Осьмушка жизни. Воспоминания об автобиографии

Структура компании

Довольно быстро организация разрослась до нескольких десятков человек, сформировался ряд структурных подразделений. Одно – административное, в которое входили директор, его заместители, бухгалтерия, секретариат. Возникло звено, которое можно назвать «транспорт и связь», в котором была группа водителей и наш «главный связист» Валерий Роганков, один из учредителей. Другое подразделение, называвшееся условно авиационной группой, состояло из бывших представителей «Аэрофлота», проработавших по многу лет в разных странах. Опираясь на свои связи в прошлом, они добывали заказы на перевозки и осуществляли диспетчирование и непосредственное сопровождение на борту текущих рейсов. Разумеется, в штате были и лётные составы, и инженеры, обеспечивающие наземное обслуживание самолётов и обеспечение запасными частями. Были люди, занимавшиеся топливом: цена авиационного керосина и его качество существенно зависели от того, как и где он приобретался – у своих, проверенных и заинтересованных поставщиков или на свободном рынке. Была ещё бригада грузчиков, костяк которой составляли ребята, работавшие инженерами в ЛИИ.

Существовала т. н. «морская группа», которая по замыслу должна была заниматься морскими перевозками и/или продажей судов. Она этим и занималась, вернее – предпринимала попытки, непрерывно отправляя письма, факсы, осуществляя переговоры с разными странами и агентами. Однако за всё время их пребывания в «Даконо» (примерно полтора-два года) эта группа – три-четыре приятных, интеллигентных, хорошо говоривших на иностранных языках молодых человека с опытом зарубежной работы – не смогла заработать ни копейки, зарплату её сотрудники получали за счёт общих заработков компании. Это вызывало с моей стороны нарекания. Но их пригласил Виталий Курочкин, и с этим нельзя было не считаться. Оправдывая их нулевую эффективность, мне говорили, что специфика «морского» бизнеса именно такова: долго-долго ничего нет, идут длительные переговоры, но потом, когда всё сложится, оказывается достаточно одной удачной сделки, чтобы оправдать все расходы. Этого, однако, за несколько лет так и не случилось.

Подкармливались у нас и друзья-знакомые Феликса, у которых были с ним свои приватные договорённости. Например, два бывших лётчика, участвовавшие в какой-то программе перевозок в Македонии. Мы в этом как перевозчики не участвовали, но предоставили этим ребятам возможность ежедневного диспетчирования своих программ по нашей системе связи. Нередко из комнаты авиагруппы доносились слова «по-македонски»: «четырна́йсат, пьятна́йсадт» и т. д. В какой-то форме они, вероятно, выражали свою благодарность за это нашему руководителю, я же исправно оплачивал счета за связь.

Сформировалось небольшое – два-три человека – подразделение т. н. «коммерсантов», организовавших торговлю промтоварами из Китая: мы активно включились в грузоперевозки на этом направлении, так что у них была возможность получать товары из первых рук. Поскольку мы сохранили за собой помещение на Сивцовом Вражке, где располагалась морская группа, наши «китайцы» открыли прямо на крыльце особняка торговлю одеждой. Не припомню каких-либо поступлений в кассу компании от этой деятельности. Но кому-то какие-то отчисления, вероятно, поступали…

Развить успешную торговую деятельность смог некто А. Н. Феофанов – «знакомый знакомых». От нас ему на первых порах нужна была «крыша», финансовая поддержка на условиях возврата и некоторые контакты, а также возможность летать в Дубай, Польшу и другие страны. Некоторое время он возглавлял транспортный отдел. Шаг за шагом Феофанов смог создать свою торговую фирму, встал на ноги и, кажется, до сих пор владеет устойчивой экспортно-импортной компанией и магазином.

Кроме того, при «Даконо» кормилось немало людей, не входивших в постоянный штат. Это многочисленные посредники, предлагавшие свои связи, какие-то «нужные люди» и т. п. В период расцвета компании ежемесячная ведомость выдачи вознаграждений состояла из сотни имён.

Многие сотрудники компании в предыдущие годы работали за границей – в посольствах, представительствах «Аэрофлота», «Совфрахта» и т. п. Немало было и тех, кто побывал за рубежом в последние годы, когда такие возможности открылись. Мне в этом смысле похвастать было нечем, хотя за границей я тоже однажды побывал: в 1975 году в Чехословакии по путёвке бюро комсомольско-молодёжного туризма «Спутник».

