Глава 1. Лина. Россия, 1979—1986 гг.
Придуманный мир
Лина нехотя открыла глаза, медленно подошла к зеркалу и с отвращением посмотрела на свое отражение: новые прыщи алели на носу и подбородке. Настроение совершенно испортилось, никуда не хотелось идти. Не помогали и манящие ароматы из кухни. Но ничего не поделаешь, быстро позавтракав, она отправилась на уроки.
Школьный двор гудел как улей. Самые симпатичные девчонки, как всегда, образовали тесный кружок, громко смеялись и как бы невзначай принимали соблазнительные позы. Старшеклассники с явным интересом поглядывали в сторону наиболее бойких девиц.
Лина стояла особняком рядом с менее популярными барышнями, изо всех сил стараясь вникнуть в их разговор и кинуть хоть какую-нибудь реплику. Но получалось как-то неестественно или невпопад. Поэтому она чувствовала себя посреди шумного школьного двора совершенно одинокой и даже невидимой – все взгляды, знаки внимания, разговоры скользили мимо нее.
Так было не всегда. Лет до тринадцати Лина слыла одной из самых красивых и умных девочек в классе. Неугомонная фантазерка, она постоянно что-то выдумывала: забавные игры, соревнования, представления, и желающих участвовать в ее затеях было хоть отбавляй. Все вместе ребята мастерили что-то наподобие сцены, готовили декорации, костюмы, репертуар, рисовали и распространяли пригласительные билеты, чем собирали немало зрителей. Ну и, конечно, звездой всех дворовых и классных представлений была Лина.
И все же больше всего Лина любила рисовать. Лет с пяти ее невозможно было оторвать от этого занятия. Она увлеченно изображала придуманные истории, герои которых под ее карандашом оживали и вместе с ней пускались в опасные, головокружительные приключения. Поэтому Лине никогда не было скучно, ее воображение рисовало все новые и новые сюжеты. Она делилась ими с друзьями, внимающими ей с открытыми ртами, готовыми слушать ее с утра до вечера. Потому вокруг маленькой фантазерки постоянно толпилась целая ватага девчонок и мальчишек, глядевших на нее влюбленными глазами.
Она так привыкла быть самой-самой и всегда в центре внимания, что популярность воспринималась ею как что-то само собой разумеющееся. И все же Лина никогда не задирала нос, оставалась очень доброй, доверчивой девочкой и наивно полагала, что все остальные такие же. Она готова была прийти на помощь, но сама за себя постоять не умела, зачастую прощала подставы и откровенное хамство завистливых подружек. Но таких было не много, и Лина старалась не обращать на них внимания, что в конце концов выходило ей же боком.
Как бы там ни было, она не могла долго думать о плохом и спасалась от негатива в своем придуманном мире. Так до поры до времени ей удавалось находиться в ладу с самой собой. Но однажды, подбежав к зеркалу, чтобы улыбнуться отражению, Лина не узнала себя. Из Зазеркалья на нее смотрела совсем другая девочка – насупленная, угрюмая, с одутловатым, прыщавым лицом.
С тех самых пор Лина возненавидела свое отражение, старалась не смотреть в зеркала и другие отражающие поверхности, ей везде мерещилась ехидная ухмылка прыщавой незнакомки из Зазеркалья. Мама, врач по образованию, неоднократно говорила, что все эти метаморфозы с лицом временны и обязательно пройдут. «Но почему-то, – раздраженно думала Лина, – мою старшую сестру эта участь миновала». Вот тогда и начались ее злоключения.
Дело в том, что на фоне неприятных подростковых изменений во внешности Лины красота ее девятнадцатилетней сестры достигла апогея. Даша была эффектной яркой брюнеткой, чье появление всегда вызывало фурор среди мужского населения различного возраста, почти каждый норовил выказать восхищение и познакомиться. Лина, бредущая рядом, не удостаивалась даже взгляда и воспринималась как неодушевленный предмет или досадное препятствие. Это больно ранило ее сердечко. Лина все ниже опускала голову, замыкалась в себе, пытаясь спрятаться за маской невозмутимости и безразличия.
Кроме того, Даша была, можно сказать, маниакально дисциплинированна и аккуратна, чего не хватало неугомонной торопыге Лине. Примерную умницу Дашу учителя просто обожали и буквально чуть не плакали, когда их любимица окончила школу. Лина же, напротив, из отличницы превращалась в троечницу. Посыпались многочисленные жалобы, а все попытки мамы выяснить, что же происходит с ее младшей дочерью, ни к чему не привели. Лина ушла в глухую оборону – либо упорно молчала, либо огрызалась. Такое поведение зачастую приводило к конфликтам с родителями и преподавателями, ставившими ей в пример достоинства старшей сестры, что еще больше бесило маленькую упрямицу и накаляло обстановку.
