Ученый цирк подонка-ректора
- -
- 100%
- +
Баян:
А слушайте, Дубинский, давайте еще, пока время есть, выйдем, пообщаемся по вопросу одному.
Дубинский:
Да, конечно, эт самое. Давайте.
Дубинский и Баян выходят на улицу на задний двор университета. Баян громко отхаркивается и сморкается на асфальт, достает сигарету и закуривает ее. Дубинский пребывает в напряжении и чувствует, что Баян чем-то недоволен.
Баян:
Слушай, Дубина, ну мне че-то вообще не понравилось, что ты в срок оговоренный забор не доколотил на даче мне!
Дубинский:
Так это самое, Владимир Сергеевич, материалов не хватило просто, надо бы еще купить…
Баян:
Дубина, ну ты, слушай, ваще обленился, я смотрю! Все ему купить, подать, принести… Где энтузиазм твой? Ты ученый или где? Вон, приедешь, у соседа своруешь с участка.
Дубинский:
Так, ну, это…
Баян:
Ну че ты там мямлишь, кашеротый? «Ме» да «ме» все… «Ме, ме, ме», блин… Тебе тут воровать не в падлу, а там в падлу, что ли? Приказ выполняем! Завтра чтоб там поехал и сделал мне все, а то жена мне плешь проест вторую, собака такая… Мы, кстати, с ней помирились вроде как. Я в халупе твоей не кантуюсь больше.
Дубинский хочет было облегченно вздохнуть, но сдерживает себя.
Баян:
Все, давай, Дубок. За работу.
Баян хлопает Дубинского по плечу так, что тот чуть не падает в оставленное им на асфальте, и уходит.
Дубинский, постояв и потупив минуту-две, тоже заходит в институт.
Квартира Дубинского (Пару недель назад)Дубинский, сидя на кухне, проводил свой вечер как обычно: на его столе находился хлеб с намазанным на него, как масло, картофельным пюре, чай из веток рябины и сахар-песок, насыпанный в пиалу, который он любил есть чайной ложкой. Посередине трапезы, наевшись, он включал свой любимый граммофон, который достался по наследству от отца-коммуниста, и слушал романсы Утесова на затертой пластинке. Соседи, которые ненавидели его за это, постоянно вызывали полицию, но те просто ржали, пинали Дубинского под зад и уходили.
Обыденный вечер прерывает громкий, перебивающий даже звук граммофона, стук в дверь.
Баян:
Дубина, але! Ректор на базе, открывай!
Пьяный Баян ломится в и без того полуразвалившуюся входную дверь Дубинского. Дубинский вскакивает из-за стола и бежит к двери.
Дубинский:
Владимир Сергеевич, это вы?! Что случилось?
Баян:
Мы, мы, Дубина, давай открывай ворота, е-ма! Бухать ща будем!
Дубинский открывает дверь, и Баян вваливается на порог в белой женской шубе, черной шляпе с пером и с бутылкой рома в руке. Дубинский оглядывает его с недоумением. Баян, чуть не клюя носом, гордо выпрямляется перед ним.
Баян:
Дубина, я теперь у тебя живу! Я с женой все!
Дубинский в крайней растерянности пятится назад и не знает, что ответить. Наконец он собирает в кучу все свои мысли.
Дубинский:
Ну так, Владимир Сергеевич… Ну, я не против, конечно, но а что у вас стряслось-то с супругой, это самое? Как-то помириться можно же, например…
Баян:
Не-не-не, Дубок, мне это все надоело! Все, на фиг! Где упасть можно?
Не дожидаясь ответа, Баян в грязных башмаках проходит в спальню напротив, отталкивая Дубинского в сторону. Он зажигает свет и видит покосившуюся ободранную тахту, застеленную желтой простыней, прикроватную облупленную тумбочку и мольберт с холстом посреди комнаты.
Надобно знать, что Дубинский также любил заниматься творчеством. Выбухивая литр самогона, он рисовал в пьяном порыве голых женщин и продавал это на рынке, что и было основной частью его дохода, а не работа в университете, как можно было логично подумать.
Баян оглядывается и, видя художества Дубинского на стенах, начинает неистово ржать.
