© Наталья Беглова, 2025
ISBN 978-5-0067-0647-7
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Глава первая. КРОКУСЫ
Арина уже собиралась принимать душ перед сном, когда зазвонил телефон.
– Ты возьмешь трубку? – спросила она мужа.
– Возьми ты, я уже в кровати, – отозвался Олег.
Вздохнув, Арина накинула халат и пошла в гостиную, где надрывался телефон. Звонила ее приятельница Вера.
– Вы что там уснули все? – накинулась она на Арину в типичной для нее несколько агрессивной манере. – Звоню, звоню, никто не подходит.
– Не спим, но собираемся.
– Ну вот, совсем швейцарцами заделались. После девяти звонить не моги. А в десять уже дрыхнете без задних ног. Но я не собираюсь с тобой дискуссии о швейцарских нравах разводить. Тут такое случилось, не поверишь! Ужас! В нашем спящем царстве —мордобой!
– Что значит мордобой?
– Вот! Дожили! Уже забыла, что такое хорошая русская драка!
– Если и забыла бы, то – слава богу. Но я просто не понимаю, что за драка? В Женеве?
– Я и говорю – в нашем сонном царстве, где же еще.
– И кто же подрался?
– Ты Васильцевых знаешь?
– Ну, так, слышала от тебя. Ведь вы, вроде, с Ритой общаетесь.
– Так вот, ее муж, Андрей, подрался с одним физиком из ЦЕРНа. Да так, что тот в больницу угодил. Вот Ритка мне и звонила, просила хороших врачей подключить, чтобы этого физика в норму привести. А то Абдуразаков – это фамилия физика – грозится на Андрея в суд подать. Уже заявление в полицию подал. Ритка – в панике.
– Ее можно понять. А чего они не поделили?
– Вот это для всех загадка. Андрей жене ничего не объясняет. Представляешь, ситуация! Завтра надо будет в госпиталь ехать. Хочу узнать, как там этот Абдуразаков. Когда Андрей его в нокаут послал, он упал неудачно. У него рука в нескольких местах сломана. Нужно оперировать. Поговорю с врачами. А потом уж буду думать, к кому обратиться. Хорошего хирурга так быстро не заполучишь. К ним очередь за месяцы выстраивается.
Прошло недели три. Арина уже забыла о разговоре с подругой, когда как-то вечером Олег, вернувшись с работы, вдруг ошарашил ее неожиданным известием.
– Ты знаешь Андрея Васильцева?
– Это знакомый Веры. Вернее муж одной ее знакомой. По-моему он физик, но работает в какой-то международной организации.
– Да, в Ассоциации поддержки инновационных проектов работает, вернее работал. Он умер.
– Как так? Ты не ошибаешься? Я знаю, что он с кем-то вроде подрался, но не он пострадал, а другой.
– Да, я тоже слышал об этой драке. Но умер именно он. На днях. Я сегодня завозил Сашу Белова в эту ассоциацию. Кстати, я его к нам на завтра пригласил, ты не против?
– Конечно, не против, но, подожди, почему умер Васильцев?
– Говорят от сердца.
– Странно все это. Ладно, я завтра Вере позвоню, все узнаю. Что-то здесь не так.
Вера позвонила на следующий день утром сама. Она подтвердила то, что Арина накануне узнала от мужа. Андрей Васильцев скончался. Вера узнала о несчастье, как ни странно, не от Риты Васильцевой, а от ее матери – Нины Александровны Фоминой. Фомина позвонила Вере и сказала, что у дочери в семье беда, умер муж. У него уже был инфаркт, и врачи считают, что умер он, скорее всего, от сердечной недостаточности. Нина Александровна объяснила Вере, что Рита в невменяемом состоянии и очень просила помочь дочери со всеми формальностями и бумагами. Сама Вера сегодня весь день занята с туристической группой – она владела небольшим туристическим бюро – вот она и хотела, чтобы Арина съездила в генконсульство и узнала в деталях каковы процедуры, и что нужно делать в подобной ситуации. Арина пообещала сегодня же съездить в генконсульство и все разузнать. Она надеялась, что на этом разговор закончен, и собиралась повесить трубку.
