Император полночного берега

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ЗОЛОТО БЕЛЬФЕДДОРА

Порывы студеного ветра подхватывали колючий снег и бросали в лицо. Прикрываясь плащом, путник втягивал голову в плечи и продолжал свой путь через метель почти вслепую. Изредка он выглядывал из-под плаща и, прищурив глаза от ветра и снега, смотрел в ту сторону, где еще до начала бурана видел на горизонте синюю полосу леса. Сейчас сквозь снежную пелену невозможно было что-либо различить даже в пяти шагах и человек устремлял взгляд вперед не столько в надежде увидеть цель своего пути, сколько по привычке.

По всей видимости, путник впервые отправился так далеко на полночь,[1] к арамейским лесам и явно не был готов встретить такую непогоду: его легкие одежды не могли защитить от холода и снега. Короткие сапоги, холщовые штаны да простая льняная рубаха с разодранным воротом, за который то и дело попадали снежные хлопья, под тонким шерстяным плащом – он уже давно понял, насколько неподходяще это одеяние для северных земель, куда занесли его судьба и собственное упрямство. Ветер раздувал длинные светлые волосы путника, снег таял на лице, но тут же застывал сосульками на усах и бородке.

Споткнувшись, человек упал на одно колено. Попытавшись подняться, он снова без сил осел в снег. Закутавшись в плащ, путник решил позволить себе краткий отдых, чтобы хоть отдышаться. Сквозь вой ветра ему чудились голоса из прошлого, а в завихрениях и прорехах снежной завесы виделись картины из другой жизни.

Геранда на некоторое время отложила свою вышивку, когда с улицы донеслись возбужденные крики:

– Псы идут! Псы Орланденга!

Хлопнула дверь, в дом вбежал ее сын Корлунг.

– Мама! – крикнул мальчик с порога. – Из Талбота пришел дракар Орланденга! Сегодня будут выбирать воинов!

Мать неодобрительно покачала головой:

– Не ходи туда, сынок. Тебе еще слишком рано думать об этом. Ты едва отметил свою тринадцатую весну. Псы не возьмут тебя.

– Ничего подобного! – воскликнул мальчишка, гордо выпятив грудь. – Я уже готов взять меч!

Мать не успела больше ничего возразить, Корлунг тут же выбежал из дома. Геранда тяжело вздохнула. В своей решимости мальчишка так напоминал ей своего отца. Тот был так же горяч. Был, пока в далеком походе его не сразила стрела ногарского солдата. Геранда совсем не желала, чтобы ее сын шел по стопам отца. Конечно, мужчин, а в особенности мальчишек, влечет жизнь воина, полная опасностей, кровавых схваток, лихих приключений и подвигов. По крайней мере, именно такой представляется эта жизнь многим. Но только женщины знают, каково это – услышать однажды, что твой сын, брат, муж, отец больше никогда уже не вернется из похода.

Раз в несколько лет из крепости Талбот – цитадели верховного вождя и главы клана воинов-оборотней – черных псов, приходил дракар. Сам конунг[2] Орланденг выбирал подростков, годных для воинской службы. Мальчишек уводили в крепость, где в течение нескольких лет обучали воинскому ремеслу. Далеко не каждому суждено было стать одним из черных псов, в большинстве своем они становились простыми воинами, но каждый мальчишка, каждый юноша мечтал заполучить на свой щит изображение оскаленного свирепого зверя – символ принадлежности к клану.

Вот и юный Корлунг весь последний год грезил этим. Он мечтал стать воином, как его отец, которого мальчишка никогда не знал. Однако Геранда совсем не разделяла чаяний своего сына. Впрочем, в этот год она могла пока не волноваться – мальчик действительно был еще слишком юн, к тому же, в отличие от сверстников, не отличался крепким телосложением. Вряд ли Орланденга мог заинтересовать такой новобранец.

Тем не менее Геранда отложила свою вышивку и вышла из дома. Она направилась к пристани, куда уже со всех сторон стекалось практически все население города. Жители Кем-Парна были не слишком избалованы зрелищами, так что прибытие корабля верховного вождя являлось для них весьма значимым событием.

Над пристанью возвышался нос боевого дракара, украшенный резной головой морского змея. На корме судна белел просторный шатер. Наверняка покои вождя всех кадангов побережья в его замке в Талботе изобиловали роскошью, здесь же, на боевом корабле, все было по-воински просто. На полотне шатра отсутствовала какая-либо роспись или вышивка, щиты, развешанные вдоль бортов, были самыми обычными.

