувствуя его мысли, тихо сказала, не глядя прямо:
– Ты снова замолчал. Когда ты молчишь – будто вокруг тише становится.
Он посмотрел на неё, улыбнулся краем губ:
– Просто думаю.
– О чём?
Он хотел ответить. Хотел сказать – о тебе, – но слова застряли.
Он только пожал плечами:
– О всяком.
Она чуть улыбнулась, но в её взгляде мелькнуло понимание – она видела, что он не просто молчит, он борется с собой.
«Она чувствует, – подумал он. – И всё равно не уходит. Значит, глупая. Или… сильная.»
Они остановились у её подъезда. Люда тихо сказала:
– Знаешь… ты не должен всё время быть сильным. Иногда можно просто быть.
Он хмыкнул, будто не согласен:
– Сильный – тот, кто может молчать.
– А счастливый – тот, кто может говорить, – ответила она мягко.
Между ними повисла пауза. Ночь снова стала тише.
Он посмотрел ей в глаза – и впервые за долгое время почувствовал, что ему тяжело уходить. «Вот ведь чёрт…» – подумал он. – «Похоже, я всё-таки умею любить. Просто не признаюсь даже себе.»
Он сидел молча, глядя в пол. Воздух был густой, будто в нём плавала невысказанная правда. Люда тихо поправила одеяло, будто это движение могло отвлечь её от того, как бешено бьётся сердце.
– Чего молчишь? – спросила она, стараясь, чтобы голос звучал ровно.
Даллас не сразу ответил. Он поднял взгляд – и впервые за всё время в его глазах не было вызова, бравады, того холода, за которым он привык прятаться. Только усталость и что-то тёплое, почти нежное.
– Я…– он выдохнул и усмехнулся, будто над собой. – Смешно, да? Всю жизнь думал, что чувства – это слабость. Что любовь – это цепь. А потом… ты появилась.
Люда не двигалась, боясь разрушить момент.
– Я не умею красиво говорить, – продолжал он, – не знаю, как это делают в фильмах. Но когда ты рядом – у меня будто шум в голове стихает. Как будто… весь этот чёртов мир перестаёт меня раздражать.
Он замолчал. Сжал кулаки. Потом тихо добавил:
– Я тебя люблю, Люд. Вот, сказал. Хоть и не должен был.
Она не выдержала – улыбнулась сквозь слёзы. Подалась к нему, коснулась его щеки ладонью.
– Дурак, – прошептала она. – Я давно это знала. Просто ждала, когда ты перестанешь играть в сильного.
Он слабо усмехнулся.
– А ты ждала, да?
– Конечно. Потому что сильные – это не те, кто держит всё в себе. А те, кто умеет любить, даже когда страшно.
И в этот момент тишина между ними уже не была тяжёлой. Она стала лёгкой, как дыхание после долгого бега. Он прижал её к себе, и впервые за долгое время ему не нужно было ничего доказывать – ни себе, ни миру.
Они лежали рядом, плечо к плечу, и тишина была не пустой, а полной – наполненной их дыханием, сердцебиением, теплом. Люда повернулась к нему, её волосы падали на грудь, смешиваясь с запахом его кожи.
– Знаешь, – тихо сказала она, едва шевеля губами, – раньше мне казалось, что мир слишком большой, что в нём нет места для таких, как я… для таких, как мы.
Даллас слегка повернул голову, чтобы взглянуть на неё. Он улыбнулся, но глаза оставались серьёзными.
– Я знаю, – сказал он, – и я рад, что ты ошибалась. Потому что место для нас есть.
Люда закусила губу, и её взгляд стал влажным.
– Раньше я боялась доверять. Столько раз обманывали, столько раз оставляли… Но с тобой… – она сделала паузу, словно искала слова, – с тобой я чувствую, что могу дышать. Полностью. Не прячась.
Он осторожно взял её руку, провёл пальцами по её ладони.
– Я хочу, чтобы ты всегда так могла, – сказал Даллас тихо, почти шёпотом, – чтобы не боялась ничего. Ни меня, ни мира.
– Ты даже не представляешь, как много для меня значит, твоя рука, – прошептала она, прижимаясь ближе. – Как много значит твой взгляд, когда ты смотришь на меня… Не так, как все. Настоящее.
Даллас вдохнул её запах, почувствовал тепло её тела, и впервые с таким ясным ощущением признал – она изменила его.
– Люда… – сказал он наконец, слегка дрожа, – я не умею красиво говорить, но… хочу, чтобы ты знала: я люблю тебя всем, что во мне есть. И, черт возьми… мне не страшно это говорить. Потому что это правда.
