Альтер-эго

Глава 1

«Наша жизнь соткана мирозданием задолго до нашего рождения. Мы думаем, это мы создаем свою реальность, мы выбираем. Увы, мы способны лишь ошибаться, тогда в узоре нашей жизни появляются дыры, затяжки и либо приходится все начинать сначала, либо остается примириться с потерей красоты и смысла своего существования…»

Записав текст, я выключила микрофон и обернулась к мужу.

Он стоял у окна, задумчиво глядя в мутную белую мглу тумана, с утра утопившую в себе Лондон.

– Пойдет? – спросила я.

– Тиснем этот кусок в отснятый на фарерских островах материал, – кивнул он, – в комплекте с видеорядом, где молочные туманы, овцы, горы и безлюдные природные красоты, этот текст не вызовет громких споров. Ну все, мы все сделали, можем отдыхать.

– Целая неделя наша, – улыбнулась я, – только ты и я, ну, детей на выходные заберем. Тихая, блаженно скучная неделя…

Нашу жизнь нельзя назвать скучной и однообразной, больше всего она подпадает под определение «странная».

Мы оба журналисты, оба работаем на одном канале, над циклами познавательно-развлекательных передач о путешествиях в разные страны. Сами снимаем, сами пишем сценарии, озвучиваем, монтируем, разве, что в кадре не светимся. На нас работает съемочная группа из 10 человек. Мы мало от кого зависим в том, как и что нам делать. Мы успешны в своей профессии, много путешествуем, молоды (и мне и Нику по 29 лет), активны и вполне состоятельны. А еще мы женаты почти восемь лет, нашим двойняшкам Веронике и Майклу 8 лет исполнилось в прошедшем ноябре. У нас классический брак по залету, наших детей фактически воспитывают мои родители, мы видим их редко. Конечно, нас периодически беспокоит тот факт, что в жизни наших детей мы занимаем слишком мало места, чтобы считать себя хорошими родителями, но, откровенно говоря, менять что-либо мы не готовы. Все так, как есть.

– Ты помнишь, когда у нас в последний раз была скучная неделя? – вдруг спросил Ник.

Моего мужа зовут Никита, но для туманного Альбиона больше подходит сокращенное «Ник», по крайней мере, ему так кажется. Нашу дочь зовут Вероника, только потому, что в то время, когда родились она и ее брат, «вера в Ника» мне была необходима как воздух.

– Рождество? – ахнула я, несказанно удивившись сему факту.

– Неужели мы провели в разъездах целых два месяца? Время неумолимо. Мы стараемся возвращаться домой по выходным, хоть это утомительно, ведь если не делать этого, то дети забудут как мы выглядим.

Иногда в выходные мы устаем сильнее, чем в течении рабочей недели.

Ник кивнул, посмотрев на часы.

– Сходим куда-нибудь?

– Идем, – тут же согласилась я, убирая с рабочего стола все бумаги и цифровые носители в ящики или в сумку.

– Кэт, ты в курсе, что я тебя люблю? – усмехнулся он, наблюдая за мной.

На самом деле я Оксана, в быту Кыс-кыс, то есть кошка, поэтому многие друзья знают меня как Кэт и Ник тоже порой называет меня так. Я вдруг подумала, что эти кодировки имен в нашем семействе почти традиция.

– В курсе, – улыбнулась я в ответ, – а ты в курсе, что это взаимно?

Он снова кивнул и, дождавшись когда я упакую ноутбук в сумку, выключил свет в рабочем кабинете. Из серой пелены тумана за окном вынырнул угол соседнего здания и вывеска бильярдного клуба.

Наш офис находится в районе Ирландских пабов. Пабов здесь великое множество, среди них есть принадлежащий нашему давнему знакомому, такому же как мы русскому эмигранту. В его пабе и одновременно бильярдном клубе мы частенько отмечаем наши свободные лондонские вечера. Впрочем, можно ли назвать «русским эмигрантом» чистокровного поволжского немца, ставшего пивоваром, прославляющим стандарты качества настоящего немецкого пивоварения? У него свои солодовые и ячменные плантации, пивоварня, несколько пабов, награды престижных конкурсов, проводимых ассоциациями пивоваров в Германии и Великобритании. Пятнадцать лет назад он приехал в Лондон вместе с женой, тещей и тремя кошками, он не любит вспоминать о том, «как все начиналось», давно перестав считать себя эмигрантом.

