- -
- 100%
- +
– И чего ты боишься? – насторожился Гай.
– Закрытых пространств без окон, лабиринтов и темноты. Его вообще нельзя пускать в подземные переходы, штольни, пещеры, если не хотите, чтобы все вокруг стало пылью и газом и разлетелось на километры вокруг, – спокойно ответил вместо него Эшмун, – У парня клаустрофобия. Гай, ты знаешь, что это, объясни как-нибудь Волрклару.
Гай задумчиво потер подбородок и вновь вернул руку на плечо парня.
– Я почти уверен, что он и без нас понимает, что в Отанак ему делать нечего, просто хотел конкретизировать почему и чтобы сам Эрмир это понял со всей очевидностью.
– Вас Великих не понять, – засмеялся Эшмун, вставая, – В общем, в Отанак я его не возьму и не потому, что не хочу. Просто его путь иной.
Эрмир чувствовал, как сжавшаяся у горла пружина медленно разжимается. От рук Гая шло вполне физически осязаемое тепло, но еще что-то трудно различимое, как будто огонь свечи разгонял обступившие со всех сторон тени, магия ошалевшей беспочвенной надежды, которую боялась тьма, скалилась из тумана прошлого и будущего, но подходить близко не смела.
На обратном пути домой зашли в кондитерскую и Гай купил несколько коробок пирожных – «ледяной пыли» и «шоколадных буков». Эти десерты считались самыми дорогими. «Ледяную пыль» Эрмир попробовал впервые. Внутри пирожного был обжигающе холодный ликер, крепость которого ощущалась лишь после того, как некоторые калатари и аркельды, съев по три-четыре голубовато-белых шарика «пыли» пьянели до состояния «ноги заплетаются, язык не ворочается». Ведьмаки опьянение ощущали лишь после десятого шарика. В «шоколадном буке» тоже был ликер. Гаю «шоколадные буки» напоминали брауни с коньяком в текучей начинке.
Десерты аппетита не испортили. Вернувшись домой они оба плотно поужинали и Гай засобирался в гости на всю ночь.
– Тебя можно оставить одного, ничего не учудишь? – на всякий случай спросил он, пока Эрмир разбирал в гостиной свои покупки.
– Клянусь, ничего не сделаю, почитаю и спать пойду, – заверил его парень.
– Если вдруг что-то экстраординарное случится, мало ли, потолок рухнет, воры влезут и ты кого-то из них пришибешь стулом, не думай, сразу беги в дом Эвара. Он закопает трупы и вернет потолок на место, ну или просто до утра у него побудешь, а я вернусь и все это сделаю сам…
– Ты ведь шутишь, да? – скептически усмехнулся Эрмир, – Почему мне кажется, что нет? Это ведь горячечный бред…
– Я шучу, но беспокоюсь, просто я паникер, – фыркнул Гай.
– Я клянусь тебе, ничего не случится, – совсем серьезно заверил его Эрмир, – Я скорее умру, чем нанесу вред твоему дому.
– Вот это-то меня и беспокоит больше всего, – вздохнул Гай и, направляясь уже к двери, грозно прикрикнул, – Не смей умирать, пока меня нет дома!
– Ладно, не умру, будь спокоен.
* * *
– Он спит при ярком свете с тех пор, как обзавелся собственной спальней. Я не подозревал, что это из-за нелюбви к темноте, – хмыкнул Гай.
– Да… Ведьмак, спящий при свете, не потому, что забыл его выключить – это более чем необычно, – вздохнул Волрклар.
Ведьмаки прекрасно видели в темноте, даже цвета различали, для них тусклый свет был равноценен его отсутствию, многие, засыпая, не замечали минимально включенных светильников, так что сам факт того, что ведьмак спит со светом, не удивил бы никого в Алаутаре. Темноты для них просто не существовало как таковой.
Под конец вечеринки Светланы Гай отозвал Волрклара в сторону и обрушил на него полученную от Эшмуна информацию.
