- -
- 100%
- +
– Я уже сказал Эрмиру, что он может принимать тут своих гостей. И я также буду рад видеть вас и вашу дочь тут.
– Благодарю. Я не стану отнимать у вас больше время, – Аодари встала и чуть поклонилась, – Проводите меня в комнату Эрмира? Боюсь, я могу не найти…
Гай довел ее до дверей, не преминув заглянуть внутрь. Эрмир и Гелара сидели друг напротив друга, он на кровати, она в кресле у камина, громко смеялись и, перебивая друг друга, делились новостями и впечатлениями от событий прошедших дней, съеденных пирожных, книгах, покупках и тд. Гай плотно закрыл за вошедшей в комнату Аодари дверь.
Спустя два с половиной часа, прощаясь, Гелара обещала брату кормить его белок, живших в хвойном парке у дома, заботиться о его любимой лошади, а Гаю, что никогда не нанесет ущерба его дому во время своих будущих визитов и все еще продолжала восхищаться ванной джакузи и душем водопадом, принадлежащими Эрмиру. Аодари благодарила за кофе, пирожные и фрукты, за гостеприимство и разговор.
Гай удивился, как привычно и открыто она обнимает своих детей. Слухи твердили, что в чистокровных семьях это был не принято, но, видимо, не во всех.
Когда за гостями закрылась дверь, Эрмир рухнул на диван, откинувшись на спинку, закрыл глаза и проговорил:
– Я остался жив для них, представляешь? Мама и Гелара не отказались от родства со мной…
– Тебе точно надо в Сайнз, – вздохнул Гай, – с дерьмищем в твоей голове нужно как-то бороться.
Эрмир счастливо улыбнулся, не открывая глаз.
– Я научусь думать как ты, но мне нужно время.
– У тебя его много, – и тут же сменил тему, – Ну, что? Разобрал вещи, которые тебе принесли? На каток идем?
– Я боюсь лезть в тот мешок, – признался Эрмир, садясь на диване ровнее, – глупо, знаю. Лучше после катка…
– Тащи сюда. Я хочу глянуть, что там такое, что имело смысл тебе возвращать. Сомнительно, чтобы дело было в тряпках, Нирдэр знает, что этого добра у тебя будет куча.
– Откуда? – удивился Эрмир.
– Он знает, сколько стоят тряпки, в которых ты был на Совете. Если тебе перепали они, то уж на обычное барахло я скупиться явно не стану. Тащи сюда этот мешок, – повторил он, – Я лишу тебя приватности, понимаю, но извини. Я почему-то жду какой-то подвох от твоего папани.
Эрмир не стал спорить, сходил в комнату и вернулся с мешком-шопером. С такими обычно ходили за покупками. Естественно, все вещи были уменьшены в несколько раз. Гай вытряхнул все содержимое на диван и увеличил одним движением руки до нормального размера.
Действительно, минимум одежды, летние ботинки и зимние сапоги, цветные свечи, карандаши и мелки, альбомы с рисунками, несколько книг, малахитовая фигурка черепахи в коробке-шкатулке, настольные часы-карандашница и увесистый мешок ашинов с вложенной в него запиской.
Эрмир прочитал ее и тут же протянул Гаю, стремительно бледнея на глазах. Гай с трудом разобрал забористый мелкий почерк.
«Я вернул тебе все твои вещи, кроме оружия. Я считаю, что ты недостоин его и не могу позволить, чтобы передаваемые из поколения в поколение реликвии остались в руках опозорившего себя и мой клан изгоя. Однако, оно было твоим по праву, потому ты должен получить компенсацию. Три тысячи ашинов, считаю, достаточным. Я не желаю видеть тебя никогда. Прощай.»
– Забери их, – прошептал Эрмир, – Я не хочу…
Гай притянул его к себе и крепко обнял. И плотину прорвало. Эрмир зарыдал в голос, уткнувшись в его плечо, рубашка и жилет Гая моментально промокли от слез. Хоть его ученик и был практически одного роста с ним, он был обычным подростком.
– Вот чего-то подобного я и боялся, – буркнул Гай, – Сейчас ты этого не понимаешь, но это с его стороны попытка тебе помочь. Не в Калантаке на эти деньги легко устроиться и жить без проблем приличное время, открыть лавку или купить дом. На эти деньги можно проучиться в любой не столичной школе полный курс. Никакое оружие столько не стоит.
