
Young Adult. Зов другого мира. Молодежное фэнтези
Иллюстрация на обложке Grom
Иллюстрация на форзаце ZAPilim

© Яся Белая, 2024
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025
Пролог
Алый
Девочка лет пяти, громко смеясь, бежала за красивой маленькой яхтой – белоснежной, с алыми парусами, – которую уносил ручей. Течение становилось все быстрее, а тропинка, что стелилась под ноги малышке, – все труднее. Девочке приходилось то огибать большие шершавые камни, то спасаться от колючих кустов, так и норовивших ухватить ее за подол. Маленькая бегунья в ярко-красной юбочке и белых ботиночках, нарядная и ухоженная, и сама напоминала уносимую ручьем яхту. И вовсе не потому, что родители ее были богачами. Вовсе нет. Просто ее мать, Мэри Лонгрен, слыла лучшей швеей на сотни миль. Модницы из окрестных городов приезжали к ней в своих роскошных экипажах, только бы Мэри взялась шить одежду для них. Говорили, что любой предмет женского туалета, даже самый тоненький поясок, созданный Мэри, приносил удачу в любви и делал свою обладательницу неотразимой. Сегодня, наряжая дочь в новую юбочку, пошитую из остатков шелка от платья какой-то важной дамы, матушка строго-настрого наказала малышке не шалить и не изорвать обновку прежде, чем наступит вечер.
– Одежда на тебе прямо горит, маленькая ты непоседа! – Мэри Лонгрен погрозила ей пальцем, с которого так и не сняла наперсток. Девочка подумала, что мамин палец будто в шапочке, и звонко рассмеялась. Молодая женщина обняла дочку, потрепала по русым волосенкам, чмокнула в щеку и сказала: – Беги к папе. У него тоже есть для тебя подарок.
Девочка пришла к отцу, и он вручил ей ту самую яхту, которую сейчас уносил ручей…
– Ой… – Задумавшись о родителях, девочка не заметила, как ручеек резко свернул и направился в сторону рощи. Последний раз полыхнув ярким факелом на солнце, маленькая яхта качнулась, накренилась на повороте и… исчезла в зарослях.
Девочка застыла. Одной идти в рощу было страшновато. С мамой и папой, держа обоих за руки, она не раз ходила туда на пикник. Но самой…
– Не пойдешь – твоя яхта уплывет… Навсегда… – Казалось, сам ветер шепнул ей это в уши. И девочка решилась: в конце концов, что может ей грозить в этой роще?! К тому же она уже слишком большая, чтобы верить в злых фейри, которые похищают детей. И малышка шагнула под сень деревьев.
Яхты уже нигде не было видно.
Сжав кулачки и зажмурившись, чтобы не расплакаться, девочка перевела дыхание. Потом распахнула глаза и огляделась вокруг. Ручей убегал дальше, туда, где тень от деревьев становилась еще гуще.
«Делать нечего, – подумала девочка, – надо идти».
Она шла и шла по берегу ручья, а тот бежал и бежал вперед. И о чем-то деловито журчал, будто рассказывал свою историю. Малышка даже, казалось, понимала его – она кивала и отвечала ему.
Ручеек не подвел – деревья поредели, сам он истончился и привел ее на залитую солнцем поляну, где девочка наконец-то увидела свою яхту. Та упиралась в башмак. А башмак перегораживал ручей, будто дамба…
Девочка хотела схватить отцовский подарок и скорее вернуться назад – ведь скоро начнет темнеть.
Но владелец башмака – старомодного и местами даже драного – оказался проворней: он наклонился и поднял яхту.
– Отдай, отдай! Это моя! Мне папа сделал! – потребовала девочка. На глазах наворачивались слезы обиды: она же нашла ее, столько бежала, а он первый поднял!
– Конечно, отдам, – мягко проговорил незнакомец, – а еще расскажу историю. Ты любишь их слушать?
Девочка кивнула: истории она и вправду любила.
Незнакомец присел на пень у ручья и похлопал рукой по замшелому камню рядом. Тот так и манил присесть, из-за мха казался затянутым мягким зеленым бархатом. Девочка уселась, расправила алую юбочку и пытливо уставилась на незнакомца.
