Katy Birchall. The Last Word
© 2023 by Katy Birchall. All rights reserved.
© Радчук Е., перевод на русский язык, 2023
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Эвербук», Издательство «Дом историй», 2024
Бену
Пролог
Вопрос всплывает в конце вечера, когда мы передаем друг другу большую коробку шоколадных конфет, а Мими разливает по бокалам вино, чтобы в ее холодильнике не осталось недопитых бутылок. Неделя была долгой и утомительной, поэтому Мими позвала несколько человек из офиса поужинать и выпить у нее в пятницу, что оказалось абсолютно необходимо всем.
– Вот вам забавная вещь для размышления, – заявляет Доминик. – Поможет нам лучше узнать друг друга, как мне кажется.
Мими улыбается и садится на свое место во главе стола.
– Интригующе.
– У меня есть кузина. Ей тридцать один, она работает в модном журнале и обожает свое дело, но ее парню предложили работу мечты в Нью-Йорке. Итак, вопрос: ей стоит остаться в Лондоне, на работе, которую она так старалась получить, но рискнуть перейти с мужчиной мечты в отношения на расстоянии или же уволиться и рискнуть остаться безработной по ту сторону океана, но сделать выбор в пользу любви? – спрашивает Доминик с приподнятой бровью, вращая вино в бокале. – Что думаете? Остаться или бросить все?
– Хм-м-м… – Ракхи складывает руки на груди. – А она считает, что этот парень – Тот Самый?
– Она в этом уверена. – Доминик кивает.
– Ну, тогда все просто, – говорит Мими, пожимая плечами. – Ей нужно переезжать в Нью-Йорк.
– Можно было догадаться, что ты ответишь именно так, – ухмыляется ей Доминик. – Ты всегда была романтиком.
– Я соглашусь с Мими, – добавляет Эми. – Лучше сделать выбор в пользу любви. Она еще и в Нью-Йорк переедет! Элементарно.
– Я не уверена, суд присяжных еще не вынес решение, – заявляет Ракхи, подняв руки. – Мне нужно больше времени на размышления. Везде есть свои плюсы и минусы.
Доминик смеется.
– Ладно, дадим тебе еще времени. – Затем он переводит взгляд на меня. – Харпер?
Я делаю глоток вина, будто раздумываю, но на деле я знала свой ответ еще до того, как Доминик закончил формулировать вопрос.
– Я бы осталась, – говорю я в подтверждение своих мыслей. – Она много работала ради своей карьеры. Зачем рисковать всем этим из-за…
Я делаю паузу и пожимаю плечами.
– Любви? – заканчивает за меня Мими.
– Именно, – киваю я.
– Еще один ответ, который все мы могли предугадать. – Доминик вздыхает, одаривая меня понимающей улыбкой, и мелодраматично продолжает: – Ты слишком хороша в своей работе, чтобы ставить на первое место такой пустяк, как любовь.
Я поднимаю бокал.
– Так и есть.
– О, а я бы не была так уверена, – говорит Мими. – Я думаю, ты изменишь свое мнение, если встретишь нужного человека. Стоит Харпер влюбиться по уши, и она проявит себя самым настоящим тайным романтиком. Если хотите знать мое мнение, такой человек где-то есть. Харпер просто нужно дать ему шанс.
Я смеюсь и качаю головой.
Я знаю, что Мими неправа, но не возражаю.
Потому что тогда мне пришлось бы объяснять, почему я так считаю.
Пришлось бы рассказывать, что однажды я уже дала кое-кому шанс. Кое-кому, кто абсолютно свел меня с ума, с кем у меня был бурный, головокружительный роман, из тех, о которых пишут книги, снимают кино и поют песни. Этот кое-кто действительно знал и понимал меня, и с ним я чувствовала себя так, словно я – та самая, кто нужен ему для счастья.