– Я не хочу, – хлюпнул Эрмир вцепившись в его рубашку на плечах, – Не хочу!
– Не надо, не хочешь, не надо, все, тшш…
Гай чувствовал как пару минут до этого ледяные руки парня теплеют. Эрмир же вдруг понял, что вокруг него не просто ореол тепла, а самая настоящая магия, с потрясающей легкостью сжигающая его боль, тоску, злость на себя, мысли о смерти. Это тепло дарило веру в собственные силы и надежду на лучшие времена. Дышать стало легче, тьма отпустила его. Он никогда не слышал о такой магии
– Гай, кто ты? – спросил он, отцепившись от него и пристально глядя в глаза наставника, в которых были видны отсветы настоящего пламени.
Тот тяжело вздохнул и усмехнулся, морок развеялся.
– Если я отвечу, тебе придется жить с этой тайной долгие годы.
– Я сохраню ее и ценой своей жизни…
– Гаитоэрант.
Эрмир моргнул. Как и все в Алаутаре, он знал историю о том, как в их мир пришла его создательница – Великое Море, госпожа Солеа, в компании царря Изначального мира, Великого Ветра Кэрсо-Ласа и Великого Огня Гаитоэранта.
Великие Стихии – вечные, бессмертные создания, которых невозможно убить, которые никогда не постареют, потому как законы живого мира не властны над ними вовсе, зато сами они могут уничтожить один или сотню миров просто собой.
– Я – джин. Воплощение Гаитоэранта в смертном теле бедняги Гаридаля. Марина, для вас для всех Солеа, не исцелила его, она позвала в его тело меня, – спокойно пояснил Гай, стирая слезы с его щек, – Я Гай, которого ты знаешь, и хочу оставаться Гаем, понял? И не выкай мне ни в коем случае.
Эрмир осторожно кивнул. Пазл в его голове сложился. Это объясняло все, у него не осталось вопросов.
– Я сохраню твою тайну.
– Ну и славно, – совсем другим тоном заговорил Гай, хлопнув его по плечу, отпустил и кивнул на заваленный диван, – давай уберем все это в твою берлогу и пойдем уже на каток.
Эрмир вдруг осознал, что совершенно успокоился, написанное отцом отболело, будто он прочитал эту записку много лет назад. Однако мешок с ашинами все же себе не оставил, вручил Гаю и, собрав в кучу одежду, понес к себе в комнату. Гай, также ни слова не говоря, отнес мешок в свой кабинет, уменьшил и спрятал в «сейф» – макалитовую шкатулку на собственном столе. Макалит был столь тяжелым металлом, что только крышка шкатулки весила около 30 килограмм. Магией открыть было легко, без нее невозможно, поскольку шкатулка была еще и зачарована. Только имеющие право применять магию в доме могли открыть ее. По сути – толпа, по факту никто из этих счастливчиков не стал бы лезть в этот сейф без особой просьбы хозяина дома.
* * *
Дни утекали словно вода сквозь пальцы. Подошел к концу самый мрачный и холодный месяц зимы Кодс и незаметно пролетел не менее холодный, но все же более светлый месяц Дарьбо. По ночам стояли трескучие морозы.
В доме Гая, вопреки традиции северных земель Алаутара, стекла на зиму не менялись, поскольку все были укреплены кровью батъёри, точнее, специальным составом на основе крови Ордъёраина и Агелара, которым покрывались стекла раз в 40—50 лет.
Эрмир лишь недавно узнавший, что это возможно, мог часами сидеть у своих огромных окон, вперившись взглядом в однообразный пейзаж за ними. Так он отдыхал от кружащего его калейдоскопа впечатлений и событий. Их было слишком много, он не успевал должным образом осмысливать и реагировать на все. Жаловаться он не собирался и никогда бы не отказался от того, что происходило с ним сейчас, но чувствовал, что теряется в этом круговороте окончательно и бесповоротно, попутно теряя какую-то часть себя. Ту, что все еще цеплялась за прошлое, привычное и понятное, ранее казавшееся единственно возможным.
Теперь Гай таскал его с собой. В Сатбор, Ребдмер, по кофейням, необычным магазинам, иллюзионам и знакомым. Эрмир даже побывал в Лаукаре, увидел янтарный город, искупался в теплом море, попробовал кататься на доске по волнам, объелся странной ягоды клубники, познакомился ближе с Арикардой и ее супругом Дарком, у которых Гай его «забыл», чтобы все же сделать и обустроить вместе с Мальшардом склады и производство хоррора на давно приобретенной в портово – складской части пригорода Лаукара земле.