В последнее время комфортно Лина чувствовала себя только в фантазиях. Здесь она могла быть собой, не бояться насмешек, косых взглядов. Это был ее мир, такой, каким она его придумала: море разноцветных ярких красок, пьянящих ароматов, загадочных звуков… Здесь повсюду ее окружали цветы, самыми любимыми были тюльпаны. Каждый свой день рождения, просыпаясь, она видела их у изголовья кровати, когда папа поздравлял свою любимицу и целовал в щечку. Потому эти цветы занимали особое место в фантазиях Лины, украшали, создавали уют и защищали ее придуманный мир, с которым она не расставалась и во сне.
Лина не представляла, как ей это удается. Но каждую ночь ее фантазии оживали, разноцветной каруселью прокручиваясь перед глазами, и порой невозможно было понять, сон это или явь. Лина и не пыталась в этом разобраться, предпочитая второе, тем более что ее еженощные путешествия в сказку становились с каждым разом все увлекательнее и правдоподобнее.
Страшные сны
Лина в подробностях помнила все свои сны и с нетерпением ждала продолжения. Но однажды в ее фантазии пробрался страх. Все, чего девочка прежде боялась наяву, обрушивалось на нее по ночам.
Самым страшным кошмаром было зеркало, Лина панически боялась своего отражения, тем самым впуская ужас в безмятежные сны. Ей казалось, что в зеркале отражается не она, а монстр в ее обличии, выползающий ночью, чтобы затащить в свое логово. Разноцветная карусель фантазий и грез превращалась в чавкающую пасть, втягивающую в страшный сон, сценарий которого повторялся из ночи в ночь.
Лина стояла в полной темноте напротив огромного зеркала в богато инкрустированной оправе, оно будто светилось изнутри. Лина напряженно всматривалась в свое отражение. Вроде бы те же черты лица, и все же это была не она. Иной взгляд, мимика, прическа, манера держаться. Это была совершенно другая… Нет, не девочка и даже не девушка… Скорее женщина, намного старше нее. Наконец, она поняла, в чем тут дело. Лина в зеркале стремительно старела прямо на собственных глазах, только по другую сторону неведомого пугающего Зазеркалья.
Кроме того, отражение продолжало меняться. Перед Линой мелькали незнакомые лица – мужские, женские, детские, как будто они жили внутри нее, как неотъемлемая частичка ее естества. Однако Лина не запомнила ни одного лица. Но глаза, удивительные глаза, каких она прежде не видела, навсегда отпечатались в памяти. Яркие, наполненные светом, переливающиеся разными оттенками, словно драгоценные камни. Дивные самоцветы прокручивались перед ней пестрым калейдоскопом, складываясь в причудливые узоры.
От этого кружилась голова. Лина на мгновение прикрывала глаза, а когда открывала, разноцветная карусель стремительно теряла краски, превращаясь в безликий каменный мешок. Там посреди мрачной темницы парила Она – в белоснежном одеянии, невесомая, словно сотканная из воздуха. В напряженном молчании едва улавливалось еле слышное: «Я жду тебя, мы все ждем тебя…»
«Ждете? Где? Почему? И кто это – мы?» – недоумевала Лина. Ответом была лишь мертвая тишина, в воздухе звенело напряжение. Лина с тревогой всматривалась в печальное бледное лицо.
Внезапно черты призрачной незнакомки резко искажались, как и весь ее светлый образ, наполняясь чернотой. Через мгновение на Лину взирал тот, что прятался за ее отражением, – монстр в человеческом обличье, такой, каким она его однажды, на свою беду, нарисовала. Резкие черты мертвенно-бледного лица, длинные спутанные черные волосы, дикий огонь гипнотизирующего взгляда. Она немела от страха перед этой нечеловеческой звериной красотой и впадала в ступор от жуткого оскала, обнажающего окровавленные клыки. От вида и запаха крови к горлу подступала тошнота.
Лина хотела отвести взгляд, но не могла, он заставлял смотреть и распалялся все больше, наслаждаясь страхом девочки. Длинные пальцы с острыми когтями тянулись к пульсирующей жилке на шее. А черные провалы глазниц свирепого монстра расползались во все стороны, превращаясь в ту самую огромную чавкающую пасть, которая затягивала насмерть перепуганную Лину в Зазеркалье. Она хотела крикнуть, но не могла вымолвить ни слова, пыталась убежать, но ноги несли ее прямиком в черную прорву.
