Тысяча китайских журавликов
- -
- 100%
- +
Со скрипом поднявшись со стула, я ногой распахнул дверь.
– Наташ, распечатай мне, пожалуйста… А… Громова?
У стены стояла девочка. Еще чуть-чуть, и я убил бы ее дверью.
– Что распечатать, Игорь Владимирович?
– А… Да, – я протянул Наташе флешку. – Там файл, «Статья» называется. Распечатай, пожалуйста… Ты ко мне?
Катя кивнула.
– Ну, проходи.
Я дал секретарю еще какие-то указания насчет печати статьи, затем прикрыл дверь и присел на край стола. Катя садиться не стала. Выглядела она замечательно: сарафанчик, туфельки. Не студентка техвуза, а нимфа лесная. Прислушалась к моим советам?
– Привет.
– П-привет.
– Выглядишь просто потрясающе.
Она скривилась, пытаясь изобразить улыбку, и буркнула в ответ что-то благодарное. Увидев в ее руках зачетку, я тут же понял, зачем она пришла, и приготовился к представлению. Дело в том, что еще летом ко мне подходил декан нашей кафедры Медведев и, запинаясь, сказал, что проставил кучке студентов мой зачет. В обход меня. Некрасиво, конечно, но «ты бы знал, каким они меня коньяком опоили, сволочи!». Догадываюсь. Но одна девочка-раздолбайка забыла зачетку, и, если она придет и будет клянчить зачет, чтобы я не особенно над ней издевался. Оказывается, девочка-раздолбайка – Громова. Что ж, «особенно» не буду.
Катя нервно постукивала зачеткой по ладони, и было видно, что ей вся эта ситуация ужасно неудобна. Еще бы!
– П-понимаете, тут такое дело… с вашим зачетом…
Ну-ка, ну-ка! Я ухмыльнулся:
– И какое же дело с моим зачетом?
– Я сейчас ходила к Звягину за печатью для зачетки… ну, печать о том, что сессия закрыта… И оказалось, что…
– Что?
– Ну… Что в «амбарной книге» зачет стоит, у меня в зачетке нет…
– Чудовищно! – Я скрестил руки на груди. – И что же ты будешь делать?
И впервые за нашу сегодняшнюю встречу она посмотрела мне в глаза. И поняла, что я все знаю. И мне просто любопытно, как она будет просить. И осмелится ли.
Лицо ее посветлело, она улыбнулась и перестала трястись.
– В общем-то, зачет – это предлог. Просто хотела вам показать, как замечательно сегодня выгляжу.
Ох, и ни фига себе, какие мы дерзкие! Я был разочарован.
– И это все?
– Да.
– А что же с зачетом?
– А что с ним?
– Ну, его же нет в зачетке.
– Почему же? Есть! – Катя открыла зачетку на первой попавшейся странице и помахала ею в воздухе.
– Откуда же он там взялся, если ты его не сдавала?
Я почти услышал, как она мысленно ругнулась.
– Что ж, – я вздохнул, – повторюсь, ты прекрасно сегодня выглядишь. – И указал рукой на дверь.
Катя опять улыбнулась, на сей раз с легким налетом истерики, и направилась к двери, но когда проходила мимо, я схватил ее за локоть и отобрал зачетку. Она высвободила руку, потерла предплечье.
– Больно? – сухо спросил я, доставая ручку из внутреннего кармана пиджака. – Извини.
– Не надо… – прошептала девочка, глядя, как я пишу название предмета.
– Ты же за этим пришла? Проставить зачет, который мне не сдавала. Который вообще не сдавала.
Я расписался, спросив, какое число ставить. Убрал ручку, протянул зачетку.
– Не люблю, когда мне врут. Свободна.
Она вышла, аккуратно прикрыв за собой дверь, а я досадливо пнул стул. Стало противно. Черт, ведь просто до дома довез, и тут же – проставь зачет на халяву. Ну, приди ты, расскажи все честно, нет! Надо из себя скорчить хрен знает что.