Дарк был воплощением Шторма и был способен вытащить из воздуха, что угодно, просто того захотев. Благодаря ему, Эрмир обзавелся странной, но удобной одеждой из другого мира, попробовал много необычной еды оттуда же, и научился делать газ-краску из рубинов и макалита. Дарк случайно навел его на мысль, что можно не ограничиваться только одним камнем, рассказывая о странных смертных мира, в котором он когда-то жил, которые красили волосы сразу в несколько цветов. Макалит и рубины Дарк тоже достал из пустоты, пошарив в заброшенном и давно обвалившемся руднике на Скалистом острове.
Услышав, что Эрмир может запросто сделать газ из металла и камня «прямо сейчас», но боится, как бы потом это все «не полетело не туда», Дарк накрыл его защитным куполом, а Арикарда добавила свой огненный к нему. В итоге из Лаукара Эрмир вернулся с несколькими черными, отливающими кроваво-рубиновым цветом прядями. Увидев его через несколько часов Гай смеялся, Мальшард же даже не пытался скрыть шока, но, привыкнув, согласился, что это «необычно и даже, возможно, красиво».
Арикарде и Дарку все понравилось, хоть они и не считали, что подобная мода может прижиться среди ведьмаков.
Гай заявил, что просто нужно время, «пара тысяч лет и приживется, как миленькая». Примерно тоже самое сказали Кайлин и Ордъёраин, в гостях у которых Эрмир побывал тремя днями позже.
Их дом его просто поразил. Он был невероятно большим и красивым. Познакомился он и с говорящим лисом Эфирного леса Бартом. Все лисы Эфирного леса обладали высоким сознанием и жили на острове Волрклара, только Барт пожелал жить на материке, в доме Кайлин и Ордъёраина.
Барт знал абсолютно все и, как сказал Гай: – «они нашли друг друга». Более четырех часов Эрмир расспрашивал лиса обо всем подряд и тот, нисколько тем не тяготясь, рассказывал ему о природе магнитного разлома на материке Шард, о соленых озерах Арвира, дымных землетрясениях и радужных ветрах Утаира. Потом они вовсе удалились в гостиную первого этажа, где стояло огромное трехстворчатое зеркало, способное показать любой уголок Алаутара. Барт умел настраивать изображения, в его крови текла та же магия, что лежала в основе материала, из которого было создано зеркало – магия Эфира. В этот вечер Эрмир смог увидеть собственными глазами, все то, о чем говорил Барт.
В это время Гай этажом выше обсуждал с друзьями свой новый статус и свои тревоги по этому поводу.
Почему-то никто не удивлялся тому, что он быстро вошел в новую для себя роль и не тяготился появлением в своей жизни подростка. Сам-то он от себя такого совершенно не ожидал.
– Я давно говорю, что ты станешь отличным верховным магистром своей будущей школы, – смеялся Ордъёраин.
– И чему я буду учить молодое поколение? Красить волосы, обрастать тряпками с невиданной скоростью, жрать как не в себя клубнику и десерты и совращать девчонок старше них самих?
– Это была бы лучшая школа для многих ведьмаков пальори, особенно мужчин, – совершенно серьезно ответил также присутствовавший за столом Кадъераин, – в 20—25 лет они дорываются до всех недоступных им ранее благ и удовольствий и, ты правильно сказал, начинают наверстывать «как не в себя». Это часто кончается скверно – драки, увечья, проигранные в карты состояния, долги и кабальные условия их выплаты, самоубийства, убийства и преступления страсти. Пальори магам чуть проще, их отдают в магические школы и они входят в самостоятельную жизнь постепенно. Нет такого, что сегодня ничего нельзя, все за тебя решают взрослые и умные главы кланов, а завтра выясняется, что можно все, но ты почти ничего не знаешь о реальном мире.
– Хорошо, что у твоего подавана это наверстывание идет через скупку одежды и сладостей, это такая ерунда, не вижу в этом проблемы. Ты отличный наставник, – улыбнулась Кайлин, – А волосы… Одно время было популярно красить волосы, все этим поголовно занимались, кроме ведьмаков, кстати. Их волосы, действительно, ничего не берет. Твой подаван, возможно, обогатится со временем на красках для ведьмацких волос.