Вокруг все продолжали веселиться. Лакшори сегодня был закрыт для посторонних, были только приглашенные Светланой гости.
Как и Гай, Света выглядела двадцатипятилетней девушкой в свои пятьдесят и, как и он, все еще не могла в это до конца поверить. Зеленые глаза, каштановые, будто мелированные золотыми искрами, длинные локоны – молода и красива, как и четырехсотлетние Ордъёраин и Кайлин. Что там пятьдесят лет, впереди вечность. Дамард кружил ее в танце под песню «миллион лет» scorpions, когда-то, очень давно (20 лет назад) переведенную с английского на пардэн (всеобщий язык Алаутара).
За роялем был Эвар, за барной стойкой колдовали Нот и Мистралияра, со второго этажа доносились голоса и смех зрителей и участников бильярдного турнира. Многие танцевали, остальные пили коктейли и общались.
Подобные праздники были отличным поводом встретиться со старыми друзьями, живущими в других частях мира, или просто очень занятыми каждый день.
Эрмир тоже танцевал со всеми, кого осмеливался пригласить. С Карин, Иви, Арикардой, дари Йольрикой, Даникой и со Светланой тоже несколько раз.
Коромэлл сидел, болтая ногами, на барной стойке, «учась у профессионалов» смешению и приготовлению коктейлей – 14-летний подросток хорро (те же аркельды, только с крыльями при необходимости), светло-русые волосы, ясные голубые глаза, высокий и сильный для своих лет, немного неуклюжий, наивный и, в отличие от Эрмира, совершенно не замороченный, не боящийся делать ошибки, осуждения, чужого мнения о себе. Его только что выгнали из бильярдной за «жульничество» (он пытался незаметно двигать шары магией) и это нисколько его не смутило и не расстроило. Он точно знал, что все просто посмеялись и спровадили его, чтобы не мешал, а вовсе не потому, что кто-то рассердился или посчитал его недостойным рядом стоять.
– Ты прав, я не видел Эрмира в Отанак, – помолчав, продолжил Волрклар, – мне было интересно, почему, ведь это самое логичное. Теперь все встало на свои места.
– Ему непременно надо в магическую школу?
– Для социализации было бы неплохо. Его мир был до безобразия замкнут и слишком много чистокровного дерьма в его голове, – пожал плечами ведьмак и резко сменил тему, – Ордъёраин злится на меня до сих пор за чусдек, которые я нацепил на парня на Совете, сказав, что они бутафорские, но не уточнив, что только для воплощений Стихий. Не подливай масла в огонь, если сможешь.
Гай кивнул. Ордъёраин и Кайлин как раз закончили танцевать и направлялись к ним. Разговор свернул на тему жадности Модирмаха и желания Ордъёраина завести себе столик из макалита со встроенным мангалом, где можно было бы растапливать сыр и шоколад, чтобы макать в них кусочки фруктов, готовить кофе и даже мясо на углях и одновременно есть, как за столом. Идея принадлежала Гаю, но тот так и не собрался пока ее воплотить.
– Как твой подаван? – все же спросила Кайлин спустя какое-то время.
Гай махнул в сторону добравшегося до рояля парня, которого Эвар учил играть в этот самый момент.
– Да вроде бы хорошо. Скупил все рубашки в лавке госпожи Ламилидики, отлично танцует на льду и ему нравятся книги Юны. Кстати, я обещал, что представлю его ей, а их с Миликсаном нет.
– У Миликсана умерли родители, отец от старости, а у матери не выдержало сердце, не успели спасти. Юна с ним на Фиробархоре, – вздохнул Волрклар, – его родители прожили долгую жизнь, но такие потери всегда тяжело пережить.
– Карин ждет подобная судьба, – тихо заметила Кайлин, – она батъёри, ее сердце уязвимо вдвойне.