Как остальные это терпят?! Тот же Голубев – кажется, на каждом курсе факультета трахнул как минимум трех студенток при условии, что их обычно и так четыре-пять штук на поток. Неужели он им теперь просто так оценки проставляет? Я старый, наивный мудак.
Пока ходил заваривать себе растворимой кофейной бурды, пришел Дима и предложил разобраться с бумагами о сдаче нашего зачета за прошлый семестр, решив, видимо, окончательно испортить мне настроение.
Дима – один из моих «цветов». Доставал, помню, на лекциях – страшное дело! Въедливо вникал в каждую тему, каждую формулу заставлял доказывать по несколько раз с разными условиями. Зато окончил институт с алым дипломом и вернулся преподавать. Теперь мы в связке: я читаю лекции, он ведет семинары. Он еще и мой тезка – Кольцов, что породило наши с ним клички: Старший и Младший. И, кажется, мы еще неплохо отделались…
– …Но вот что странно, Игорь Владимирович, – он протянул мне какой-то список, – студенты, выделенные маркером, зачет мне не сдавали, а он проставлен в «амбарной книге», я проверял. Но, помнится, вы на тот момент уже ничего не принимали, значит…
Господи, подумалось мне, и ведь не в лом такой хреновиной заниматься. Хотя, если не ему, так мне пришлось бы во всей этой макулатуре копаться. Маркером были выделены именно те поганцы, которым зачет проставил Медведев. Пока я соображал, как отбрехаться, в дверь кто-то поскребся.
– Войдите.
В кабинет вошла Катя. Младший радостно вскрикнул.
– О, Громова! Ты-то нам и нужна!
– Зачем? – хором спросили мы с девочкой, переглянулись и отвели глаза.
– Я тут на днях проверял свои записи и обнаружил, что у меня нигде, – он выделил слово «нигде», – не отмечено, что ты сдала зачет. Однако в ведомостях отметка о сдаче есть. Как ты это объяснишь? Как объяснишь это ты и… – он порылся в бумагах на столе, выудил какой-то исчерканный лист и зачитал: – Карен Геворкян, Антон Малахов, Марк Мельников и Мария Назарова.
– Я именно по этому вопро…
– Они сдавали мне, – устало перебил я, пока она не наболтала лишнего. – А я забыл это отметить. Дело было после пьянки… в смысле празднования дня рождения Медведева, Николая Игоревича, и в этом бардаке я не нашел наши с тобой списки. Потом забыл.
– Ага… – Младший если и не поверил этой истории, то хотя бы сделал вид. – Что ж, тогда…
– Дим, давай мы с тобой завтра разберем всю эту макулатуру. Сейчас совсем не до этого.
– Да без проблем! – Дима сгреб бумажки в свою сумку, бодренько закинул ее на плечо и, чуть ли не насвистывая, умчался на пару.
Мы остались вдвоем.
– Что тебе еще проставить? – Я потер покрасневшие от недосыпа глаза.
Катя села на место Младшего.
– Вы устали… – сочувственно протянула она.
– Очень… День на работе был тяжелый. Еще и ты с этим идиотским зачетом.
– На работе?
– Ты ведь не думаешь, что преподавательская деятельность – моя основная работа?
Она не стала отвечать. Потупив глазки, ковыряла ногтем дырку на моем столе.
– Простите меня.
– За что?
– Я вас обманула… с зачетом. Мы его не сдавали. Нам Медведев все подписал, а я в тот день зачетку забыла. А сейчас Звягин увидел пустую графу и послал меня к вам. Выдавать ребят нельзя, вот я и попыталась… Даже не знаю, чего я пыталась.
Я тоже не знал, чего она пыталась, поэтому молчал, пока она что-то лепетала себе под нос.
– Теперь ты понимаешь, почему я не завожу романов со студентками? – резко перебил я. – Чего молчишь?
