Творцы и творения

I

И всякий, кто считает, что ему понятны

дела рук Господних, тоже глуп.

Боконон

Локи проснулся от звука глухих ударов по дереву. Заваленный шкурами животных и чьим-то не обремененными лишней одеждой телесами, он с трудом оторвал одеревеневшую от выпитого накануне голову от широченного ложа и попытался прийти в себя. Все туловище ему будто бы нашпиговали свинцовыми грузами или, и того хуже, пару раз использовали в качестве навершия стенобитного орудия.

Не в силах совершить ничего более героического, он попробовал по торчащим тут и там женским конечностям определить примерное количество девиц, с которыми, судя по всему, неплохо провел время минувшей ночью. Несколько раз сбиваясь и начиная заново, нетрезвое божество насчитало вокруг себя семь ног и четыре руки, одна из которых по-хозяйски лежала у него поперек груди. То есть в среднем выходило около трех с половиной человек. А человек ли? Интересно… Локи мутно-задумчиво оглядел окружающую его обстановку приземистой деревенской избы – Асгард или Ванахейм? Или и вовсе в Мидгард занесла его нелегкая?

Решив уяснить для себя хотя бы это, он, нащупав пяткой первое попавшееся туловище, одним пинком спихнул его со спального места. Полуголая девица, выпав из теплого плена выделанных овечьих шкур, только негромко пискнула, грохнувшись на пол, да так и замерев, не проснувшись и не изменив позы. Человек. Значит, все же Мидгард, решил бог. Будь жертва его произвола валькирией, уже гвоздила бы его по башке молотом, какой бы пьяной ни была.

Тяжёлые удары, оказавшиеся стуком в дверь и вроде бы затихшие, спустя пару минут повторились снова, и Локи, проклиная все, на чем стояли девять миров, шатаясь, поплелся к дальней стене лачуги отворять засов, мечтая по пути, чтобы гул в голове не позволил услышать очередную чушь и жалобы на учиненные им непотребства, с которыми наверняка явились к нему неведомые гости.

– Ну, кого там нелёгкая принесла? – хрипло рявкнул он, всем весом налегая на створку.

Открывшаяся с душераздирающим скрипом дверь явила ему тулово стоящего на пороге воина примерно до пояса. Росту в пришлом госте было так много, а проем деревянной хибары располагался до того низко, что разглядеть Локи удалось лишь ноги незнакомца в тяжёлых кованых башмаках из чёрной кожи да позолоченную перевязь с ножнами, в которых имелся нехилых размеров двуручный меч. Подняв голову, он сощурился от болезненно-яркого солнечного света и, потеряв равновесие, чуть не повалился обратно на пол лачуги, но был цепко схвачен за плечо чужой здоровенной ручищей.

– Ну здравствуй, братец! – Голос гостя рокотал подобно раскатам грома, заставив Локи еще раз поморщиться от головной боли. – Паршиво выглядишь!

– И тебе по здраву, Хейм, – с трудом ворочая непослушным языком, отозвался бог коварства, память которого потихоньку начала откликается на зов своего владельца. – Соответствую высокому статусу, как видишь. Заглянешь на огонёк к старому другу?

Названный Хеймом великан потянул носом воздух и недовольно скривился:

– Ты, я вижу, не один. Может, снаружи потолкуем?

– Ханжа! – Локи хмыкнул и медленно выбрался на свет, тщась укрыться от весенней прохлады и поплотнее кутая плечи в непонятную серую дерюгу. Без энтузиазма оглядев место своего пребывания, он наконец начал припоминать, куда его забросила капризная воля судьбы.

В данный момент вокруг имелась обычная человеческая деревня домов на пятнадцать. Людей не было – виданное ли дело спать до полудня, когда во дворе не кормлена скотина, а уходящие на охоту мужья требуют заботы и женского пригляда. Локи сделал пару шагов во двор по хлюпающей под ногами весенней жиже, которую не мог терпеть всем своим естеством, и хмуро огляделся. Где-то у дальнего дома на самой окраине деревеньки завозился и вдруг принялся дурным голосом орать кочет, в соседнем сарае пару раз хрюкнула чья-то свинья, и снова наступила тишина. Пастораль, да и только. Ну что за гадость…

Пытаясь привести в порядок истерзанный выпивкой и не менее чем титаническими замыслами о том, как бы оной достать побольше да подешевле, разум, бог, оскальзываясь, подошел к запримеченной им бочке с дождевой водой, стоявшей недалеко от входа в хижину, и с чувством пару раз окунул в нее голову. Та на подобную фамильярность отозвалась ещё большим шумом в ушах и острыми вспышками боли за глазными яблоками. Поняв, что лучше не будет, Локи безнадежно махнул рукой и развернулся к своему гостю, рукавом утирая стекавшие по лицу струи.