По пристани с грозным видом расхаживали несколько воинов в черных плащах, с изображением оскаленных псов на щитах.

У пристани на берегу толпился народ, люди громко переговаривались, обсуждая предстоящее действо. Похоже, конунг не собирался задерживаться в Кем-Парне надолго. Из разговоров соплеменников Геранда узнала, что их вождь сам прибыл навстречу Орланденгу из своего замка и поднялся на корабль. Женщина попыталась отыскать взглядом своего сына, однако безуспешно.

Из шатра вышел Гедарненг – правитель Кем-Парна, слегка располневший от сытой спокойной жизни коренастый крепыш лет пятидесяти. Как и все вожди, правившие племенами океанского побережья, он принадлежал к клану псов-воинов, о чем свидетельствовало его черное одеяние с золотой вышивкой на вороте и рукавах. За ним в сопровождении своей свиты в таких же одеждах появился сам конунг Орланденг – верховный вождь всех кадангов и глава клана черных псов. В отличие от правителя Кем-Парна верховный вождь был высок и подтянут, хотя имел за плечами более богатый груз прожитых лет, осевший обильной сединой в длинных волосах и аккуратной бородке. Все сошли с корабля на пристань, по-прежнему возвышаясь над простым людом, толпившимся на галечном берегу у самой полосы прибоя.

Конунг вскинул руку, властным жестом призывая народ к молчанию. Толпа притихла. В наступившей тишине Орланденг торжественно провозгласил:

– Жители Кем-Парна! Настало время избрать среди ваших детей достойных взять оружие и встать на защиту наших земель, завещанных нам предками!

При этих словах Геранда поджала губы. Ни она, ни даже старейшие жители Кем-Парна, как и других городов, ни разу не слышали, чтобы враг когда-либо покушался на земли кадангов. С одной стороны владения обитателей океанского побережья отделяла от остального мира гряда неприступных скалистых гор, с другой – Изумрудные леса, способные поглотить в своих таинственных чащобах целую армию. Зато боевые отряды кадангов частенько совершали походы в земли соседей, грабя купеческие галеры, селения в предгорьях Потана и прибрежные города Ногары. Лишь в последние годы черные псы и их последователи отказались от походов, что было вызвано отнюдь не миролюбием. По слухам, на равнинах Ногары, охваченных войной, свирепствовали оспа и чума, занесенные с Черного Берега, уже давно обезлюдевшего от болезней и резни.

Однако для жителей Кем-Парна, собравшихся в этот час у пристани, все это не имело никакого значения. Почти любой почитал за высокую честь отдать своего сына на воспитание и обучение черным псам. Один за другим отцы выводили своих сыновей, предъявляя их взору Орланденга. Внимательным взглядом конунг ощупывал фигуры мальчишек и кивком выражал свое одобрение, после чего избранные поднимались на причал, гордо поглядывая с высоты на своих соплеменников.

Одним из последних из толпы вышел Корлунг. По обычаю к конунгу его должен был подвести отец или старший мужчина в семье. Но отец мальчика погиб еще до его рождения, других мужчин в семье не было, а мать не имела такого права, поэтому Корлунг вышел сам. Будь он чуть ближе, Геранда тотчас схватила бы сына за руку и увела прочь, но она оказалась в толпе слишком далеко от него.

Орланденг взглянул на очередного претендента с нескрываемым удивлением.

– Как твое имя, мальчик? – спросил конунг.

– Корлунг, – назвался мальчишка. Орланденг пристальнее вгляделся в его лицо.

– Твой лик мне кого-то напоминает. Не сын ли ты Геранды?

– Да, это он, – подтвердил Гедарненг, стоявший рядом.