– Да поняла я, поняла! – Катя картинно сделала вид, что в отчаянии бьется головой об стол. – Нет мне прощения, дуре неразумной, что просила у вас зачет проставить! Я ничтожество! Стоило начать общаться чуть ближе, чем «здрасьте» перед лекцией, как я тут же стала вас использовать в своих гнусных целях.
– И что же это за гнусные цели?
– Ну как… Порабощение мира, конечно же.
– И вселенское господство.
– И вселенское господство. Вы со мной? – она подняла на меня хитрые глазки, я не выдержал и засмеялся. Хулиганка! Воздух перестал трещать от напряжения.
– Медведев меня предупредил, что вы… скажем так: сдали зачет ему. А еще предупредил, что раздолбайка Громова зачетку забыла. И чтобы я не удивлялся, когда она придет и будет, ломаясь и смущаясь, выклянчивать зачет.
Катя захныкала:
– То есть весь этот цирк был, просто чтобы помучить меня?
– Весь этот «цирк», Катя, – жестко сказал я, – был для того, чтобы ты поняла: во-первых, не надо мне врать, а во-вторых, не надо использовать в корыстных целях. Даже если мы будем общаться чуть ближе, чем «здрасьте» перед лекцией, это не значит, что я буду проставлять тебе халявные оценки. Тебе пора на семинар.
Она кивнула и нехотя поднялась со стула.
– И еще. – Я подошел к ней и почти по слогам сказал: – Никогда вот так, – я помахал ведомостью, забытой Младшим, – больше не делай.
Катя быстро-быстро замотала головой.
– Отдай Мла… Дмитрию Анатольевичу. – Я протянул ведомость и сел обратно к компьютеру. Аудиенция закончена.
Девочка выскользнула из кабинета, и в этот момент у меня зазвонил мобильный. Олеся.
– Зайчик!
Я закатил глаза – ненавижу, когда она меня так называет.
– Привет, Олесь.
– Ты грустный! Как себя чувствуешь?
– Отвратительно! И если ты намекаешь на то, чтобы продолжить свои «тренировки», это не ко мне.
– Ну, во-от, – обиженно протянула она. – Найду себе другого зайчика, будешь знать!
– Без проблем.
Олеся проглотила мое «без проблем», хотя наверняка ей было неприятно.
– Ну, кто такой бука? Хочешь, я приеду и сделаю тебе массаж?
– Угу. Прям в институт приезжай.
– Могу и в институт. Помнишь, как мы на твоем столе…
– Помню! – перебил ее я, проведя пальцами по этому самому столу, на котором мы душевно «проскакали» пару километров в первый Олесин визит в институт. В паху предательски потеплело.
– А с фитнес-позами не будешь приставать?
– С позами буду. С фитнесом – нет.
Я сдался, и хотя меня мутило от мысли, что надо заехать домой, пересесть на старенький «Мерс» – о «Кайене» я благоразумно помалкиваю, потом ехать за Олеськой на другой конец города… Желание сладко провести этот вечер пересиливало всякую лень.
Но вечер прошел не так, как я планировал.
Едва у Олеськи выровнялось после оргазма дыхание, она уютно устроилась у меня на груди и спросила:
– Что ты думаешь насчет того, чтобы я к тебе переехала?
– Зачем? – опешил я.
– Ну, мы встречаемся уже полгода. В отпуск вот вместе съездили… Я подумала, что, может, нам уже… – она потерлась носом о мою щеку, – перейти, так сказать, на новую ступень отношений?
– Олесь, если мы съедемся – это уже будет гражданским браком. А я не готов ни к гражданскому, ни к официальному, ни к какому-либо еще браку.
– Игорь, ну что значит «не готов»?! Тебе уже под полтинник, а ты все еще не готов!
– Во-первых, мне еще сорока пяти даже нет. А во-вторых… Да, все еще не готов! – Я повел плечом, скидывая Олеську, встал с кровати и распахнул окно – разговоры о семье и браке всегда вызывали у меня ощущение духоты. – Может, я вообще не создан для семьи?