– Ну что там у тебя? Пришел убедиться, что я по-прежнему в ссылке?

– Ты будто бы жалуешься! – Хеймдалль расхохотался, демонстрируя сияющую на солнце улыбку. – По мне, так ты и здесь устроился вполне неплохо!

– Ох, только не лыбься, умоляю! – Локи спешно замахал на своего друга руками, в ужасе жмуря глаза. – От твоей позолоты¹ недолго и окосеть! А что до меня, то никогда не ведал, почему пребывание у смертных Всеотец считает за наказание. Сам-то давно за местными бабенками волочиться перестал? Или, – слушай-ка! – это мне от него, напротив, благодарность? А, Хейм?

– С чего бы ему быть тебе благодарным? – Хеймдалль нахмурился, раздосадованный тем, что замысленный им разговор сворачивает не туда, грозя разбередить лишь недавно переставшие кровоточить раны.

– Да, может, он и сам рад, что от сыночка своего избавился? – Локи преувеличенно равнодушно пожал плечами. – Я бы, к примеру, такого недоросля несказанно счастлив был в лесу под грибом потерять!

– Не надо, братец! – Рука бога-хранителя непроизвольно дернулась, сжимаясь на рукояти меча. – С Бальдром² ты перегнул, сам знаешь!

– Ну, разумеется, как же иначе! – В голосе Локи мелькнула потаенная горечь. – Маменькиному сыночку с перепоя цверги мерещились и засыпать на полгода не хотелось, ну чем не катастрофа? Давайте теперь весь Асгард на уши поставим, сделаем из наследника непобедимого героя! И смертным польза – кто ж против вечной весны возражать будет! – В конце своего монолога он перешел на крик и, лишь успокоясь и откашлявшись, добавил уже чуть тише: – И плевать, что от вечной весны посевы не взойдут, земля не родит, а людишки смертные от голода перепухнут, правда? Зато венки хоть круглый год плети.

Хеймдалль понуро покачал головой, принимая доводы брата, но все же попытался возразить:

– Но ведь не убийством же!

– А хоть бы и так! – Локи раздражённо пожал плечами. – Зато теперь природа сама за себя в ответе. Да и я, как видишь, не в обиде. – Он неспешно подошел к ограде, окружавшей его покосившуюся хибару с просевшей крышей. – И легко отделался, по всему видать. Слышал я, пока в клетке сидел, как Фригг за меня пеклась. Едва ли не самолично хотела мне яд в глотку заливать.

– Мать ведь… – растерянно пробасил Хеймдалль, удостоившись очередного скептического смешка со стороны Локи.

Тому хорошо было известно, что бог-хранитель, добрый и бесхитростный по своей сути, подобных разборок и дрязг, коими так славились их собратья асы, на дух не переносит. А уж предположить, что Всеотец с супругой способны в чем-то ошибиться или опуститься до мелочного сведения счетов с тем, кто отказывается плясать под их дудку, для него было и вовсе чем-то сродни клятвоотступничеству.

– Ладно… – Локи распахнул деревянную калитку, выходя со двора на раскисшую от влаги дорогу. – Иди за мной, раз поговорить хотел. Знаю я тут одно место.

Спустя полчаса, покинув пределы деревеньки и так и не встретив ни одной живой души, исключая вылетевшую им прямо под ноги и чем-то сильно растревоженную несушку, друзья спустились в небольшую долину, сплошь заросшую низкими жухлыми кустами вереска, не успевшими набрать силу и зазеленеть после долгой зимы.

Дойдя до нижней точки, Локи, как стоял, уселся на склоне рядом с бойко журчащим горным потоком, не до конца ещё освободившимся от сковывавшего его зимнего льда и ныне с энтузиазмом подтачивавшего собственное узилище.

Подогнув под себя правую ногу в домашнем тапке из мягкой кожи, бог коварства лениво почесал все ещё мокрую черную щетину, не видевшую бритвы, должно быть, уже добрых пару недель, и похлопал тушей недавно кудахтавшей курицы – а теперь его будущим сытным обедом – по земле рядом с собой, тем самым приглашая Хейма разделить с ним привал. Тот, скинув перевязь и положив меч поближе к себе, не замедлил присоединиться.