Баян:
Ну ты, Дубина, Рафаель, е-мое, аха-ха-ха…
Дубинский краснеет и смотрит в пол.
Баян:
Ну че ты, я в натуре же говорю. Я в искусстве-то знаток, если че! У меня друг был из министерства культуры городского – Арнольд Эрастович Шмардковский. Помер уже… Гомик старый! Ну как и всем художникам положено, че, я не осуждаю… Я про то, Дубок, что я те поясню за искусство любое, е-ма! Я в этом умен, чтобы ты знал, ну, как и во всем.
Баяна вдруг осеняет, на его взгляд, гениальная идея. Пробуханный и содержащий в себе две извилины мозг Баяна не был способен на какие-то идеи, кроме как выпить, пожрать и поспать, но в пьяном состоянии две извилины начинали искриться поистине дикими, опасными и сумасбродными идеями, а самое страшное заключалось в том, что Баян, чувствуя прилив энергии, начинал эти идеи тут же реализовывать.
Баян:
Дубина, я выдумал, выдумал! Я тут гений! Гений!
Баян хватает Дубинского на удушающий.
Баян:
АХА-ХА-ХА-ХА! АХА-ХА-ХА! Ладно, шучу, шучу!
Баян отпускает закашливающегося Дубинского.
Баян:
Короче, Дубина, нарисуй мне Клаву, а я скажу, что это я нарисовал! И она меня простит!
Дубинский:
Владимир Сергеевич, ну это, я не знаю… Ну это как-то, это же ваша жена…
Баян:
Дубина, ну ты че такой лошара-то, а? Душнила! Я те мазу предлагаю реальную, я тебе бабла заплачу даже! Сверх твоей получки!
Дубинский:
Ну, Владимир Сергеевич, я не знаю, я не сумею, простите…
Баян:
Ну ты, Дубинский, вафел, в натуре! Ну давай из того, что есть, куплю картину, на Клаву похожую найду!
Дубинский:
Ну так-то оно если, то можно…
Дубинский открывает свой прогнивший шифоньер у стены, доверху заваленный художествами. Баян начинает рыться в шкафу, разглядывать и небрежно раскидывать картины по полу, наступая на некоторые из них. Наконец, он находит совершенно отвратительную и вульгарную картину с обнаженной женщиной, своим лицом напоминающую гоблина.
Баян:
О! Отлично!
Баян харкает на картину и трет ее рукавом своей белой шубы.
Баян:
То, что нужно, Дубинский! Все, я поехал.
Забыв про свое обещание заплатить, Баян выбегает из квартиры, не закрывая за собой дверь. Дубинский, успев вымолвить только звук «а», плетется к двери, закрывает ее и с досадой произносит: «Деньги…»
Через полчаса Баян выламывает с ноги дверь Дубинского и вваливается к нему с пробитой об голову и висящей на шее картиной.
Еще две недели после этого Баян живет у Дубинского, чуть не сжигает ему по пьяни квартиру, приводит каких-то друзей-алкашей, с которыми громит мебель, и пытается калякать картины, беспардонно расходуя материалы Дубинского…
Сцена 7. Кабинет политологии
Дубинский:
Итак, господа! Вот вы и дожили до светлого дня зачета! Кого-то видел, кого-то трогал… о-э… в смысле, был тронут неподдельным энтузиазмом и интеллектом этих студенток… и студентов, а с кем-то сегодня и познакомимся, так сказать! Что же, посмотрим, кого бы вызвать первым.
Дубинский внимательнейшим образом знакомится с журналом и видит одного студента по фамилии Борматов, который был на его паре всего два раза.
Дубинский:
Итак, первым пойдет у нас… у нас пойдет первым… Борматов! Пожалуйста, выходите к столу, присаживайтесь и тяните билет.
Борматов выходит, не смотря тянет билет и спокойно садится.
Дубинский:
Итак, пишите на листке. Даю пять минут, а потом будем отвечать, так сказать, оценку получать!
В билете вопрос «Содержание классических теорий элит В. Парето, Г. Моски и Р. Михельса».
