Назад в СССР: Классный руководитель. Том 2

Глава 2. Триумфатор

– Все прицепили глушители? – Сеня обвёл группу гонщиков, что стояли кружком рядом со своими мотоциклами.

Ни Егор, ни Хозяин мне ничего про глушители не говорили, но я сам понял, раз мы будем гонять по городу, то лучше не привлекать внимание.

Но, видимо, не только для меня это стало новостью. Несколько парней с унылыми физиономиями отъехали в сторону. И так нас осталось всего девять. Девять парней с «железными конями» разных цветов и форм. Хотя ни у кого такого ярко-жёлтого «пса», как у меня, не было.

Я вытащил блокнот и ещё раз сверился с маршрутом, который наметил. Пришлось здесь прокатиться несколько раз, чтобы снять всю информацию о светофорах. Набросать алгоритм проезда. Получилась неплохая программка, которую я бы в современном мире запустил бы на своём компьютере. Но здесь я лишь прогнал её через инженерный калькулятор.

– Это у тебя чего? – курносый парень в коричневой куртке-бомбере и шлеме, на котором торчали очки-«консервы», сунул нос в мои записи.

– Расчёт проезда, – честно ответил я.

– Думаешь так сможешь выиграть? – пацан расплылся в обидной ухмылке. – Ездить надо уметь, а не закорючки марать.

– Так! Слушайте парни! – Сеня встал перед оставшимся гонщиками. – Разбиваемся на три группы. Победитель из каждой будет участвовать в финале. Маршрут все знают. Условие одно – на красный не ехать! Нарушитель будет дисква-ли-лифицирован, – Сеня выговорил последнее слово с трудом, не с первой попытки.

Залитый ярким светом уличных фонарей, тщательно очищенный от снега, широкий Ленинградский проспект выглядел, как огромная сверкающая река, медленно текущая между берегов, засаженных высокими, по-зимнему нагими, заснеженными деревьями, за которыми в синей морозной дымке просматривались дома в стиле «сталинского ампира».

Сеня огласил списки. Мы с Егором попали в разные группы, что обрадовало меня. Так, у меня появился хотя бы маленький шанс попасть в финал.

Я закрыл блокнот, сунул его за пазуху и надел шлем. Как оказалось, так сделал только я. У остальных гонщиков на голове или не было ничего, или как у парня, который сунул нос в мои записи – кожаный шлем пилота, который от падения защитить бы не смог.

Выстроилась первая группа. Сеня вышел с зелёным флагом в одной руке и секундомером в другой.

– Три, два, один! Начали!

Тишину ночного проспекта взорвали нервные вопли моторов, свист турбин, приглушенные, но заставившие вибрировать каждую клетку моего тела. Троица рванула вперёд, вжавшись в сиденья своих «железных коней». Стоило замереть вдали мягкому рокоту, как выстроилась вторая группа.

Моими соперниками стали двое ребят, один на венгерской Паннонии с ярко сверкающим в свете фонарей хромированным бензобаком, другой – на «вишнёвке».

Мы рванули вперёд все вместе. И вот первый светофор, который спрятался среди деревьев. Но мне даже не нужно было искать его, я точно знал, когда он переключится на зелёный и я легко проскочу его.

Рокот движков остался где-то позади, казалось, что я несусь в тишине ночи, только ударная волна давила на грудь, больно ударяла по ушам. Гонщик на «вишнёвке» прибавил газу, вырвался вперёд. Мне пришлось лечь на вираж, обогнуть пикап, и я отстал. Но затем вновь рванул в погоню. На венгерском байке гонщик догнал меня, нёсся рядом, но затем тоже унёсся в темноту.

Отблески фонарей слились в сплошные светящиеся полосы. И все, что я видел, это выхваченный фарами призрачный конус света и спидометр с указателем скорости. Я проскочил следующий светофор, и начал нагонять парня на «вишнёвке». Но тот, видно, услышав нарастающий рокот, прибавил газу и исчез.

После «Динамо» я нырнул в туннель, пронёсся мимо стен, где слились в единую светящуюся полосу все лампы. Выскочил наружу.

Вот и следующий пешеходный переход. Светофор уже отсчитывал последние секунды жизни зелёного огонька, но я чуть прибавил газу и пронёсся, заметив, как вспыхнул жёлтый свет.

На развилке между Волоколамским шоссе и Ленинградским проспектом возвышалось здание Гидропроекта, украшенное на фасаде портретом Ленина. Здесь начинались трамвайные пути, но сами трамваи уже не ходили.