– Ну, как там наверху? – Локи смотрел вперёд, щелчком пальца сшибая мелкие сосульки, все еще висящие на ближайшем к нему кусте.

– Плохо, – хмуро признался Хеймдалль, которому, пока садился, снег успел залететь в штанину, разом испортив и без того паршивое настроение. – Ты-то как в эдакой глухомани оказался? Тут ведь даже по меркам людей дыра дырой.

– Не приведи Ясень какая, – подтвердил Локи. – Однако ж девки в здешней тьмутаракани больно хороши. Да ты и сам их видел… Слышал… Нюхал? – Он махнул рукой. – А, ладно! В общем, та ещё краса! И все три – дочки местного кузнеца, представляешь? Ну как уж тут не задержаться? Навеки бы жить у них остался, да мед здесь делают – моча ослиная и то вкуснее будет.

На последнее заявление Хеймдалль иронично хмыкнул, но смутить своего дядюшку ему никогда не удавалось.

– Что ржешь? Попробовал как-то, не разглядев. – Локи и глазом не моргнул, игнорируя подколку. – Дерьмо у них мед, одним словом. И папаша ихний из кузни своей рано или поздно выберется и до меня с дубьем доберётся за то, что дочерей ему перепортил. А то не может же у него пятый день кряду горн тухнуть?

– А четыре дня, значит, мог? – хохотнул Хейм, дивясь очередной проказе неугомонного друга.

– Неисповедимы пути судьбы. – Ехидство в голосе Локи было едва уловимо. – Рассказывай лучше. Что стряслось, что ты битый час мнешься передо мной, словно отроковица на брачном ложе?

Хеймдалль и впрямь покраснел, пойманный на собственной нерешительности.

– Что-то происходит, братец. Ветви Древа трясутся и усыхают, словно предчувствуют грядущую бурю. И даже сама земля… И воздух! Все мироздание будто дрожит, предвещая скорое наступление беды. Я говорил об этом Всеотцу…

– Погоди! – Локи нахмурился, растревоженный дурным предчувствием. – Хейм, скажи мне лучше, что гул в моей башке – неизбежное последствие перебродившего меда.

– Ты тоже это слышишь? – Хеймдалль выглядел удивленным. – Никто из наших, кроме Всеотца, мне не поверил!

– О! – с преувеличенной радостью воскликнул неугомонный шутник. – Так это не у одного меня? А сам говорил, что не ужираешься хмельным, уподобляясь свиньям и иным скотам! Про Одина я, впрочем, не удивлен.

– Да нет же! Земля гудит, не иначе что-то раскалывает миры на части! Сам послушай.

Локи недоверчиво нахмурился, но, с корнем выдрав и отшвырнув в сторону мешавший ему куст вереска, бухнулся плашмя на землю, приложив к ней ухо и вслушиваясь в стоны каменной толщи.

– Убедился? – Хеймдалль, поняв, что друг, хоть и не проронил ни слова, верит сказанному, решился перейти к главному и самому неприятному: – Отец призывает тебя обратно в Асгард. Все асы собираются на решающую битву…

– Неизвестно с кем, – довершил за приятеля Локи, в расстроенных чувствах поднимаясь с сырой земли и отряхиваясь от налипших на одежду мелких листьев и комьев грязи. – Знаешь, что я думаю? Уж лучше б меня кузнец поколотил!

II

Сидя перед вратами в пиршественную залу Асгарда Вальхаллу, бог коварства и раздора, успев основательно устать от долгой дороги и бесконечного ожидания, скучал и предавался воспоминаниям. Он помнил и считал это место своим домом с тех самых пор, как попал сюда ребенком, когда по счастливой случайности оказался здесь вместе с матерью, вскоре, увы, почившей. Отца своего он никогда не видел и не знал, хоть и услышал, став постарше, слухи, что тот был из Гримтурсенов³, которых, впрочем, тоже давным-давно никто не видал.

Среди асов бродило бессчетное число баек, повествовавших о том, что вот тот-то из них-де был потомком великанов, да то-то было сделано их руками, и тут-то их некогда повстречали. А если брага оказывалась особо забористой, то не только повстречали, но и вели беседы! На деле же никто этих загадочных гигантов отыскать не мог, равно как и в место их предполагаемого обитания – Нифльхейм – проникнуть.

Об обычных великанах-йотунах речи, разумеется, не шло – этих неотесанных дурнопахнущих переростков было хоть пруд пруди и в Мидгарде, и среди асов, а уж в Йотунхейме кроме них и вовсе никого не водилось.