– Послушай, ты там не только про все формальности разузнай, но и вообще…, – Вера немного замялась, что было очень для нее нетипично.
– Что вообще?
– Разузнай, что к чему, а то тут разговоры всякие идут. Ты о драке помнишь?
– Помню, конечно.
– Некоторые считают, что смерть Васильцева – это результат драки. Ведь дело даже не закрыто. Тогда Абдуразаков на Васильцева в суд подал: за избиение. А теперь вот как повернулось… Разные слухи ходят. Говорят, полиция этим делом занимается. Следствие начато.
– Я не понимаю – при чем здесь я? Я обещаю съездить в консульство и узнать все, что положено делать в случае смерти человека заграницей. Чего ты еще от меня хочешь?
– Хочу, чтобы ты помогла Рите.
– Как я могу ей помочь? – Ты мне дурочку не валяй. Чем я могу помочь? Не я же пять лет в газете вела рубрику «Преступление без наказания». Чего ты там только не расследовала!
– Ты еще вспомни, что я в школе Шерлока Холмса изображала.
– Ха-ха-ха, – рассмеялась Вера. – А я Ватсона. Вот была потеха. Ну что делать, когда мальчишек в этот театральных кружок калачом не заманишь. Но ты, моя милая подружка, Арина Родионовна, всегда обожала эту детективщину.
Фамилия Арины была Родионова. Родители – большие поклонники великого русского поэта – не удержались и дали дочери имя в пандан к фамилии, – как немного в нос, на французский манер, – говорила мама. А папа уточнял для непонимающих: «Имя у нашей дочери под стать фамилии». Арина Родионова. Такое сочетание не могло не вызывать в памяти даже самых не успевавших по литературе знаменитых пушкинских стихотворений, обращенных к няне. В школе Арина с этим именем намучилась. Остряки изощрялись в остроумии, переиначивая известные строфы. Самыми безобидными вариантами обращения к ней было: «Здравствуй, сдобная ватрушка бедной юности моей!» – в детстве Арина была не то чтобы полной, но и не худой, – или «Привет, подружка дряхлая моя!» Остальные были похуже. Она с нетерпением ожидала замужества – с твердым намерением поменять фамилию. Но когда влюбилась, выяснилось, что у ее избранника фамилия весьма неблагозвучная для русского уха – Немчук. Если бы лишь окончание «чук» – хотя оно тоже не самое приятное для русского уха. Во всяком случае, все эти Шевчук, Зайчук ухо Арины резали. Но при этом еще и Немчук. Так и слышится: «Ух ты, немчура проклятая!» Арина в течение нескольких недель подвергала претендента на свою руку более критическому анализу, дабы найти в нем качества, позволяющие разлюбить его. Но не нашла. По всему выходило, что претендент весьма достойный. Поэтому предложение его руки было принято, а вот фамилия отвергнута за ненадобностью. Арина осталась Родионовой. О первой части своего решения она никогда впоследствии не жалела. Жених, приобретший статус мужа, продолжал радовать ее своими достоинствами вот уже больше двадцати лет. Что касается второй части… Со временем ко всему привыкаешь. Вот и Арина привыкла к тому, что восемьдесят процентов людей, с которыми она впервые оказывалась в кампании за столом, после нескольких рюмок, начинали завывать, обращаясь к ней:
«Выпьем, добрая подружка
Бедной юности моей,
Выпьем с горя; где же кружка?
Сердцу будет веселей!»
А те, кто не декламировал эти строфы при первом застолье, рано или поздно при общении с ней неизбежно цитировали что-то из пушкинских стихотворений, посвященных няне. Арина все же надеялась встретить такого человека, который этого никогда не сделает.
– Хватит Пушкина увечить, – возмутилась Арина. – За столько лет могло бы уже надоесть. А потом, ничего я не обожала. В отличие от тебя я даже детективами особо не увлекалась. Учтите, товарищ Бабариха, если не прекратите, я тоже вспомню нашего великого поэта!