Мой Ник тоже не совсем эмигрант. Его отец был чистокровным англичанином, Ник гражданин Великобритании по праву рождения, до 7 лет жил в Манчестере вплоть до внезапной кончины отца, разбившегося во время катания на горных лыжах во Французских Альпах. Его английские бабушка с дедушкой, прохладно встретившие русскую невестку эмигрантку, после смерти своего сына стали относиться к ней и вовсе враждебно. Ведь в Альпах погиб их сын, а не она. Тогда моя будущая свекровь вернулась на историческую родину, забрав с собой Ника. Кстати моя свекровь еще и сестра мужа моей родной тетки. Мы с Ником не могли не встретиться. Это судьба.

Впервые мы встретились, когда нам было по 13 лет, на даче у той самой тетки в день празднования ее свадьбы с дядей Ника. Тогда Ник был высоким нескладным мальчишкой, повернутым на компьютерных играх, мультах аниме и манге. Я же занималась фигурным катанием, была отличницей и жуткой занудой, интересовалась только коньками и «Секретными материалами». Я знала этот сериал наизусть, мало того, читала книги, написанные по отдельным сериям и готова была отгрызть голову любому, кто скажет плохое слово О Фоксе Малдере или Дане Скали. Ник ничего не знал о «Секретным материалах», я не представляла, что такое манга и не играла в компьютерные игры, однако это нам не помешало весь вечер обсуждать гостей на свадьбе и смеяться над каждой ерундой. Той нашей встрече никто из нас не придал никакого значения.

– О чем думаешь? – спросил Ник, когда мы вышли с ним на улицу.

– О нас с тобой, – честно призналась я, – я вдруг вспомнила тебя мальчишкой.

Ник засмеялся, приобняв меня за талию.

– Нашла о чем вспоминать…

Сейчас он другой. Высокий, атлетически сложенный, стильный повеса, только глаза остались прежними – большими сапфирово-голубыми, в обрамлении таких же как в детстве длинных пушистых, как у девчонки ресниц. Сейчас эти глаза в купе с южным загаром, тонкими красивыми чертами лица, слегка вьющимися темными густыми волосами и властно-капризным изгибом губ привлекают к себе внимание всех представительниц женского пола, оказавшихся в поле его обаяния. Сейчас он слишком хорошо знает насколько он привлекателен, если бы мы встретились теперь я едва ли бы захотела разглядывать сквозь стену его самодовольства какие-либо положительные черты и качества.

Вечер пятницы зажигал огни, у дверей увеселительных заведений уже начали выстраиваться толпы настроенных на веселье, общение и прием алкоголя людей. Туман и слякоть глушили звуки и размывали свет фонарей и фар, цветные световые брызги отражались в витринах и лужах и тут же, будто тонули в туманной завесе, сменяясь новыми вспышками.

– Мы сегодня в клуб или в бильярд играть? – спросил Ник, – кивнув на призывно сияющую из тумана вывеску бильярдного клуба нашего русского знакомого, – У них сегодня живая музыка, играет какой-то саксофонист.

– Откуда знаешь? – удивилась я.

– Серж просил меня ему группу в соцсетях создать для рекламы, я теперь знаю все новости этого бара-бильярда.

– Тогда идем саксофон слушать, так даже лучше. Если идти переодеваться для клуба домой, велик шанс передумать и никуда не пойти.

– Устала?

– Немного, – я обняла его двумя руками сбоку.

– Может, оставим детей на этот уикэнд у твоих предков?

Я лишь вздохнула. Я бы с удовольствием. Ужасно, но это так. С огромным удовольствием и облегчением я бы провела выходные с ним вдвоем, но так не хочется выслушивать длинных проповедей моей мамы, нытья Вероники и обид Майкла.

– Ты же знаешь, что невозможно…

Ник фыркнул, шумно вздохнул и слегка отстранился.

– Ладно, проехали…

Я не хотела злиться, повода не было, но мое благодушное умиротворение растворилось в тумане.

Ник открыл передо мной дверь паба. Шум голосов, громкая музыка и смех оглушили с порога. Народа было непривычно много, все столики питейного зала были заняты, мы отправились прямиком к барной стойке. Бармен кивнул в знак приветствия.

– Вам как всегда?