Неспешный поток мыслей Локи прервала громыхнувшая створка врат Вальхаллы и донесшаяся следом оттуда какофония звуков, столь нехарактерных для этого места. Нет, вопли, бряцание топоров и угрозы немедленной расправы над оппонентом в споре были привычные, а разница состояла в том, что в этот раз все участники, судя по всему, оказались пугающе трезвыми, что не могло не внушать беспокойство.

В приоткрытом проёме показался быстро приближающийся силуэт Хеймдалля. Подойдя к лавке, на которой полулежа расположился бог лжи и обмана, гигант кивнул, указывая на вход:

– Ступай, они ждут.

Локи протяжно зевнул и, соскочив с каменной скамьи, ленивой походкой направился в пиршественную залу. Попав внутрь, он был встречен резко воцарившейся тишиной, вскоре нарушенной не слишком старательно скрываемым перешептыванием.

– Вот он!..

– Гляди-ка, не побоялся…

– Фригг его по камням размажет!..

– Лишь бы в пиво не попало – отравишься, это как пить дать…

С улыбкой выслушав сводку общественного мнения, Локи двинулся вдоль рядов длинных деревянных столов, оккупированных хмурыми по причине отсутствия традиционного спиртного, эйнхериями⁴, попутно разглядывая убранство помещения. Здесь за время его отсутствия ничего не изменилось: все те же стены, увешанные деревянными щитами, все тот же теряющийся в серой дымке потолок, с которого на сидящих льётся холодный металлический свет, и все тот же неизменный Один, восседающий на своём троне в самом конце залы в окружении преданных ему асов. Скука смертная, как обычно.

Локи уверенно шёл вперёд, весело отвечая на хмурые взгляды викингов. Те к нему, сколько он себя помнил, особой любви не питали. Воином он не был, предпочитая решать дела другими методами. А уж его шутки… Ну и то правда, кому охота обнаружить в своей чарке дохлую мышь вместо эля? А стараниями Локи-подростка подобное происходило регулярно.

Дойдя до центрального стола, он остановился под тяжёлыми взглядами собратьев асов и поклонился, приветствуя старых друзей, ныне глядящих на него кто волком, а кто и обезумевшим от жажды крови вепрем.

– Долгой жизни брату моему, Одину, и вам, добрые асы!

Кое-кто, кажется Тюр, вскинулся от такого приветствия, но был усажен обратно – Локи был в своём праве. В конце концов их побратимство со Всеотцом никто не отменял и не смог бы. Вглядевшись в хмурое лицо названого брата, Локи отметил, что у того с момента его изгнания прибавилось морщин, а на переносице залегла тяжёлая складка, свидетельствующая о том, что все последнее время Всеотец пытался над чем-то думать, а не ломать своим чугунком головы врагов.

Сидевшая рядом с ним супруга, как всегда чопорная и застывшая неподвижной статуей Фригг, выглядела не лучше. Впрочем, её желания читались на лице куда легче, она еле удерживалась от того, чтобы не впиться когтями в глаза ненавистного ей бога обмана, ответственного за смерть её обожаемого сына.

– И ты здрав будь, Локи, – бархатистым басом ответил Всеотец, демонстративно не замечая брожений в собственных рядах. – Я рад, что ты откликнулся на мой призыв.

– Как мог я пропустить такое событие? Встретиться с собратьями асами, каждый из которых готов пожать мне что-нибудь. Некоторые, быть может, даже руку.

– Не юродствуй, – устало поморщился Всеотец, на секунду отвернувшись и что-то выслушав от одного из воронов⁵, сидящих у него на плече. Хугин то был или Мунин? Локи никогда не умел различать между собой этих заносчивых крикливых куриц. Наконец Один продолжил: – Хеймдалль поведал, что ты так же, как я и он, чувствуешь дрожь мира, сулящую погибель всем нам. Это правда?

– Да, – коротко подтвердил Локи, вызвав очередную волну шушуканий за спиной. – Хотя я-то, признаться, поначалу грешил на собственное несварение.

– Тишина! – Единственный глаз Одина опасно сверкнул холодом, разом угомонив все прения. – Провидица сказала свое слово. Грядёт буря, грозящая всем нам большой бедой. И ты, Локи…

– Сдохнешь вместе с нашими врагами! – раздался неожиданный выкрик из зала, породив десяток смешков, тут же стихших под хмурым взглядом Всеотца.