– А пока живая реклама по городу будет шататься, – добавила Света.
– Может, мне тоже во что-то перекраситься? – задумался Дамард, который хоть и был аркельдом, волосы имел самые что ни на есть ведьмацкие – густые, белые и неподдающиеся окрашиванию стандартными красителями.
– Не надо, – хором ответили Гай, Светлана и Ордъёраин.
– Если ты это сделаешь, дети с их альбомами знаменитостей немедленно последуют твоему примеру, – смеясь, пояснил его отец, – Я не готов собирать Совет, посвященный проблеме массового облысения и отравления среди детей и подростков. Мало ли чем они решат выкраситься.
– Ты думаешь, мой подаван может облезть от своих экспериментов? – насторожился Гай.
– Он точно нет, – успокоила его Кайлин, – он контролирует эту краску, она продолжение его магии, он не может отравиться или причинить себе вред собственной магией, как ты не можешь сгореть и даже опалить свои волосы. А вот остальные не факт. Все же шестеро работников рудника только пару дней как восстановились, надышавшись этим красящим дымом.
– Арикарда сожгла лишний газ, когда он выкрасился в последний раз, – заметил Гай, – эта фигня отлично горит.
– Арикарда – Огненный Смерч, у нее все сгорит. Нас таких, способных сжечь что угодно не так много, – улыбнулся Ордъёраин, – повременим пока с популяризацией красок для ведьмацких волос на основе макалита.
Эрмир в это время слушал «как не в себя» о природе возникновения долины Танцующих Камней, жизни на земле Хахад и на некоторых островах архипелага Калидар, населенных преимущественно калатари, о странных блюдах, популярных на материке Шард, сортах чая, появившегося в Алаутаре с возвращением в него хорро Микхеля и о многом другом. Мир был огромен и потрясающе интересен, прежде он не предполагал насколько.
Гай жил иначе, чем кто-либо из тех, о ком он слышал в родительском доме. Узнав в том, кто он есть, Эрмир этому не удивлялся. Гаю можно все, что угодно. К нему приходили на ночь разные женщины, ближе к полуночи, когда Эрмир уходил к себе. Иногда Гай уходил на ночь сам. Два дня подряд Эрмир заставал в столовой утром девушек. В один день Аланэй, в другой Шартабэль-Деми. Обе красивые и бесконечно разные. Гай не хотел, чтобы его девушки знали слишком много, потому лишь представил им Эрмира и более ничего о нем не сказал. Отношения без обязательств требовали определенной закрытости друг перед другом.
– О друг друге следует знать лишь то, что делает ваши веселые ночи еще веселее, – объяснил Гай, когда Эрмир спросил его как-то вечером о том, как поддерживать отношения без обязательств, – Главное, чтобы тобой были довольны в спальне, тогда отношения без обязательств будут длиться много-много лет, не обрастая обязательствами, вплоть до замужества девушки, а если в ее брачном договоре не будет прописан запрет на отношения телесной близости с другими мужчинами, то и после.
– И вы не разговаривает? – удивился Эрмир.
– Конечно, разговариваем. О всяком неважном, веселом и ситуативном: музыке, городских новостях, кто что ел, где учился…
– А если это важно для меня? – вздохнул парень, глядя на пляшущее в пустом камине пламя.
– Ты просто очень молод. Для тебя кажется важным все, это нормально. Если решишь попробовать встречаться с девчонкой, выбирай тех, кто старше, они не позволят тебе слишком привязаться к себе и сами не будут в том заинтересованы, – посоветовал Гай.
– А если я захочу привязаться к кому-то?
– У тебя одно сердце. Его надо беречь, – грустно усмехнулся наставник, – Влюбленность это мимолетное прекрасное чувство, но если чувства будут глубоки, тебе придется жить с ними вечность, как и с болью, что они таят в себе.
Эрмир вздрогнул, посмотрел на него и не решился спросить того, о чем подумал. Гай ответил сам.
– Да. Ты прав. Не повторяй моей глупости, не впускай женщину слишком глубоко в свое сердце.
– Не влюбляться? Совсем никогда?