Жизнь авиакомпании была не просто связана, а была заточена на работу за рубежом. Наши сотрудники летали туда регулярно. И не только лётный состав, выполнявший рейсы, но и, скажем, бригады грузчиков, в которые стремились попасть многие. Моя первая командировка за границу состоялась в марте 1993 года. Подробнее о ней я расскажу в разделе, посвящённом путешествиям.

Немного социальной психологии

Жизнь в СССР казалась размеренной и во многом предсказуемой. Но будущем было не только можно, но и следовало фантазировать, представляя его себе в разных образах. Идея «светлого будущего» была важным элементом концепции построения коммунизма. Фантазировать было можно в игровом детском духе, как это описал Носов, отправив Незнайку в Солнечный город. Можно иначе, как это делали писатели фантасты, отправляя своих героев на другие планеты в миры, где полным-полно всяческих удивительных изобретений, а люди добры и счастливы. Было и другое направление (в литературе представленное по большей части зарубежными авторами) – антиутопическое, описывающее мрачные миры жестокости и злобы.

И то и другое в сознании моего поколения было не более чем литературой, но ни в малейшей степени не воспринималось как научно обоснованные прогнозы. Прогнозы были частью планов, а планы составляли уполномоченные на то политико-экономические учреждения. Существовали вполне прагматичные программы развития.

В первые тридцать с лишним лет жизненный путь таких, как я, пролегал по маршрутам и тропам, проложенным в рамках этого проектного развития. Маршруты были известны, указатели и дорожные знаки – понятны, пункты назначения – тоже. Общественное устройство в каких-то своих основах было неизменным, но при этом оставалось живым и развивающимся. Люди, двигаясь своими жизненными путями, не были подобны запрограммированным биороботам или муравьям, они был свободны в широчайшем спектре возможностей, хотя и были сферы, в которых ограничения ощущались.

Я – как и мой отец, как братья – пошёл в науку. Вехи на этом пути были понятны и привлекательны: кандидат, затем доктор наук, доцент, затем профессор. Цель деятельности – раскрытие своего потенциала, постижение неизвестного, участие в общем деле общественного развития. Смысл жизни – хорошая семья, созданная по любви, счастливые дети, которым предстоит жить в ещё более совершенном обществе.

Я не был обывателем, зомбированным пропагандой, не видящим реалий. Я видел и ощущал несовершенства и противоречия жизни, но воспринимал их как живой процесс, как поле, на котором и следует потрудиться. В обществе были люди, не разделявшие подобных взглядов, создававшие некий параллельный мир других ценностей. Я с ними общался, с некоторыми дружил, вместе учился и работал. Несовпадению взглядов слишком большого значения не придавал, объяснял это отличиями в семейном воспитании, в уровне образования, в специфических особенностях этнической культуры. Будучи толерантным в общении, сохраняя способность и стремление к пониманию чужой точки зрения, я в фундаментальных вопросах оставался вполне твёрдым внутренне.

СССР распался. Мы все – все без исключения граждане СССР – оказались ввергнуты в стремительный процесс разрушения прежней жизни, её устоев. Продолжением сказанного могла бы быть фраза о том, что одновременно с этим шло созидание новой жизни и новых устоев. Да, такой процесс имел место, только называть его «созиданием» я не могу: русский язык очень чувствителен к оттенкам смыслов. «Созидание» – процесс позитивный, причём целенаправленно позитивный. То, что происходило в действительности, следовало описывать в иных понятиях. Например – из теории эволюции, внутривидовой борьбы: пожирание хищниками жертв, их переваривание. Или из социальной динамики: формирование группировок, борьба за ресурсы, за выживание, за власть и т. п.

В коммерческие организации типа нашей шли люди двух основных типов: предприниматели, стремящиеся к достижению богатства и более высокого статуса, и те, кому надо было просто выжить или подкормиться в сложившихся условиях. Тогда многие люди теряли работу или же работали в организациях, не способных реагировать на текущие изменения и повышать зарплату. Этот период называют гайдаровской реформой. Именно тогда в стране появились люди, копающиеся в помойках в поисках пропитания, тогда повсюду возникли стихийные рынки, на которых граждане продавали свои вещи. Тогда же появились и внезапно разбогатевшие персоны, демонстрировавшие своё богатство с навязчивой откровенной пошлостью.

К первой группе – предпринимателей, устремившихся к богатству и власти, – в нашей организации можно было отнести, пожалуй, только её основателя и главного владельца, Феликса, и, быть может, двух-трёх мажоритарных бенефициаров. Остальные пришли сюда в поисках трудоустройства с зарплатой побольше, чем они получали в своих советских учреждениях. Многие при этом со старых работ не увольнялись, существовавшие правила не требовали каких-то разрешений на совместительство. Сотрудники приходили к нам в основном по знакомству, по приглашению от кого-то из учредителей.