Проходит всего две минуты, и Борматов уже готов отвечать.
Борматов:
Готов к ответу.
Дубинский:
Ха-ха-ха, уже?! Ну, сейчас и посмотрим, как говорится. Отвечайте на первый вопрос!
Борматов:
Итак, вопрос: «Содержание классических теорий элит Парето, Моски и Михельса». По факту если раскидать, то теория элит, к примеру, гласит, что народ не в состоянии управлять государством и делать это должны аристократы. Ну, типа, кто богаче там, из какого рода там происходит, так сказать, к примеру, и вот.
Ну, Моска считал, что типа доступ в политику должен сопровождаться способностью управлять и понимать менталитет народа, так сказать.
Парето писал, что элиты должны сменяться, потому как, к примеру, рано или поздно «сдуваются», а неэлитарные элементы могут создать достойных преемников элитарным элементам. Потому как дети элиты не всегда выдающиеся личности. Ну, знаете, в семье не без урода, как говорится. Ну, потому вот и необходимо менять эти элиты-то, что прежние элиты теряют энергию.
Михельс говорил о том, что развитие общества приводит к созданию крупных организаций, допустим. И руководство такими организациями не может осуществляться всеми ее членами. Для нормального контроля за ними, за партиями там и тд., требуется иерархия некая, которая приводит к концентрации власти в один аппарат, как бы.
У меня все.
Дубинский:
Ну, конечно, суть более-менее такая, так сказать, но, как вы говорите?
Борматов:
В каком смысле как?
Дубинский:
Ну, допустим, слов много у вас в речи ненужных, к примеру-то.
Борматов:
Так вы же сами так разговариваете. Вот, даже сейчас.
Дубинский внезапно осознает, что действительно употребляет кучу слов-паразитов в своей речи. Раньше ему об этом никто не говорил, но студент Борматов открыл ему глаза и уши.
Дубинский начинает свирепеть от того, что какой-то студент-прогульщик указывает ему на его недостатки речи и еще, как будто бы издеваясь, говорит с ним в такой же манере. Все. Он полон гнева и сейчас взорвется.
Дубинский:
Вы, эт самое, не много ли себе позволяете тут?!
Борматов:
А я что сказал-то?
Дубинский:
Вы хамить тут и учить изволите меня, так сказать, это самое?!
Борматов:
Так а где я хамлю? Вы же правда так разговариваете. А на вопрос я по факту ответ дал.
Дубинский:
Вы не ответили как надо, молодой человек! Вы ничего не понимаете в политологии, понимаешь ли!
Борматов:
Так а мне это зачем? Я на агронома учусь. Вот вы понимаете, как пшеницу сеять?
Дубинский:
Ну, допустим, нет!
Борматов:
Ну, вот. А я понимаю. Вы и занимайтесь тогда своей политологией. У меня предмет в программу вписан, я пришел, ответил по факту. Вопрос в чем?
Дубинский в невероятнейшей ярости.
Дубинский:
Вы, молодой человек, далекий! Политология – основа мира всего! Глупец и неуч, понимаешь ли!
Борматов:
Вы свою политологию на обед есть будете, что ли, вместо хлеба? Тут что по вашим лекциям, что по этим теориям и так все понятно. По жизни растешь, взрослеешь, развиваешься, и понимание само приходит, как все это устроено, по факту. Мне зачем углубляться в детали этого? У меня написано «зачет», я пришел и рассказал, потому что надо прийти и рассказать. А не потому что это мне надо и всем людям.
Дубинский:
А ну-ка вон отсюда! Оценка два! И не пересдадите вы мне ничего, не надейтесь!
Борматов:
Я никуда не уйду! Я ответил и буду ждать!
После этих слов Борматов садится за первую парту и уверенно сидит, не собираясь никуда уходить. Дубинский выкрикивает следующего к ответу.
Дубинский:
Следующий!
Следующим отвечать выходит всезнающий умник по фамилии Подмазюк.
Подмазюк:
Да, вы знаете, Акакий Эсмеральдович, я тоже считаю, что политология нужна всем и без нее никуда!