Все происходило, как и должно, как мне рассказывали: я терялась в его глазах, когда он смотрел на меня; я постоянно думала о нем, когда должна была заниматься другими вещами. Как только я отдалась ему, я почувствовала себя полностью опьяненной. Меня захватили причудливые мечты о том, как будут развиваться наши отношения, о совместном будущем.
Когда я была с ним, остальной мир попросту меркнул.
Мими этого не знает, но я уже встретила того самого человека, того, кто показал мне, что значит влюбиться по уши.
Но я усвоила урок.
Так что, хоть я и не скажу этого вслух, Мими ошибается: мои приоритеты уже не изменятся. С тех пор работа всегда была, есть и будет на первом месте. Никто не сможет переубедить меня, в этом я уверена.
Любовь больше не возьмет надо мной верх.
Глава первая
Пять месяцев спустя
– Если что, я вам ничего не говорила.
Я подпрыгиваю от шепота, раздавшегося прямо у меня за спиной, оборачиваюсь и вижу женщину лет двадцати пяти, одетую в черное облегающее платье. На ногах у нее туфли на высоком каблуке, а в руке полупустой фужер с шампанским.
– Простите, – говорю я. – Это вы мне?
Она кивает и осматривается, чтобы убедиться, что мы на подъездной дорожке одни. В здании в нескольких ярдах от нас грохочет вечеринка. Было нелегко забрать свою куртку у гардеробщика, недовольного тем, что его оторвали от разглядывания звезд. У группы «Дарк Лайтс», удостоенной «Меркьюри Прайз»[1], вышел долгожданный альбом, и в честь этого здесь собралось прилично знаменитостей.
Я пристально рассматриваю лицо этой женщины – сильно подведенные карие глаза, идеально очерченные брови, безупречная кожа, тонкие черты и острый подбородок – в попытке понять, к какой категории знаменитостей она относится. Она безумно красивая, высокая и стройная, поэтому вполне могла бы сойти за модель или актрису, но при этом она настолько стильная и ухоженная, что в теории может работать в индустрии моды, мейкапа или причесок.
Предполагаю, что она может быть и журналисткой, как я, – хотя, если судить по ее образу, она должна работать в одном из тех топовых глянцевых журналов, которые предоставляют тебе целый шкаф модной одежды, и уж точно не писать для журнального приложения к национальной газете.
– В общем, если что, я вам ничего не говорила, – тихо повторяет она, – но Одри Эббот согласилась на главную роль в новой пьесе. Репетиции вот-вот начнутся.
– Что?
– Режиссером-постановщиком будет Габриэль Рид, – продолжает женщина.
– Та, которая в прошлом году поставила «Трамвай „Желание“»[2] в «Олд Вике»[3]?
– Она самая. Она хотела отдать роль Одри с той самой минуты, как прочла пьесу. Это будет первая актерская работа Одри за последние…
– Шестнадцать лет. – Я с подозрением смотрю на нее. – Кто вы такая? И откуда вам это известно?
Она виновато мне улыбается.
– Я личная ассистентка Габриэль Рид. Николь. Приятно познакомиться.
– Взаимно, – говорю я. – Но должна предупредить вас: я журналистка. Так что, если хотите забрать свои слова обратно, можем притвориться, что ничего не было. Не хочу создавать вам проблем.
– Я знаю, кто вы такая, Харпер Дженкинс, – говорит она и поднимает брови, забавляясь. – Я весь вечер ждала, чтобы поговорить с вами наедине.
Я моргаю.
– Я… простите, не совсем понимаю. Мне, конечно, очень приятно, что вы ко мне подошли…
– Одри Эббот – хороший человек, – заявляет Николь. – И она не заслужила того, что писала о ней пресса после… Инцидента.
– Уверена, так и есть. – Я вспоминаю о том вихре, в который попала Одри в 2007 году.
– Она заслуживает, чтобы ее историю рассказал правильный человек.
Я улыбаюсь ей.