Геранда услышала их слова и закусила губу. Несколько лет назад ей довелось познакомиться с Орланденгом достаточно близко во время пира в замке Кем-Парн, где она, в числе прочих женщин, прислуживала за столом. Тогда в замок съехалось много вождей и воинов – обслуги не хватало. В ту пору Орланденг еще не был конунгом, верховным вождем его избрали много позже. Геранда провожала гостя в отведенные ему покои, где Орланденг весьма недвусмысленно намекнул, что в эту ночь женщина вполне может исполнить для него обязанности жены. По обычаям кадангов такой гость был вправе потребовать себе любую незамужнюю женщину. Но на вдов это право вождей не распространялось – как женщины, изведавшие супружеское ложе и освобожденные от обязательств смертью супруга, они были вольны сами выбирать себе спутника на ночь. Об этом и сказала Геранда той ночью гостю, подкрепив свои слова острием кинжала. Никто никогда не узнал о той истории, однако Орланденг навсегда запомнил тот кинжал у себя между ног, не забыл он и имя женщины, унизившей его.

– Сколько тебе лет? – спросил он мальчишку.

– Пятнадцать! – бойко солгал тот.

Конунг усмехнулся.

– Если это так, ты слишком хил для своего возраста. Мне не нужны больные. Я набираю воинов.

Все вокруг рассмеялись. Мальчишка и в самом деле был не слишком крепок даже для своих тринадцати, и два лишних года совсем не прибавляли ему значимости и внушительности в глазах конунга.

– Я хочу стать воином! – горячо воскликнул мальчишка.

– Клен тоже наверняка хотел бы стать могучим дубом, но только кленом и останется, – насмешливо сказал Орланденг.

Со всех сторон вновь раздался хохот. Геранда закусила губу. Она знала, как болезненно сын воспринимает насмешки и насколько он бывает нетерпелив, горяч и упрям. Женщина начала подозревать, что добром это все не закончится, но вмешиваться уже было поздно.

– Испытай меня, вождь! – в запальчивости воскликнул мальчишка.

Его слова вызвали новый взрыв смеха, до того нелепо выглядел этот щуплый юнец, словно неоперившийся птенец, возомнивший себя бойцовым петухом.

– Отец, этого клопа прихлопнет даже моя сестра, – со смехом сказал Орланденгу молоденький юноша, стоявший чуть позади конунга.

– Ты уверен, Андененг? – так же смеясь спросил верховный вождь.

– Конечно, – ответил юноша и позвал: – Ранда!

Из шатра тут же выбежала юная девушка, совсем еще девочка. Она словно только и ждала, когда ее позовут. Девчонка спрыгнула вниз, прямо на голову Корлунга, и опрокинула его на землю. Усевшись верхом на поверженного мальчишку, Ранда принялась молотить его кулаками под веселые выкрики толпы. Удары были совсем не шуточные, и Корлунг мгновенно ослеп на один глаз, а во рту почувствовал вкус собственной крови из разбитых губ. Несмотря на полную растерянность, мальчишка все-таки вывернулся из-под бойкой противницы, оттолкнул ее в сторону и вскочил на ноги.

Ранда замерла в напряженной позе, словно кошка, готовая в любой миг снова броситься в драку. Она была чуть старше Корлунга и немного выше, однако в схватке мальчишка, хоть и не без труда, все же смог бы ее изрядно поколотить. Но знакомый голос остановил его:

– Сынок!

Сквозь туман, застилавший единственный уцелевший глаз, Корлунг увидел в толпе свою мать. Сразу вспомнился случай, как однажды на его глазах один из соседей избил свою жену за мелкий проступок. Это настолько впечатлило мальчика, что в тот день он клятвенно заверил мать, что никогда не поднимет руку на женщину. А ведь мужчина должен держать свое слово, иначе он уже не мужчина, не воин, не каданг.

Корлунг непроизвольно разжал кулаки. Воспользовавшись его замешательством, Ранда бросилась вперед и ударила с такой силой, что мальчишка снова упал. Это было так обидно, что слезы сами собой хлынули из глаз. Кое-как увернувшись от очередного удара, Корлунг вскочил и со всех ног бросился бежать прочь под беспощадный смех толпы.

– Ваш род мельчает, – заметил Орланденг, обращаясь к Гедарненгу, но так, чтобы слышали все. – Вот что бывает, когда мужчину воспитывает женщина. В нем нет ни стойкости, ни храбрости. Это уже не воин.

– Истинно так, – подтвердил правитель Кем-Парна, сокрушенно покачав головой.

– По крайней мере, ему хватает смелости не выбирать себе в противники женщин, – твердо произнесла Геранда.

