- -
- 100%
- +
– Эмульсией Карин, в стеклянном шкафу в кабинете стоит склянка с остатками, идите наверх, там болеть удобнее, мы скоро вернемся, – быстро распорядился Гай.
– Продадим немножко хоррора, да, мистер Крампус? – тихо добавил Эвар и оба вышли из дома.
– Это английский язык, – пояснила Даника для Эрмира, видя его растерянность, – Я понимаю его, потому что Эвар меня научил, а ты понимаешь, потому что все, в ком проявлена магия Воздуха, понимают языки смертных с высоким сознанием любых миров.
– Это язык другого мира? – ахнул Эрмир.
– Да. Ты узнаешь много нового теперь, но обсуждать это можно лишь с некоторыми, понятно?
– Да, конечно, я сохраню все тайны, слово ведьмака.
Ему стало так интересно, что умирать резко расхотелось. Он вспомнил об обещании Арикарды уже сегодня сделать для него спальню и ванную комнату, хотел расспросить Гая о том, чем закончился Совет, дочитать книжку, поесть, но просто уснул, едва его окутал ментоловый целительный туман, в который Даника погрузила его, сразу как они поднялись в спальню Гая.
В это же самое время Волрклар объявлял о получении компенсации и полном удовлетворении претензий всех пострадавших от действий юного Мертвого Ветра.
Глава 2
Следующие три дня Эрмир старательно выполнял рекомендации своего целителя. Много спал, ел по три раза в день, читал интересные книги из библиотеки наставника, наслаждался одиночеством и покоем в собственных «апартаментах». Именно так Гай называл выделенный ученику пристрой. Теперь у Эрмира была большая спальня, низкие широкие окна которой выходили в палисадник, разделявший дом Гая и дом Эвара и Даники, потрясающая ванная комната с ванной джакузи и душем водопадом, о которых он прежде не смел мечтать, удобная, но пока пустая гардеробная, где стояло огромное зеркало. Все ведьмаки считали зеркала чем-то роскошно обязательным для настоящего комфорта. Считалось, чем больше зеркало, тем лучше.
Днем Гай не появлялся дома, прилетал или его доставляли прямо в гостиную могущественные друзья поздними вечерами, делился со своим выздоравливающим учеником новостями, они пили вместе кофе, обсуждали книги и вновь расходились по своим спальням.
Никогда прежде Эрмир не был настолько предоставлен себе самому. Его это не тяготило, но удивляло. Его отец сложил с себя обязанности родителя и поклялся забыть, что у него был такой проблемный сын. Это же был обязан сделать младший брат. Однако мать и сестра вольны были поступать как угодно. На следующий же после Совета день Эрмир получил записку от Гелары, обещавшей, что они с матерью будут всегда рады видеть его в «ведьмацком союзе» в дни больших праздников и в пятый день любого месяца в гостях на их половине дома. Нирдэр обычно не возвращался домой с работы в пятый и шестой день месяца. Естественно, он знал о таком решении жены, но даже если бы хотел помешать, права такого не имел.
Гелара передала записку в школе Иви, а та, в свою очередь, Гаю, бывавшему в гостях в доме Ордъёраина и Кайлин едва ли ни через день. Семья Стража Порядка Кадъераина жила во владениях Верховных Магов. У них был там собственный флигель, однако все члены семьи Иви большую часть времени проводили во дворце Кайлин и Ордъёраина, с которыми их связывали крепкие дружеские узы.
В этом же дворце, как выяснил для себя Эрмир, жили молодые члены Верховного Совета Агелар и Малика, а также Дамард с супругой – воплощением Зари Светланой. С ней Эрмир тоже познакомился, когда в один из его первых дней в качестве ученика Гая Дамард и Света доставили его учителя домой. Судя по рассказам Гая, у которого в дворце Кайлин и Ордъёраина тоже была своя комната с ванной, дворец этот был по истине огромен и потрясающе красив.
Эрмир будто оказался в иной реальности. Его жизнь вдруг резко изменилась.
В его новом доме всегда пахло кофе и шоколадом. Никто не будил его в шесть утра для занятий с оружием, в ходе которых ему никогда не удавалось добиться хоть какого-то успеха или похвалы. Он был в этом абсолютной бездарностью. У него не было теперь никаких обязанностей, которые ему следовало неукоснительно выполнять. Вставал он ближе к десяти утра, что, с его точки зрения, было непозволительной роскошью, но для Гая это было «ни свет, ни заря, что тебе не спится, жаворонок долбанутый, свали в ужас, с глаз моих долой». Именно так он объяснил своему ученику на следующий же день после того, как официально его обрел, что к наставнику в спальню заходить ни в коем случае нельзя, тем более, его будить и сообщать, что уже десять утра.