Наклон, колени в пластиковых щитках едва не коснулись заснеженного асфальта. Мой «пёс», послушный мне, легко вписался в поворот. Я заметил, что иду первым, но слышал лишь рокот одного мотоцикла. Куда же делся второй? Неужели смог обогнать нас?

Светофоры, подмигивающие мне то зелёным, то жёлтым глазом, пешеходные переходы, автобусные остановки, рельсы трамвайных путей— всё слилось в единую массу. Мозг фиксировал всё бездумно, не отвлекая от главного – пути к финишу.

И так же внезапно, как и началось, все закончилось. Вот она заветная финишная черта. И тут, как призрачный гонщик, буквально на пару секунд меня обогнал вишнёвый мотоцикл, и я пришёл вторым.

Огляделся, но третьего не заметил. Хотя это уже не имело значения. Я проиграл. Руки и ноги дрожали, сердце билось где-то у самого горла. И досада заливала холодной волной.

– Туманов, – ко мне вальяжно, словно матрос на палубе, подкатил незнакомый парень, коротко стриженный, на левом рукаве кожаной черной куртке ярко выделялась красно-белая повязка. – Готовься, сейчас будет финал.

– Я же вторым пришёл, – не веря своему счастью, пробормотал я машинально.

– Максим дисквалифицирован, – объяснил парень. – Он два раза на красный проехал. А Серго на Волоколамку, балбес, свернул.

Только сейчас я заметил Егора, который опершись на свой байк, курил, выпуская дымные колечки вверх. Значит, мы вновь схлестнёмся с ним. Осталось дождаться третьего.

Нарастающая волна звуков и первым из тройки финишную черту пересёк тот парень в бомбере и шлеме пилота на бело-красном «Иж-Юпитере». Увидев меня с Егором, сузил глаза, плотно сжал губы и отъехал в сторону. Видно, ему не понравилось, что я со своим маршрутом все-таки пришёл первым. И стал его соперником.

И вот финальный заезд. Сердце колотится, бросает то в жар, то в холод. Руки чуть дрожат, будто решается моя судьба, и переиграть этот момент я не смогу. Успокаиваю себя тем, что это обычная гонка, ничего особенного. Да, я готовился к ней. Да, как и все, я хочу победить. Но если я проиграю, меня никто не убьёт.

И вот мы выстроились все втроём между импровизированным стартом – два флажка на высоких металлических палках, разеваются в свете уличных фонарей. И зовёт трасса, что лежит, как огромная река с берегами, залитыми искусственным светом. И сквозь сизые тучи робко серебрится тонкий серпик Луны.

Старт. Я рванул с места вместе со всеми. И тут же успокоился, вся моя сущность теперь подчинена гонке, и моему расчёту. Егор и второй мой соперник улетели далеко вперёд. Но тут же застряли на пешеходном переходе, затормозив перед светофором, вспыхнувшем кроваво-красным светом сквозь голубоватую дымку.

А я промчался, не сбрасывая газ уже на зелёный. И выиграл пару секунд, пока мои соперники заводили свои мотоциклы.

Егор сразу приклеился ко мне, не пытался обогнать – понял, бродяга, что мною руководит точный расчёт. Третий же соперник то опережал нас, то отставал. И его мотоцикл натужно и зло огрызался, срываясь с места на пешеходных переходах.

Я ловко сумел проехать мимо фургона, и чуть вырвался вперёд. Егор же мотнулся было к тротуару, но вновь пристроился ко мне. Заснеженные деревья слились в единую грязно-белую стену, залитую сверху призрачным светом уличных фонарей.

Мы мчались через пешеходные переходы, светофоры под дуэт безумного рокота моторов. Ветер бил в шлем, бросал горсти снежной крошки.

Слева краем глаза я отметил, как выросла громада Гидропроекта. Покатый горб моста Победы. И вот он, последний светофор. Егор не выдержал и вырвался вперёд.

Бац! Он застрял на красном свете. А я, как и в первый раз, пронёсся стрелой мимо и только тут прибавил газу. Мой «жеребец» едва не встал на дыбы. Нарастающий рокот сзади – Егор стал нагонять меня. И его вытянутая тень мчалась по асфальту впереди меня, то уменьшаясь, то увеличиваясь под светом уличных фонарей.