До замужества фамилия Веры была Боброва. Мало кого в школе называют по именам, чаще всего используется несколько исковерканный вариант имени или фамилии. Во всяком случае, так было во времена, когда Арина и Вера ходили в школу. Смирнову называли Смирниха, Вербицкую величали Вербой. То же произошло и с Верой, сначала ее прозвали Бобрихой. Вера и вправду была похожа на трудолюбивого, деловитого обитателя речных просторов не только характером, но и некоторыми деталями внешности. Она была небольшого роста, крепенькая, с темными волосами. К тому же, в то время специальные аппараты для выравнивания зубов были недоступны большинству советских детей, и ее передние зубы росли так, как им было предназначено генетическим кодом, выдаваясь немного вперед. Поэтому два верхних зуба были видны не только в улыбке, а улыбалась и хохотала Вера часто, но даже тогда, когда она держала рот чуть приоткрытым.
Поскольку Вера дружила с Ариной, то после того, как большинство даже не очень успевающих одноклассников, а именно такие чаще всего и любят раздавать направо налево обидные прозвища, освоило «Сказку о царе Салтане», ее довольно безобидное прозвище Бобриха было преобразовано в Бабариху. И также неизбежно, как в случае с Ариной вспоминалась бедная старушка, припоминались другие пушкинские строки:
«А ткачиха с поварихой,
С сватьей бабой Бабарихой,…»
Продолжения обычно не следовало. Вера, в отличие от Арины, отличалась воинственностью и недюжинной силой, она и в детстве была весьма упитанным ребенком. На одноклассника обрушивались удары тем, что в данный момент оказалось под рукой – портфелем, мешком со сменной обувью, учебником. Поэтому чаще всего обидчик удирал во весь дух, так и не сообщив всему свету в лице их класса, каким образом он решил исковеркать пушкинские строфы.
– Милая подружка – это свободная интерпретация. А, склонность к пинкертонизму имеет место быть. Недаром же в эту газету поперлась! Как ее?
– «Следопыт».
– Вот-вот.
– А где мне было еще работать? Ты же прекрасно помнишь, как у меня все сложилось. Не оставаться же в Кисловодске, в районной газете, куда я после института по распределению попала. Единственное, что мне тамошнее начальство доверяло в первый год – это письма трудящихся читать и писать на них ответы. А на второй год поручили заметки о вреде алкоголя писать. Как раз горбачевская антиалкогольная компания была в разгаре. Я удивляюсь, как я тогда сама от тоски не запила! В Москву вернулась в девяносто первом – смутное время. В газетах, в журналах, да везде – народ как будто с цепи сорвался; если не поливаешь всех и вся помоями – ты не журналист! Помню, зашла как-то к приятелю, тоже журналисту. Неделю на работе не был, депрессия. Время уже двенадцать, он в постели и вставать отказывается. Я и так, и этак. А он мне говорит: «Принеси газету и прочитай мне все заголовки на первой странице. Если будет хоть один, внушающий оптимизм, встану, оденусь и пойду на работу!»
Потом Олега направили в Дакку, где мы три года и просидели. Я, конечно, писала оттуда – на радио посылала материалы, в «РИА Новости», но фриланс тогда еще не развит был. К тому же Бангладеш вообще никому не была нужна. Хорошо, хоть я не побоялась Настю в Дакке родить. А когда в девяносто пятом в Москву вернулись, мне сильно повезло. Кому я нужна была практически без опыта? А газету «Следопыт» основал серьезный журналист. Он меня еще по университету помнил.
– Я не поняла, почему он так назвал газету? – прервала ее Вера. – В советские времена в школах были кружки следопытов. Я в такой ходила. Так мы занимались тем, что собирали материалы об истории района и города.
– Если бы ты не поленилась и открыла словарь Ожегова, то увидела бы, что изначальное значение слова «следопыт» – это охотник, идущий по следу зверя.