– Все созданы для семьи. А уж тебе – сам Бог велел.
– Чем это я так выделился?
Олеся перевернулась на живот, нарочито оголив аппетитную часть тела, и, зазывно улыбнувшись, сказала:
– Генофонд у тебя… – она скосила взгляд на мой «генофонд», – шикарный!
Глава 3
Смех смехом, но заявление Олеськи, что нам надо съехаться, изрядно меня напугало. И ладно бы она, увидев мою реакцию, мудро затаилась – хрен! Она наоборот утроила давление! И пусть это проговаривалось вскользь, незаметно, полунамеками, шутками не в тему, факт оставался фактом: Олеся захотела определенности, и теперь каждая наша встреча заканчивалась ее нытьем, мол, когда мы будем жить вместе? Спустя месяц морального прессинга я был на грани.
Нужен был совет.
– Женись.
– Бросай ее на хер.
– Отличные вы, блин, советчики!
Вик с Аней засмеялись.
Мы сидели в моем кабинете после рабочего дня и обсуждали ситуацию с Олесей. Точнее, я в панике мерил кабинет шагами, а они смотрели на меня, как на льва в клетке, и стебались.
– Ладно, давай взвесим все «за» и «против»! – рассудительно сказала Аня, поудобнее устраиваясь на диване рядом с мужем. – Первое «за»: ты, наконец, остепенишься и перестанешь трахать все, что движется.
– Ань, я, между прочим, не такой кобель, каким ты меня лестно выставляешь. Но и остепеняться, как ты выразилась, не хочу.
– Игорь, семья – это не так страшно, как тебе кажется, – Вик поцеловал Аньку в макушку, – там миллионы плюсов.
– Еще бы ты сказал обратное! – едко заметил я.
– Семья – это ответственность за других и…
– А я безответственная скотина!
– Дело не в этом. Хотя – да, ты безответственная скотина.
– Вик, уйми жену.
– Ань, он не безответственная скотина. Он просто боится.
– Я не боюсь!
– Ага-ага.
– Ладно, не так: я боюсь семьи с Олеськой.
– А-а, – протянули ребята хором, – так бы сразу и сказал. Конечно, надо расходиться.
– Во-от, в этом-то вся загвоздка: я не хочу с ней расходиться! Она всем меня устраивает.
– Чем, например? – спросила Аня.
– Она… – Я как-то беспомощно всплеснул руками – этот простой вопрос поставил меня в тупик. – Она яркая, красивая. Фигура потрясающая, волосы, ноги.
– Стоп-стоп-стоп! Ты описываешь ее внешность. Но мы-то в курсе, что она модель. А внутренние ее качества?
– Э-эм…
– Она изобретательна в постели! – сообщил Вик, и мы с интересом на него посмотрели.
– А ты откуда знаешь? – нахмурился я.
– Ты же мне и рассказывал!.. Что?!
– А обо мне, о наших с тобой отношениях ты тоже ему рассказываешь? – Аня скрестила руки на груди и сжала губы – явный признак недовольства. Я отчаянно замотал головой за ее спиной.
– Нет, конечно, солнышко! Это же наши с тобой отношения! – заискивающе промямлил Вик, а я мысленно ухмыльнулся: и эти люди пытаются меня убедить, что брак – это радость. Ага.
– Сделаем вид, что я поверила, – мудро решила Аня, демонстративно отвернувшись от еле сдерживающего улыбку мужа. – Готовить она умеет?
– Кто? Олеся?! Может сделать бутерброды из нарезанного хлеба.
– …и нарезки.
– И нарезки.
– Кошмар какой, – вздохнул Вик. Еще бы, Анька офигенно готовит, что очень наглядно демонстрирует его расползшаяся фигура. Еще один минус семейной жизни.
– Ну, а какие-то общие темы для разговоров у вас есть? – не унималась Аня.