Вжух. И я пересёк финишную черту. Проехал дальше и только потом сбросив скорость, развернулся. Из горла вырывалось хриплое дыхание, лицо мокрое, руки на руле дрожат, ноги не слушаются. Меня трясло, как в лихорадке. И когда снял шлем, прикрыв глаза, подставил лицо под морозный порыв ветра, только тогда начал успокаиваться.

Третий наш соперник опоздал на полминуты. Отъехал подальше, рывком стащил пилотский шлем с головы и бросил на землю, плюхнулся на подножку своего «Иж-Юпитер» в каком-то злом отчаянье.

Егор, вытащив пачку «Мальборо», сильно затягиваясь, так что проваливались щеки, выпускал в морозную синь струйку дыма, она расползалась в диковинный цветок.

Хозяин тоже курил, привалившись спиной к машине. Рядом с ней я заметил столик, заботливо укрытый сверху чем-то напоминающим тент из металлических трубок, с натянутым сверху толстым слоем целлофана. Внутри обнаружился переносной телевизор в красном корпусе, стоящий на длинной подставке из светлого пластика, со встроенной клавиатурой. За всем этим хозяйством священнодействовал худой невысокий мужчина в тёмном пальто. Его тонкие, смахивающие на паучьи лапки, пальцы уверенно бегали по клавишам. А на экране в таблице, отрисованной ASCII-кодами, выскакивали цифры.

Всё это длилось мучительно долго, так что я опять стал нервничать, скрутило желудок. И перед глазами начали возникать картины, что сейчас мне скажут, что я проиграл, что где-то ошибся и проехал на красный свет.

И тут раздался отвратительный звук, словно кто-то разрывал с силой кусок ткани. Рядом с допотопным компьютером заработало устройство, откуда вылез листок бумаги с перфорацией по краям, смахивающий на электрокардиограмму. Аккуратно оторвав, мужчина вгляделся в него, затем подошёл к Хозяину, протянул ему. У того взлетели от удивления брови, но, покачав головой, он нырнул в машину, и минуты через две вылез обратно.

– Костя! – позвал он.

Когда парень в пилотском шлеме оказался рядом, Артём Викторович похлопал его по плечу, что-то сказал одобряющее и протянул тонкий конверт. Парень скривился, но будто бы развёл руками, мол, так уж получилось.

Вторым Хозяин позвал Егора и тоже передал ему конверт потолще. Кусая и кривя губы, Егор взглянул внутрь конверта, и расплылся в довольной ухмылке.

Когда Хозяин позвал меня, я, стараясь унять дрожь в коленях, подошёл к нему на подгибающихся ногах, ощущая, что ещё чуть-чуть и я упаду тут же от слабости. Но его одобряющая улыбка подняла мне настроение. Протянул пухлый конверт. Я бросил взгляд – внутри лежала банковская упаковка по двадцать пять рублей, с десяток купюр по пятьдесят рублей и четыре чека Внешпосылторга на двести пятьдесят рублей. Целое состояние для меня.

– Ну что, будешь новую машину покупать? Хонду или кавасаки? – поинтересовался Хозяин с улыбкой.

– Пока не знаю. Мне мой «пёс» нравится.

– Слабоват он у тебя. Ты победил только благодаря своим мозгам. Купишь хорошую машину – на новый уровень перейдёшь. Ты понимаешь?

– Да. Понимаю. Подумаю.

– Ну а что планируешь?

– Презент хочу девушке хороший купить, – неожиданно вырвалось у меня, и я прикусил язык, ругая себя за болтовню.

– Ценная барышня? – заинтересовался Артём Викторович.

– Дочка второго секретаря обкома, – честно признался я.

– Марина, дочка Мельникова. Ясно. Подари ей талисман. Я тебе адресочек черкну. Тебе там скидку сделают. Она собирает их.

– Я не знаю, какой конкретно.

– Вот такой.

Вытащил из кармана блокнот в толстом кожаном переплёте, раскрыл и быстро набросал эскиз. Тут же размашисто написал адрес. Вырвал листок, протянул мне.

– Спасибо, – взглянув на рисунок, я не понял, чем этот талисман так ценен, но сложив вчетверо, сунул бумажку в конверт с деньгами.

И едва не выронил. Оглушительно взвыла милицейская сирена, заставив вжать голову в плечи и присесть от неожиданности. Я бросил взгляд на Хозяина, но на лице у того не отразилось ни малейшего испуга, только хитрая улыбка коснулась уголка рта.

Хрюкнув в последний раз, рядом остановилась черная милицейская «Волга» с мигающим синим светом «ведёрком» на крыше. Распахнулась задняя дверь, вылез в двубортной шинели нараспашку мужчина, уже явно подшофе.