Он не был стар, хотя волосы ему словно припорошило мукой. И ресницы. И брови. А глаза… Вот они – старые, и наверняка многое повидали. Вон в уголках даже залегли морщинки, а морщинки есть только у старых людей. Это девочка знала. А вот их цвет она не могла уловить – глаза незнакомца переливались, как море в погожий день.
– Как тебя зовут? – спросил он, чуть склоняясь к ней. Яхту он по-прежнему держал в руках.
– Ассоль, – ответила девочка. – Это мама меня так назвала.
– Красивое имя, – улыбнулся незнакомец, – достойное принцессы.
– Принцессы? – Девочка задумалась, а потом помотала головой. – Нет, мой папа – простой моряк. Он ловит рыбу и смотрит за маяком. А мама – шьет. Она сшила мне эту юбочку. – Девочка любовно провела по мягкой ткани ладошкой. Склонила голову к плечу, улыбнулась и спросила: – А тебя как зовут?
– Сказочник.
– Что это за имя такое? – удивилась маленькая Ассоль и замахала на него руками. – Взрослых обычно зовут важно: Мэри или Питер. Никому бы и в голову не пришло назваться Сказочником. – Она хихикнула, прикрыв рот ладошкой.
– Ну, вот такое у меня имя, – мягко возразил тот.
– А где ты живешь? – не унималась Ассоль.
– В Книге сказок, разумеется, – серьезно проговорил незнакомец, и только теперь девочка заметила, что у его ног лежит раскрытая книга. Будто и впрямь он оттуда вышел.
Ассоль рассмеялась вновь.
– Ты такой большой, но забавный. Люди не живут в книгах, они живут в домах.
– Все правильно, дитя мое, – он потрепал девчушку по волосам, – ведь книги тоже живут в домах.
– Неужели? – Глазенки Ассоль стали совсем круглыми: – Есть дома для книг?
– Ну, конечно, – улыбнулся Сказочник, – они называются библиотеками. Там живет много-много самых разных книг.
Ассоль захлопала в ладоши и воскликнула:
– Какой славный дом! Я бы обязательно хотела в таком жить!
– Будешь! – уверенно ответил Сказочник. – Вообще все, о чем ты мечтаешь, обязательно сбудется, запомни это, Ассоль.
– Правда-правда? – Девочка с надеждой заглянула ему в лицо: – Ты не обманываешь?
– Правда, – кивнул он. – Твоя история обязательно сбудется. Помнишь, я собирался рассказать ее тебе?
– Да-да, рассказывай! – поторопила Ассоль, ей уже не терпелось услышать. Ведь никогда прежде она не слышала историй про себя.
– В тот год, когда ты встретишь свое восемнадцатое лето, в порт Каперны зайдет корабль, точно такой, как этот. – Сказочник кивнул на игрушку, и Ассоль, внимательно и с открытым ртом слушавшая его, захлопала в ладоши. – На том корабле явится за тобой прекрасный принц и увезет тебя с собой в сказочную страну.
– Ах! – воскликнула девочка, в ее глазах светилась чистая, абсолютная вера. – Как чудесно! Значит, корабль тоже вырастет?
– Конечно, как и ты. Большим девочкам – большие корабли.
– А принц? Он будет хорошим?
– Самым лучшим! Его будут звать Артур Грэй.
– Как здорово! Благородный капитан Грэй! Я стану его очень-очень любить!
– Он тоже будет тебя любить, вы поженитесь и будете счастливы и проживете долгую жизнь!
– Ура-ура-ура! – Девочка соскочила с камня и закружилась, запрыгала, завертелась юлой. А потом живое личико малышки окрасило любопытство, щедро сдобренное недоверием. – Откуда ты все это знаешь?
Сказочник улыбнулся, с удовольствием наблюдая эти милые метаморфозы.
– Из книги, – сказал он, ловя и обнимая попрыгунью, – а что написано на бумаге – истина. Значит, все так и будет.
В глаза Ассоль вновь вернулся восторг. Книги теперь казались ей самой чудесной вещью на свете.
– А у тебя много книг? – спросила девочка, ей было необычайно важно знать ответ.
– Очень, хватит на две человеческие жизни, – признался Сказочник, чуть дразня ее.
– И что же, это все истории про меня? – Она приложила пальчик к губам.
– Нет, они про разных людей. Про всех на свете.