– Конечно, – улыбнулась я, – Хозяин тут?

– Где-то тут.

Бармен налил нам по бокалу пива. Если и можно было в Лондоне где-то выпить настоящего немецкого пива, так это в этом баре. Серж знал свое дело.

В другом конце зала на небольшой помост поднялся сам хозяин в сопровождении бородатого человека с саксофоном, голоса стали тише.

– Дамы и господа, поприветствуйте нашего гостя из соседнего королевства – Боссе Тиннер!

Раздались аплодисменты. Серж помог музыканту установить микрофон и спустился в зал.

– Голландец? – спросил Ник у бармена, дернув подбородком в сторону сцены.

– Вроде бы швед, – пожал плечами тот и улыбнулся, – не русский, не спросишь.

Бармена звали Винсент Рокк – гражданин Британии, женат на британке польского происхождения, ни разу не побывавшей в Польше, отец двух черноглазых мальчишек. Когда-то Винсент звался Ибрагимом, родился где-то на Северном Кавказе в обычной кавказской семье, где чтили традиции и воспитывали детей несколько иначе, чем в других регионах России. Старший брат уехал учиться в Москву и неожиданно перестал писать, перестал общаться с многочисленными родственниками и даже родителями. И почему-то о нем быстро забыли, о нем не говорили, не вспоминали и даже не упоминали, будто вычеркнули из памяти и из сердца. Но причину Ибрагим узнал много лет спустя, когда ему, двадцатилетнему парню, которого не пустили учиться в Москву не смотря на его горячее желание и все просьбы и доводы, пришло приглашение из Финляндии приехать в гости от брата, которого он плохо помнил. Винс никогда не рассказывал подробности того, что произошло потом. Мы знали только, что семь лет назад в Британию приехал Винсент Рокк, до этого четыре года проживший в Хельсинки и год в Норвегии, приехал к будущей жене, с которой познакомился по интернету, приехал, чтобы остаться навсегда. Для родных он умер также как старший брат, с братом при этом он тоже не находил поводов и особого желания общаться. Возможно, именно поэтому он был бесконечно привязан к жене и детям. В отличие от нас с Ником, для него провести время дома с семьей было лучшим отдыхом.

Мысли неспешно текли в голове, почти не обращая на себя внимания, просто разрозненные факты и образы, которые при желании легко собирались в единый пазл пестрого мира новоиспеченных русскоговорящих британцев. Этот мир давно стал мне ближе и понятнее, чем мир соотечественников в России.

Приятная музыка, хорошее пиво, тихие разговоры и негромкий смех – проблемы и тревоги рассеивались, мысли переходили в плавно-ленивое течение.

Подошел поздороваться Серж, заговорили о нашей недавней поездке и съемках на Фарерских островах. Он познакомил нас с музыкантами – милейшие люди с очаровательным акцентом. Я поймала себя на мысли, что редко в Лондоне слышу английский язык совсем без акцента и при этом с маниакальным упорством требую правильной речи от собственных детей. Мои дети говорят без акцента. Ник, я и Серж тоже говорим без акцента. Перестали ли мы ощущать себя эмигрантами? И да и нет.

Все наши русскоязычные знакомые в Лондоне люди не бедные, полностью интегрированы в британскую реальность, давно граждане Британии, голосуют на выборах, некоторые даже сторонники жесткой миграционной политики и выхода Британии из ЕС из-за проблемы с «понаехавшими». Однако большинство по-прежнему думает на своем родном языке и даже избавившись от акцента, чем-то выдает свою этническую принадлежность. Впрочем мой Ник исключение, если в нем кто-то и угадывал когда-то «иностранца», то русским его не признавали даже русские.

– Кэт, вы танцуете? – вдруг спросил Тиннер.

Ник о чем-то беседовал с Сержем и его женой Светланой.

– Да, пойдемте, разомнемся, – усмехнулась я.

Заиграла развеселая ирландская музыка, на крошечном танцполе было не протолкнуться, люди танцевали прямо у столов и барной стойки. Тиннер с удовольствием включился в традиционный ирландский танец, которому обучал всех желающих седой завсегдатай бара, ирландец по происхождению.

Спустя пятнадцать минут я поискала глазами Ника. И не нашла. Серж по-прежнему сидел у стойки бара, Светлана разговаривала с барменом, а Ник куда-то смылся.