– Ах ты мой, хороший, Артём Викторович, – заплетающим языком произнёс мент.

Раскрыв широко руки, пошёл навстречу улыбающемуся Хозяина.

– Вадим Иннокентьевич, дорогой! – тот раскрыл объятья, они обнялись, похлопали друг друга по спинам. – Не в обиде, что столько бабла уронил сегодня?

– Да ты что?! – явно искренне воскликнул мент. – Да я этого бабла сделаю в два раза. Но за такое удовольствие я готов платить хоть каждый день. Это твой победитель? – махнул головой в мою сторону. – Ты учитель?

– Да. Учитель физики.

– Это заметно. Всё рассчитал? Я смотрю в свою биноклю, как твой парень проходит все светофоры, загляденье. Красиво. Ну пойдём, обмоем твою победу.

– Нет, извините. Я домой. Мне завтра в школу.

– В школу? Ты серьёзно? – коротко хохотнул Вадим Иннокентьевич. – Да ты сегодня небось взял куш в три твоих годовых зарплаты. Нет? Ну ладно, ладно. В следующий раз. «Полковник Осокин», —он протянул мне руку лопатой. – Если что, обращайся.

Я мчался домой по широкому почти пустому проспекту, вылетел на Ленинградку, пронёсся мимо моста через Москва-река. Сердце билось где-то у самого горла, я никогда не ощущал себя более счастливым, чем в эту ночь. Оставил мотоцикл в гараже, и направился к своему подъезду.

Людка спала одна, когда я заглянул осторожно в большую комнату, услышал ее «хр-рр». Ушёл в свою комнату и ещё раз пересчитал деньги в конверте, не веря до конца, что победил. И перед глазами так и неслась широкая серая лента проспекта, свет уличных фонарей вливался через стекло шлема, чуть размытой пеленой. Мелькали светофоры, редкие машины, грузовики, фургоны, развозившие продукты.

Едва добрался до своего продавленного дивана, как провалился в сон, словно нырнул на самое дно глубокого колодца. И снилось, что мчусь на мотоцикле по краю «горизонта событий» чёрной дыры. И дух захватывает от невероятной красоты Вселенной: вспыхивающих и гаснущих квазаров, золотых гроздей созвездий и мерцающего в молочной дымке закрученного в пружину Млечного пути.

Звонок будильника прозвучал, как громкий набат. Бросив взгляд на циферблат, я с неохотой вылез из тёплой постели, принял душ и отправился на кухню. Людка уже была так, готовила завтрак. Выставила передо мной тарелку с гречневой кашей и кусочками мяса в пряном соусе, чашку кофе, и впервые за долгое время я увидел на её лице улыбку, а не злобную гримасу.

– Съездишь сегодня к Глебу? – поинтересовалась она, и в голосе я услышал нечто смахивающее на заискивание, что заставило едва заметно улыбнуться.

– Съезжу.

Самому стало интересно, зачем Людка сосватала меня, как репетитора. Не скажу, что меня прельщало это занятие. Терпеть не могу учить тупиц. Ты пытаешься втолковать им простейшие истины, а они смотрят на тебя пустыми глазами.

Кофе взбодрило меня, так что в школу я добрался в хорошей форме. Но стоило мне войти внутрь, и направиться к лестнице, как ко мне подскочила второй завуч, Таисия Геннадьевна, которую я уже, кажется, начал бояться.

– Олег Николаевич, – зашептала она горячо. – Вас всё ждут. Идёмте.

– Ждут? Где? – ёкнуло сердце, перехватило дыхание, хотя по тону завуча я не ощутил опасности.

– В актовом зале. Идёмте. Да, пожалуйста, оденьте галстук.

– Таисия Геннадьевна, я галстук не ношу, потому что у меня болит рана на шее. Понимаете?

– Да-да, понимаю, – совершенно бездумно повторила она, явно не слушая то, что я сказал. – Подождите секундочку здесь, – остановила меня у входа в актовый зал, под доской почёта с физиономиями учителей.

Исчезла внутри и через пару минут вернулась с галстуком в руке. Пришлось надеть, не затягивая узла.

– Да-да, так хорошо, – удовлетворённо проговорила, оглядев меня с ног до головы, сняла невидимую пылинку с моего плеча и потащила внутрь.

Я вошёл в актовый зал с трепетом. Здесь проводились праздничные помпезные шоу. И я ощущал себя маленьким, пришибленным важностью мероприятия, о котором я ещё не имел даже представления.