– Ну-у… Она пару раз таскала меня на свои тусовки в какие-то пафосные клубы, и потом мы это обсуждали.
– Да гони ее в шею, Кольцов! – засмеялся Вик. – Давай найдем тебе нормальную дев…
– Подожди, – Аня зажала ему рот ладошкой, – ты сам-то чего хочешь?
Я задумался.
– Я хочу, чтобы все было как раньше.
– Секс без обязательств.
– Да. Грубо, но верно.
– А гражданский брак это, в общем-то, и есть секс без обязательств, – встрял Вик.
– Не-ет, я не хочу брака, – застонал я, – ни гражданского, ни какого! Это не мое. Пусть все будет как раньше!
– Как раньше не будет, – настойчиво произнесла Аня. – Ты съездил с ней в отпуск, и она завела разговор о переезде. Теперь – либо вы расстаетесь, либо съезжаетесь. Решать тебе. – Она посмотрела на часы и пнула локтем Вика. – Поехали, мне в книжный надо.
Ребята ушли, а я, немного побродив по опустевшему офису, стал собираться в институт – ненавижу поздние пары, но сейчас даже был рад, что можно отложить решение проблемы на какое-то время. Тем более Олеся улетела на съемки в Милан, и у меня была трехнедельная фора.
Но за три недели ничего не изменилось: я как не хотел жить под одной крышей с Олесей, так и не захотел. Зато обнаружил, что Громова, кажется, не на шутку в меня влюбилась. Теперь она одевалась исключительно в платья и юбки, на ногах появилась обувь на каблуках, а во взгляде – любовная тоска. Плюс к этому она пересела с «галерки», где обычно садилась со своей гоп-компанией, на первую парту и во время лекций смотрела мне прямо в глаза, в отличие от остальных студентов, которые либо пялились на доску, либо занимались своими, далекими от лекции делами. Я мысленно над ней посмеивался, но, сказать откровенно, порой отвести от нее взгляд было трудно – поразительно, как одежда может из серой моли сделать леди!
И, наверное, я слишком увлекся подмечанием всевозможных изменений в ее стиле, потому что вернувшаяся со съемок Олеся неприятно резанула глаз агрессивной красотой. Катя при всех своих каблуках была какой-то, хм… нежной, что ли? Олеська же наоборот: хоть в пижаму будет одета – все равно яркая и «громкая».
Хватило одной встречи после долгой разлуки, чтобы окончательно убедиться: надо расставаться.
Я выбрал день и заказал столик в ресторане: Олеся любит красивые жесты, значит, и расставаться надо красиво.
Накануне «торжества» я позвонил ей и сказал, что нам надо поговорить. Да, этот момент получился банальным, но ничего умнее я придумать не смог.
В день «икс» меня слегка трясло. Все-таки Олеся – девчонка с чертовщинкой какой-то, ожидать от нее можно всякого, например, грязной разборки с матом и биением посуды. А я такие вещи не особенно люблю, мне становится неудобно перед окружающими, поэтому ресторан был выбран равноудаленный от мест, где я регулярно появляюсь. Ехать я собирался прямо из института, и когда Наталья – кафедральный секретарь – сообщила, что на проходной меня ожидает девушка, запаниковал: если я не выйду отсюда через пятнадцать минут – опоздаю.
– Олеся?! – я удивленно таращился на Олеську, кутающуюся в коротенькое пальтишко.
Олеся подвинула плечом замешкавшегося на проходной студента и молча прошла мимо меня. Ничего не понимая, я засеменил за ней.
– У вас тут кафетерий есть? – спросила она через плечо. – Я замерзла.
– Боюсь, что уже все закрыто – пятница, восемь вечера… Олесь, стой, – я поймал ее за локоть и развернул к себе лицом. – Что происходит? Мы же договорились встретиться в ресторане!
Она горько ухмыльнулась.
– Давай вон к лестнице отойдем.
Не дожидаясь моего ответа, она зашла во мрак лестничного пролета и присела на подоконник. Я встал рядом.