– Извини, я отойду на минутку, – я кивнула Тиннеру и все-таки решила узнать куда девался мой благоверный.

– Покурить вышел, – ответил Винс, не успела я задать вопрос, – с девицей какой-то, – поколебавшись, добавил он.

– Знакомая девица? – удивилась я.

– Первый раз видел.

Винсент отличался почти феноменальной памятью на лица. Если он говорил «первый раз вижу», значит человека никогда прежде не было в баре в его смену даже пары минут.

– Налей мне текилы, – попросила я

Что-то мне смутно не нравилось, беспокойство, неясная тревога, усталость заполированные приятной атмосферой и нежеланием портить вечер требовали очередного усилия по своему усмирению. Сил не было, текила была.

– Трудный день? – спросил Винс, глядя как быстро исчезает выданный мне шорт-дринк.

– Пятница – развилка между трудной неделей и выходными с детьми, – прозвучало довольно уклончиво и безэмоционально.

– Чувство вины и стыда не дали высказать мысль полностью: «Как же меня тяготят выходные, как же я устала от перелетов и переездов, как же мне надоело бегать от необходимости жить с собственными детьми и как же устала чувствовать себя виноватой. Не могу больше, не хочу и не знаю, что с этим делать. Я в ловушке». Ужасные мысли. Я ведь люблю и Веронику и Майкла. Я никогда не жалела, что родила их тогда. Или жалела?

Мысли вернули меня на 9 лет назад. Те смутные темные времена я не любила вспоминать. Ник уехал учиться в Лондон, перед ним открылись чудесные перспективы, я же узнала, что беременна за пару дней до его отъезда. Он сказал: «поступай, как знаешь, я в любом случае заберу тебя, как только устроюсь, с ребенком все будет сложнее, но все решаемо». Вера в Ника. Абсурдная вера во всемогущество двадцатилетнего мальчишки, а еще уговоры мамы не делать аборт. Поступить «как я знала» я не смогла, не хватило смелости отстоять право на собственную жизнь. В итоге у меня двое замечательных детей, которых я очень люблю. Жалею ли я об этом? В самом темном уголке души живет жесточайшее чувство вины перед ними, перед собой, перед всем миром при любой попытке искренне ответить на этот вопрос. У меня не было юности, у меня не было права выбирать, как мне жить, у меня не было права на ошибку. И как бы я не пыталась все наверстать сейчас – бесполезно. Я плохая мать, я недоучка, я намертво зависима от собственных родителей, живущих с моими детьми вместо меня.

– Хочешь еще потанцевать? – спросил подошедший ко мне Боссе Тиннер.

Я допила вторую порцию текилы и молча кивнула.

Пара танцев, еще пара коктейлей, мозг избавился от шлака ненужных рефлексий, вечер вновь заиграл радужными красками. Ник вернулся спустя сорок минут. Краем глаза я видела, как он, найдя меня взглядом в толпе, наблюдает за нашим довольно фривольным на тот момент танцем с Боссе.

Музыка кончилась и, поддавшись внезапному желанию отомстить ему за его долгое отсутствие с неизвестной бабой черт знает где, я обняла и поцеловала своего партнера по танцам. Быстрый легкий поцелуй прикосновение, так целуют старых друзей и родственников, но я точно знала, что Ник со своего места не разглядел подробностей. Он обязан был думать, что поцелуй был настоящим. Видимо, я хотела скандала, вернее, я добивалась возможности вылить на него весь сумбурный негатив, кипевший во мне весь вечер.

– Идем домой? – спросил Ник, едва я вернулась к барной стойке. Он не был расстроен, растерян, напряжен или зол. Обеспокоен чем-то и только.

– Идем, – вздохнула я, вдруг почувствовав себя очень усталой, ворчливой, сумасбродной и одинокой старухой.

До дома доехали молча, говорить не хотелось и казалось бессмысленным. О чем говорить?

Зарядил мелкий, жалящий холодом дождь, пробежав от машины до дверей дома, мы оба вымокли до нитки. Дома было холодно, надо было срочно включить отопление.

– Ром или виски? – внезапно спросил Ник, не раздеваясь, открывая бар.

У нас дома всегда есть виски, ром, пара бутылок вина, несколько бутылок пива, пара видов ликеров и коньяк нескольких разновидностей. Это пунктик. Хотя дома мы почти никогда не пьем, да и бываем не часто.