– Я польщена. Но все знают, что Одри Эббот терпеть не может журналистов. После инцидента, как вы его называете, она ни разу не давала ни интервью, ни даже комментариев. Если то, что вы говорите, – правда и она согласилась на эту роль, сомневаюсь, что она станет общаться с прессой.
Николь кивает.
– Это не отменяет того факта, что та история снова всплывет наружу и никто не узнает ее версию событий. – Она сжимает челюсти. – Это несправедливо.
Я вздрагиваю от сигнала подъехавшей машины и понимаю, что это мой «Убер». Я обаятельно улыбаюсь водителю (по крайней мере, надеюсь, что это выглядит именно так) и поднимаю палец, чтобы показать, что буду через минуту. Затем поворачиваюсь к Николь.
– Я считаю, что именно вы должны написать статью о ее возвращении, – в спешке говорит она. – А не тот парень из «Экспрешн».
– Джонатан Клифф? – Я кривлю лицо. – Он об этом знает?
– Пока что нет… все держится в строжайшем секрете. Но я слышала, что один из продюсеров рассматривает его кандидатуру.
– Кошмарная идея. Он ведь писал об Одри ужасные вещи.
– Я знаю. Как им даже в голову пришло позвать кого-то вроде него?
Я вздыхаю.
– Он может предложить им разворот в известном ежемесячном журнале. Такие публикации – редкость, особенно для пьес. Глянец обычно предназначен для актеров, продвигающих коммерческие фильмы. – Я прикусываю губу. – Одри Эббот – икона. Она заслуживает кого-то получше, чем Джонатан Клифф.
– Поэтому я и пришла к вам, – говорит Николь. – Рано или поздно все узнают, что она присоединилась к актерскому составу, и я хочу убедиться, что человек, который расскажет об этом, будет видеть Одри той, кто она есть на самом деле, видеть ее будущий путь. И не станет фокусироваться на том, что случилось с ней в прошлом.
– Очень дерзко с вашей стороны сообщать мне об этом, – говорю я, изучая ее лицо. – Я впечатлена.
Она улыбается:
– Хороший журналист никогда не раскрывает своих источников.
– Никогда.
– Так что, вы возьметесь за статью? – с надеждой спрашивает Николь.
– Если Одри позволит. Будет непросто добраться до нее.
– Если она и станет с кем-то говорить, то это будет человек вроде вас, – уверенно заявляет Николь. – Вам просто нужно сделать это раньше других.
Водитель в нетерпении сигналит мне.
– Мне пора идти, – я жестом указываю на машину. – Спасибо, Николь.
– Я вам ничего не говорила.
– О чем это вы? – Я ухмыляюсь ей. – Наслаждайтесь вечеринкой.
– Спасибо, Харпер. Удачи.
Застучав каблуками по дорожке, она возвращается в здание. Я извиняюсь перед водителем за ожидание и пытаюсь откопать в своем огромном шопере телефон. Я вбиваю «Одри Эббот» в Гугл, чтобы найти ее агента. Когда всплывает имя, я ухмыляюсь. Шамари.
Ее телефон сразу переключается на автоответчик, и я понимаю, что она, наверное, спит, ведь уже почти два часа ночи. Упс. Вечеринка превзошла мои ожидания. По почте это обсуждать ни в коем случае нельзя, так что я решаю первым делом завтра поговорить с ней.
Перед тем как бросить телефон обратно в бездну своей сумки, я читаю сообщения от Лиама в Вотсапе. Несколько часов назад он писал, что останется у меня, если я не против, потому что у его соседа свидание и он не хочет мешаться, и вообще он надеется, что вечеринка проходит хорошо, и, если есть такая возможность, он бы хотел присоединиться ко мне и приедет, как только я отвечу.
Я на мгновение чувствую сожаление, что дала ему ключи от квартиры, но следом меня накрывает волной вины. Мы встречаемся уже три месяца, и, кажется, теперь он официально «мой парень». Он мне правда нравится – амбициозный, энергичный и увлеченный своей карьерой, а меня это очень заводит. Не говоря уже о том, что он привлекателен – типаж этакого горячего, неряшливого музыканта.