Ее слова прозвучали достаточно громко, чтобы их услышали все. Орланденг нахмурился, увидев Геранду в толпе, однако женщина уже повернулась к нему спиной и пошла прочь, не удостоив верховного правителя кадангов даже взглядом. Сжав зубы, конунг с трудом подавил вспыхнувшую ярость – своенравной вдове вновь удалось уязвить его самолюбие, на сей раз прилюдно.

Между тем Корлунг бежал прочь из города, не разбирая дороги. Слезы безудержным потоком лились из глаз, жгучая обида заглушала даже боль. Он и не заметил, как оказался в лесу, в тенистом сумраке могучих вековых деревьев. Споткнувшись, мальчик упал на толстое, как бревно, корневище. Он не стал подниматься, а, обняв корневище и прижавшись к нему щекой, разрыдался еще горше.

– Что так опечалило тебя, сын мой? – послышался спокойный ровный голос.

Мальчик почувствовал легкое прикосновение, словно кто-то ободряюще похлопал его по плечу. Он вскинул голову и огляделся. Менее всего Корлунгу хотелось бы сейчас, чтобы кто-то увидел его плачущим. Однако рядом никого не было, лишь ветви склонились над ним.

– В чем твоя печаль, мальчик? – услышал Корлунг все тот же голос.

– Кто ты? – недоуменно спросил Корлунг, вновь бросив взгляд по сторонам. – Почему я тебя не вижу?

От удивления он даже на какое-то время забыл о происшествии на пристани и слезы мгновенно просохли.

– Ты видишь меня, – ответил таинственный голос. – Просто не замечаешь, как многие твои соплеменники.

Неожиданно две ветви подхватили мальчика под руки, подняли и поставили на ноги лицом к стволу огромного дуба, поросшему от древности густым мхом и увитому плющом.

– Это… это ты говоришь со мной?! – ошеломленно выдохнул Корлунг, обращаясь к дереву.

– Я, сын мой, – все так же ровно и спокойно отозвался голос.

В узловатых наплывах коры, покрытых мхом, мальчику почудились черты огромного лица. Казалось, неведомое древесное существо было расположено к нему доброжелательно.

– Кто ты? – удивленно и несколько испуганно прошептал Корлунг.

– У меня нет имени, – ответил живой дуб. – Я есть то, что ты видишь, сын мой.

– Почему ты называешь меня сыном? – снова удивился мальчик.

– Я видел, как зажигались звезды этого мира, видел, как вздымались горы, как леса покрывали равнины… Я видел, как наряду с другими существами появились вы, люди. Все вы для меня юны, как дети.

– Ты так стар?! – в очередной раз удивился Корлунг.

Он окинул взглядом могучий ствол, который смогли бы обхватить разве что человек двадцать. Мальчику подумалось, что при такой толщине дуб должен доставать своей вершиной до облаков. Он задрал голову, но взгляд уперся в низкий зеленый свод. Похоже, дуб был ненамного выше прочих деревьев, зато крона его оказалась так широка, что в ее тени раскинулась обширная поляна.

Тут Корлунг вдруг понял, что оказался в густом лесу и совершенно не представляет, как выбраться обратно, на дорогу к Кем-Парну.

– Не бойся, – произнес дуб, словно почувствовав его тревогу. – Ты не заблудишься в моем лесу.

Осмелев, мальчик подошел ближе и осторожно коснулся рукой коры дуба в том месте, где ему виделась щека странного древнего существа.

– Так в чем же твоя печаль, сын мой? – спросил дуб. – Кто обидел тебя?

При этих словах мальчик вновь почувствовал, как болит разбитое лицо, и вспомнил, что случилось на пристани. Глаза снова наполнились слезами, но Корлунг сдержался. Усевшись на корневище, он принялся рассказывать о том, как в один миг разрушились все его мечты стать настоящим воином, как он был унижен и оскорблен на глазах у всех. Никому на свете он не смог бы открыться, но своему странному собеседнику поведал все без утайки.

– Зачем мама остановила меня?! – негодовал Корлунг. – Я мог бы поколотить эту девчонку! Она сделала меня посмешищем.

– Не брани свою мать, сын мой, – мягко произнес дуб. – Она поступила так, как считала нужным для тебя, не позволила тебе нарушить свой же обет. Думаю, в глубине души ты сам сознаешь, что она права. Излишнее уважение к дочерям своего народа не в правилах кадангов, но ни одного мужчину не красит схватка со слабой женщиной, тем более, если он собирается стать воином.