– И где же ты хранишь такую гору книг? – полюбопытствовала девочка, снова усаживаясь рядом, но яхту на всякий случай поставила подальше, чтобы странный человек вновь не забрал ее забаву.
– В библиотеке. Я же тебе сказал, что у книг тоже есть дома, – честно признался Сказочник, любуясь девочкой и ее невинным собственничеством. – В моем целых два этажа.
– Ого! – восхитилась она. – А мне можно прийти?
– Разумеется, юная леди. Не можно, а нужно.
– Только я совсем-совсем не умею читать, – опечалилась малышка.
Сказочник по-доброму усмехнулся:
– А вот это как раз поправимо. Приходи завтра, будем осваивать грамоту и читать истории. Принцам, которые водят волшебные корабли, по нраву начитанные и образованные барышни.
– Но зачем принцу брать меня в жены? – чуть надула губки Ассоль. – Я ведь не принцесса, а дочь рыбака, – вздохнула она.
– Даже не сомневайся. – Сказочник ласково щелкнул ее по носу. – Ведь если чья-то история любви попала в Книгу сказок, значит, эти двое предначертаны друг другу…
– Пред… наче… – У Ассоль так и не получилось выговорить длинное и непонятное ей слово.
– Поймешь потом, – с улыбкой проговорил Сказочник, посмотрел на малышку с нежностью, будто она и впрямь была его творением, словно он сам только что ее сочинил, и поднялся: – Мне пора, да и тебе тоже.
Он взмахнул рукой, и Книга сказок, лежавшая рядом на траве, тоже будто вскочила. Встала вертикально, затрепетала страничками и… начала расти. Выше-выше-выше… Почти до деревьев… А потом обложка ее засветилась и слегка приоткрылась, как… дверь! Пригласила внутрь, в историю.
Сказочник оглянулся на Ассоль:
– Ну, прощай, маленькая принцесса.
– Мы еще увидимся? – Ей почему-то стало так грустно. Словно он уйдет сейчас и заберет с собой все сказки мира, унесет все истории.
– Да, и совсем скоро, – заверил Сказочник и ушел в книгу. Раз – и исчез. А книга стала обычной, уменьшилась, упала наземь и замерла.
Ассоль опасливо подошла к ней, подняла, но не заметила ничего удивительного, пожала плечиками, повертела, отряхнула и сказала:
– Идем домой, и впрямь ведь пора.
Она сунула книгу под мышку, взяла в руки маленькую яхту и пошла вверх вдоль ручья…
Домой она вернулась, когда солнце уже нырнуло в море по самую макушку и готовилось вот-вот спрятаться совсем…
– Мама! Папа! – закричала с порога девочка, входя в маленькое жилище Лонгренов. – Скорее сюда! Я вам такое… – Но радость ее сникла, как и голос, – на крики девочки никто не пришел. В их крохотной квартирке, расположенной прямо внутри маяка, стояла неприятная тишина.
– Мам… Мамочка… – Ассоль бросила книгу на пол, туда же полетела и ненужная теперь яхта… Девочка побежала наверх, туда, где была мамина комната: Мэри часто шила там, сидя у окна.
Но в этот раз в комнате никого не оказалось.
Ассоль обежала все вокруг, но так и не нашла Мэри Лонгрен. Зато, выскочив на задний двор, обнаружила отца. Лонгрен сидел, повесив голову и безвольно уронив свои большие натруженные руки. Его широкие плечи, которые, казалось, способны выдержать любой груз, сейчас вздрагивали. Он выглядел каким-то непривычно жалким и потерянным…
– Папа! – Ассоль кинулась к нему: – Мама! Мамочка! Я не нашла ее…
Лонгрен сгреб малышку в могучие объятия и прижал к груди:
– Прости… – задыхаясь, проговорил он, – Мэри… Она…
– Мама… ушла? – с горечью и удивлением спросила Ассоль.
– Да, – выдохнул отец и, словно эхо в горах, повторил: – Ушла…
– Далеко? Скоро вернется?.. Ну, скажи же! – уже со слезами в голосе прокричала девочка.
Но отец больше ничего не ответил, сколько дочь ни теребила его.
Так Ассоль потеряла маму, но получила мечту.