– Игорь, я… – она запнулась, но продолжила: – Я не люблю, когда меня унижают на глазах посторонних.
– О чем ты?
– Ты хочешь расстаться, так ведь?
Я опустил глаза и кивнул.
– И давно ты это решил?
– Месяца два назад.
– Угу… Сразу после отпуска. Все было так плохо?
– Олесь, все было прекрасно! Мне было очень хорошо с тобой, но нам надо расстаться!
– Ты причину-то назови!
– Эти отношения, они… Вообще, почему мы должны разговаривать здесь, – я брезгливо отошел от заплеванной урны, – поехали в ресторан, посидим, нормально поговорим!
Но Олеся как будто не слышала меня. Дрожащими руками она нашарила в сумочке сигареты, достала одну из пачки и долго не могла справиться с зажигалкой.
– Из-за того, что я предложила съехаться? Я же… – она глубоко затянулась, – я же ничего такого не имела в виду! Съехаться – это просто жить вместе, это не значит, что сразу после переезда мы побежим в загс!
– Я понимаю, – терпеливо сказал я, – но и ты меня пойми: я не привык постоянно жить с женщиной, мне это неудобно. В последний раз такой опыт у меня был лет семь назад, мы прожили два года и расстались. Потому что я не создан для семейной жизни, и меня в этом все устраивает.
– Хорошо, давай оставим все как было! Будет гостевой брак, как на Западе. – Вот не стоило ей говорить слово «брак». Если до этого я еще колебался, может, и правда получится вернуть все как было прежде, то теперь я просто стал ждать, когда весь этот мелодрамный бред кончится. – У меня подруга во Франции так живет – они с молодым человеком встречаются, спят вместе, ездят в отпуск, но каждый живет на своей территории.
– Это не гостевой брак. Они просто встречаются, спят вместе, ездят в отпуск, и каждый живет на своей территории.
– Я тебе надоела? – неожиданно спросила Олеся, и я чуть было не брякнул откровенное «Да!».
– Олесь, ты молодая красивая девушка, тебе действительно пора замуж, но не за меня! Выбери себе кого-то из своего окружения, помоложе, побогаче, попроще.
Блин, не хотел произносить это слово, но – вылетело. Олеся подняла на меня глаза и злобно ухмыльнулась:
– Попроще?
– Я не это хотел сказать.
– Попроще?! Я для тебя – тупая модель, да? Просто красивая кукла, которую можно трахнуть и бросить! По-твоему, я тебя не достойна, да?! Умом не вышла?
– Спокойнее! «Попроще» я имел в виду… – я неопределенно махнул рукой, пытаясь подобрать слово, но Олеся отшвырнула окурок и не дала мне договорить.
– А ты знаешь, что я с золотой медалью закончила физико-математическую школу? Ты знаешь, что я этой весной диплом в МГУ защитила? Что ты вообще обо мне знаешь?!
– Да, я ничего о тебе не знаю, – взбесился я, – потому что все полгода, что мы встречались, ты корчила из себя полную дуру! С тобой вообще не о чем поговорить, ты, кроме шмоток, ни о чем не думаешь! На какую тему был диплом?
– Э-э-эм-м… Как же там?.. «„Депрископ“ как основной инструмент для оценки подростковой депрессивности».
– Отличная тема! Почему бы тебе не рассказать мне об инструменте для оценки депрессивности вместо того, чтобы в сотый раз поведать, как вы в Лондоне с Машкой или Наташкой обдолбались в каком-то клубе?!
– Но ты же не спрашивал…
– Да?! А про клубы я спрашивал?! Про шмотки Гуччи-Фигуччи спрашивал?! Ты сказала, тебе контракт в Милане предложили? Милан – столица чего?
У Олеси заметались глаза.
– Ит-италии?..