Гай посмотрел в сторону танцующих Карин и Мальшарда. Она должна была пережить его на 200—250 лет.
– Лучше не думать об этом, – передернул плечами Ордъёраин, – у них впереди много счастливых лет.
Раздались звуки аруги – музыки для «долгого танца» финала вечера, похожего одновременно на калатарийскую калёрку, ведьмацкий тшик и привычную Гаю бачату. Под аруги принято было танцевать короткие промежутки времени со всеми, с кем не успели потанцевать за вечер. Играла же аруги по часу.
К Гаю подлетела Светлана, требовательно увлекла на танцпол. Он заметил, что Дамард подхватил под руку мать, а Арикарда повисла на отце. Волрклара же утащила на танцпол дари Тасима. Коромэлл танцевал с дари Йольрикой, Дарк с Даникой, Наримар с Айрой. Со второго этажа клуба спускались игроки в бильярд, также разбиваясь на пары.
Эвар и Эрмир играли в четыре руки. Ведьмаки удивительно быстро и легко обучались игре на музыкальных инструментах и обладали абсолютным музыкальным слухом. При этом никогда не пели, и очень редко кто из них был способен слагать стихи. Калатари, напротив, могли легко зарифмовать что угодно, любили и умели петь. Аркельды, как потомки ведьмацко-калатарийского союза, имели непредсказуемые способности к музыке или не имели их вовсе. Тут уж как кому везло. Хорро в этом от аркельдов не отличались.
– Мы с Дардом сегодня навестили кота Маркиза и Саню в Изначальном мире, – улыбнулась Светлана, – с прошлого нашего визита у них там прошло 30 лет. Все у них хорошо.
Гай расплылся в улыбке.
– Кошаку не надоело быть «Великим Царрем»?
– О, это ему не надоест никогда, – засмеялась Света.
– Возьмите как-нибудь меня в гости к ним, я давно не видел этих хвостатых всезнаек.
– 11 лет, не так уж и давно. Мы учтем, что ты хочешь с нами, когда соберемся в следующий раз прогуляться в Изначальный мир, – пообещала Света, – Вчера мы ходили туда по делу. Дард хотел спросить у всезнающего Царря, какого черта Мертвый Ветер так похож на батъёри, ему это покоя не дает. Он подумал, что Стихии могут воплощаться в смертных не только в Алаутаре, но и там…
– И что? Это возможно? – Гай даже слегка затормозил в танце, чуть не столкнувшись с Дарком спинами, однако Светлана ловко развернула его, уводя в сторону.
– В целом ничего невероятного в этом нет. Кайлин и Ордъёраин тому доказательство. Однако Маркиз говорит, Мертвый Ветер не рождался и не жил смертную жизнь батъёри в Изначальном мире, не было такого. Вот посетить Изначальный мир в первозданном виде, как Стихия Мертвого Ветра вполне мог, это объяснило бы некоторые неестественные для Изначального мира аномалии в горах Великого Срединного Горного Хребта, происходившие там несколько тысячелетий, а потом сошедшие на нет.
– Накуролесил и свалил, – усмехнулся Гай.
– Или просто случайно провалился в другой мир, запутался, но в итоге выбрался обратно в мир, что лучше знал, – кивнула Света, – И где-то в процессе этих шараханий встретил батъёри и решил, что «вот это оптимальный вариант, так и буду выглядеть всегда». Это догадки, разумеется. Если бы он использовал тушку батъёри «поносить», как ты в свое время, и батъёри бы после умер, Маркиз бы об этом знал. Максимум, мог ненадолго вселиться, не причинив никакого вреда смертному, не напугав его, заставив молчать об этом и не сделав в этом теле ничего странного и несвойственного Изначальному миру. Иначе всезнающие кошки были бы в курсе.