Эрмир не привык к тому, что завтрак, обед и ужин могут быть когда угодно, просто надо попросить слугу их приготовить, что есть можно в одиночестве, никого не ждать и после еды, опять же, сколько угодно сидеть за столом, читая и потягивая кофе. Что те, кто в это время приходят трапезничать, не считают его нахождение с книгой за столом чем-то мешающим их трапезе.
Сам Гай читал лежа на диване, часто закинув ноги на диванную спинку. Эрмир искренне не подозревал, что так можно. Сделай он так в своем прежнем доме, не вылезал бы из подвала следующие пару дней. Единственное, что Гай требовал, это «убирать за собой» – пятна, следы, крошки. Очистительные заклинания Эрмир освоил давным-давно, потому, по словам Гая, мог «хоть по потолку ходить, пофиг, главное, чтобы грязных следов не оставалось».
Спать теперь Эрмир ложился в полночь. Он считал, что это поздно, Гай думал, что рано, но нисколько не возражал. Когда Эрмир отправлялся спать, его наставник как раз заваливался на диван почитать, посмотреть отчеты о продажах или уходил в Лакшори – ночной клуб, принадлежащий Эвару, единственное ночное заведение на весь двух с половиной миллионный Калантак, работающее до шести утра.
Гай запретил себе говорить «вы», что тоже было весьма странно для того, кого всю жизнь учили уважать иерархию.
Четвертый день новой жизни Эрмира начался с визита Даники. Осмотрев его, она объявила, что ее пациент совершенно здоров. Уже накануне, взглянув в зеркало, он не заметил даже остатка пореза, шрама или синяка на своем лице. Руки зажили еще раньше, теперь же и на спине не осталось следов отцовского кнута. Жаль, старые тонкие белые полоски чудесная эмульсия убрать не могла. Только свежие. Впрочем, его отец старался не оставлять на нем шрамов специально, только когда действительно был очень зол. По лицу ему прилетело впервые и случайно в день его «подвига на руднике».
Положа руку на сердце, зная что и как будет в итоге, Эрмир все бы повторил заново. Он был рад «уйти из дома», тяготило лишь то, что там он был больше не нужен. Осознание этого отзывалось почти физической болью.
– Ему уже можно заниматься магией, нервничать и все такое? – осведомился Гай, улыбаясь в 32 зуба.
– Да, он восстановился полностью, – кивнула Даника, – Хочешь познакомить его с верховным магистром Отанак?
У Эрмира дернулось сердце. Его отец считал эту магическую школу самой престижной из всех существующих.
Хорро Эшмун занял пост верховного магистра школы Отанак всего пять лет назад, но давно считался непревзойденным магом «темных искусств». Темными в Алаутаре называли искусства алхимии, заклинания камней, геологию, фармацевтику, создание големов – неживых работников в глубоких шахтах, все ментальные практики: как то гипноз, подчинение себе сновидений, искусство прорицания, наведение долговременных иллюзий и тд. Все горняки, создатели красок, ювелиры и предсказатели, в том числе сейсмологи и метеорологи, с точки зрения жителей Алаутара, занимались темным искусством. Никакого негатива в этом никто бы не усмотрел. Темное было синонимом тайного, скрытого и неочевидного.
– Честно говоря, я думал по магазинам его поводить, он все мои рубашки такими темпами перетаскает, пора ему собственным гардеробом обзавестись. К Эшмуну тоже зайдем, но это ближе к вечеру, сегодня учебный день, он в школе до четырех точно будет, – вслух размышлял Гай, пока Эрмир, стараясь не выдать своего волнения, перечислял слуге каро, что он желает на завтрак.
– Завтра в девять вечера в клубе у Эвара вечеринка в честь пятидесятилетия Светланы, возьмешь его с собой? – спросила Даника.
– Если захочет, он любитель пораньше лечь спать.
– Меня в Лакшори? Там же будут все самые известные маги! – едва не задохнулся от полноты чувств Эрмир, – Конечно, хочу! Если хочешь, я буду всегда ложиться спать на рассвете…
– Нет, нет, ничего такого я от тебя не хочу, не жду и, убей меня лопатой, даже в самом диком пьяном угаре не потребую, – остановил его Гай.