Люда улыбнулась сквозь слёзы, прикоснулась лбом к его лбу.
– И я люблю тебя, – тихо сказала она. – Не за что-то, а просто. За то, что ты есть. За то, что рядом. За то, что позволил мне быть собой.
И в тот момент всё вокруг – ночь, свет фонарей, шёпоты ветра за окном – стало неважно. Важны были только они, их дыхание, сердцебиение и ощущение, что любовь – это не слабость, а сила, которая держит весь мир на месте.
Они лежали рядом, дыхание слилось в одном ритме, пальцы переплетались, словно никогда не хотели отпускать друг друга. Лёгкий ветер за окном играл с занавесками, а фонари рисовали на стенах мерцающие тени.
Люда прижалась к нему, уткнувшись лицом в его плечо, и он почувствовал, как её тепло течёт в него, смягчая каждую нервную клетку. Даллас осторожно обвил её руками, будто хотел сказать без слов: «Ты в безопасности, я здесь».
– Я никогда не думала… – шептала Люда сквозь полусон, – что смогу так доверять… что смогу так любить…
– Я тоже, – тихо ответил он, – но теперь это – правда. И я не отпущу.
Мгновения растекались в вечность. Их сердца стучали в унисон, и каждый вдох казался обещанием. Ночь была тёплой, мягкой, как одеяло, которое укутывает обоих, чтобы мир снаружи перестал существовать.
Люда прижалась сильнее, и Даллас почувствовал, как напряжение дня растворяется в этом прикосновении. Они не говорили больше ничего – слова были лишними. Было достаточно взгляда, прикосновения, тишины, полной доверия и нежности.
И постепенно сон забрал их обоих, мягко и безмятежно, словно ночь сама решила охранять их чувства. В этом сне не было страха, боли или сомнений – только они и тепло, которое давало силу верить, что любовь способна пережить всё.
Утро было тихим, будто мир сам решил дать им паузу. Солнечный свет пробивался через полупрозрачные занавески, мягко ложился на лицо Люды. Она медленно открыла глаза и заметила, что Даллас рядом – его дыхание ровное, спокойное, плечо тёплое под её щекой.
На мгновение она просто смотрела на него, стараясь запомнить каждую деталь: линию челюсти, лёгкую щетину на подбородке, даже угол брови, который казался слишком серьёзным для этого утра. И сердце непроизвольно ускорилось.
Он открыл глаза, встретил её взгляд – и мир на секунду замер.
– Доброе утро, – тихо сказал он, улыбаясь почти робко, хотя внутри всё бурлило.
– Доброе… – ответила она, стараясь звучать спокойно, но голос слегка дрожал.
Даллас аккуратно взял её руку в свою, словно подтверждая, что они оба здесь и сейчас, что это настоящее.
– Люда… – начал он, делая паузу, будто подбирая слова, которые обычно ему казались невозможными, – я… люблю тебя. Не просто так, не как кто-то любит мимолётно. Я люблю тебя… с каждой минутой, с каждым твоим взглядом, с каждым смехом.
Люда почувствовала, как сердце переполняется – слёзы сами катились по щекам. Она тихо улыбнулась, стараясь говорить ровно, но её голос дрожал:
– Даллас… я тоже люблю тебя. Больше, чем могу выразить словами. Больше, чем когда-либо думала, что смогу. Ты стал для меня домом, спокойствием, радостью… всем.
Он осторожно наклонился, и их губы встретились в нежном, долгом поцелуе, полном обещаний и доверия. Их тела слились в объятии, и в этот момент ни прошлое, ни страхи, ни опасности не имели значения.
– Я буду рядом, – прошептал он. – Всегда.
– И я тоже, – ответила она, прижимаясь ближе.
Солнечный свет обнимал их через занавески, день начинался, а они знали одно: что бы ни происходило снаружи, между ними есть мир, который никто не сможет разрушить. Мир доверия, тепла и настоящей любви.
И в этом мире слёзы смешались с улыбками, дыхание стало единым, а сердца били в унисон – настолько искренне, что читатель чувствует их боль, страх и счастье одновременно.
Они вышли на улицу, где утренний воздух был свежий и прохладный, пахло травой и только что проснувшимся городом. Солнце медленно поднималось, золотя тротуары, и мир казался другим – мягче, тише, светлее.
Даллас держал Люду за руку, осторожно, но крепко, словно боялся отпустить хотя бы на мгновение. Она слегка прижималась к нему, а взгляд её сиял, наполненный доверием и теплом.