На плечо Светы легла рука Агелара, а Гая перехватила Малика, пришлось прервать разговор. Впрочем, все было сказано, Гай не расстроился, с удовольствием продолжив танцевать. Сначала с Маликой, потом Орвирой, Эланор, супругой Стража Порядка Улисса – Марималь, Карин и с маленькой Иви тоже.
Вскоре Эвара и Эрмира у рояля сменили, не прерывая музыки, Волрклар и Дарк, чтобы те тоже могли дотанцевать последние танцы.
У Эрмира от обилия впечатлений весь вечер приятно кружилась голова, состояние было близко к эйфории. Никогда прежде окружающие не были так однозначно дружелюбно расположены к нему, при том, что он не притворялся, позволял себе говорить о чем угодно и делать, что нравится. Сегодня показавшиеся на Совете суровыми и опасными Кайлин и Ордъёраин выглядели и вели себя совершенно иначе, полностью соответствуя своим образам на картинках в детских коллекционных наборах – улыбчивые, приветливые, щедрые в мудрости и помощи.
Эрмир не мог не видеть и не ощущать отношения Великих мира сего к его наставнику. Никакого покровительства, они воспринимали его как равного и даже готовы были слушать, как старшего. И Гай воспринимал это как должное, ему это не льстило, не доставляло удовольствия, это его не возвышало, не удивляло. Просто данность, которую он принимал. Сам же он очень дорожил всеми присутствующими, как близкими ему, как своей семьей. И это плохо соотносилось с тем, что ему всего 54 года, 31 из которых он провел в приюте навсегда безумных, пусть даже Великое Море отметило его своей милостью. Эрмир знал, что за всем этим стоит нечто большее, что ему пока не надлежит знать.
– Гай, если мне удастся накопить на рояль, ты позволишь мне купить его? – спросил Эрмир, когда они шли после вечеринки домой.
Тот лишь усмехнулся.
– Ладно, будет тебе рояль, в гостиной сильно поубавится места, но с другой стороны, ко мне не приходят толпы для танцев, так что приемлемо. Закажу на днях.
– Сколько они стоят? У меня пока только двадцать ашинов…
– Нет, нет, он в гостиной встанет, поэтому я сам куплю, считай, для себя, просто ты будешь услаждать мой слух, сколько тебе влезет, – остановил его наставник, – они по 350 ашинов стоят, если у Аматида заказывать.
– Ничего себе! – ахнул Эрмир, – Это три месяца можно жить вчетвером, если скромно.
– Слишком многие ведьмаки, да и не только они, хотят себе такую игрушку домой. У Аматида предзаказ на полгода, он не любит много работать и ему скучно делать рояли лишь бы сделать. Он художник, а не торгаш, поэтому так дорого, – засмеялся Гай, – Есть, конечно, другие, кто их делает, но, сам понимаешь, копии всегда уступают оригиналу. Лучше Аматида в Алаутаре никто не делает рояли и скрипки.
Улицы были пустые, в редких домах горел свет. В четыре часа ночи Калантак мирно спал, преступности здесь, как таковой, не было. Безобразничали тафы – агрессивные каро, считавшие себя свободными и заслуживающими быть равными с существами с высоким сознанием: аркельдами, ведьмаками, калатари и хорро. Сами же каро и тафы, соответственно, были стопроцентными животными. Однако и тафы по ночам предпочитали спать, поскольку в это время суток могли нарваться лишь на сильного взрослого мага. Детей и стариков, чей магический потенциал был слаб и нестабилен, прогулки в четыре ночи не привлекали, а встреча со взрослым сильным магом для тафа стала бы роковой. При любом раскладе, он не унес бы всех лап живым здоровым и без «барьера» – впитавшегося в его тело заклинания, на всю оставшуюся жизнь делавшего тафа смирным. При любой попытке напасть на обладателя высокого сознания или при покушении на воровство таф с «барьером» умирал на месте.