Даника засмеялась.
– Эвар совершенно прав, у тебя настоящий педагогический талант.
Гай лишь фыркнул в ответ.
Слово «Лакшори» на всеобщем языке Алаутара означало «слишком ранний завтрак или слишком поздний ужин», иначе говоря «ночной перекус», однако напоминало английское слово с совсем иным смыслом, потому, хозяин заведения, в нынешнем своем воплощении родившийся и выросший на туманном Альбионе, в мире «Внутреннее Поле», не мог не воспользоваться этим, выбирая название клубу.
После завтрака Гай и Эрмир отправились по магазинам. Не желая тратить время на терзания, кто чего «достоин и имеет право просить», «прирожденный педагог» вручил своему ученику кошелек с сотней ашинов, предупредив, что тот может потратить все сразу или растянуть до конца месяца – это только ему решать. В первый день каждого месяца ему будет выдаваться именно такая сумма и не ашином больше. Это была внушительная сумма, а для Эрмира вовсе «целое состояние». Прежде «своих» денег у него никогда не было.
В Алаутаре в году было 13 месяцев, все по 29 дней. После Зимнего Солнцестояния день не прибавлялся еще 40 дней. Летом тоже целых 40 дней длинный день не уменьшался ни на минуту.
Впервые за последние две с половиной недели наступил настоящий день. Хмурый и холодный, но все же светлый. Возможно, поэтому на улицах царило оживление. Все вдруг решили куда-то срочно сходить или прогуляться, причем, пешком. Гай и Эрмир до рыночной улицы также дошли на своих двоих.
Магазин леталок, пять магазинов одежды и обуви, магазин домашних мелочей и в Эрмире проснулся «Скрудж Макдак». Восемьдесят ашинов улетели без единого сожаления, однако потом он пересчитал оставшиеся и впал в ступор.
– Я транжира, – горестно вздохнул он, когда они шли по белому торговому переулку и с тоской посмотрел на книжный магазин.
– Был в книжной кофейне? – спросил его Гай, кивнув на вывеску, – Так и быть, я тебя приглашаю и сам заплачу за все.
– У ведьмаков нет такого, чтобы платил пригласивший, – усмехнулся Эрмир.
– Зато у меня есть. Идем, я хочу мокачино с кофейным ликером.
Эрмир никогда не был в этом заведении, да и в принципе мало, где успел побывать. В городе он никогда не гулял один, а с семьей был лишь в «ведьмацком союзе», на катке зимой, летом на роледроме, в ведьмацком театре теней и тавернах портовой части города, самой близкой к их дому.
Об этом он как раз рассказывал Гаю, пока они заходили в кофейню и устраивались за столиком.
Заведение «кофе и книги» 20 лет назад открыл вернувшийся в свой подлинный мир хорро Вальмах. Два уютных зала на десять столиков каждый. В одном принято было встречаться с друзьями, разговаривать, отмечать праздники, в другом полагалось читать. Кофе и десерты подавали и там и там. Книги можно было купить тут же, выбрать из стоящих за стеклом на полках «читального зала», а можно было приносить с собой.
Любой выходец из Внутреннего Поля нашел бы «кофе и книги» одним из самых привычных с детства заведений.
Повесив верхнюю одежду на вешалку у столика в зале «встреч и бесед», Гай оглянулся по сторонам. Старых знакомых Зефиры и Вальмаха сегодня не было, вместо них гостей обслуживали два молодых парня калатари, они же готовили десерты и кофе.
Эрмир бережно уложил свой шопер с уменьшенными в несколько раз коробками и свертками рядом с собой на диван, Гай свой мешок с покупками повесил вместе с плащом на вешалку.
– Доброго вам дня, господин Гай, – улыбнулся подошедший официант, – вам как всегда или что-то другое?
– Как всегда, – кивнул тот, – Спасибо Метиальк. Где наши крылатые господа?
– Господин Вальмах гостит у друзей в Ребдмере, а госпожа Зефира сегодня занята закупками.
– Передавай им от меня привет.
Метиальк вновь улыбнулся, слегка кивнув, и повернулся к спутнику Гая, изучающему меню под прозрачной поверхностью столешницы.
– Я не знаю, что это все собой представляет, – сдался он, вздохнув, – принесите что-нибудь вкусное.
– Чизкейк ему с тертым шоколадом и капучино с кофейным сиропом, – заказал для своего ученика Гай, – и еще ему потом надо будет выбрать пару книг в соседнем зале.