И вообще, очень мило с его стороны оставить квартиру в распоряжение соседу и его девушке. Но я не уверена, что была готова к тому, что сам он так скоро обустроится в моей квартире – особенно учитывая, что меня там нет. Кажется, я так долго жила одна, что привыкла к этому.
И все же я рада, что не увидела его сообщений о вечеринке. Будь он там, Николь вряд ли бы подошла ко мне.
Одри Эббот. Я фанатела от нее в подростковом возрасте. Элегантная и роскошная во всем, что бы ни делала… Британская актриса с классическим образованием и аурой роскошности, она была мастерицей сдержанности и могла заставить вас почувствовать то же, что и ее персонаж, едва используя мимику.
Ее карьера началась с театра, затем она перешла к фильмам. Одри приобрела известность, когда ей было около тридцати, и в последующие годы несколько раз сыграла в голливудских хитах – ей доставались и главные, и второстепенные роли. Она выиграла «Оскар» за лучшую женскую роль второго плана; фильм оказался таким нудным, что я даже не поняла концовку, но Одри в нем была настолько потрясающей и настоящей – суровая, выкуривающая сигарету за сигаретой жена хозяина ранчо, с которой жестоко обошлась судьба, – что я высидела два часа, наблюдая за сердитыми мужиками и их разговорами о скоте.
Когда произошел Инцидент, я была подростком. Мне стало очень обидно за Одри, и я злилась из-за жестоких заголовков в прессе. Впоследствии она исчезла с радаров и перестала сниматься в фильмах, хотя ей было всего около сорока. Она стала чем-то вроде шутки… Инцидент всплывал снова и снова, и комики, да и вся поп-культура, с насмешкой ссылались на нее. Несколько лет назад ей посвятили строчку в хитовой песне, а ведущий подкаста назвал ее «публичный срыв» культовым.
Добравшись до квартиры, я четко понимаю, что я – единственный человек, который должен написать о возвращении Одри.
Я осторожно проворачиваю ключ в замке, на цыпочках вхожу и тихо закрываю дверь. Из спальни раздается громкий храп. Я оставляю сумку на кухонном столе и прокрадываюсь в ванную. После тщетной попытки смыть макияж я чищу зубы и, сняв зеленое платье-рубашку длиной до колена, бросаю его на пол. На пути к своей половине кровати я спотыкаюсь об одну кроссовку и следом о вторую. Я смутно помню, что бросила куда-то на одеяло безразмерную серую футболку, в которой спала прошлой ночью, и с триумфом нащупываю ее скомканной в ногах постели.
Мне бы хотелось быть той девушкой, которая спит в шелковом белье или фешенебельной облегающей пижаме, но в футболке на пару размеров больше есть что-то уютное. Мы с Лиамом уже точно прошли тот этап, где мне нужно притворяться, что я сплю голой, – а именно такое впечатление мне хотелось производить в самом начале.
Я залезаю в постель, но вспоминаю о телефоне, поэтому снова выбираюсь из спальни, чтобы отыскать его в необъятных глубинах своей сумки.
Внутри которой весьма разнообразное содержимое: наполовину исписанные записные книжки, диктофон, помады без колпачков и карандаши для глаз, упаковки салфеток, бесчисленные ручки, забытые визитки, пробники духов, скомканные чеки, пачки жвачки, заброшенный крем для рук, несколько футляров для солнцезащитных очков (неясно, лежат ли в них очки), расческа и психологический триллер, который я сейчас читаю. Мне сложно найти время на чтение для удовольствия, но, когда оно все-таки находится, я предпочитаю захватывающие истории с неожиданными сюжетными поворотами и саспенсом. У меня нет времени на длинные описания мрачных пейзажей. Я хочу знать, кто кого убил и почему.