Пролог
Серый
Женщина упрямо толкала тачку, полную свежих цветов. Ничто не могло испортить ее прекрасного настроения. Ни густой туман, который стелился сегодня подозрительно низко. Ни дорога, забиравшая круто вверх, из-за чего тачка так и норовила сверзиться и растерять весь свой ароматный груз. Ни предсказание, сделанное накануне магом-хранителем их городка: что, мол, сегодня самый неблагоприятный день для новых начинаний… Нет-нет, все это чушь и пустяки. Сегодня – лучший день, и ничто его не испортит.
Так говорила Дора Курт, сильнее налегая животом на ручку тачки. Она столько лет об этом мечтала! Шутка ли дело – собственный цветочный магазин! Разумеется, не магазин, тут она преувеличила, скорее, лавчонка, закуток. Но зато на Главной Торговой улице. Это ли не счастье? Да и место проходное – напротив ателье, а рядом лавка румян. А где платья и румяна, там и цветы, ясное дело.
Дорога подкинула ей новый сюрприз – резкий поворот. Пройдя его, Дора Курт поняла, что очень устала. Решила передохнуть. Подперла тачку камнем, чтобы та, не приведи Высшие Силы, не укатилась вниз, а сама присела на придорожный валун, не заботясь о том, что может испачкать новую темно-синюю юбку. Стянула чепец, который давеча с таким тщанием крахмалила, утерла лицо и… все-таки приуныла. Не рассчитала она сил: сможет ли с тележкой в любую погоду проходить десять миль по такой-то тропе? А зимой, когда снег да мороз? Она же не цветы привезет – ледышки! Видела, как цветочники побогаче покупают себе у магов-хранителей защитные амулеты, те сохраняют их хрупкий товар свежим в любую погоду. Только где ей взять денег на такую роскошь? Она все до копейки отдала за аренду лавчонки. Подумала так и разозлилась на себя: нельзя киснуть в такой день! Нытьем недолго и удачу спугнуть, она девка капризная.
Доре Курт показалось, что природа, будто посочувствовав ей, добавила в окружающий пейзаж еще серого и сильнее загустила туман. Чудилось, протяни руку – и отхватишь кусок, будто от ватного кома. Даже дышать стало тяжелее, и запах, тяжелый, сладковатый, но не цветочный, забивался в ноздри. Сами же ее детушки — так Дора любовно называла свои цветочки – тоже будто посерели и начали никнуть.
Нет-нет, только не это! Не хватало еще товар загубить своим унынием! Она не будет сдаваться! Не посмеет!
И, натянуто улыбнувшись, Дора запела – голос у нее был никудышный, и слуха совсем не имелось, но здесь не было никого, кроме нее да тачки с цветами, можно и поупражняться в вокале:
Много вырастила роз,
Им таскала я навоз.
Посмотрите, каковы
Вымахали мальвы…
На том и замолчала. Не шли слова, не складывались. Хотя раньше, когда полола свои грядки, песенки рождались легко и так же легко забывались. Ветер подхватывал их и уносил прочь вместе с облетающими лепестками цветов.
Но сегодня не пелось. Дурное предчувствие все-таки пробралось внутрь, как густая тьма просачивается даже в самую крохотную щель, и теперь терзало и тревожило. Давило сердце, бередило душу.
Дора Курт решительно поднялась: так не пойдет! Будет сидеть здесь – совсем раскиснет. Схватила тачку и двинулась дальше – осталось каких-то две мили преодолеть, и ее заветная мечта станет явью.
Чтобы не терзаться раздумьями, цветочница всю дорогу пыталась сложить песенку, но та упорно разваливалась, не ладилась, как некогда ее первый букет… Однако эти попытки сочинительства все-таки слегка успокоили ее суматошные невеселые мысли, и на брусчатку Главной Торговой улицы Дора Курт вырулила уже относительно бодрой и готовой к свершениям.
Обычно шумная, полная суеты, сейчас Главная Торговая улица была пустынной. Она застыла, замоталась в ватное одеяло тумана и дремала. Гулкий стук Дориных деревянных башмаков и скрип колес ее тачки разносились вокруг далеко и звучали раскатисто. Казалось, не одна цветочница шествовала мимо лавок и магазинчиков, а целый отряд.
«Странное дело, – подумалось Доре Курт, – торговцы – народ ранний. Любят приговаривать, мол, кто рано встает, тому и Высшие Силы подают. Что же теперь? Неужели все послушались этого шарлатана мага-хранителя? Не может такого быть! Как же выгода и барыши? Какой торгаш от них откажется, поверив предсказанию?»