Гай и Эрмир шли не спеша, болтая обо всем подряд. Практически у дома их нагнали Эвар и Даника, задержавшиеся в клубе после ухода всех посетителей, чтобы расставить по местам мебель и убраться. Естественно, при помощи магии, а не руками. Эвар буквально прилетел с женой на руках, опустив ее на землю только у дома Гая. Эрмир вздрогнул увидев, насколько огромны его крылья.
– Я забыла тебе отдать, – опомнилась Даника, протянув Эрмиру записку, – Сегодня днем ко мне приходила твоя мать, с ней все хорошо, она просто узнала, что я вхожа в дом Гая и ей хотелось убедиться, что у тебя все в порядке, – поспешила договорить она, видя его беспокойство.
– Спасибо, я вам очень обязан, – Эрмир слегка поклонился.
Эвар тем временем попрощался с Гаем, наконец, они разошлись по домам. Оказавшись в тепле и тишине, Эрмир понял, что очень устал.
– Что там? – кивнул Гай на записку, которую тот боялся развернуть, не чувствуя сил на плохие новости, а хороших почему-то не ждал.
– Прочитай сам, я не могу, – вдруг признался парень, отдав наставнику запечатанный сургучом, сложенный кармашком лист.
Гай быстро пробежал глазами по строчкам.
– Ну, и ничего особенного, отставить панику. Просто твой отец попросил ее принести тебе твои вещи сюда. Завтра в три дня она и Гелара придут в гости. Она просит тебя предупредить меня об этом, вот и все.
Эрмир слишком громко и облегченно вздохнул, чтобы изображать спокойствие.
– Я дурак, да? И абсолютно не умею держать себя в руках…
– Ты просто эмоциональный. Это не хорошо и не плохо, как цвет глаз. Уж какой есть, дело вкуса. Кому-то нравится карий цвет глаз и эмоциональный диапазон табурета, а кому-то зеленый или такая эмоциональность, как у тебя. Нет смысла даже думать об этом.
– Я бы не думал, если бы был аркельдом, – горько вздохнул Эрмир, – Я – позор ведьмацкого мира.
– Так, кончай жрать мне мозги, – фыркнул Гай, доставая из витражного шкафа бутылку виски и бокалы, – Хочешь, хоррора налью, чтобы спалось крепче?
Эрмир энергично кивнул.
На следующий день Гаю пришлось будить своего подавана, потому как в час дня тот еще изволил крепко спать. Узнав сколько времени, Эрмир не поверил и еще больше тому, что Гай не считает проступком столь длительный сон.
– Если бы не визит твоих родных, я бы тебя не стал дергать, сегодня всеобщий неучебный день, всем в твоем возрасте сегодня полагается отдыхать.
– Раньше в неучебные дни я был более занят, чем в учебные, если приезжал домой, – усмехнулся Эрмир, – Правда, в такие дни иногда вечерами мы ходили на каток или в иллюзион.
– Ну, может, мы сходим на каток вечером тоже. Короче, одевайся, приводи себя в порядок и приходи завтракать, у нас в гостях Мальшард, поэтому в ночной одежде не выползай, – с этими словами Гай выключил прикосновением горевший с ночи светильник и вышел из его спальни.
За окном шел снег, мягко ложась на густые кусты можжевельника, растущего рядом с домом. Из его окон не было видно улицы и «Круг Магов», только кусок соседского дома, за растущими в палисаднике пихтами и можжевельником.
В доме отца окна его спальни выходили на дорогу из Калантака и город, представлявшийся ему далекой мечтой, полной развлечений, веселья и вкусностей, недоступных для него в силу неправильности его собственных приоритетов. Семья Нирдэра была более, чем обеспеченной, однако Нирдэр считал, что подросткам деньги во вред, как и большое количество развлечений. Отцу не нравились глупые и праздные стремления и увлечения сына – танцы, каток, ролики, иллюзионы, музыка. В детстве это еще простительно, но не после 15 лет, по его мнению.