Здесь все было по-прежнему, узнаваемо. Высокий, метра четыре, сводчатый потолок, просторное помещение, залитое ослепительно ярким светом люстр. Стены окрашены охрой и отделаны деревянными панелями под красное дерево. Как в театре ряды откидных кресел, обитых темно-бордовым бархатом. Сцена – деревянный помост, по краям тяжёлые шторы такого же темно-бордового цвета. Черное пианино в углу. Над экраном, скрытым плотными бежевыми шторами, красовался герб СССР, справа – портреты членов Политбюро во главе с «дорогим Леонидом Ильичом», отретушированные, выглядевшие моложаво, что совершенно не соответствовало действительности. Слева – портреты классиков литературы: Горького, Маяковского, Островского, Некрасова. А над всем этим гордо реял черно-белый портрет создателя советского государства.

По стенам – красные полотнища с пафосными лозунгами – обязательная цитата Маяковского с его стилизованным портретом: «Коммунизм – это молодость мира и его возводить молодым», «Партия сказала: «НАДО!», комсомол ответил «Есть!», «У партии и комсомола одна цель – коммунизм!»

Зал был битком заполнен публикой – учителя, ученики старших классов. И это смутило меня ещё больше, заставило вжать голову в плечи. Зачем я кому-то здесь понадобился?

Таисия довела меня до первого ряда, усадила. И я узрел у микрофона на сцене директора. А рядом с ним статную фигуру майора Сибирцева, с которым разговаривал в поликлинике. Увидев меня, оба доброжелательно улыбнулись.

– Мы собрались здесь, – начал директор с радостным пафосом. – По очень знаменательному поводу. Отметить героический поступок нашего преподавателя-методиста Олега Николаевича Туманова. Попрошу вас выйти на сцену, Олег Николаевич, – так льстиво ко мне директор ещё не обращался.

Я встал, оправил костюм и направился к ступенькам справа от сцены. Поднялся и встал рядом, ощущая, как подкашиваются ноги, дрожат руки. И все это казалось продолжением моего сна. Сбоку у прохода сидела, выпрямившись, словно проглотила кол, Ратмира Витольдовна. Под искусственным светом её лицо казалось более серым, безжизненным, дряблые складки шеи, согбенные тощие плечи. Мне почему-то даже жаль её стало.

На среднем ряду по центру сидели две подружки: англичанка и немка. Обе с причёсками, смахивающими на плохо завитые парики: немка в стального цвета блузке с бусами из крупного искусственного жемчуга, у англичанки – коричневый модный блейзер с планкой на груди украшали бусы из массивных кусочков янтаря. Прислонившись друг к другу головами, они рассматривали нечто, лежащее у них на коленях – видно, очередной модный журнал.

Тут же я заметил учительницу литературы, Аглая Борисовна на этот раз разоделась в темно-синий деловой костюм, что делало старше. Глаза полуприкрыты, на лице снисходительная полуулыбка.

Старенький учитель истории сидел, повесив голову, показывая лысую макушку в обрамлении редких белых волос, сквозь которые просвечивала розовая кожа.

К микрофону подошёл Сибирцев:

– Олег Николаевич помог найти и обезвредить преступников. Благодаря его мужественным и смелым действиям удалось не только поймать этих подонков, но и разоружить целую банду, которая промышляла воровством вещей, представляющих огромную ценность для нашего государства. Наше отделение решило наградить Олега Николаевича грамотой, выделить ему премию. И также отправить ходатайство в Президиум Верховного совета Российской федерации о награждении его медалью «За отличную службу по охране общественного порядка». Надеюсь, администрации школы нас поддержит, – он бросил взгляд на директора, который тут же закивал, как фарфоровый болванчик.

Меня бросило в жар, когда Сибирцев протянул мне грамоту, напечатанную на гербовой бумаге и конверт, не такой пухлый, как я получил сегодня ночью за победу в гонке, но тоже вполне внушительный. Пожал мне руку, но в его лице я увидел нечто такое, что заставило меня напрячься. Все это шоу явно имело какой-то подтекст.

Мне пришлось тоже подойти к микрофону, и срывающимся голосом поблагодарить милицию, администрацию, всех причастных. Я видел взгляды учеников моего класса. Особенно счастливой выглядела Ксения Добровольская, глаза блестели, на щеках – яркий румянец, и улыбка, которая своим чудесным светом делала её ещё прекраснее.