– Книги можно выбрать прямо сейчас, заказ принесу через 7—8 минут, стоимость книг включу в счет.
Официант удалился, Эрмир зажмурился.
– Правда можно?
– Иди уже, – махнул на него Гай.
Эрмир застрял в читальном зале на добрых десять минут. Гай уже стал опасаться, что его кофе придется подогревать. Сам он всегда брал тут мокачино с кофейным ликером и пирожное крем-брюле. Еще в этой кофейне подавали брауни, разнообразные чизкейки, меренги и торт «Анна Павлова». Ясное дело, все рецепты перекочевали сюда из Внутреннего Поля и мира, очень похожего на него, а для местных жителей казались экзотикой. Клиентов хватало. Даже сейчас в разгар дня, когда все были заняты повседневными делами, из десяти столиков свободными оставалось только три.
Наконец, вернулся Эрмир с еще одной книжкой Юны «Долгая дорога к морю» и путеводителем по близлежащим к Лаукару достопримечательностям, написанным еще одной хорро – Неферетэй, вернувшейся из Внутреннего Поля и организовавшей в Лаукаре первое в истории Алаутара «бюро экскурсий».
Попробовав чизкейк и капучино, Эрмир остался в полном восторге.
– Сегодня самый счастливый день моего рождения, – вдруг признался он.
– День рождения? Сегодня? Почему раньше не сказал? – усмехнулся Гай, – Ну, я рад, что ты так вовремя выздоровел. Поздравляю. Тебе восемнадцать?
Эрмир кивнул.
В Алаутаре дни рождения отмечали только до возраста полной силы, а потом лишь полувековые юбилеи 50, 100, 150 лет и тд. После пятисот лет напоминать о возрасте становилось неприличным, независимо от того, как выглядел юбиляр. Многие вовсе не доживали до этой даты. Тот, кому было отмерено потенциалом мага 160 лет, отмечал 150-летие и не стеснялся, того что старик, тот, кто встречал 500-летие молодым, вроде как мог оскорбиться напоминанием о своем возрасте.
– Сходим на каток? – то ли спросил, то ли попросил парень.
– Полетим. Отсюда далеко, давно я там не был…
Катки в Алаутаре тоже появились лишь двадцать лет назад, с возвращением хорро Сириуса и Фрейи, которые открыли первый в Калантаке, а чуть позже школу фигурного катания на коньках и роликах.
Теперь же их ученики открыли свои катки в Ребдмере, Шокре, Мильде, на Фиробархоре и, поговаривали, что и на севере материка Утаир в городе Пракродаш в начале следующей зимы тоже откроется каток.
Гай так и не научился нормально кататься, ему было лень напрягаться, но смотреть на катающихся любил, так же как «изображать пьяную корову на льду», о чем не преминул сообщить своему ученику.
– Я умею и люблю, – улыбнулся тот, – наверное, весь день бы мог, если бы мог.
– Ну, каток откроется через полчаса, часа два у тебя точно будет, – взглянув на часы напротив входа, успокоил его Гай, – потом пойдем в гости к магистру Эшмуну.
Кататься на коньках Эрмир действительно умел, как немногие. Он буквально мог танцевать на льду. Каток открывался в четыре после полудня и закрывался в одиннадцать вечера. С четырех до шести посетителей, как правило, было мало, лишь в праздничные и неучебные дни ко времени открытия собиралась толпа. Здесь же был прокат коньков, которые делал хорро из Ребдмера Владан, и торговый прилавок, где продавали горячие напитки, пирожки и пирожные.
Гай, взяв себе стаканчик глинтвейна, уселся на лавку зрительской трибуны «сторожить покупки». Быстро начинало темнеть. Вокруг зажигались голубые, зеленые и розовые световые сферы, оставляющие цвета предметов неизменными. На катке крутились дети и подростки, чьи родители, подобно Гаю, коротали время, читая или беседуя друг с другом на зрительских местах.
К нему тут же подсела молодая женщина аркельд, кузина двух катающихся девочек и по совместительству их временная няня. Познакомились, поговорили о погоде, глинтвейне, школе Сайнз, выпускницей которой была новая знакомая Гая и школе Крамбль, которую закончил он сам. Он согрел ее руки, она уточнила, есть ли у него брачные или иные обязательства перед женщиной, посмеялись, обменялись адресами, договорились «когда-нибудь встретиться и познакомиться поближе».
Когда Гай вновь посмотрел в сторону катка, Эрмир кружился там в чисто ведьмацком танце с ведьмачкой марбо лет двадцати совершенно счастливый.