– Глупцы! – фыркнула Дора и покатила тачку дальше. Туда, где уже виднелась вывеска ее цветочного… Только вот сейчас, сквозь занавес тумана, она казалась блеклой и невзрачной. Буквы плясали, как пьяные матросы. Краска потускнела всего за ночь.
Нет, решено, сегодня же, распродав товар, закажет новую! Эта никуда не годится!
Остановившись напротив двери арендованной лавки, Дора Курт запустила руку в карман передника и достала ключ. Ее немного потряхивало от волнения.
Сейчас-сейчас-сейчас…
– Цветы… – раздалось сзади.
Женщина вздрогнула всем своим полным телом и обернулась. Возле тачки стоял высокий тощий мужчина. Глаза его были мутными и неживыми. Его качало, как траву на ветру. Но вот только ветра-то как раз и не было. Только туман подползал все ближе, становился вязким, поблескивал, будто кто-то кинул в него волшебную пыльцу с крыльев фей.
Откуда взялся незнакомец? Казалось, сам туман исторг его из своих недр и оставил здесь.
Дору продрало холодом вдоль позвоночника.
Послали же Высшие Силы первого клиента! Но ей выбирать не приходится – каждый важен. Вдруг это гуляка муж возвращается под утро, вот и решил цветочков взять, чтобы задобрить жену.
Дора Курт натянула на лицо приветливую улыбку и поспешила к незнакомцу.
– Что-то приглянулось? – поинтересовалась она, мужчина не ответил, только начал дрожать. Эх, перебрал бедняга. Но не ее дело, надо скорее от него отделаться. Поэтому она защебетала еще слаще: – Взгляните на эти розы, они чисты и белоснежны, как фата невесты. А эти ромашки? Хоть и просты собой, но веселы и улыбчивы. А фиалки… Вы только понюхайте! Какой аромат! – Она хотела уж было протянуть букетик мужчине, но того затрясло, словно у него случился припадок, и человеческое обличье начало с него слезать клочьями, как старая краска…
В этот момент на городок наползла пузатая свинцовая туча, и цвета без того хмурого утра выцвели окончательно.
– Ой, мамочки! – тихо воскликнула Дора Курт, роняя фиалки и отступая назад.
Она задела тачку, та перевернулась, цветы полетели прямо на брусчатку…
– При… гля… ну… лось… – с трудом произнесло существо, стоявшее перед ней. – Тво… я… ме… чта…
Тварь двинулась на нее, безжалостно топча и уничтожая нежные цветы.
Но Доре Курт было не до них. Она только пятилась и пятилась, пока не споткнулась, не упала и не поползла спиной вперед, неуклюже, по-крабьи…
– Ой, мамочка, – причитала она. – Спаси, родненькая. Сохрани…
Когда спина уперлась в дощатую дверь, женщина поняла – отступать больше некуда. А тварь надвигалась – студенистая, склизкая, дрожащая, как желе.
Ближе и ближе…
И пахла удушливо-сладко…
Дора Курт закашлялась.
Но когда из тела адского создания выстрелило щупальце и устремилось к ней, женщина все-таки закричала – истошно, отчаянно, предсмертно…
Вот тогда-то окна-двери стали распахиваться, и на улицах появились люди.
Они заспешили на крик, но, конечно же, не успели. Увидели лишь перевернутую тачку, разметанные цветы и Дору Курт, лежащую на земле в неестественной позе, с открытым ртом и распахнутыми стеклянными глазами. Она смотрела вверх, туда, где стоял, чуть склонившись, человек в длинном черном плаще с серебристой искрой.
На голоса и шаги горожан он обернулся, и все замерли, парализованные его взглядом… Вокруг юноши – а незнакомец был еще очень молод – извивались длинные полупрозрачные серые осьминожьи щупальца. А в светлых глазах, будто мушка в янтаре, застыла Дора Курт…
Тринадцать лет спустя после событий, описанных в прологах

Глава 1
Алая
Первый паромобиль в Каперне появился у старейшины Вика Броди. Сверкающий медными боками, он стоял у ратуши, привлекая зевак. Их скопилось немало: и дети, и взрослые, и старики, – все собрались поглазеть на диковинку. Водитель, дородный, усатый, в начищенной бронзовой кирасе, прохаживался рядом, чутко следя за тем, чтобы любопытствующие не повредили чего в такой дорогой вещи. Над главной площадью поселения стоял гул, будто сюда слетелась добрая сотня обезумевших диких пчел…
Лишь Ассоль не интересовалась происходящим. Она зябко куталась в старенькую материну шаль и переступала с ноги на ногу. Лето уже умирало, и утра становились промозглыми.