– Слабой?! – снова вознегодовал Корлунг. – Видел бы ты ее! Настоящая пантера!

– Я видел, – спокойно отозвался дуб. – Да, она ловка и быстра, но все равно остается женщиной, существом, что дарит жизнь вам, людям. Подумай о том, что и она когда-то станет матерью и будет дорога своим детям, как дорога тебе твоя мать. Не позволяй злости взять над собой верх. Не ожесточай свое сердце, сын мой.

– Ты все видел? – недоуменно переспросил Корлунг. – Как ты мог видеть? Ты же здесь. Даже ты не сможешь увидеть отсюда Кем-Парн.

– Я всюду, где есть трава и деревья. Корни связывают всех нас. Находясь на одном месте, я могу знать, что происходит в Изумрудных лесах или степях Ногары и даже в полуночных лесах арамеев и хошимов. На берегу океана, среди ваших скал, тоже ведь есть деревья. Есть они и в Кем-Парне.

– Зачем же ты меня расспрашивал, если и так уже все знаешь? – в очередной раз удивился мальчик.

– Я хотел услышать эту историю именно от тебя. Правдивую историю, так, как ты сам ее воспринимаешь. Только высказав собственные мысли вслух, человек способен дать им верную оценку. Впрочем, иногда она бывает и ложной. Ты пока на распутье, сын мой. Какой же дорогой ты пойдешь?

– Никакой, – пробурчал Корлунг, обняв свои колени и уткнувшись в них лицом. – В город я уже точно не смогу вернуться. После такого позора…

– Ты считаешь, что совершил что-то постыдное, сын мой?

Корлунг пожал плечами.

– Не знаю. Наверное… Ведь я не сумел защитить себя, меня поколотила девчонка, и я… Я заплакал. Все это видели. Теперь я уже никогда не стану воином, не вступлю в клан.

– А что значит для тебя быть воином, сын мой? – снова спросил дуб.

От этого вопроса мальчик слегка растерялся.

– Ну-у… Сражаться с врагами… Я не знаю…

– Сила воина не только в крепких руках и умении владеть оружием. Главное для воина – сила духа. Как бы ты ни был могуч, если твой дух слаб, тебе никогда не стать бойцом. Преодолей себя, свой страх и вернись в город. Смотри людям в глаза прямо, не отводя взгляд. Сумеешь победить себя самого – одолеешь и врага.

– Я не знаю, смогу ли я… – растерянно пробормотал Корлунг.

Он представил, как будут смеяться над ним сверстники и указывать на него пальцами. Ведь его поколотила девчонка на глазах у всех. Хоть и дочь самого верховного вождя, но все-таки девчонка.

– Ты требовал от конунга, чтобы он испытал тебя, – напомнил дуб. – Сначала испытай себя сам.

– Хорошо, – согласился Корлунг с тяжелым вздохом. – Я сделаю так, как ты говоришь.

Он поднялся на ноги.

– Мне идти прямо сейчас? – робко спросил мальчик.

– Решать тебе, сын мой. Я тебя не гоню. Выбор только за тобой.

Корлунг огляделся по сторонам и заметил едва приметную тропку, что, петляя, скрывалась в чаще.

– Куда ведет эта тропинка? – поинтересовался мальчик больше из желания потянуть время, чтобы подольше не возвращаться домой, чем из любопытства.

– Пойди по ней и узнаешь. Но имей в виду: то, что ждет тебя в конце этого пути, может изменить всю твою жизнь и не обязательно в лучшую сторону. Выбор за тобой, сын мой.

Корлунг снова взглянул на тропку. Неизвестно, что ждет его там, в темной глубине леса, но сейчас неизвестность пугала гораздо меньше, чем возвращение в родной город.

– Мне можно будет еще тебя увидеть? – спросил он у дуба.

Почему-то Корлунг был уверен, что ему снова захочется услышать ровный спокойный голос этого необычного древнего существа.

– Конечно, сын мой. Ты сможешь прийти ко мне, когда пожелаешь. Помни, мальчик, свой путь ты всегда выбираешь для себя сам.

Корлунг поднял ладонь, жестом попрощавшись с дубом, как это было принято у кадангов, и зашагал по тропке в темную глубину леса.

– Мир тебе, сын мой, – прозвучало вслед.