– Не знаешь, кто это? – спросил Гай у сидевшей с ним рядом девушки, чьи руки грелись у него под плащом в районе пояса.
– Вайл-Сури, она часто работает тут инструктором и выдает коньки. Ваш родственник отлично катается.
– Да, я сам не представлял насколько хорошо, – усмехнулся он, якобы случайно коснувшись губами ее виска, пока поворачивал голову.
Девушка еще теснее прижалась к нему.
– Ты живешь одна? – вдруг спросил он.
– С семьей дяди, но у меня свой вход и три комнаты, в которые никто из родственников не заходит после девяти вечера, – с удовольствием сообщила она, – Приходи в гости. Можешь сегодня?
– В десять не поздно будет?
– В самый раз, – довольно мурлыкнула она, поцеловав его в щеку, – Я Морика, кстати.
– Я – Гай. Я сразу должен предупредить, я не создан для обязательств.
– Я знаю, я поняла, кто ты, когда ты сказал, где живешь. Я слышала о тебе.
– Надеюсь, не только плохое? – улыбнулся он.
– Только то, что ты маг веселых ночей и сторонишься отношений с обязательствами. В моей жизни сейчас – это то, что нужно.
– Очень тому рад…
Кузины Морики направились к выходу с катка, пришлось попрощаться. Гай тоже вспомнил о планах навестить Эшмуна, но все же дождался, пока Вайл-Сури и Эрмир сделают перерыв в своем танце на льду.
– Вы давно знакомы? – спросил Гай, когда Эрмир снял коньки и попрощался со своей партнершей по танцам, также вернувшейся к своим рабочим обязанностям – выдавать коньки, подгонять их по размеру заклинаниями и помогать желающим, но не умеющим на них стоять.
– Вторую зиму. Вайл-Сури учится в Намариэ, тут подрабатывает зимой.
Студенты любили подобные подработки, Гай нисколько тому не удивился.
– Пригласи ее как-нибудь к себе в гости, познакомитесь поближе.
Эрмир покраснел.
– Разве я посмею, мне только восемнадцать.
– Ну, самое время, я считаю. А то, чего доброго, влюбишься в первую попавшуюся девчонку, потому что неопытен и не способен отличить желание телесной близости от настоящих чувств.
– А разве одно исключает другое? – оторопел Эрмир.
– Это друг с другом не связано. Может, не исключать, а, может, не включать, – усмехнулся Гай, – ладно, я не собираюсь лезть в твою приватную жизнь, дело твое. Просто имей в виду, ты можешь принимать у себя гостей, в том числе девушек. Мой кабинет и мои комнаты наверху останутся закрытыми для них и откровенничать с девушками о том, что касается тебя, меня или кого-то из моих знакомых, не следует. И да, у меня бывают в гостях женщины, в такие дни и сам не лезь наверх в мои комнаты, договорились?
– Да, обещаю, – Эрмир с трудом переваривал услышанное. Всю дорогу до дома магистра Эшмуна он молчал.
Ведьмаки пальори, не достигшие двадцати лет, а чаще и возраста полной силы тоже, были весьма консервативны в отношении к противоположному полу. Романы, конечно, случались, однако старшими кланов это не приветствовалось. Гай не удивился его шоку.
Дом магистра Эшмуна находился близко к Главной площади Калантака, к которой со всех сторон стекались все центральные, самые протяженные улицы города. Это был трехэтажный особняк, облицованный голубым, сверкающим при дневном свете камнем, с полукруглыми балконами на втором и третьем этажах.
Кроме Эшмуна и его супруги Афалеи в доме жили их взрослый сын Салахедин и двадцатидвухлетняя дочь Тинита, а также пожилая супружеская пара аркельдов, снимавшая у них четыре комнаты на первом этаже – бывший преподаватель Отанак с супругой, вернувшиеся после ста лет отсутствия доживать «последний глоток жизни» в Калантак из Саймура – города на юге материка Даваликар.
Дверь открыла слуга каро и, услышав о цели визита, пригласила пройти сразу в кабинет господина Эшмуна – единственную комнату на первом этаже, не считая холла с ведущей наверх лестницей, оставшуюся в распоряжении семьи владельца дома. Остальная часть первого этажа теперь имела другой вход.
Эрмир вновь занервничал, у него даже пальцы слегка дрожали, оттого он не знал куда деть руки.
– Эшмун все знает о тебе, Эвар его предупредил, чего ты дергаешься? – хмыкнул Гай.