И тут, откуда ни возьмись, появлялся спаситель и выхватывал несчастную прямо из-под носа не на шутку разгулявшегося монстра. На этом Лина всегда просыпалась и все еще чувствовала сильную руку своего избавителя и приятный запах туалетной воды. Как следует рассмотреть спасителя она не успевала, несмотря на то что из ночи в ночь это был один и тот же юноша. И только глаза необычного цвета, светло-карие с медовым отливом и золотистыми крапинками, словно в них утонуло солнце, невозможно было забыть.
Вот же он, тот, о ком она мечтала, ее принц на белом коне. Лина перебирала в памяти всех знакомых парней, но никто и близко не напоминал загадочного незнакомца. Пока он приходил к ней только во сне.
Глава 2. Артём. Россия, 1979—1986 гг.
Семейные дела
Он из простой семьи: отец – шахтер, мать – продавщица в продмаге и по совместительству уборщица. Родители с утра до вечера работали, в их отсутствие главной обязанностью мальчика была забота о младшей сестре Лере: одеть, покормить, отвести в детский сад. Поэтому он регулярно опаздывал в школу, и, как назло, чаще всего на урок невзлюбившей его училки, на ходу сочиняя причину задержки. Здесь его фантазия была безгранична, он практически не повторялся и правдоподобно, на полном серьезе, разыгрывал соответствующие ситуации. Одноклассники с нетерпением ждали очередных прикольных отмазок Артёма.
Среди дворовых, школьных, а затем и институтских друзей он был заводилой, пользовался авторитетом, а девчонки строили глазки. Многие ребята были повыше ростом и посимпатичней. Но непокорная шевелюра, глаза с прищуром, накачанный торс и независимое поведение делали его неотразимым не только для сверстниц, но и для девчат из старших классов.
Наезжать на Артёма мало кто решался. В драках ему не было равных. Он, как лев, бросался на противников, независимо от их количества, готовый на все, даже убить. Эту железную хватку Артём унаследовал от отца, шахтера Григория Анисимовича Белых, который каждый день шел на работу как в бой, не зная, вернется он домой или навсегда останется под завалом. Мать, Степанида Кирилловна, в девичестве Филонова, тоже с детства привыкшая к тяжелому крестьянскому труду, без продыху вкалывала на двух работах.
Детство Григория и Степаниды пришлось на тяжелые военные и послевоенные годы. Оба отчетливо помнили жуткий страх во время бомбежек, постоянное чувство голода и полные тревоги, заплаканные глаза матерей. У обоих отцы Анисим и Кирилл – не вернулись с войны, и матери, Настасья и Лукерья, поднимали детей в одиночку.
Степанида не ладила со свекровью, поэтому Артём бабу Настасью практически не видел и почти ничего не знал о своем деде Анисиме. А вот у бабушки Лукерьи они всей семьей гостили каждое лето. Она была знатной рассказчицей и часто ввечеру, всплакнув ненароком, говаривала внукам о своем ненаглядном Кирюше. Какой он был видный да хваткий, самый завидный жених на селе, многие девки по нему вздыхали, а он выбрал ее, Лукерью.
Рассказывала, как поженились, родили двух девочек, и все у них было ладно, пока не грянула война. Как ждала своего кормильца, как Бога просила, чтоб сберег его, да видно, не дошли молитвы до адресата, пропал ее ненаглядный без вести. Только Лукерья не перестала ждать, до последних дней надеялась, что вернется к ней ее Кирюша, да не дождалась.
Артём, выросший в деревне, с детских лет был приучен к труду, от работы никогда не бегал и впахивал наравне со взрослыми. Отец очень гордился своим первенцем и как мог стремился всячески порадовать сына.
А вот с матерью у Артёма отношения не складывались. На поддержку отца надежды не было, так как в семье верховодила Степанида, и последнее слово всегда оставалось за ней. Мать холила и лелеяла младшенькую Лерочку, практически не спуская с рук. Сын же, что бы ни делал, постоянно ее раздражал – и с каждым годом все больше.
Артём пытался понять такое отношение матери и изо дня в день старался доказать ей и себе, что достоин ее любви. Поэтому чем бы Артём ни занимался, он должен был стать лучшим. И это ему зачастую удавалось, если же нет, он, конечно, не показывал вида, но внутри все сжималось и болело.
А дома, вместо утешения и поддержки, мать, как всегда, придиралась по пустякам. Тогда он срывался на крик, отчаянно огрызался, грубил, и от этого становилось еще хуже. Степанида от неожиданности впадала в ступор, красноречие ее иссякало, и она, наконец, умолкала. Артём уходил в свою комнату, плотно закрывал дверь, падал на кровать, поворачивался к стенке, крепко зажмуривался и тут же засыпал.