– Ладно ехидничать.
– Я вообще не понимаю, чего я тебе все это рассказываю? Ты же прекрасно все помнишь!
– Естественно, потому и говорю: посмотри, что можно сделать. Я же не призываю тебя в детективы перековаться. Но опыт-то у тебя есть. Знаешь, откуда ноги растут. А теперь ты у нас еще и психологом заделалась!
– Издеваешься!
– Привет! А кто на женевском факультете психологии три года проучился?
– Я пошла туда, чтобы время даром не терять! И потом для журналиста – это не лишнее, лучше разбираться в человеческой психике. Но факультет не закончила и диплом не получила!
– А кому последнее время я своих богатеньких дамочек посылаю нервы успокаивать? К тебе!
Сильно разрослась колония «новых русских», на левом берегу Женевы. Вера, жившая в Коллонж-Бельрив1, знала там многих. Сначала у одной из ее приятельниц, которую бросил муж, случилась нешуточная депрессия, и Арина сумела помочь ей, потом у другой знакомой начались неприятности с сыном оболтусом, и Арина смогла кое-что сделать и в этой ситуации. Короче, слухом земля полнится, и постепенно у Арины сформировался круг русских клиентов. Но их было не так уж много. Да и проблемы были примерно одного плана. Потерянность женщин, не знающих, куда себя приткнуть и чем себя занять, когда не надо зарабатывать на жизнь. Ожесточенность подростков, не желающих учиться и заниматься чем—либо серьезным вообще. А зачем, если папаша обеспечил не только их, но еще и их внуков. Опустошенность мужчин, вкалывавших долго и упорно, чтобы заработать миллион, а заимев их сотни и тысячи, не понимающих, что с ними делать и ради чего нужно и дальше жить и трудиться.
– Может, кому-то я и помогла, но это не делает меня психологом!
– Ну, и наконец, у тебя связи имеются
– Ты что? Какие у меня связи? В швейцарских органах что ли?
– Зачем в швейцарских. Ты в наших здешних сначала пошуруй. Узнай хоть, что там на самом деле происходит. Вас же с Олегом наше миссионское начальство за своих держит. Сама говорила, что твой муженек и посол – дружки.
– Вовсе не дружки, а знакомые. И причем здесь посол! – прервала разошедшуюся подругу Арина. – Посол здесь не причем. Скорее консул может что-то знать.
– Вот, вот… Все, договорились! Действуй!
Вера произнесла это слово не вопросительно, а утвердительно. Ясно было, что для нее разговор закончен.
После разговора с подругой, Арина посидела несколько минут в раздумье, но потом все-таки набрала номер российского генерального консульства. Ответил дежурный комендант. Арина, назвавшись, попросила соединить ее с генеральным консулом. Вместо Сергея ответила его секретарь и сказала, что Сергея Анатольевича сейчас в консульстве нет, он будет после обеда.
«Так, придется звонить по мобильному». Арина не очень любила это делать. Человек мог быть на заседании, на встрече и, если это так, то всегда возникает напряженность. В такой ситуации труднее разговаривать. Но ждать до второй половины дня ей не хотелось. Она надеялась уже сегодня получить хоть какую-то дополнительную информацию.
– Слушаю, – Сергей ответил сразу.
– Сергей, привет, это Арина. Ты занят?
– Сижу тут на одной конференции, но сейчас перерыв. А что?
– Мы не могли бы с тобой сегодня встретиться?
– В чем дело? Проблемы?
– Не у меня. Мне надо поговорить насчет Васильцевых.
– А при чем здесь ты? – даже по телефону чувствовалось, как Сергей напрягся.
– Я не при чем, но это в любом случае не телефонный разговор.
– Хорошо, подъезжай к одиннадцати в консульство, объяснишь, зачем тебе все это понадобилось. Пока.
В трубке раздались короткие гудки.