Борматов, услышав, как Подмазюк явно таким образом подлизывается к преподавателю, да еще и указывает при этом на только что произошедшую ситуацию, вскипает.
Борматов:
Эй, слышь, ты охренел?!
Борматов выкрикивает Подмазюку, но Дубинский думает, что это адресовано ему за отказ ставить оценку.
Дубинский переходит в пограничное состояние и даже теряет свою привычную манеру речи. В нем разбудили настоящего зверя, после чего этот зверь вылез наружу и загрыз предыдущего нелепого и косноязычного Дубинского.
Дубинский:
Ты как себя ведешь, быдлота?!!! Вы че, думаете вам можно все, крутым таким?!!! Пришел тут, учит меня!!! Да я в рот вас всех имел!!! На тебе тройку и проваливай отсюда, чтобы никогда тебя не видел больше!!!
Дубинский ударным движением руки рисует тройку в зачетке Борматова. Борматов как ни в чем не бывало подходит к его столу, берет зачетку и удаляется, хотя внутри, конечно, тоже испытывает шок от такого поистине невероятного перевоплощения Дубинского.
Дубинский же изначально планировал вывести Борматова на разговор о том, что качество ответа неподобающее и за зачет надо «что-то еще дать в придачу», но на этот раз все пошло совсем не по его обыденному сценарию.
Так он поступал со всеми студентами-прогульщиками. Этим также объясняется причина его невероятной злости.
Дубинский:
Так, ладно! Подлизюк! Или как там, это самое?
Подмазюк:
Подмазюк!
Дубинский:
Оценка 5 и свободны!
Подмазюк:
Так я же еще ничего не ответил!
Дубинский:
Спорить тоже будем, что ли, с преподавателем?
Подмазюк:
Конечно нет! Вы что?
Дубинский:
Ну, вот и все тогда! Все остальные на пересдачу!
Аудитория возмущенно начинает гудеть.
Дубинский:
Так, чего загудели?! Спорить будем? Все, я сказал, собираетесь и уходите! Все на пересдачу, эт самое!
Все студенты уходят, матеря у себя в голове идиота Дубинского, а Дубинский же неподвижно остается сидеть за столом. Он вспоминает о своих ошибках, совершенных в течение всей жизни, и слезы наворачиваются на его глаза.
Ведь все могло бы быть совсем иначе.
Сцена 8. Квартира Дубинских
(Воспоминание)
Только что окончивший школу семнадцатилетний Дубинский обсуждает со своим отцом, куда ему идти дальше.
Дубинский ст.:
Тебе надо нормальную понятную профессию! Вон, иди в ПТУ на плотника. Будет работа, будет зарплата и все как надо, эт самое.
Дубинский мл.:
Да я думал в институт лесной пойти.
Дубинский ст.:
Зачем тебе этот лесной институт? Лесником потом быть, что ли, эт самое? Ерунда какая несерьезная! Да и какой тебе институт, не возьмет тебя туда никто. Сиди и не высовывайся. Вон, поступай на плотника, и все понятно будет! Работа есть и деньги есть, что еще надо!
Дубинский мл.:
Но мне интересно как устроен лес, я бы хотел быть лесничим, а не плотником. Да и чего я не смогу поступить-то? Что значит не высовываться? Надо ж попытаться хоть!
Дубинский старший дает младшему подзатыльник.
Дубинский ст.:
Я тебе тут поговорю еще! Все, завтра идешь, документы в ПТУ относишь!
И не в состоянии юный Дубинский дальше противостоять отцу. Не хватает смелости. Да и отец взрослый, ему виднее, думает он. Да и не хочется его расстраивать. Ведь он же его любит.
Затем Дубинский вспоминает еще один важный поворот в своей жизни.
Сцена 9. Квартира Дубинских
(Воспоминание)
Дубинский сидит на кухне с женой Людмилой.
Людмила:
Может, уже найдешь какую-то работу себе другую наконец?! Денег-то совсем нет!
Дубинский:
Так, эт самое, Людочка! Я что найду-то? Ну вон я ж таксовать-то попробовал, к примеру, и что? Эти сволочи доехали докуда им надо и потом просто говорят, мол, давай, папаша, счастливо! И ничего не заплатили!