Я завожу будильники на 5:55, 5:57, 6:00, 6:03 и 6:05, осторожно кладу телефон на прикроватную тумбочку и забираюсь под одеяло. Закрываю глаза. Лиам громко храпит.
Я поворачиваю голову, чтобы посмотреть на него сквозь темноту.
Зная, что спать мне осталось всего три часа, я мысленно приказываю ему заткнуться. Грубо игнорируя меня (в связи с бессознательным состоянием), он продолжает свою носовую симфонию, пока я не бью его по руке.
– Лиам, – шепчу я, – ты храпишь.
Толком не проснувшись, он что-то бормочет и переворачивается, затихая.
Довольная, я тоже отворачиваюсь.
Когда Лиам опять начинает храпеть, я стону и натягиваю одеяло на голову, принимая свою судьбу. Сама виновата. Я знала, что Лиам храпит, и даже собиралась купить беруши, но постоянно забывала об этом. Еще я жалею, что дала ему ключи. Хотя, учитывая прошлую неделю, выбора у меня не было.
Лиам остался у меня в пятницу, и на следующее утро мы вышли за кофе, чтобы потом вернуться и приготовить поздний завтрак. Мы ждали напитки, и тут мне пришло сообщение от агента, что одна из ее супермоделей собирается объявить в Инстаграме[4] о завершении своей карьеры в двадцать восемь лет – вообще-то, она планирует купить фруктовую ферму в Девоне – и не хочу ли я эксклюзив? И если да, то смогу ли приехать прямо сейчас?
Я виновато бросила Лиама в кафе и убежала со своим флэт уайтом. Телефон я не проверяла до самого конца интервью. Оказалось, что Лиам оставил в моей квартире куртку, где лежали ключи от дома и бумажник, и все это время просидел в кафе. Чувствуя себя ужасно, я попыталась дозвониться до него, пока мой телефон не умер.
В понедельник я дала Лиаму ключи.
Не знаю, сколько в итоге я поспала, но, когда срабатывает первый будильник, я чувствую, будто закрыла глаза секунд на тридцать.
Лиам ворчит.
Я шепотом извиняюсь, но он уже снова уснул. Я пытаюсь задремать, но, когда звонит третий будильник, наконец заставляю себя выбраться из постели и иду в ванную, отбрасывая в сторону помятое вчерашнее платье.
После душа я приступаю к своей ежедневной утренней рутине, а именно перебиранию бардака в гардеробе, что гораздо сложнее делать в темноте.
– Который час? – бормочет в подушку Лиам.
Я не отвечаю, потому что занята: пытаюсь справиться с разочарованием от того, что в шкафу волшебным образом, без моего участия, не появилась новая одежда. Наконец я замечаю соскользнувшую с вешалки юбку и радостно вспоминаю, что купила ее прошлым летом, – розово-фиолетовая юбка макси с цветочным рисунком, и она отлично сочетается с черной блузкой, которая у меня тоже где-то есть.
К счастью, я нахожу блузку и заправляю ее в юбку, после чего обуваю белые парусиновые кроссовки – при моей работе удобная обувь просто необходима. Взглянув на свой наряд в зеркало, я одобрительно киваю отражению.
Не то чтобы я уделяла много времени подбору одежды, но я горжусь тем, как выгляжу. Как-то раз фэшн-журналист сказал, что у меня «игривый лондонский стрит стайл». Не совсем уверена, что это значит, но мне очень польстило. Я всегда ношу солнцезащитные очки – их у меня несколько пар, отчасти потому, что они часто теряются, отчасти потому, что с их помощью можно разбавить образ, особенно не напрягаясь.
На приличный макияж времени нет, поэтому я обхожусь тональной основой и капелькой консилера, добавляю тушь, чтобы подчеркнуть светло-карие глаза и скрыть усталость, затем наношу бронзер и матовую ягодную помаду, которую мне посоветовала Эми, редактор рубрики о красоте в нашем журнале. Раньше я всегда пользовалась нюдовыми помадами или не красила губы вообще, предпочитая делать акцент на глаза – спасибо моим нелепо большим передним зубам, – но благодаря поддержке Эми стала смелее. По ее словам, зубы – часть моего образа «соседской девчонки», и я должна этим гордиться.