Больше всего меня радовало отсутствие Звонарёва, хотя и без него хватало завистливых и злых взглядов. Любой успех вызывает досаду у тех, кто считает себя более достойным.

Но все закончилось. Захлопали сиденья, все потянулись к выходу. Я постоял пару минут на сцене и спрыгнул вниз.

– Олег Николаевич, – за спиной я услышал голос Сибирцева. – Останьтесь на пару слов.

Я обернулся и подождал майора. Он сделал жест, чтобы я присел на кресло и устроился рядом.

– Хотел предупредить, что вам придётся выступить на суде.

– И чего я не должен там говорить?

– Вы не должны рассказывать о напарнике того вора, которого вы схватили.

– Я понял, – вздохнул я. – Звонарёв опять сухим из воды выйдет. Я правильно понимаю?

– Это не должно вас волновать.

– Этот парень уже законченный негодяй, – отчеканил я холодно. – Вы хотите дождаться, чтобы он стал маньяком-убийцей?

– Маньяком? – Сибирцев удивлённо свёл густые брови вместе.

– Маньяк – это серийный убийца, – объяснил я, отругав себя за то, что применил слово, которое пока не вошло в обиход уголовного розыска.

– Надеюсь, что не станет, – Сибирцев похлопал меня ободряюще по колену. – Удачи!

Глава 3. Репетитор

– Олег Николаевич, а как вы этих преступников задержали?

– Не преступников, Морозов, а только одного вора. Он украл иконы из церкви и улепётывал на снегоходе, я его догнал на лыжах и притащил назад.

– А он один был?

– Их двое было, но второго я не видел. Морозов, я понимаю, что тебе не интересна физика и ты хочешь увести разговор в сторону. Но давайте все-таки вернёмся к уроку.

После пафосного награждения я ощущал себя смущённым, растерянным. Казалось, всё должны на меня пялиться и спрашивать, почему такие почести – обычному учителю? Хотя теперь я понимал, что всё это шоу заказал Звонарёв-старший, и грамоту, и деньги – всё от него, чтобы заткнуть мне рот. Ведь я не только знал, что вторым вором был сынок Звонарёва, Михаил, но я видел воочию, как парень фарцевал, да ещё передавал иностранцам орден Люфтваффе, а значит, что Звонарёв-младший связан с «черными копателями», которые промышляют на местах сражений Великой Отечественной войны.

– Ну, интересно же, – продолжал ныть Морозов. – А как вы там оказались?

– Я прокладывал маршрут для зимнего лыжного похода. И попал в Загорянское. Но с такими оценками, как у вас, – я потряс классным журналом. – Мы никуда отправиться не сможем, – демонстративно хлопнул журналом об стол. – Директор не разрешит. Нахватали двоек по литературе, физику прогуливали.

– А я физику не прогуливал, – с обидой выдал Морозов. – Наоборот, Тимур Русланович мне одни пятёрки ставил.

Я заглянул в журнал и действительно заметил ровный ряд аккуратно выведенных пятёрок. Странно, Юрка Зимин, отлично знающий физику, получал трояки, а Сашка Морозов, не блиставший знаниями, наоборот, выбился в отличники.

– Саша, это прекрасно. Может ты и сейчас нам свои знания покажешь? А? Давай, выходи к доске и расскажи по теме прошлого урока.

Морозов почему-то совсем не смутился. Наоборот, выпрямился всем своим щуплым телом и гоголем вышел к доске. Откашлялся и начал рассказывать:

– «Параграф шестьдесят четвёртый. Если соединить проводником два металлических шарика, несущих заряды противоположных знаков, то под влиянием электрического поля этих зарядов в проводнике возникает электрический ток», – развернулся к доске, нарисовал незамкнутую окружность, на концах которых размашисто нанёс плюс и минус. И провёл дугу внизу и сверху, затем продолжил: – «Но этот ток будет очень кратковременным. Заряды быстро нейтрализуются, разность потенциалов между шариками выравнится и напряжённость электрического поля станет равной нулю. Для того чтобы ток был постоянным, надо поддерживать постоянное напряжение между шариками. А для этого необходим источник тока, который перемещал бы заряды от одного шарика к другому в направлении, противоположном направлению сил, действующих на эти заряды со стороны электрического поля шариков. В таком устройстве на заряды должны действовать силы неэлектростатического происхождения», – Морозов нарисовал рядом ещё одну незавершённую окружность с плюсами и минусами на концах, но вместо дуг нанёс прямоугольник.