– Чай с лимоном и спать, – буркнула я, стаскивая с себя мокрую куртку.

– Кэт, звони сейчас своим предкам, ври как угодно, но детей мы забираем в понедельник и не раньше. У нас есть свободная неделя для них, но завтра и послезавтра мы будем вдвоем, – безапелляционно заявил Ник, снимая свитер.

У меня не было ни сил, ни желания спорить.

– Что мне им сказать? Придумай сам, я устала врать.

– Скажи правду, скажи, что нам надо срочно придумать, как спасти чертов брак и детям лучше быть при этом подальше, – фыркнул Ник и ушел на кухню.

Я не удивилась. По закону жанра и всем правилам хорошего тона я была обязана быть шокированной, испуганной, взволнованной… Внутри не отозвалось ничего. Будет жаль этого дома, будто специально созданного для нас, этого камина, который мы так редко разжигали и у которого проводили свои самые счастливые вечера. Поколебавшись секунду, я решила разжечь его сейчас же, немедленно.

Ник принес с кухни поднос с горячим чаем, жесткими печеньями и цукатами, поставил его на кофейный столик около камина и присел рядом помочь мне. Вспыхнул огонь, я развернула плед и набросила его на плечи себе и подсевшему ко мне на диван Нику.

Надо было что-то сказать, как-то начать этот давно назревший тяжелый разговор, попытаться в очередной раз спасти этот чертов брак…

Ник протянул мне чашку с чаем.

– Ром или кола?

– Выпить или что? – на автопилоте отреагировала я, нисколько не удивившись вопросу.

– Иногда Ник думал вслух и задавая, подобные бессмысленные вопросы, пытался определиться с решением.

– Сейчас.

– Сейчас вместе бы подошли… – вздохнула я, привалившись к его плечу, – Ник, я не хочу тебя терять, – вдруг призналась я, – Если мы разведемся с тобой, разъедемся и заживем каждый своей жизнью, я очень тебя прошу, найди способ нам с тобой не расставаться.

Какой-то абсурд, я прекрасно понимала, как глупо это звучит, но логики в этом и не было, только ощущения. Я могла легко потерять его как мужа, как коллегу по работе, как отца своих детей, как часть семьи, родственника, сожителя, но не как моего Ника, моего единственного друга и любовника, самого близкого мне человека во всей жизни и во всем мире. Это сложно объяснить словами, да и не нужно объяснять, он понял, о чем я говорю.

– Ты меня не потеряешь, – усмехнулся он, обнимая меня, – Я не умею жить без тебя, не умею и не хочу, качество жизни рухнет, если мне не с кем будет быть самим собой.

– Нам надо повзрослеть, – вздохнула я, чувствуя, как тепло от чая, его объятий и пледа, в который мы вдвоем завернулись, медленно добирается до каждой клеточки тела, растворяя напряжение и скованность.

– Я сегодня говорил с психотерапевтом, та дама, к которой ты приревновала, она не женщина… ну то есть женщина, конечно…

– Я ее не видела, – прервала его объяснения я, допивая остатки чая, – я просто знала, что ты ушел с незнакомой бабой…

– Ей около пятидесяти, но выглядит на тридцать пять без преувеличения, – зачем-то добавил Ник, – ну да не о том речь…

– Все так плохо, что ты пошел к психотерапевту? Почему мне не сказал?

Ник сделал большой глоток и отставил свой бокал.

– Я не знал, что говорить, все не плохо, все даже хорошо, но я устал от всего. Вот вообще, совсем устал. Я думал, это вроде депрессии.

– А оказалось дело во мне? – тихо спросила я, прекрасно зная ответ и отчаянно не желая услышать его.

– Дело в нас двоих. Она, ну то есть психолог, предложила один способ выяснить весь спектр наших проблемных тем, а потом, если нам будет это нужно, обратиться к ней, как к семейному консультанту, хотя там есть одно «но» – она не владеет русским языком, а психотерапевт вроде как должен говорить на одном языке со своими клиентами.

– То есть все решаемо? – удивилась я.

– Все решаемо, решения только могут не нравится, – парировал Ник, доставая из кармана джинсов какой-то мятый листок.