– За мной тянется такой позорный хвост, – буркнул тот, – отец бы точно стыдился меня долгие годы, если бы я остался его сыном.
– Ну, в мире твоего отца все слишком сложно и тошно, мне не понять. Я не вижу, чего тут можно было бы стыдиться.
Эрмир подавил нервный смешок.
– Тебе повезло, что ты не чистокровный ведьмак.
Эшмун был не слишком высок, но крепок и явно очень силен физически. Слегка раскосые ведьмацкие глаза густого сиреневого цвета пронизывали насквозь. Он улыбался, говорил об обыденных вещах, а глаза, казалось, смотрели вдаль на нечто незримое. Одет он был просто: в черные брюки и домашнюю бордовую атласную куртку.
– Я рад, что вы пришли. Я встречаюсь лично со всеми своими будущими студентами с тех пор, как стал магистром. Мне надоело, что в Отанак пытаются попасть по знакомству и за деньги.
– Твои преподаватели берут взятки? – засмеялся Гай.
– Представь себе! И твоя Шартабэль-Деми не исключение, чтоб ты знал! Почему-то вдруг стало престижно проучиться в Отанак семестр или год. Дольше никто из тех, кто не соответствует критериям школы, продержатся не может.
Он посмотрел на Эрмира в упор.
– Очень молод, ребенок совсем. Ладно, господин Эрмир, если позволишь, я посмотрю на тебя пристально и задам несколько вопросов о том, что тебе нравится, не нравится, чего боишься и к чему стремишься. Тебе необязательно будет отвечать, я сам все увижу. Я обещаю, что твои тайны не уйдут дальше этого кабинета, однако, поскольку ты так молод, что-то я должен буду раскрыть твоему наставнику. Согласен?
Эрмир кивнул, посмотрев на Гая, будто в поисках поддержки, тот ободряюще улыбнулся. Эшмун пригласил его сесть на стул и сам сел напротив, поймав его взгляд, будто в капкан. Взгляд Эрмира сделался отрешенным и пустым. Гай уселся поодаль на краешек стола.
– Что тебе нравится? – обволакивающий голос и на Гая подействовал усыпляюще, он даже головой тряхнул, отгоняя дремоту.
Спустя пять минут последовал второй вопрос:
– Что тебе противно?
Далее через равные промежутки времени были вопросы «Чего боишься?» и «Как ты хочешь видеть себя в 25 лет?».
Гай широко зевнул и тут же резко проснулся от потустороннего смеха над ухом:
– А ты-то куда? Тебя я в свою школу точно не возьму.
Эшмун весело подмигнул ему, определенно ничего не произнеся вслух.
– Все, господин Эрмир, я узнал достаточно.
Парень ведьмак дернулся и потер глаза.
– Я заснул? Простите…
– Нет, что ты, так было задумано.
Эшмун посмотрел на Гая.
– Кому пришла эта гениальная идея отправить его учиться в Отанак? Кто этот садист?
– Дарик Волрклар, – усмехнулся Гай, – он же Мертвый Ветер, макалит испаряется по его желанию…
– Этому никто не сможет его научить. Это природная магия. Никто в Отанак не научит его делать из макалита или рубина газ-краску, способную выкрасить кончики ведьмацких волос, этого кроме него никто не может, даже Кадан. А все остальные темные искусства идут вразрез с его устремлениями и натурой. Мертвый Ветер отчаянно тяготеет ко всему живому, чувствующему и материальному. Ему не нужно в Отанак. В Сайнз, Крамбль, даже в Намариэ с его любовью к наблюдению за белками и желанием развести на охлажденной земле близ Лаукара плантации солода и барики. С его потенциалом он в любой из этих школ освоит все приемы магического самоконтроля. Ничего сложного в этом для него нет, ты и сам прекрасно справишься с задачей научить его держать магию в узде. Я считаю, самая подходящая для него школа Сайнз, если уж так необходимо именно в школу его пристроить. Обычно все твердят, что воплощениям Стихий в магических школах делать нечего.
Эрмир совсем скис, Гай встал позади его стула, положив руки ему на плечи.
– Тебе только что сделали комплимент, мой юный подаван. Никто не считает тебя бестолочью, недостойной Отанак.
– Я какой-то совсем неправильный ведьмак, – с трудом удерживаясь, чтобы не разрыдаться, вздохнул он, – позор ведьмацкого мира… Я осознал, чего я боюсь, как мне жить теперь с этим?