Девушка поглядывала на дверь ратуши, ожидая, когда же появится старейшина. Он был ей очень-очень нужен. Но как же она станет пробираться через такую толпу? Хрупкая и тоненькая, Ассоль не обладала должными силой и напором. Наоборот, она предпочитала постоять в стороне, переждать, выбрать более подходящий момент. Но не сегодня, не тогда, когда забрали Лонгрена. Она должна поговорить со старейшиной, объяснить ему. Он поймет и отпустит отца. Ведь недаром же Вик Броди – самый главный в Каперне. Кто же выберет на такую должность плохого человека? Рисковать доверием людей он бы не стал, что бы ни говорил милый Эгль.
Наконец массивная дверь здания распахнулась и явила миру круглую, холеную фигуру старейшины с довольным лицом. Стоя на крыльце ратуши, он возвышался над всеми, как божество, как вершитель судеб. Старейшина улыбнулся и с любовью взглянул… на блестящую машину, что красовалась неподалеку. Да-да, Ассоль проследила за его взглядом. А люди? Их Вик Броди будто не видел. Так показалось ей. Но Ассоль тут же отогнала от себя дурные мысли: нет-нет, старейшина – хороший человек. Она верила в это.
Осмелев, девушка подошла ближе и окликнула старейшину.
– Господин… – произнесла и тут же осеклась.
Было слишком стыдно отвлекать, но она должна попытаться.
– Господин Броди, – проговорила уже четче, тот услышал, обернулся к ней. Круглое, как головка сыра, лицо расплылось в доброжелательной, почти нежной улыбке.
– А, малышка Ассоль, – сказал он довольно громко, и толпа переключилась с разглядывания паромобиля на их разговор, – должно быть, пришла просить за своего пройдоху отца?
Девушка помотала головой и приложила сжатую в кулак ладошку к груди.
– Отец не виноват, я сама видела все и могу доказать…
– Этой малахольной веры нет! – закричали собравшиеся.
– Дочь всегда будет защищать отца!
Ассоль поежилась: их с Лонгреном в Каперне не жаловали, и это еще мягко сказано.
Но Вик Броди неожиданно встал на ее сторону: он вскинул руку вверх и приказал всем замолчать.
– А ты, дитя, подойди. – Он поманил ее ближе: – Подойди, не бойся.
Ассоль направилась к нему, те люди, мимо которых ей доводилось проходить, отшатывались от нее, будто она была больна чем-то неприличным и очень заразным. Но девушка уже привыкла не обращать внимания на поведение односельчан и не осуждала их.
Она робко поднялась на пару ступеней и замерла перед Виком Броди, дрожа, как осенний, гонимый ветром листок.
Старейшина рассматривал ее слишком тщательно, будто товар выбирал.
– Скажи мне, дитя, тебе есть восемнадцать? – зачем-то спросил он.
– Д-да, – ответила она, – исполнилось третьего дня.
– Это хорошо, очень хорошо. – Старейшина огладил свою окладистую бородку. – Тогда мы совершим с тобой такой обмен: я сейчас отпущу твоего Лонгрена, а ты… Ты вечером придешь ко мне домой, хорошо?
Толпа вокруг загомонила, отпуская скабрезные шуточки.
– Но… – Ассоль непонимающе захлопала длинными ресницами. – Зачем?
Вокруг захохотали.
– Дура!
– За тем!
– Вот же святая простота!
Ассоль поежилась, но сказала себе, что не должна расстраиваться из-за этих смешков…
– Всем молчать! – гаркнул старейшина. – Наглецы! Да как вы смеете!
Водитель – тот, что имел пышные закрученные пшеничные усы и щеголял в кирасе, – окликнул двух констеблей, которые блюли общественное спокойствие, и сказал им разогнать зевак. Те кивнули и принялись за дело.