Я зачесываю свои густые волнистые волосы каштанового цвета назад и завязываю хвостик. Невозможно брать интервью, делать пометки или что-то писать, если волосы лезут в лицо. В начале своей журналистской карьеры я иногда делала укладки перед важными интервью, но неизбежно расстраивалась, что волосы приходилось заправлять за уши, и зачесывала их назад через пять минут после начала. Теперь же я первым делом убираю волосы.
Я быстро возвращаюсь в спальню, подхожу к Лиаму и чмокаю его в щеку. У него обворожительная копна темных вьющихся волос и длинные темные ресницы. Он выглядит расслабленно и сексуально и чем-то напоминает инди-рок-звезду, только при этом он моется. Когда я касаюсь губами его щетины, он шевелится, но не открывает глаз.
– Прости, я сегодня рано, – шепчу я, пока он сильнее заворачивается в одеяло. – Угощайся кофе и чем захочешь.
– Хорошего дня, – бормочет он со все еще закрытыми глазами.
Уже на полпути вниз я вспоминаю, что оставила телефон заряжаться на тумбочке. Я бегу обратно, пытаясь нащупать ключи – точно нужно класть их в отдельный внутренний кармашек.
– Харпер? – щурится Лиам, когда я врываюсь в спальню.
– Прости! – шепчу я и хватаю телефон. – Кое-что забыла.
– Поужинаем сегодня? – предлагает он, его голос звучит приглушенно из-за подушки.
– Конечно, давай.
У входной двери я понимаю, что наушники, которые понадобятся мне потом для расшифровки, остались на кухне. К тому времени, как я выхожу из дома, я, кажется, сделала уже приличное количество шагов – но мы этого никогда не узнаем, потому что мои смарт-часы находятся бог знает где.
Я быстро иду к станции метро «Брикстон», сажусь на линию «Виктория» и еду до «Оксфорд-Серкус», после чего выхожу на улицу и отправляюсь в Сохо.
К нужному мне месту я добираюсь в четверть восьмого. «Ларк», трендовое независимое кафе, находится достаточно далеко от Риджент-стрит и Оксфорд-стрит, чтобы не привлекать много туристов, и при этом достаточно близко к оживленному переулку, чтобы заправлять своим первоклассным кофе местных офисных работников и артистов с Вест-Энда. Я заказываю флэт уайт с собой, после чего иду вниз по дороге и прислоняюсь к стене. И жду, зависая в телефоне.
В половине восьмого я вижу Шамари, входящую в «Ларк», и улыбаюсь самой себе. Она и вправду человек рутины. Шамари, женщина ростом метр шестьдесят, настоящая стихия, является одним из лучших агентов в этом бизнесе и яростной защитницей своих клиентов. Она не боится добиваться того, чего хотят ее клиенты, даже если требования очень жесткие. С идеально ровными черными волосами, подстриженными под каре, яркой красной помадой, в облегающем черном платье и туфлях на каблуке, Шамари выглядит готовой к сегодняшней битве. Как и всегда.
Я убираю телефон и, потягивая кофе, возвращаюсь к кафе, стараясь при этом держаться в стороне. Через несколько минут Шамари выходит, и я направляюсь прямо к ней.
– Шамари! – восклицаю я, изображая полное удивление.
– Харпер Дженкинс, – говорит она и останавливается передо мной. Понимающая улыбка расползается на ее губах. – Что ты здесь делаешь?
– Зашла за лучшим кофе в Лондоне перед работой. – Я жестом указываю на «Ларк». – Не знаю, что у них за зерна, но вещь отменная.
– Твой офис в Воксхолле, – подмечает Шамари. – Далековато от Оксфорд-стрит.
– Небольшая жертва ради хорошего кофе.