«Ты что, какой-то марбо, чтобы прыгать на потеху остальным?» – всякий раз выговаривал он сыну, когда речь заходила о школе катания на коньках, роликах или танцах. Отец всегда был им разочарован, чтобы он не сделал и о чем бы не заговорил. И злился, если подолгу молчал и забывал притворяться заинтересованным жизнью без «праздных устремлений».
«Наконец-то он избавился от меня» – грустно вздохнул Эрмир и обвел взглядом свою более чем шикарную спальню, – «все к лучшему, как бы еще унять эту дурацкую тоску…»
Ему пришлось завтракать в одиночестве, Гай успел поесть и теперь они с Мальшардом, разложив ворох бумаг перед собой, обсуждали устройство складов для выдерживания хоррора в Лаукаре.
Эрмир не без интереса слушал о специфике охлаждающих заклинаний, коими были перегружены окрестности Лаукара, об устройстве перегонного производства, не забывая о еде. На десерт слуга каро принес ему два шарика «ледяной пыли» и кофе, а Гаю и Мальшарду подал трубки и вишневый табак.
Впервые Эрмиру прилетело кнутом и на его руках захлопнулись чусдек в десять лет, как раз из-за табака. В тот день он решил попробовать втихаря покурить на кухне и разжег трубку заклинанием чудрир. В результате поджег весь мешок с трехмесячным запасом табака и чуть не спалил дом. С тех пор он перестал любить запах табачного дыма.
Гай и Мальшард одновременно обернулись к нему.
– Что с тобой? Ты чего так резко погрустнел? – спросил маг Ледяного Дождя.
– И так страстно возжелал окопаться в своей норе?
Эрмир виновато пожал плечами.
– Простите. Я не хотел вас отвлекать или беспокоить. Я вспомнил лишнее, простите…
– Дым, дым напомнил, – объяснил Мальшард, чувствующий чужие эмоции и ощущения, – У него сердце сейчас выпрыгнет из груди от накрывшего его воспоминания.
– Э, брат, с этим придется что-то делать, я курю знаешь ли, – протянул Гай, гася свою трубку.
Мальшард последовал его примеру.
– Я обязательно привыкну и поумнею, клянусь, – быстро проговорил Эрмир, – не обращайте внимания на меня. Это дурь и все.
– Куда ты денешься, привыкнешь, конечно, – Гай с сожалением посмотрел на трубку и кивнул Мальшарду на дверь в свой кабинет, – Ладно, пока не привык, мы не будем курить при тебе.
Они ушли в кабинет, оставив Эрмира размышлять о собственной ущербности. И все же настроение его улучшилось как по волшебству после первого же шарика «ледяной пыли».
В половине третьего Мальшард ушел, Гай убрал бумаги со стола и приказал слуге подать фрукты на столик у дивана. Эрмир пытался читать и ничего не ждать от предстоящей встречи. Бесполезно, он не мог думать ни о чем кроме.
Когда ровно в три часа в дверь постучали, сердце рухнуло в желудок. Гай ничего не сказал, хоть явно видел его недостойную пальори взвинченность, молча открыл дверь сам.
Эрмир не успел встать с дивана, как на нем повисла сестра.
– Ты живой! Инвервира не соврала! Ты жив и здоров!
– Простите, – мягко улыбнулась Гаю миловидная ведьмачка пальори, – Позвольте представиться, я – Аодари.
У нее был глубокий, приятный голос. Гай прекрасно чувствовал, что перед ним сильный маг, равный Нирдэру и, наверняка, примерно того же возраста. Аодари была мудра и обладала уверенностью давно живущего на свете. У нее тоже были изумрудно-зеленые глаза, как у ее сына, но она, без сомнения, была именно пальори – высокая, статная, Гай едва доставал макушкой ей до носа.
– Прошу, проходите, рад видеть вас в своем доме, – сверкнул жемчужный улыбкой Гай.
Эрмир, не выпуская сестру из объятий, шагнул матери навстречу.