– Рим – столица Италии! – Я хотел добавить «идиотка», но удержался. – Господи, это же в школе проходили! За что тебе медаль дали? А диплом… Если бы ты действительно отучилась в МГУ, ты бы даже речь свою по-другому строила. Мне пора. – Я развернулся, чтобы уйти, но Олеся схватила меня за рукав.
– Игорь, подожди!
– Что?
– Я… Я умоляю! Хочешь, на колени встану! Пожалуйста!!! Не бросай меня! Я все сделаю, как ты хочешь, – поступлю в вуз, брошу на хрен модельную школу, я… я… Я люблю тебя! Клянусь, я изменюсь, я все сделаю ради тебя!
Меня мутило. Я смотрел на дрожащую Олесю, судорожно вцепившуюся в мою руку, и никак не мог побороть отвращение, вскипавшее где-то в области груди. По ее лицу катились крупные слезы, она всхлипывала, и это бесило еще больше: я впервые видел, как она плачет, и не думал, что это так… хм? Ненатурально.
На счастье, у меня в кармане пискнул мобильник.
– Не надо плакать, красавица. – Я посмотрел на мобильный, с серьезно-озабоченным видом прочитал, что мой баланс близок к отключению. – Меня вызывают на кафедру. Тебя проводить до выхода? – Олеся закрыла лицо ладонями и зарыдала в голос. – Прощай, красавица.
Я развернулся на каблуках и сбежал по лестнице.
– Ты пожалеешь! – крикнула Олеся вдогонку, и я цинично хмыкнул: о да, я уже жалею. Жалею, что вообще с тобой связался!
До Нового года оставалось всего полтора месяца, и активизировались всевозможные должники. Во-первых, клиенты моей фирмы. У меня есть довольно неприятная для них привычка прекращать обслуживание в это горячее время при наличии малейшей задолженности в оплате счетов. Но поскольку 1С крайне всем необходим именно в конце года, то все откуда-то внезапно находят деньги и срочно погашают долги. Во-вторых, студенты. До них, опять-таки внезапно, начинает доходить, что сессия вот тут за углом, и чтобы к ней допустили, надо написать, сдать, защитить.
А тут еще Дима заболел. Меня и так на части рвут, а он простыл, сволочь.
Я сидел на семинаре у пятикурсников и мечтал, как приеду к Диме в гости, насильно волью ему в глотку аспирина и притащу в институт. В маленькой аудитории было жарко, настежь открытая форточка не справлялась с духотой и палящим жаром батарей. Студенты старательно пыхтели над написанными мной на доске задачами, мозговой процесс был практически осязаем.
Но не все прилежно занимались. Вот Громова, например, постоянно на окно косится. Чего там смотреть-то, не видно ни зги. Я тоже невольно отвернулся к окну и чуть не задремал, укаченный огоньками проезжающих машин, но очнулся от сдавленного хихиканья. Громова и Назарова.
– Девушки, вы решили?
– Почти, – прохрипела Катя, что-то яростно строча в тетради.
Я достал документы по работе, но дремотное состояние никак не проходило. Меня раздирала еле сдерживаемая зевота, еще чуть-чуть и…
На сей раз отчетливо хохотнула Назарова. И хрен бы с ними, пусть ржут, но это был замечательный повод размять кости. Я медленно встал, со вкусом потянулся и подошел к их парте.
– Очень сомневаюсь, барышни, что вы хоть что-то тут нарешали, поэтому еще один писк из вашего угла – и я вас выгоню.
Катя явно что-то прятала на коленях. Я прошел обратно к столу, но резко повернувшись, успел заметить листок. Переписка. Так-так. Сон мгновенно улетучился, и я стал внимательно следить за девчонками. Ох, не над решением задач они так веселятся. Когда Назарова явственно покраснела, любопытство пересилило, я бесшумно подкрался к парте девушек и выхватил листок.
– Мало похоже на доказательство леммы, – сказал я, пробежав переписку глазами. Кинув листок на свой стол, объявил перерыв. – Все вон, надо проветрить помещение.