– Забавно, что я встретила тебя именно в то время и в том месте, где каждое утро покупаю себе кофе, – говорит она, склонив голову набок.
– Лондон просто крошечный город, правда? Ну да ладно, как твои дела? Чем сейчас занимаешься?
– Можешь пройтись со мной до офиса и по пути рассказать, что тебе нужно, – предлагает Шамари, закатывая глаза.
– Как цинично с твоей стороны считать, что мне что-то нужно, – говорю я, подстраиваясь под ее шаг. – Наверное, эта черта присуща только самым лучшим агентам по работе с талантами в Британии.
– Лесть тебя куда угодно доведет. Давай, Харпер, ближе к делу.
– Я слышала, Одри Эббот возвращается на сцену.
Шамари останавливается и изумленно смотрит на меня.
– Откуда ты знаешь?
– Так это правда! – Я сияю. – Отличные новости!
Шамари вздыхает и продолжает идти в сторону офиса.
– Кто тебе рассказал?
– Ты же знаешь, я никогда не раскрываю своих источников.
– Не строй иллюзий насчет Одри, Харпер, ты зря тратишь время, – говорит Шамари надменно. – Мы с тобой обе прекрасно знаем, что она не дает интервью. Одри и близко не подойдет к журналистам. Она ясно дала это понять.
– А еще она ясно дала понять, что больше не будет играть, но, очевидно, ветер переменился, – осторожно замечаю я.
– Я к этому ветру не имею никакого отношения.
– Дай мне написать статью о ней, – умоляю я.
– Может, лучше возьмешь интервью у Джулиана Саламандра?
– Кто, блин, такой Джулиан Саламандр?
– Мой последний клиент и потрясающий актер, играет ее племянника, – сообщает мне Шамари. – Ты же смотрела «Скажи мне снова», ромком, который недавно вышел на «Нетфликсе»? Это как раз по твоей части.
– А, да! Он играет главного героя? Секси, – вспоминаю я.
– Хочешь взять у него интервью? Он просто очарователен.
– Ах, – я озорно улыбаюсь, – ты к нему неровно дышишь.
Шамари бросает на меня взгляд.
– Нет, Харпер! Он мой клиент.
– Сексуальный клиент.
– Все мои клиенты сексуальные. Я представляю актеров и моделей, – напоминает она мне.
– И я хочу взять интервью у твоей клиентки, Одри Эббот.
– Харпер…
– Подумай об этом, Шамари. – Я не желаю отступать. – Огромная статья о ее блестящей карьере и долгожданном возвращении на сцену. Это же возвращение года! Возвращение десятилетия! Может быть, даже века.
– Ты писала то же самое о Крейге Дэвиде.
– Окей, ладно, и что теперь? Материал о возвращении Одри Эббот гарантированно попадет на обложку журнала.
– Она ненавидит журналистов, Харпер. Забудь об этом, – настаивает Шамари.
– И у нее есть веские причины для этой ненависти, но ты ведь знаешь меня, знаешь, как я работаю. Я занимаюсь этим не для того, чтобы разрушать людей, а наоборот – возвращать их к жизни. Одри сможет рассказать мне свою версию истории, а если она не захочет говорить о случившемся, мы сконцентрируемся на той офигительной роли, которую она получила после пятнадцати лет отсутствия, – в пьесе, написанной женщиной и поставленной женщиной. Шамари, это ее шанс. Я знаю! Нельзя, чтобы кто-то другой написал эту статью и все испортил. Дай мне возможность заново представить ее публике с таким уважением, которого она заслуживает.
Шамари замедляется и останавливается у входа в офис. Она делает глоток кофе и переводит на меня серьезный взгляд.
– Харпер, ты нормально спала?
– М-м?
– Ты звонила мне в два часа ночи, а в семь тридцать уже ждала здесь, бодрее некуда, – отмечает она. – Как тебе это удается?
Я поднимаю свой стаканчик.