«Да, сложно будет здесь работать, – подумала Арина. – Это тебе не расследование в Москве. Там, конечно, тоже без энтузиазма встречают людей из газеты. Но хотя бы понятно, зачем они пришли и почему задают вопросы. А здесь я кто? Никто. Правильно он спросил: при чем здесь ты? Не при чем. Не пришей кобыле хвост – как говаривал папа. Но я это все знала наперед. Чего удивляться? Нечего было лезть! Но Вере разве откажешь! Главное попробую что-то узнать, а потом скажу, что я все равно ничего не могу сделать. Надо ехать, уже половина одиннадцатого».
Арина быстро оделась и поехала в Женеву. От французского городка Дивона до Женевы, когда нет пробок, езды минут пятнадцать. Машин на автостраде в это время было немного, а нужная ей улица находилась в районе, расположенном в пяти минутах езды от автострады, соединяющей Дивон и Женеву.
Подъехав к улице Шоб, на которой находилось российское генеральное консульство, Арина потратила почти полчаса, чтобы найти место, где оставить машину. Она так давно не была на Сервете, что забыла, как в этом районе сложно оставить машину.
Арина влетела в генконсульство тяжело дыша. Дежурный сразу же провел ее в кабинет Сергея.
– Ну, здравствуй, чего так запыхалась?
Сергей поднялся, вышел ей навстречу, помог снять плащ. Как истинный джентльмен, он даже не упомянул о том, что она опоздала на полчаса.
– Совершенно забыла, что здесь у вас машину невозможно запарковать, – извинилась Арина.
– Сервет всегда этим отличался, – поддержал ее Сергей.
– Я знаю, мы же жили здесь, когда Олег в миссию приехал работать. Он уже тогда по часу крутился, чтобы место вечером найти. А ведь это было лет пятнадцать назад.
– С тех пор машин меньше не стало. Извини, у меня через полчаса встреча предстоит. Так что давай, выкладывай, что тебе нужно.
– Я бы хотела знать, что произошло у Васильцевых? – приступила к делу Арина.
– А почему тебя это волнует? Ты кто им – кум, сват или брат? – пошутил Сергей.
– Нет, никто. Но я знаю Риту Васильцеву, – дабы не усложнять, Арина не стала уточнять, что на самом деле не она приятельница Васильевой. – Рита очень переживает. Тем более, там была драка, говорят, полиция разбирается…
– Послушай, Арина, почему я должен тебе что-то объяснять? Конечно, мы с твоим мужем приятели, но из этого не следует, что ты можешь вмешиваться в мои служебные дела. Тем более, что и дела никакого, я думаю, не будет. Васильцеву стало плохо на работе и его отвезли в больницу. Поскольку лет пять назад у него уже был инфаркт, то решили, что это второй. Но, как ты знаешь, был скандал с дракой. Поэтому в больнице решили сделать вскрытие – хотят исключить, что смерть могла произойти в результате повреждения каких-то органов во время драки. С Абдуразакова даже взяли подписку о невыезде. Но пока вроде ничего такого не обнаружили. Так что, скорее всего, Васильцева сердце подвело.
– А что есть уже результат вскрытия?
– Мне, во всяком случае, еще ничего неизвестно. Когда надо будет, сообщат. Швейцарцы – народ пунктуальный. Я сам звонить и что-то выяснять не собираюсь. А тем более вмешиваться в их дела. Один раз довмешивался до того, что и сейчас стыдно вспомнить.
– Это как же так?