– Знаешь… – тихо сказала она, глядя на пробивающийся сквозь деревья свет, – кажется, весь этот город стал другим, когда ты рядом.
– Я тоже так чувствую, – улыбнулся он, – будто мир наконец перестал быть сплошной гонкой и опасностью. Как будто он наконец научился дышать.
Они шли медленно, не торопясь, наслаждаясь каждой секундой, каждым шагом рядом. Люда иногда смотрела на него и невольно улыбалась – смех её был лёгким, искренним, как весенний ручей. Даллас, в свою очередь, ловил каждое движение, каждую тень эмоций на её лице, и внутри всё его бушующее чувство любви и страсти, которое раньше он прятал, словно тайное оружие, теперь казалось естественным, правильным.
– Я боюсь, – вдруг призналась она, слегка сжимая его руку, – что когда-нибудь придёт момент, когда это счастье закончится.
Даллас сжал её пальцы, глядя прямо в глаза:
– Люда, я не могу обещать, что мир будет мягким. Но могу обещать одно: я буду рядом. Всегда. И как бы ни было трудно, мы будем вместе.
Она кивнула, почувствовав, как страх растворяется в тепле его присутствия.
Вдруг Люда засмеялась тихо, почти шепотом, и Даллас почувствовал, что это смех для него одного, как маленький секрет:
– Знаешь, – сказала она, слегка дёргая его за руку, – ты делаешь мир вкуснее. Как соль в еде… как будто без тебя он был бы пресным.
Он улыбнулся, слегка покачал головой, внутренне удивляясь, что наконец смог выразить всё, что чувствовал:
– Я рад, что ты со мной, Люда. Ты делаешь меня настоящим.
И они шли дальше по утреннему городу, держась за руки, смеясь и шепча слова, которые никто, кроме них, не услышит. Мир вокруг был большим и шумным, но для них он сжался до одного простого, тёплого ощущения: быть рядом, любить и быть любимыми.
Каждый шаг, каждый взгляд, каждый тихий смех стал новым обещанием: что любовь может быть сильнее страха, радости сильнее боли, а доверие – сильнее любых обстоятельств.
И в этом моменте мы видим их живыми, настоящими, без фальши – двух людей, которым наконец позволено любить и быть счастливыми вместе.
Глава 5. Ночь боли и расследований
На следующий день после ночи кино и городских прогулок ребята снова собрались вместе. Они отправились в ресторан, смеялись, подшучивали друг над другом, обсуждали вчерашние события, шутя и флиртуя. Парни держали девушек за руки, девушки кокетливо играли волосами, поправляли одежду, смеялись над смешными замечаниями. Атмосфера была лёгкой, будто мир существовал только для них.
После ужина они направились в ночной клуб. Музыка громкая, свет мигал, люди танцевали. Шатун с Женей смеялись, Лис подшучивал над Милей, Гога и Молчун просто наблюдали, а Далас держал Люду близко к себе, аккуратно обнимая за талию, чувствовал её дыхание, улыбку. Она слегка касалась его руки, оглядываясь, чтобы поймать его взгляд.
Время пролетело, и, когда они вышли на улицу, вечер вдруг изменился. Из темноты появились незнакомые фигуры. Без предупреждения прозвучали выстрелы. Стрельба, крики, паника. Девушки закричали, упали на землю, прижимаясь к своим парням.
– Люда! – крикнул Далас, схватив её в охапку.
Она истекала кровью, лицо бледное, глаза полузакрытые. Далас мгновенно поднял её на руки, крикнув остальным:
– Быстро, к машине!
Парни бросились рядом, отпихивая нападавших. Девушки кричали, плакали, страх отражался в каждом взгляде. Далас завёл машину, мчась к ближайшей больнице, но каждый поворот, каждая секунда ощущались вечностью. Он держал Люду на руках, шептал ей, что всё будет хорошо, но её дыхание стало прерывистым…
По дороге её сердце перестало биться. Далас почувствовал холодный комок в груди, глаза наполнились слезами. Он сжал руль, стиснул зубы, гнев и отчаяние переполняли его. Мир вокруг потерял смысл – остались только она и он, и пустота, которую невозможно было заполнить. Он почувствовал, как её тело стало тяжёлым, как будто все тёплое, что он держал, было вытянуто наружу, оставив пустоту. Сердце Далласа билось дико, и каждый удар казался эхо его собственной утраты. Он видел её лицо – бледное, безжизненное, а глаза, которые раньше искрились жизнью, теперь были закрыты.