Я был единственным сотрудником компании, у которого не было ни своей квартиры, ни прописки, который был беженцем. Я пришёл не просто подработать или перекантоваться, а чтобы выжить. Не только моё положение, но и моя картина мира, мировоззрение отличались от других. Для многих москвичей «распад СССР» был словосочетанием из выпуска новостей. Их не коснулись те трагические события, которые охватили бывшие союзные республики. Они продолжали жить в кругу своих родных и близких, в тех же квартирах, в том же городе и, по ощущениям, в той же стране. Происходившие изменения их, конечно, затронули, ухудшив материальное положение или повлияв на ход карьеры. Каждый при этом, однако, воспринимал проблемы в соответствии с обстоятельствами своей жизни и особенностями своего психотипа.

Измайлово

Город Жуковский, быть может, один из лучших среди подмосковных наукоградов (впрочем, мне в других жить не довелось), но мечта жить в Москве никуда не ушла.

Я с раннего детства хотел жить в Москве. По мере взросления при регулярных ежегодных проездах через Москву это желание укреплялось. Но целенаправленных шагов для этого я не делал. Да и шагов таких, на самом деле, можно было предпринять немного. Москва – город особый, получить московскую прописку, как я уже вспоминал, было трудно. Для людей моей профессии – научных работников – практически невозможно. ВУЗы и НИИ т. н. «лимитами на прописку» располагали очень редко. Перевод в Москву осуществлялся в среде т. н. номенклатурных работников – по партийной линии, например. В Москву также могли перевести военного. Временной пропиской на период учёбы обеспечивали студентов. Некоторым крупным предприятиям правительство выделяло «лимиты на прописку», то есть определяло количество рабочих нужных специальностей, которым предприятие предоставляло работу, место в общежитии и временную прописку. По истечении нескольких лет можно было рассчитывать на получение квартиры и постоянной прописки. В кинофильме «Москва слезам не верит» варианты достижения такой цели показаны убедительно и эмоционально.

В общем, для простых людей без положения и связей имелся один надёжный путь: жениться или выйти замуж. Я себе такой цели – жениться на москвичке – не ставил. И стыдился подобного практицизма даже в мыслях: жениться нужно только по любви. Можно, конечно, полюбить и москвичку, но где же её повстречаешь, живя в Кишинёве?

Вспоминается рассказ одного знакомого, учившегося в Москве. В начале последнего курса декан заявил им со всей определённостью: постарайтесь до конца учёбы жениться на москвичках, тогда у меня не будет болеть голова с вашим распределением, для всех найдутся рабочие места. Нашёлся, конечно, студент – вроде меня – который спросил что-то типа «а как же любовь?». Декан спросил: «Вы откуда, молодой человек?» – «Из Пензы», – ответил он. Декан ответил вопросом: «То есть вы считаете, что в Пензе, где проживает тысяч четыреста, вам легче найти подходящую невесту, нежели в Москве с её восемью миллионами жителей? Не морочьте голову, идите и ищите!»

Но времена изменились. Можно было квартиру купить и зарегистрироваться в ней. Хотя и это не всегда проходило гладко. Например, в Жуковском, мне в прописке было отказано, хотя я и был владельцем квартиры. Городская администрация мотивировала это неким особым статусом наукограда. К концу 1994 года я уже располагал средствами, достаточными для покупки квартиры в Москве взамен жилья в Жуковском. Пусть не самой дорогой, а скорее самой дешёвой, но подходящей по месторасположению (в Измайлово) и по метражу (трёхкомнатная). Агенты такую квартиру подобрали: убитую коммуналку на пятом этаже пятиэтажного дома 1952 года постройки, которую можно было обменять на две двушки, уже подобранные агентами в Балашихе. В декабре 1994 года заключили договор мены. В квартире провели ремонт и со второй половины 1995 года стали в ней жить. После переезда в Москву ездить на работу стало проще и приятнее: на метро от «Первомайской» до «Смоленской», потом минут 15—20 приятной прогулки по Плющихе до Саввинского переулка. Квартиру в Жуковском продали в конце 1995-го.

Вот уже тридцать лет, как мы в этой трёшке живём. Любим Измайлово, Измайловский парк, метро «Первомайская», трамваи, виды из окон, звуки улицы…

Здесь наш дом.

Доконать «Даконо»