А Вик Броди спустился на ступеньку, приобнял Ассоль за плечи и проговорил:
– Малышка, я передумал. Зачем нам откладывать до вечера? Давай обсудим наше дело прямо сейчас.
Ассоль обрадовалась. Вот, он все-таки хороший! И от тех людей ее защитил…
Она радостно кивнула и сказала:
– Конечно… Конечно… Я для того и пришла.
Отступив в сторону, он пропустил ее вперед и обратился к своему секретарю – длинному, как жердь, в очках и с недовольным выражением лица:
– Смит, проводите барышню в мой кабинет и принесите чаю. Того, что мне недавно привезли в подарок.
Смит, одетый в серо-коричневое и похожий на высохший стручок фасоли, кивнул с таким видом, будто делал большое одолжение, и указал Ассоль в сторону лестницы.
Девушка послушно направилась туда.
Секретарь Смит открыл перед ней дверь и сказал, словно процедив каждое слово:
– Ждите здесь, барышня.
Сам же развернулся и вышел. Ассоль осталась мерить шагами комнату, заставленную массивной и некрасивой мебелью.
«Неуютно», – подумалось девушке.
Ей не хотелось здесь находиться. Она зябко обняла себя руками за плечи и так и не решилась сесть ни в одно из кресел. Заметила свое отражение в большой стеклянной двери одного из шкафов и вспыхнула от стыда. Пожалуй, ее платье слишком короткое. Приличная девушка не должна выставлять лодыжки напоказ. Но что поделать, ситец быстро изнашивался и легко рвался. Вот и приходилось обрезать обтрепанный подол и подшивать. А на новое платье денег не было. Впрочем, Ассоль это прежде совсем не беспокоило. Но сейчас стало неловко, что вот-вот войдет мужчина, будет говорить с ней и видеть ее ноги.
Вик Броди действительно скоро появился: довольный, разрумянившийся. За ним в кабинет вплыл Смит с подносом, на котором красовался изящный чайный набор с синим узором и золотой каймой.
– Прошу к столу, – гостеприимно предложил старейшина, – что же вы там топчетесь у двери, дитя мое!
Ассоль смущенно улыбнулась и поспешила сесть, чтобы спрятать под столом ноги.
Смит тактично оставил их, прикрыв за собой дверь.
– Итак, моя дорогая, вам, должно быть, интересно, зачем я позвал вас? – начал Вик Броди, беря чашку и наливая в нее ароматный чай. Отщипнул кусочек сахара, опустил в чай и протянул чашку Ассоль: – Угощайтесь. Бьюсь об заклад, вы давненько не пили такого славного чаю.
Она даже спорить не стала. Что там славного, она даже приличного не пила с тех пор, как ушла мама. Только травяные отвары из чабреца да мяты, которые пышно росли вокруг маяка. Поэтому сейчас, отхлебнув глоток, даже глаза прикрыла от удовольствия: до чего же вкусно!
Старейшина молчал и постукивал пальцами по столу.
Ассоль поставила чашку на стол и… растерялась. Кажется, ее о чем-то спросили, но, увлеченная чаепитием, она не сосредоточилась на вопросе и упустила его, как нерадивый рыбак рыбешку.
Сильнее закутавшись в шаль и опустив глаза, чтобы не выдать свою озадаченность, она стала быстро говорить о том, что ее волновало. При этом Ассоль отодвинула чашку подальше, не решаясь больше сделать и глотка:
– Лонгрен…[1] Он не виноват. Осветительные камни украли. Я сама видела вора. Он и вправду появился из зеленой вспышки.
Вик Броди расхохотался:
– Послушали бы вы себя, моя дорогая. Ну, кто же может в это поверить? Зеленая вспышка! Вот умора!
– Ничего не умора! – Ассоль вскочила и сжала кулаки. – Именно в такую вспышку ушла мама! – серьезно и с горечью возразила она.
– Это Лонгрен тебе наплел? – Вик Броди даже слезы вытер – так, должно быть, забавлял его этот разговор.
– Да, – произнесла Ассоль, вскидывая голову, – он мне все рассказал, как было.
– А вот у меня, – Вик Броди тоже поднялся, обошел стол и остановился перед девушкой, – другая версия. Твоя маманя просто сбежала от нищего и вечно пьяного муженька. Я помню Мэри. Редкой красоты женщина. Что ей ловить в нашей глуши? Думаю, твоя маманя живет припеваючи где-нибудь в Лиссе или и того дальше…
– Неправда! – Ассоль решительно мотнула головой: – Маму похитили!