– Влюбляться можно и нужно. Нельзя сосредотачиваться на одной влюбленности, нельзя позволять влюбленности перерастать в любовь всей жизни. Хотя бы первые сто лет, – усмехнулся Гай, – Есть еще одна сторона этой руны – любовь к одной единственной женщине охраняет твое сердце от чувств ко всем прочим, даже от прекрасной мимолетной влюбленности. Это броня и тяжкий жребий. Лучше для сильных и долгоиграющих чувств выбирать тех, кто тебе подходит, в твоем случае, воплощение Стихии. Мало ли, может, лет через сто еще кто-то такой объявится. Терять любимых или просто не быть с ними очень больно. Отношения без обязательств это лекарство и средство не вляпаться в новые большие чувства.
Эрмир долго размышлял над этим разговором и так и не смог решить, хотел бы он также легко увлекать разных женщин или быть с одной единственной всю жизнь. Ему нравились оба варианта, но по-разному. Первый очень хотелось попробовать, как ледяную пыль, второй ассоциировался с реальным счастьем, хрупким как стекло.
Его уже не смущала идея завести короткий роман без обязательств с девушкой. Это было очень интересно и обещало много впечатлений. Он не знал как.
В Алаутаре никто не делал для детей тайны из отношений мужчины и женщины, в том числе интимных. Все к десяти годам знали, что происходит в родительских спальнях, а также то, что это дело только двоих, все должно там происходить по обоюдному согласию и говорить об этой стороне жизни других и вмешиваться в чужой приват – верх неприличия. В детских немагических школах открыто учили тому, что от союза калатари и ведьмака рождаются аркельды, также они рождаются от союза двух аркельдов, но сколько бы поколений не отмерил аркельдский род, стоит аркельду сочетаться браком с представителем истинной расы (калатари и ведьмаки) дети будут представителями истинной расы тоже, как если бы калатари или ведьмаками были оба родителя. Только союз ведьмаков пальори и марбо таил сюрпризы. Их дети имели одинаковые шансы родиться марбо или пальори. Также именно в немагических школах учили важности чтить личные границы и соблюдать своеобразный спальный этикет. Все же в Алаутаре бок о бок жили представители нескольких отличающихся друг от друга рас смертных с высоким сознанием, знать, что от кого можно ожидать в «приватной жизни» и считаться с этим, полагалось необходимым. Эта наука всем от мала до велика казалась столь же тривиальной, как умение складывать и умножать числа или знания о природных явлениях, растениях и животных.
Мало кто начинал сексуальную или, как здесь говорили, приватную жизнь до 18—20 лет. До достижения возраста первой силы (15 лет) отношения телесной близости считались наносящими долговременный, тяжелый, неочевидный и трудноустранимый вред здоровью физическому и ментальному, потому считались тяжким преступлением, одним из трех, за которые полагалась обязательная смертная казнь. Убийство при определенных обстоятельствах могли оправдать, даже преднамеренное, как и доведение до самоубийства, тяжелый физический вред здоровью, грабеж и тд. Но не телесную близость с детьми, преступление страсти (сексуальное насилие, устранение соперника или соперницы или принуждение к сожительству), повлекшее вред здоровью, смерть или самоубийство жертвы и намеренное причинение магического вреда, после которого жертва оказывалась в Хоррате – приюте больных и навсегда безумных. За это казнили в любом уголке Алаутара. Впрочем, если преступления страсти не были экзотикой, то такие преступления как намеренное доведение до Хоррата и приватные отношения с детьми случались раз в тысячелетие, а, может, и реже. Сами подростки не считали возможным для себя начало приватной жизни до 15 лет. Любовь любовью, а здоровье важнее, жизнь длинная, куда торопиться. Взрослым же было дико даже от подобной мысли.
Интерес Эрмира к девчонкам до «ухода из дома» носил исключительно гипотетический характер. Теперь, когда он понял, что это возможно для него в реальности, он растерялся. Ему нравились недоступные красивые женщины вроде Арикарды и Светланы, но о них он даже думать не посмел бы в таком ключе, а тех, кто был бы старше него, но мог бы обратить на него внимание, он не знал. Потому старался не заострять внимание на этом.
В последний день месяца Дарьбо, Гай потащил его в школу Сайнз на встречу с верховным магистром. Набор в эту магическую школу открывался во второй день месяца Мьёрл. Гай считал возможным за месяц подготовить его к поступлению, если бы самого факта, что у восемнадцатилетнего воплощения Мертвого Ветра легко получаются все заклинания до 15 уровня, оказалось бы недостаточно. У Эрмира были проблемы только с огненными заклинаниями, которые сложно было объяснить нестабильностью подросткового потенциала. Ни огненный щит, ни заклинания «белый огонь» или «чудрир», ни простая «спичка» – заклинание 5 уровня сложности, при помощи которого зажигали свечи и факелы не получались. Эрмир боялся огня, боялся, что сожжет в обычном или белом пламени не только, что хотел, но и пару кварталов в придачу, в итоге его потенциал гасил заклинания прежде, чем они имели шанс получиться.