– Это еще в мою первую командировку произошло. В начале девяностых. Время было – сама знаешь, какое. Здесь тоже все бродило, народ от рук отбился, всякое случалось. Но такого ЧП еще не было. Несколько пограничников – ну ты знаешь, они в миссии на воротах сидят, охраняют, – решили подзаработать. Надо сказать, что зарплаты у них, конечено, позорные, но это их не оправдывает. Тем более, что занялись они прямым воровством. Вскрывали машины и вынимали оттуда приемники. А потом переправляли их с автобусом в Москву. Ты же знаешь, у нас регулярно миссионский автобус курсирует между Женевой и Москвой. Уж не знаю – много ли они на этом, с позволения сказать, бизнесе заработали, но машин они повскрывали достаточно. В один далеко не прекрасный для них день их накрыли. Кто-то из бдительных швейцарцев засек из окна, когда они машины чистили, и позвонил в полицию. У них это стукачество в крови. Полиция тут же приехала и взяла наших в оборот. Но они парни, сама понимаешь, тренированные. Так что не полиция их скрутила, а они полицию. Двоих полицейских уложили так, не сильно, но отключили на время, а сами в бега. Их второй патруль перехватил – они и его нейтрализовали. Долго за ними охотились. Чуть ли не целое полицейское подразделение подключили. В итоге, поймали, конечно. Мне, естественно, утром об этом стало известно. Погранцы из полиции звонили в миссию, просили помощи. Поехал я, как положено, утром в полицию. Начальник этого участка мне излагал, чем они занимались. Я и так, я и этак. Мол, напраслина все это. Не могут наши доблестные воины воровством заниматься. Поклеп это. Разошелся, в раж вошел. А этот начальник мне так ласково заявляет: «Не спешите с заявлениями, месье консул, а то как бы не пришлось потом вашему начальству вас дезавуировать. В машине, которую бросили, как вы выражаетесь, доблестные воины, нашли несколько ворованных приемников. Так что улики – налицо». Я не знал, куда от стыда деваться. Но шеф этого участка оказался мужиком неплохим, а для швейцарцев уникальным. После того, как я извинился и собирался уже откланяться, он вдруг и заявляет: «Забирайте своих доблестных вояк. Мне бы таких полицейских, как ваши пограничники. В городе тогда идеальный порядок можно было установить!» Я даже оторопел, решил, что не понял его и переспросил. А он объясняет: «Да они же человек десять уложили, пока их смогли задержать. А уж от скольких убежали – я не знаю, те не признаются. Таких орлов в тюрьму сажать – у меня рука не поднимается. А вы их все равно в Москву после этого инцидента отправите. А это, как я догадываюсь, для них наказание почище тюрьмы».
– Да, редкий попался тебе шеф полиции, – согласилась Арина, – здесь даже простые швейцарцы такие законопослушные – аж противно. И стучать любят, ты прав. Я как-то к приятельнице приехала, машину поставила во дворе. Мне подруга специально сказала номер места парковки ее соседки – та уехала отдыхать, и место было свободным. Вышла через два часа, а машины нет. Уволокли! Кто-то позвонил в полицию и сказал, что чужая машина заняла не свое место. Представляешь! Пришлось специальной службе за увоз машины платить и еще штраф за парковку на неположенном месте.
– Да, у них этих добровольных стражей порядка, – пруд пруди, – подтвердил Сергей. Так что я лезть никуда не собираюсь и тебе не советую. Швецы не любят, когда в их дела нос суют. Впрочем, никто не любит. А тем более, ты здесь никто. Если что, я, естественно, тебя защищать не стану.
Сергей встал, давая понять, что разговор закончен.
Арина зашла в общий отдел, узнала все, что нужно делать для репатриации тела в Россию, взяла нужные бланки и вышла на улицу. Вернее, во двор виллы. Здание Российского генерального консульства располагалось в старом ничем особо не примечательном здании. Да и все здания на этой улице были старые и ничем не замечательные. Пожалуй, кроме одного: почти во всех дворах вилл до сих пор цвели крокусы – белые, желтые, сиреневые. Кое-где еще доцветали подснежники. Это было удивительно: почти везде эти цветы давно уже отцвели. А здесь, в этих темных, засаженных высокими деревьями садиках, будто разноцветный серпантин разбросали по земле. Пока Арина шла к машине и любовалась на крокусы и подснежники, настроение, подпорченное встречей с генконсулом, несколько улучшилось, и она решила, что не все так плохо. Если она и не узнала ничего нового, то, возможно, и узнавать – нечего. Умер Андрей Васильцев от того, что сдало подорванное инфарктом сердце – и все тут.