Людмила:
Да у тебя всегда вот так все! Через одно место! Всю жизнь! Хоть что-то бы нормально сделал!
Дубинский:
Людочка, ну, не сердись! Я же все ради тебя, эт самое, всю жизнь! Я ж тебя люблю!
Людмила:
Да иди ты, всю жизнь испортил! Вон, с тобой учился же в ПТУ этот, Баян? Теперь он ректор института Окопо-Ямского!
Дубинский:
А, так он, эт самое, по связям как-то, по хитрому там пролез. История темная там, так сказать…
Людмила:
Какая разница?! Иди к нему и попросись кем-нибудь!
Дубинский:
Да чего я пойду-то к нему! Мы ж давно не общались, да и не были друзьями-то особо!
Людмила:
Я сказала, пойдешь завтра и попросишься!
И Дубинский соглашается. Ведь он любит жену и хочет, чтобы она была счастлива.
Сцена 10. Кабинет Баяна
(Воспоминание)
Дубинский стучится и заходит в кабинет. Баян сидит спиной к нему за столом и что-то читает. Оказывается, порножурнал.
Баян:
Кому че надо?
Дубинский:
Володь, эт самое, привет! Я Акакий, из ПТУ. Помнишь? Дубинский.
Баян захлопывает журнал, с удивлением поворачивается и узнает Дубинского.
Баян:
А, Дубинский! Здарова, заходи! Как сам? Помню, конечно, помню. Заходи, какими судьбами?
Дубинский:
Да, эт самое, все хорошо! Работаю по специальности! Плотником, в школе!
Баян:
А, ну это хорошо, хорошо!
Дубинский:
А ты вот, вижу, тут теперь?
Дубинский оглядывает кабинет.
Баян:
Ну да, да! Так сказать, надо наше образование поднимать!
Дубинский:
Ну, эт да, эт самое! Да… Я чего зашел-то… Слушай, есть, может, по старому, так сказать, знакомству, к примеру, какая-то работенка дополнительная? А то, понимаешь ли, не хватает денег сейчас. Время-то сам видишь какое.
Баян видит возможность. В институте как раз открывается новая кафедра политологии и требуется руководитель. Найти настоящего политолога в этой дыре нереально, а свой человек – идеальный вариант! И наплевать, что Дубинский ни разу не политолог и даже близко.
Направление политологии в вузах совсем еще новое и неизведанное, да и Баяну как раз нужен такой податливый прихвостень, как Дубинский, который сможет еще и собирать со студентов бабки по его приказу.
Баян:
Слушай, да без вопросов вообще! У нас как раз тут новая кафедра открывается! Политология! Хочешь возглавить?
Дубинский:
Ой, эт самое! Серьезно, что ли? Вот это предложение, конечно! Но, я ж не, как его, не политолог!
Баян:
Слушай, да это по шарабану вообще! Это новое какое-то направление, кто там разбираться будет? В общем, предлагаю один раз. Если не хочешь, найдется кто-то другой.
Дубинский:
Не-не, я согласен! Давай!
Баян:
Ну вот, совсем другое дело! Все тогда, работаем вместе! Дипломы там тебе сделаем, законно, естественно. Так сейчас все делают, это нормально, не волнуйся. Книжек вон почитаешь и сойдешь за политолога. Там я почитал одну. Ну, хрень полнейшая, любой бред несешь и добавляешь слова, с политикой связанные!
Дубинский:
Спасибо, Володь! Большое! Вот жена-то обрадуется!
Баян:
Да, давай, иди обрадуй!
Дубинский радостно бежит до дома, а Баян поворачивается к столу и продолжает изучать свой журнал.
Жена рада, Дубинский становится политологом. Однако со временем Баян начинает его обманывать, не выплачивать часть зарплаты, нагружать лишней работой. Людмиле это не нравится, но Дубинский ничего не может сделать. Всякий раз, когда он пытается высказать какие-то претензии Баяну, тот убеждает его, что ему все кажется и никакого обмана нет. И Дубинский верит. Ведь он же считает Баяна не просто начальником, а еще и другом. И любит его так, как полагается любить друзей.