Гай считал, что проблема «насосана из пальца», но не требовал ее немедленно устранить, мол не получается и ладно, когда-нибудь получится.
Школа Сайнз располагалась почти в пригороде, близко к ребдмерскому тракту и представляла собой четыре восьмиэтажных здания, соединенных балконами третьих и восьмых этажей, образующих замкнутый квадрат.
Самое близкое к городу и тракту здание было Библиотекой Всеобщих Знаний. Оно имело два парадных входа – один со стороны дороги, идущей из Калантака и выходящей на тракт, для всех; другой со «двора» школы для учащихся и преподавателей.
Еще одно здание было студенческим «общежитием», где были квартиры для иногородних молодых магов, там же располагались комнаты для самостоятельной отработки заклинаний и внеклассных занятий и «студенческая столовая» – занимавшая почти весь первый этаж таверна, с незамысловатым меню и с провинциально низкими ценами. Поварами и официантами здесь подрабатывали студенты.
Два оставшихся здания были «учебными корпусами».
В Сайнз готовили художников, танцоров, актеров, музыкантов, режиссеров, драматургов, писателей и поэтов, певцов, кулинаров и кондитеров, организаторов праздников, исследователей древностей и мира, педагогов, будущих основателей собственных школ всех мастей и направлений, правителей городов, а также хранителей знаний – библиотекарей, историков, географов, социологов и энциклопедистов.
Верховным магистром Сайнз ныне была госпожа Мирада-Яр, семисотлетняя ведьмачка марбо, являвшаяся живым доказательством несостоятельности стереотипа о том, что магия ведьмаков марбо уступает магии пальори. Тем же Нирдэру и Аодари не грозило дожить до семисот лет. Старость Мирада-Яр была от нее еще далеко. Она была полна сил и энергии, хоть мало кто, глядя в ее серо-синие, казалось, видевшие все на свете, лукавые и немного усталые глаза, заподозрил бы ее в молодости и наивности. Она выглядела как ведьмачка марбо средних лет, изящная, не слишком высокая, миловидная, не скрывающая, что богата и влиятельна. О Мирада-Яр ходила слава беспощадного критика всех развлекательных заведений, театральных постановок и новомодных таверн. Ее часто пытались задобрить заранее, присылая ей приглашения и подарки. И многим это удавалось. Мирада-Яр сделала себе состояние на заведениях, которые обошла своим вниманием.
Орвира вела в Сайнз курс танцев. Именно благодаря ей, удалось легко и быстро договориться о встречи с верховным магистром школы.
Пока Гай и Эрмир летели до Сайнз, все было в порядке, стоило приземлиться посредине школьного двора, точнее, целого парка с заснеженными клумбами, фонтанами, беседками и лавками-качелями, Эрмир задергался.
– Прекрати, – усмехнулся Гай, глядя на своего побледневшего ученика, – повода нервничать просто нет.
– Как это нет? Вдруг и в Сайнз меня не возьмут, – буркнул тот.
– Тебе сюда не то чтобы прямо надо. Воплощениям Стихий не рекомендуют проходить полные курсы в магических школах, это бессмысленно для них, – спокойно ответил Гай, пока они шли к облицованному аметистом учебному зданию, где располагался кабинет верховного магистра (второе учебное здание было облицовано лазуритом, библиотека сапфиром, а студенческое – простой голубой плиткой.), – Тебе просто полезна учеба тут, общение со сверстниками, возможность побыть в среде простых смертных, пусть даже сильных магов. Даже если тебя не возьмут, не страшно, мне просто придется чаще тебя таскать на каток и прочие подростковые злачные места.
Эрмир криво улыбнулся и вздохнул.
– Мне не хочется думать, что я нигде не гожусь.
– Ай, мать моя женщина, терпения мне, – фыркнул Гай на языке Внутреннего Поля.
– Мне сделать вид, что я не понял? – уточнил Эрмир.
Гай засмеялся.
Внутри школа Сайнз не блистала особой роскошью, кроме корпуса библиотеки. Там можно было часами ходить, любуясь картинами, фресками и светильниками.