– Лучший кофе в Лондоне.
Шамари смеется и качает головой.
– Ты до сих пор встречаешься с тем парнем? Когда мы виделись месяц назад, ты говорила, что у тебя кто-то появился.
– С Лиамом? Да.
– Он продержался дольше остальных, – говорит Шамари. – Приятно видеть тебя счастливой.
– Я все тебе расскажу, если устроишь мне встречу с Одри Эббот.
Шамари вздыхает.
– Ты вцепилась, как собака в кость.
– Это будет отличная реклама и для пьесы. Продюсеры будут в восторге от тебя, если ты все устроишь. У них наверняка уже есть идеи для будущего пресс-тура.
– Они знают, что Одри этим заниматься не станет. Большую часть поручили Джулиану Саламандру.
– Чтобы мужчина присвоил себе все заслуги за постановку, которой не существовало бы без талантливых женщин?
Шамари в отчаянии прикрывает глаза.
– Я уже представляю наш с ней разговор об этом. Она мне голову откусит, стоит только предложить.
– Можешь поручиться за меня. Ты же помнишь, как представляла меня Хизер Вайлет на презентации ее восхитительного розе? Ты сказала, что я единственная журналистка, которой правда не все равно.
– На тот момент во мне уже сидела бутылка упомянутого восхитительного розе, – говорит Шамари. – Тогда же я в разговоре с известным режиссером назвала ее роль в «Большом приключении маленького поросенка» гениальной.
– Уверена, она была хороша в «Большом приключении маленького поросенка».
– На самом деле так и есть. С поросенком работать непросто.
– Тогда давай так. Я пишу большую статью о возвращении Одри Эббот, она попадает на обложку, и еще я беру интервью у этого твоего секси актера Джулиана для своей обычной рубрики. Можем взять его в колонку «Мои маленькие радости».
– Он не мой, – подчеркивает Шамари.
Я улыбаюсь и ничего не говорю.
Она поднимает глаза к небу и наконец сдается.
– Ладно. Посмотрю, что можно сделать.
Я радостно улыбаюсь ей.
– Спасибо! И когда она согласится…
– Если она согласится, – поправляет меня Шамари. – Позволь напомнить, она отказывалась общаться с журналистами на протяжении пятнадцати лет.
– Мы же можем уладить это побыстрее? Я хочу сенсацию до того, как другие журналисты пронюхают. Мы отправляем выпуск в печать через три дня – к тому времени я успею все провернуть и гарантирую, что она попадет на первую полосу.
– Ладно-ладно. Ты же знаешь, что они еще не начали репетировать?
– Билеты раскупят в считанные минуты. Я подготовлю и подогрею ее аудиторию. – Я допиваю свой кофе. – Ты лучшая, Шамари. Позвони мне, когда все будет готово, чтобы мы могли назначить время и место для интервью. Я свободна сегодня и завтра.
– Ты говоришь так, будто она уже согласилась, – бормочет Шамари, открывая дверь в свой офис.
– Если кто-то и сможет это устроить, так только ты. А кстати, – быстро добавляю я, – раз уж речь зашла о Хизер Вайлет, как у нее дела?
– Почему ты спрашиваешь?
– Я видела, что ее бывшего, который музыкальный продюсер, заметили на ужине с другой женщиной. Когда я брала у нее интервью, она казалась по уши влюбленной. Я читала, что пару недель назад они расстались, но, по-моему, слишком рано ему встречаться с кем-то другим. Мне интересно, все ли у нее хорошо.
Шамари смотрит на меня с любопытством.
– Ты и правда не похожа на других журналистов, да? Мы еще не говорили об этом, но я передам, что ты спрашивала.
– Спасибо. – Я проверяю время на телефоне и машу Шамари рукой. – Мне пора. Сообщи, когда Одри захочет дать интервью!
– Если она этого захочет! – кричит мне вслед Шамари. Ее голос эхом разносится по улице, пока я спешу к метро. – Если, Харпер!