– Это список вопросов… – он аккуратно расположил на кофейном столике лист, исписанный мелким почерком, – Это почти игра, называется «Альтерэго». Нам с тобой надо придумать для себя параллельную реальность, где мы с тобой еще не встретились. Каждый по отдельности пишет свою альтернативную личность, оно же Альтерэго. Что-то может совпадать с тем, что есть на самом деле, но стремиться к этому не следует, пишешь без оглядки на правильность – это первое условие. Второе условие – все, что касается твоего Альтерэго должно нравится, быть где-то твоим на задворках сознания и желаний. В итоге должна получиться идеальная параллельная реальность, где живет твое Альтерэго, но логичная, продуманная со всех сторон, со своими плюсами и минусами.

Я удивленно смотрела на него и молчала. В этой затее мне определенно многое нравилось, но успех казался сомнительным, а смысл непонятным.

– Она сказала Альтерэго – это то, что в нас есть в придушенном состоянии, но это тоже часть нас и мы должны познакомиться с этим альтернативным «Я» в себе, а потом сыграть в знакомство нас с тобой в образе этих других «Я» в реале, – продолжал Ник, воодушевившись тем, что я не настроена возражать или выражать скепсис, – То есть ты напишешь свою параллельную реальность и себя в ней, вот по этому плану, – он указал на лист, – а потом представишь, что ты и есть твое Альтерэго и пойдешь на свидание уже в реальности со мной, вернее с моим Альтерэго, которое напишу себе я. Тут несколько разделов и в каждом много пунктов, забава точно на пару дней, – усмехнулся он.

– Ну… – я задумчиво смотрела на облизывающие поленья языки пламени в камине и по сути не думала в этот момент ни о чем, – Почему нет, давай, пострадаем фигней, это интересно… и кто его знает, может и поможет чем…

– Самая большая проблема, что я не понимаю, что я хочу, – проговорил Ник, – я задыхаюсь в том, что есть, но я не знаю, чего мне надо…

– Как мысли мои читаешь, – вздохнула я, обнимая его, – завтра с утра и начнем самокопание…

Он развернулся и поцеловал меня.

– Что значили твои вопросы про ром, виски и колу?

Ник лукаво улыбнулся, так улыбаться мог только он один.

– Если бы ты сказала «виски» в первый раз, я бы думал, что ты хочешь скандала, если бы сказала «ром» во второй раз, я бы думал, что секс все сгладит…

– Я сказала «ром с колой вместе бы подошли», они хорошо сочетаются.

– Вот и хорошо, совместим легкое непринужденное общение с сексом, – вновь улыбнулся одними глазами Ник.

Я обняла его крепче, позволив увлечь себя в горизонтальное положение. Как бы то ни было, это тепло, это ощущение неодиночества стоит любых жертв и страданий фигней, Альтерэго, так Альтерэго.

В тот момент я была абсолютно уверена, что предстоящие выходные станут самыми интересными за последние несколько лет.

Глава 2

С утра я позвонила матери и попросила побыть с детьми еще и в выходные. Наврала с три короба, о незавершенном монтаже отснятого материала, о двух новых проектах, пообещала забрать детей на неделю, якобы, только доделав все дела, я могу прожить эту неделю в Лондоне. Чувство вины накрыло с утроенной силой.

Ник приготовил завтрак – тосты с джемом, яичницу с колбасой, сварил кофе и, разложив все это перед настроенным на какой-то музыкальный канал телевизором, торжественно вручил мне ксерокопию листа со списком вопросов, отвечая на которые, можно было создать свое Альтерэго.

– Ну вот, пока отвечаешь, никаких мне вопросов не задавай и не говори, как отвечаешь.

– Начнем, – вздохнула я, вручая ему в свою очередь одну из двух приготовленных заранее тетрадей, позаимствованных из запасов детей.

– Давай поедим, а потом разбредемся по углам, – предложил Ник, налегая на яичницу.

– А говорить вообще нельзя?

– Можно говорить, нельзя только о том, что пишешь, – пробулькал Ник с набитым ртом.

Он определенно отнесся к этой затее с большим энтузиазмом. Видимо, ему очень плохо. Как я могла не замечать этого раньше? В последнее время мы говорили в основном о работе. Он хотел побыть вдвоем, а я злилась. Разве я не хотела того же? Очень хотела, но чувство вины перед детьми и родителями не давало мне уступить этому простому, такому естественному желанию.