– Ты, Локи, должен выбрать, за кого будешь сражаться в грядущей битве, – довершил Один. – Пришла пора откинуть наши разногласия перед лицом Рагнарека⁶, ибо мы сможем выжить лишь объединившись.

– Чушь это все! – не удержался один из асов, любимый сын Тора, со злости шарахнув кубком по столу и расплескав на себя содержимое. – Ты же сам слышал, Всеотец! Этот коварный змей со своими выродками предаст нас, отдав в лапы Йотунам!

– Помолчи, Моди⁷! И остальные тоже! – в который раз осадил своих собратьев Один, и от вспышки его гнева под потолком залы начали сгущаться предвещавшие грозу всем девяти мирам свинцовые тучи.

– Кстати, раз уж мы заговорили о выродках… – подал голос до того молча наблюдавший за разворачивающимся спором и размышлявший о чем-то своем Локи. – Где Фенрир⁸, Всеотец? Не сидел ли мой сын среди вас как равный, в день, когда я был изгнан из Асгарда?

– Да лучше б уж его с тобой отправили! – рявкнул никогда не отличавшийся долготерпением Тюр, расшвыряв державших его друзей и встав в полный рост. – Сам погляди, что он натворил!

Локи получил возможность рассмотреть необъятную фигуру бога чести и доблести и в особенности его правую руку, от которой осталось одно предплечье, оканчивающееся круглой золотой пластиной в районе локтя, исписанной охранными рунами.

– Твой отпрыск сделался безумен! И отгрыз мне полруки, пока мы пытались его скрутить! – довершил свою обвинительную речь Тюр, яростно глядя на собрата.

– Я хочу его видеть. – Локи, подавив секундное замешательство, просительно посмотрел на Одина, откинувшегося куда-то вглубь трона. – Мне надо с ним поговорить и понять, что произошло.

– Нет! – громыхнул Всеотец, голосу которого вторил гром готовой разверзнуться в небесах бури. – Ты примешь решение сейчас! Довольно с нас твоих шуток!

– Ты не услышишь от меня ни единой шутки, Один, но и ответа тоже! Я не приму решения, пока не поговорю с сыном. – Локи смотрел своему некогда брату в его единственный глаз, гадая, какое решение тот примет. Фригг что-то кинулась нашептывать мужу, поступившись статусом ледяной статуи, которую до сих пор изображала. Выслушав причитания жены, Один равнодушно отмахнулся и подался вперед, пристально вглядываясь в лицо непокорного побратима. – Хорошо… – выдохнул он, расправляя плечи, – тебе будет позволено увидеться с Фенриром в его темнице. Ступай немедля. Тюр и Хеймдалль проводят тебя.

Резко кивнув, Локи развернулся и, игнорируя направленные ему в спину взгляды – яростный однорукого и смущенный великана, – широким шагом направился к выходу, стремясь побыстрее покинуть сделавшиеся чужими стены.

***

Они были в пути уже третий час, когда высокие белые башни Асгарда скрылись в туманной дымке где-то за их спинами. Все еще пребывающий в ярости Тюр демонстративно шел чуть впереди, размашисто шагая по каменистой равнине и давая отмашку в такт шагам своим позолоченным обрубком. Хеймдалль держался подле Локи, периодически косясь на друга и гадая, в каком тот пребывает настроении, в очередной раз укрывшись от всех за привычной маской шутливого безразличия.

– А скажи-ка, племянничек, – решил закинуть пробный камень бог коварства, рассчитывавший если и не вызнать у аса какие-нибудь новости, то хоть побесить угрюмого вояку пустыми турусами. – Как же так вышло, что ты руки-то лишился. В карты проиграл аль на спор?

Тюр какое-то время молча шагал вперед, раздраженно потряхивая век нечесаной косматой гривой волос, но все же, немного погодя, не утерпел и ответил:

– Не трепись, о чем не ведаешь! Фенрир твой обратился в огромного волка и едва не покусал Всеотца, когда тот сидел на пиру. А потом чуть не разнес половину Асгарда. И ведь разнес бы, когда б его не пленили.

– Чем пленяли-то? – присвистнул Локи, гадая, отчего сын, всегда здравомыслящий и не выказывающий тяги к жестокости, мог впасть в эдакое буйство. – Или ты решил скормить ему себя и тем вызвать у него несварение?

Вместо брата ответил Хеймдалль, поняв, что еще немного, и Тюр потеряет последние крохи терпения:

– У них был уговор: Фенрир согласится дать опутать себя девичьими лентами, если в ответ Тюр положит ему в пасть руку.