В итоге Людмила уходит от Дубинского к состоятельному московскому банкиру.
Сцена 11. Квартира Дубинских
(Воспоминание)
Людмила:
Хватит валяться на полу! Ты че как маленький?!
Дубинский:
Людочка, ну почему же ты от меня уходишь?! Ну, прошу тебя! Я же люблю тебя!
Людмила:
Мне твоя любовь на фиг не сдалась! Ты ничтожество! Встань с пола, отпусти мои ноги, дай мне обуться!
Людмила отпихивает Дубинского, надевает сапоги, берет чемодан и выходит из квартиры. Дверь захлопывается, и Дубинский остается один.
И после этого Дубинский, что называется, начинает плыть по течению. Ему становится наплевать на всех и вся. Он озлобляется и начинает отыгрываться на студентах, вымогать у них взятки, подкатывать к первокурсницам, а по вечерам пить водку.
Сцена 12. Кабинет политологии
(Наше время)
Дубинский сидит и плачет, уткнувшись лицом в стол. Просидев так еще минут десять, он все же встает, берет свой разорванный портфель и, шатаясь, еле переставляя ноги, выходит из кабинета.
Сцена 13. Физкультурный зал
Утюгов ведет секцию тренажерного зала и смотрит, чтобы каждый студент был занят делом, а не прикидывался ветошью.
Утюгов:
Слышь, дохлик! Ты че там лежишь? А ну-ка делай пресс, а не притворяйся! Вы че, пришли тут и думаете, что можно тупо галочки получить? Не-а, ни фига!
В зал входит Борматов.
Утюгов:
Борматов, че кислый? Как там с политологией?
Борматов:
Да я-то его дожал. Не ушел, пока трояк не поставит.
Утюгов:
Красава!
Борматов:
И этому. Умнику пятерку поставил. А всех остальных выгнал и сказал на пересдачу идти. Чет пипец он разозлился. На меня одногруппники наезжали еще сначала, что я во всем виноват. Но потом как-то подумали и поняли, что он и без этого случая как мразота себя вел. Еще и к девочкам подкатывал.
Утюгов:
Подайте вы жалобу на него уж наконец!
Борматов:
Так а куда? Он же там, по слухам, что-то с Баяном мутит. К Баяну придешь, он пошлет, слушать не станет.
Утюгов:
Конечно, Баяну и не надо. Вы подавайте сразу в министерство. Материала-то там хватит на Дубинского. У него вон, через каждое слово проскакивают оговорки по Фрейду.
Борматов:
Хм. Действительно, можно же в министерство! Хорошо, спасибо. Обсудим тогда сегодня. Василий Васильич, а вы-то чего не уволитесь? Вы ж говорили, что у вас магазин спорттоваров есть? На фига вам тут работать-то?
Утюгов:
Да понимаешь… Люблю я спортсменов воспитывать из вон таких дохляков, как вон тот, в углу. Я тебе сказал, делаем! А не делаем вид! Да, и советы давать. Кому тут место, а кому нет. Вот тебе, Борматов, доучиться надо и агрономом быть. Эт твое. А вот твоему одногруппнику Понимасову, к примеру, я уже говорил, что надо отчисляться и двигаться в чем-то другом. По нему видно, что родители заставили сюда идти. Получится потом потраченное зря время. Не своей жизнью живет.
Борматов:
Ну а как понять, что тебе нужно? Я вот знал сразу. А кто-то ведь не знает.
Утюгов:
А сразу и не обязательно знать. Это жизнь покажет. Пока не попробуешь – не поймешь. А надо пробовать разное. И не бояться пробовать, самое главное. Не надо ничего бояться. Надо, конечно, если за что-то взялся и поначалу не получается, идти до конца. Но если ты очень долго и очень упорно чем-то занимаешься, но по итогу совсем никак не идет и приходит понимание, что тебе это и не нравится вовсе, то бросай и бери пробуй другое! Это значит, что не твое это дело. Так и найдешь в итоге свое. Я-то тоже не сразу это понял. Не сразу понял, что не тем занимался. Я же был физиком-ядерщиком.