Деревья обступили мальчика со всех сторон, однако идти по тропе оказалось довольно легко – колючие ветви будто сами собой раздвигались перед ним. Через некоторое время Корлунгу показалось, что кто-то следит за ним из зарослей, а вскоре он услышал сдавленный смешок.

– Кто там? – насторожился Корлунг. – Покажись!

Из зарослей с шумом выпорхнуло нечто и опустилось на большой толстый сук, сложив за спиной большие белые крылья. Корлунг с изумлением увидел красивую юную девушку в легкой полупрозрачной тунике.

– Ты ириада? – ошеломленно спросил мальчик.

– Да, я одна из них, – ответила девушка тонким певучим голоском.

– Я слышал, что вы живете только в Изумрудных лесах.

– Это так, – кивнула девушка.

– Как же ты оказалась здесь?

Ириада весело рассмеялась.

– Захотелось на тебя посмотреть. Над нами нет ничьей власти, мы летаем там, где захотим.

– Как тебя зовут? – спросил мальчик.

– Мирра, – ответила девушка. – А тебя?

– Корлунг.

– Какой ты красивый мальчик, – игриво заметила ириада.

Корлунг смутился. Подумав, какой вид он должен иметь после побоев, мальчик чуть было не решил, что ириада попросту насмехается над ним, однако ее улыбка казалась доброжелательной.

– Ты знаешь, что там? – спросил Корлунг, указав в чащу, где среди темных зарослей скрывалась тропа.

– Знаю, – кивнула Мирра. – Скоро узнаешь и ты. Не бойся.

– Я не боюсь.

Мирра снова рассмеялась.

– Тогда иди.

Корлунг нахмурился. Ему снова почудилось, будто лесная обитательница насмехается над ним, и подозрения начали перерастать в уверенность.

– И пойду.

– Иди-иди! – подзадорила его ириада, игриво улыбаясь.

– И пойду! – решительно повторил Корлунг.

– Иди! – продолжала дразнить его Мирра. – Что ж ты стоишь?

Корлунг лишь махнул рукой, поняв, что препираться с шаловливой ириадой можно до бесконечности, и продолжил свой путь. Перепархивая с ветки на ветку, ириада сопровождала его всю дорогу, не отказывая себе в удовольствии изредка поддразнить мальчишку. Впрочем, Корлунга не слишком уязвляли смешки и ехидные, задиристые замечания его странной попутчицы. Вскоре он уже начал чувствовать себя в обществе ириады легко и непринужденно, словно дружил с ней много лет. Он даже не задумывался о том, что видит то, что не доступно для взора практически любого смертного. Корлунг слышал сказания об ириадах – диковинных крылатых лесных девушках, обитающих в Изумрудных лесах под сенью живых говорящих деревьев. Они были миролюбивы и не ведали страха, однако предпочитали скрываться в чащобах, не показываясь людям. Любой, кто вознамерился бы отыскать ириаду, был обречен на неуспех, того же, кто задумал бы пленить лесную девушку, ждала верная смерть на тропках Изумрудных лесов. Живые леса оберегали свои тайны, не нападая на людей первыми, но и не допуская посягательства с их стороны. Мальчик никак не ожидал, что встретит именно здесь сразу двух таинственных обитателей Изумрудных лесов, да и никто из соплеменников не мог бы даже предположить подобного.

Первое время Корлунгу не давали покоя слова дуба о выборе, почему-то он вновь и вновь вспоминал их, пытаясь постичь смысл услышанного. Потом мысли соскочили на верность слову, которое он едва не нарушил. Настоящий мужчина всегда верен клятве. А он мужчина? Ведь его побила девчонка. Но он же ее не тронул, не нарушил слово. Под бойкий стрекот ириады мысли совсем перепутались, мальчик даже тряхнул головой, словно пытаясь если не избавиться от одолевших его размышлений, то хотя бы расставить все по местам. В конце концов ему пришлось отказаться от попыток здраво рассуждать – в обществе Мирры это было просто невозможно, ее колкие замечания, вопросы и смешки не позволяли сосредоточиться.

За разговорами с болтливой ириадой – причем большей частью говорила она – время пролетело незаметно. Корлунг вышел на широкую поляну, немногим меньше той, что раскинулась под сенью живого дуба, посреди которой стояло неказистое деревянное строение, скорее похожее на большой шалаш, чем на дом. Из отверстия в крыше вился дымок, изнутри слышался звон металла.