– Что за ленты? – Локи удивленно сморгнул.

– Цверги сделали, – отозвался Тюр. – Все иное твой волчоныш в клочья порвал и не поморщился. – В голосе бога звучала иррациональная гордость за воспитанника. В конце концов, это ведь именно он взял тщедушного отпрыска бога обмана в ученики и сумел превратить того в достойного аса, равного, а то и превосходящего по силе своих собратьев. И пусть теперь разумом Фенрира завладело безумие, отринуть того, что год от года пестовал и направлял нескладного подростка, ставшего со временем умелым воином и опытным полководцем, Тюр не мог.

– Ну ладно, а что за история с предсказанием? Раз уж я будущий отступник, надо ж знать, сколько просить за свое предательство. Не хотелось бы продешевить!

– Две зимы назад я впервые почувствовал неладное, – начал рассказ Хеймдалль. – Некоторые из ветвей Ясеня усохли и перестали откликаться на мой зов. Испугавшись, я сразу отправился к Всеотцу рассказать о своих тревогах. Он прислушался, ибо сам чувствовал что-то подобное, и своей волей призвал из обители мёртвых пророчицу Вельву⁹. Чокнутая старуха, если меня спросишь. Но она предрекла нам войну с Йотунами и скорую гибель всем асам и девяти мирам.

– Ага, – исподлобья глянув на Локи, поддакнул Тюр. – А про тебя поведала, что выступишь на стороне великанов и вообще гад.

– Забавно. А про то, как мне удалось избавиться от их запаха, не распространялась? Жаль, – задумчиво проронил Локи, вновь размышляя о чем-то своем. – И откуда у Всеотца такие силы, чтобы, не испросив разрешения хозяйки Хель¹⁰, вызывать из её царства провидиц?

– Да уж было дело! – хмыкнул в бороду Тюр. – Пока ты, дорогой дядюшка, портил девок по всему Мидгарду, Всеотец вновь захаживал к Мимиру¹¹ за советом.

Локи страдальчески закатил глаза:

– Великое Древо! Только не говори мне, что братец решил завязать с деторождением всяких хлюпиков и на сей раз оставил у этого гнилого кочна свои причиндалы!

– Ха! Если бы! – хохотнул Тюр, но тут же исправился: – Да тьфу на тебя, паршивец! Слухи ходят, что Всеотец на девять дней пригвоздил себя Гунгниром к мировому Древу, после чего обрёл неслыханное могущество!

– Чем бы дитя ни тешилось… – устало покачал головой Локи.

За разговором они вскоре вышли к гигантскому разлому в земле, уходящему в обе стороны куда только хватало глаз. Противоположная стена расщелины виднелась где-то метрах в пятидесяти. Локи нерешительно глянул вниз и спешно отошел назад, пытаясь справиться с головокружением: дно, выстеленное туманом, оказалось, прямо сказать, далековато.

– Пришли, – выдохнул Тюр, указывая на край пропасти, на отвесной стене которой была прорублена труднопроходимая каменная лестница. – Спускайся вниз, мы тебя тут подождем.

– Так бы и сказали, что избавиться хотите! – буркнул себе под нос бог обмана, тем не менее направляясь к ступеням и осторожно ступая ногой на скользкую и выщербленную от времени плиту.

III

Солнце над Асгардом клонилось к закату, когда злой и раздосадованный Локи, ругаясь и то и дело оскальзываясь, поднялся наверх и наконец смог перевести дух от долгого и опасного подъема. То, что он увидел на дне пещеры, далось ему тяжело.

Первым, что бросилось в глаза внизу, оказался гигантский валун, весь обмотанный широкой синей лентой, какими девицы украшают волосы в дни весенних гуляний. Свободный конец ленты уходил куда-то вглубь каверны, скрываясь в темноте. Пожав плечами, Локи двинулся туда, куда вела лента, стараясь не оступиться и не провалиться по неосторожности к центру земли.

Что оказался на месте, Локи понял не сразу. Сначала в темноте он уткнулся в стену, всю усыпанную острыми каменными иглами, болезненно одернул содранную в кровь руку, и лишь затем догадался, – то, что принял за камень, было спиной огроменного волка, свернувшегося в клубок в дальнем углу пещеры.

Размеры чудовища поражали – такой, пожалуй, и впрямь мог бы разнести весь Асгард по камню. А уж Тюрова лапища, сама по себе не маленькая, была для него, пожалуй, чем-то вроде веточки для чистки зубов.