– Прости, мы не смогли даже попрощаться, – тихо пробормотал он.
Та его просто обняла, поцеловав в висок.
– Моя благодарность вам бесконечна, – с трудом взяв себя в руки, твердо проговорила она, глядя Гаю прямо в глаза, – Если вам что-то понадобиться, что угодно, я буду счастлива вам вернуть хотя бы часть этого невозвратного долга.
Гай знал, что женщины в ведьмацких семьях никогда не считались обязанными кредиторам отцов, мужей или сыновей. Мужские и женские кланы существовали параллельно друг другу, границы были очерчены жестко и никогда не нарушались. Ее слова звучали вызовом всему ведьмацкому укладу. Эрмир удивленно хлопал глазами.
– Для меня это ценно и лестно, – Гай не стал как обычно в таких ситуациях ерничать, жестом пригласил гостей устраиваться на диванах, – Я могу оставить вас поговорить втроем. Если угодно тут или у Эрмира в комнатах.
– У него свои комнаты? – ахнула Гелара, – Я прошу прощения за неучтивость, слишком волнуюсь и рада, – быстро добавила она.
– Не страшно, – улыбнулся Гай.
– Я бы хотела поговорить с вами. Я не отниму у вас много времени. Если у Эрмира есть своя комната, я бы хотела, чтобы дети подождали меня там, – Аодари строго посмотрела на уже развалившуюся в кресле Гелару.
Эрмир кивнул и тоже встал вслед за сестрой. Гай усмехнулся, усевшись в кресло, с которого гостья только что согнала его подавана, уже тащившего сестру показывать свои апартаменты.
Аодари волновалась, но ей хорошо удавалась собой владеть. Гай терпеливо ждал, пока она соберется с мыслями, взяв себе яблоко с подноса.
– Я знаю, что вы стали единственным опекуном моего сына и имеете всю полноту власти над его судьбой. Я знаю, что он воплощение Мертвого Ветра. Я знаю, что не имею права спрашивать вас о подобном, но я все же спрошу и приму любой ваш ответ. Почему Верховный Совет выбрал именно вас для этого?
– Потому что я богат и один из самых сильных магов этого мира, – бесстрастно солгал Гай. Он был готов к подобному вопросу, – Эрмир в безопасности в этом доме и расходы, с этим сопряженные, не ощутимы для моего состояния. К тому же, я частное лицо, не обремененное обязательствами по отношению к целому миру, как маги Верховного Совета, у меня много свободного времени, я меньше на виду, чем кто-либо из них. Они захотели оставить это частным делом и дать возможность широкой общественности быстро забыть об инциденте в руднике.
Аодари задумалась, успокоившись.
– А вам самому это зачем это нужно?
Гай вновь улыбнулся, на этот вопрос он тоже заготовил ответ.
– Я помню детство до шести лет и после себя с тридцати одного года. У меня нет братьев, сестер, родителей, при том я богат и у меня впереди более пятнадцати сотен лет. Я не готов к брачным обязательствам и точно не хочу пережить жену и пра-правнуков, обзаведясь семьей сейчас. Эрмир – воплощение Мертвого Ветра. Он способен стать членом моей семьи, которого мне не грозит хоронить по умолчанию. Потому я сделаю все, чтобы уберечь его от опасных для жизни или благополучия неприятностей.
Аодари прикрыла глаза и глубоко вздохнула, едва не застонав от облегчения. Гай подумал, что Эрмир явно пошел в мать складом натуры.
– Я благодарна вам за вашу откровенность. Еще раз примите мои извинения за неучтивые вопросы.
– Я рад, что мы это выяснили.
– Я буду всегда рада видеть вас на своей половине дома. К сожалению, пока обстоятельства не позволяют приглашать вас и Эрмира в любой из дней.
– Он сказал, что в пятый день каждого месяца вы будете встречаться.
– Да, пока так.