Чужие сны
Эта способность выработалась у Артёма лет с четырнадцати: засыпая, он мог проникать в чужие сны. Перед ним словно открывалась дверь, и, пока мальчик не переступал порог, мог незамеченным наблюдать за происходящим. Зрелище это было весьма занимательным и зачастую смешным. Он узнавал чужие секреты: одноклассников, друзей, в общем, тех, кого хорошо знал, исключая незнакомцев.
Но однажды Артём увидел ее и впустил в свой сон, о чем потом очень сильно пожалел. Она сидела спиной к нему в полной темноте напротив огромного зеркала, пристально вглядываясь в отражение. Ее силуэт едва угадывался, абсолютно белые волосы, как и все одеяние, резко контрастировали с буйством красок своего отражения. Как будто яркая рыжеволосая фурия из Зазеркалья вытянула из нее все краски, обесцвечивая, опустошая, оставляя лишь бледную тень.
Пристальный, немигающий взгляд, виднеющийся в зеркале, становился все темнее, черные стрелы бровей сошлись у переносицы, красивое лицо исказила ехидная усмешка. Эта холодная, резкая красота вселяла ужас.
«Рыжая ведьма», – пронеслось в голове незримого наблюдателя, и в тот же миг она взглянула на него… Сердце у Артёма упало, а потом понеслось галопом под ее раскатистый дикий хохот.
Артём вскочил, не понимая, где находится и что происходит, холодный пот стекал со лба, заливая глаза. Он затравленно озирался по сторонам, а в ушах все еще гремел бросающий в дрожь неудержимый бесовский смех. С тех самых пор рыжая ведьма мучила его чуть ли не еженощно. С каждым ее появлением во сне Артём становился на шаг ближе к разделяющей их двери и знал, что, переступив порог, подпишет себе смертный приговор. Но однажды в его сон нежданно-негаданно ворвалось столь прелестное создание, что все остальное отошло на второй план. Он услышал безмолвный крик и бросился на помощь.
Это была девушка, о которой парень так давно мечтал, ради нее готов был горы свернуть. Куда только подевались все страхи, даже сам великий и ужасный граф Дракула был ему нипочем. Похоже, прекрасная незнакомка на сон грядущий насмотрелась ужастиков, то-то ей пригрезился знаменитый кровопийца. Все произошло очень неожиданно, но Артём сумел сгруппироваться и не нарушить собственного зарока. Не переступая запретной границы, смог дотянуться до перепуганной девушки и выхватить прямо из-под острых клыков вурдалака.
В этот момент она исчезла, а Артём еще долго ощущал тепло ее руки и щемящее чувство потери. Теперь все его мысли были о ней, оттого, верно, он зачастую наведывался в тот же сон, чтобы заглянуть в глаза и еще раз прикоснуться к таинственной незнакомке. Мучившие его кошмары отходили на задний план и постепенно забывались. Артём повсюду искал запавшую в душу девушку, но пока она приходила только во сне и, сама того не зная, спасала его от большой беды.
Однако безмятежная жизнь продлилась недолго. Все началось, когда Артём случайно наткнулся на семейный альбом. Он уже не помнил, когда последний раз рассматривал аккуратно вклеенные фотографии. Артём медленно переворачивал страницы и вдруг застыл, не в силах поверить в это: с одного из пожелтевших от времени снимков на него смотрела та самая ведьма из сна.
Она сидела с прямой спиной, гордо поднятой головой, с копной длинных вьющихся волос, каскадом спускающихся по плечам, грациозная и неприступная. Потом Артём засомневался, слишком уж светлыми и лучистыми были ее глаза. Но не только это в облике девушки показалось юноше необычным. Внимательно присмотревшись, он заметил вокруг нее какое-то непонятное свечение, поспешно приняв его за артефакт в связи с давностью и качеством фото. А еще пронзительный тревожный взгляд, от которого по спине побежали мурашки, как будто она действительно смотрела на парня из того далекого времени, о чем-то предупреждая.
Артём впервые видел это фото. Мать тоже не помнила, как карточка попала к ней. «Это твоя прабабка Прасковья Тихоновна, – рассказывала Степанида. – Я ее никогда не видела, много о ней ходило слухов, односельчане считали ее ведьмой, боялись и люто ненавидели…» Подробностями мать не интересовалась, а вот бабушка Лукерья вполне могла что-то знать. Она как раз гостила у старшей дочери Надежды и с удовольствием поведала внуку все, что знала об этой удивительной женщине.