Ей пришлось собрать все силы, чтобы не расплакаться при нем. Подумать только: всего каких-то десять минут назад она считала этого человека хорошим и благородным! Немыслимо! Как он может так оскорблять ее мать!
Заметив ее состояние, Вик Броди смягчился. Вновь приобнял за плечи, подвел к креслу и проворковал:
– Ну, полно-полно. Я верю вам, дитя. Вы чисты и невинны душой. Вряд ли стали бы лгать. Садитесь, продолжим наш разговор.
Ассоль села на самый краешек – долго она здесь задерживаться не собирается.
– Как мы уже выяснили, вы пришли сюда, чтобы освободить отца?
Ассоль кивнула.
– Я готов поверить вам, допустить и ту странную зеленую вспышку, и неведомого вора, но в любом случае Лонгрен виновен. Ведь он упустил казенное имущество. Вы хоть знаете, моя дорогая, сколько стоят осветительные камни?
Она помотала головой: не знала, но догадывалась. И цифра пугала ее.
– То-то же! – важно произнес старейшина. – Даже если он маяк продаст, не расплатится. Хотя… Лонгрен не может продать маяк, он тоже принадлежит Их Королевским Величествам. Так что, как ни крути, светит ему тюрьма, а то и вовсе виселица.
Ассоль не на шутку испугалась:
– И что же делать? Как мне спасти моего бедного Лонгрена?
– У меня есть один способ. – Старейшина подался к ней, глаза его блестели странно, их блеск совсем не нравился Ассоль. – Вы поможете мне, я помогу вам.
– И чем же я могу вам помочь? – выпалила девушка, ухватившись за надежду.
Но Вик Броди не торопился отвечать прямо:
– Я уже не молод и поэтому решил отойти от дел. Скопил достаточно, хватит на безбедную старость. Только вот передать-то это богатство некому: я, видите ли, холост и одинок. И детей у меня нет. Но зато сил еще предостаточно. А как уйду на покой, и вовсе духом воспряну. Вот и решил я завести семью. Думаю жениться.
– Это замечательно! – Ассоль была искренна в своей радости. – Только вот… – проговорила непонимающе, – при чем здесь я?
– Так именно вам, моя дорогая, я и хочу предложить провести это время со мной. Разделить покой и благополучие.
– И… – все еще не могла понять она, – каким образом?
– Став моей супругой, разумеется.
Вот теперь Ассоль было впору рассмеяться.
– Вы наверняка шутите! – с грустью от того, что такой взрослый и такой умный человек не понимает простых вещей, проговорила она. – Вся Каперна знает, что я выйду замуж за принца, который явится за мной на корабле с алыми парусами. Он, и только он, мне предначертанный!
– Это Эгль тебе голову забил своими глупыми сказками?
– Нет, – возразила она, – еще в детстве я встретила настоящего Сказочника. И он поведал мне… А Эгль подтвердил! Всегда подтверждал!
– То есть ты веришь какому-то Сказочнику и выжившему из ума старику-библиотекарю?!
– Да, верю, потому что в Библиотеке есть книга обо мне и капитане Грэе! Я сама ее видела!
– Кажется, – пробормотал Вик Броди, – я поторопился, когда предложил брак такой идиотке. Чего доброго, еще порченых детей мне родит! – И грозно прикрикнул на нее: – Уходи! И не смей больше приближаться к ратуше!
– Но как же… Лонгрен…
– Смит! – заорал Вик Броди, и секретарь тут же появился в дверях. – Проводи юную леди. Она уже уходит.
Ассоль выскочила из кабинета раньше, чем секретарь произнес свое: «Прошу за мной».
Выбежала на улицу, глотая слезы… Не заметила, как врезалась в мальчишку лет десяти. Тот держал в руке маленький букетик диких маков. От столкновения цветы вздрогнули, и легкие лепестки облетели. Ветер тут же подхватил их, похожие на клочки смятого алого шелка, и швырнул в Ассоль…
Это показалось ей дурным знаком.
- Кедр и гвоздика
- Танец со Зверем
- Тёмное отражение
- Проклятый мастер Гуэй
- Мой Тёмный Амур
- Монстр под алыми парусами